Почему ты делаешь это?

      В темноте подвала каждая минута казалась для него вечностью безвременья. Он не чувствовал ничего, кроме ноющей боли в каждой частичке тела, поэтому даже не мог определить, сколько времени прошло с того момента, как его заперли в этом помещении. Он просыпался в темноте и засыпал в ней же, ни на секунду не покидая объятий боли, сдавливающих его так, что он не мог дышать. К нему приходили сегодня, придут завтра – или это все происходит в один день? – и такой порядок вещей становится для Рона обыденностью. Как бы это ни было парадоксально, его совершенно уже оставил страх. Какая к черту разница? Он застыл в этом чертовом мгновении. Хуже, он был уверен, быть уже не может.       Рон лежал на спине, стараясь не шевелиться, чтобы не делать себе еще больнее и, да что уж там, потому что он в глубине души побаивался, что от любого шороха кожа на нем попросту разойдется. На это есть свои причины. Первая: однажды Режущее проклятье Беллатрисы ударило его так сильно, что, Уизли мог поклясться, его левая рука буквально висела на волоске. Вторая: он уже бесчисленное количество раз лицезрел вид собственных костей, торчащих из-под плоти, в результате развлечений каких-то Пожирателей в капюшонах и масках. Третья: нет на его теле ни единого участка, не покрытого свинцовыми синяками или царапинами. И таких причин еще целое множество. За все свое пребывание здесь Уизли был ознакомлен с весьма широким спектром возможностей темной магии – и это было бы потрясающим опытом, если бы это не ставило его на порог смерти. Не менее впечатляющими были возможности и целительной магии, и только благодаря этому он все еще был жив. Не то чтобы ему очень хотелось так жить.       Давно уже стало понятно, что единственная причина, по которой его никчемное сердце все еще бьется, - это удобная возможность для Пожирателей срывать на нем гнев или просто развлечься. Развлечься, калеча тело несчастного подростка – да, это вполне в их духе.       Все это время Рон старался ни о чем не думать. У него не было сил на то, чтобы снова и снова обдумывать, как он сюда попал, почему и как он мог бы этого избежать. Хотя, когда ему становилось совсем невыносимо, он старался выстроить себе убежище. Маленький, светлый уголок, где она ждала его, и скромная улыбка играла на ее губах. Там же был громкий хохот его братьев, смешливые поддразнивания сестры, аромат свежей выпечки из кухни, тиканье маггловских приборов и солнечный свет, преломляющийся иногда через линзы очков его лучшего друга. И Рон не мог представить, к чему еще в этой жизни можно стремиться так сильно, если не к этой теплой идиллической картине. Которая осталась далеко в прошлом. И каждый раз, когда он думал об этом, ему становилось еще хуже.       Единственное, что не переставало его удивлять – визиты самого наименее расположенного к нему человека в этом поместье. Какими бы ни были причины у Драко Малфоя спускаться в этот подвал, он оказывался здесь каждый раз после того, как дверь закрывалась за Пожирателями. Спустя какое-то время, конечно.       - Зачем на этот раз? – в тихом хрипе Уизли едва различимы нотки ехидства.       Малфой никогда не отвечает. Может, ему нравится, что хоть кто-то наконец-то набил другу Поттера морду... и все остальное тело в дополнение. Может, он считает дни до его смерти. Может, проверяет, как старый добрый Уизли поживает в этой тюрьме. Черт его разберет.       - Посмотреть на тебя, мое драгоценное сокровище, Ронни, - театрально вздыхает Малфой. – Какой-то ты потрепанный. Как рука?       Эти слова, которые раньше могли быть весомым поводом для того, чтобы кинуться на Малфоевского отпрыска с кулаками, на этот раз не вызвали у Рона ни малейшей злости. Скорее даже наоборот – если эта напыщенная манерность слизеринца никуда не делась, значит, мир прежний и Земля все еще крутится вокруг Солнца.       - Передай своей тетушке, что я люблю более понежнее, - Рон уверен, что слышал, как Драко подавил смешок. Это тоже стало уже чем-то обыденным. Перекидываясь такими шуточками со слизеринцем, Уизли чувствовал себя так, будто он цепляется за последнюю соломинку отчаянного веселья на смертном одре.       Малфой всегда приходит всего на несколько минут: достаточно, чтобы посмотреть на него, опустить пару ехидных комментариев и при этом не начать задыхаться от удушливого запаха пота, крови и грязи. Драко никогда не подходил близко – Рон слышал его шаги только в районе двери и дальней стены, и никогда ничего не трогал. Ну, еще бы! Да чтобы он со своей отфильтрованной многовековым бдением кровью прикоснулся к чему-то в этом адовом подвале? Тогда он бы не был собой.       - Какие новости с поверхности? – наугад спросил Уизли. Все, что угодно, лишь бы поддерживать свои мысли в направлении, отвлеченном от этого мерзкого, холодного подвала. – У нас, в Загробном мире, тут мало интересного, видишь ли.       - Рождественские каникулы скоро закончатся, - протянул Драко. – Придется вернуться в Хогвартс, снова учиться... Слышал, в Хогвартсе новый директор? Вот мы там веселимся с директором Снейпом, обзавидуешься, Ронни.       Эта новость сбила его с ног, словно чертов поезд. Холод подвала с удвоенной силой начал пробираться под кожу, перемешиваясь с ужасом, вызывая дрожь по всему телу. Кажется, у него опять началась лихорадка.       - Я рассчитывал на хорошие новости, - буркнул Рон, не давая дыханию учащаться. – Ничего получше не придумал?       - Хм. Мне подарили новый набор по уходу за метлой и новые перчатки, так что в этом году Гриффиндор будет только облизываться на Кубок по Квиддичу.       - Прекрасно.       Парень не мог перестать думать о том, что каникулы подходят к концу. Тогда он обречен, ведь присутствие Драко Малфоя в этом аду ни много не мало, а все-таки делало его пребывание здесь чуточку лучше. Не пятизвездочный отель, но хотя бы программа с аниматором.       - Выглядишь так... будто ты не рад, - притворно кривится Драко. – Что такое, Ронни? Не грусти, я дам капитану вашей команды подержать Кубок пару минут.       Рон ничего не ответил. Просто не смог выдавить из себя ни единой язвительной фразочки, потому что мысленно уже представлял, как спускается по винтовой лесенке в глубокую могилу – настолько глубокую, что ее дно нагрето жаром адского пламени.       - Какой-то ты сегодня неразговорчивый, Ронни, - изображая досаду, Драко наигранно вздохнул. – Зайду в другой раз. Не скучай.       Когда дверь за ним закрывается, Рон судорожно выдыхает. Столько мыслей сразу крутится в голове, что парень не успевает за всеми ними. Было одновременно и неприятно признавать, что за это относительно короткое время он успел привязаться к Малфою, и очевидно, что, признай он это или нет, без его компании в этом чертовом подвале ему долго не выдержать. Не то чтобы Малфой был гарантом его долгожития, но так Уизли мог рассчитывать хотя бы на пару минут иллюзий на спасение, позволяя слабому огоньку надежды гореть глубоко в душе.        Теперь Рон уже в который раз убедился, что двери в Ад за ним закрылись на все замки и засовы.

* * *

      Раздается хлопок трансгрессии, и он остается в темном подвале совершенно один, освещаемый слабым свечением лампы, которую оставила Беллатриса. Секунду-другую он не шевелился, уставившись на место, где только что стоял Уизли, пока до него не начал доходить смысл произошедшего.       Драко Малфой только что предал свою семью.       Не просто предал, а обрек на верную смерть, страшную, долгую и очень мучительную.       Еще немного, и у него начнется паника.       Конечно, он знал, что за такой поступок его по голове не погладят. Он не был идиотом, чтобы не осознавать опасности и возможных последствий для него самого и для самых близких ему людей. Но реальность и ужас этих перспектив только что во всех деталях предстали перед ним, словно кто-то сорвал с них покрывало. Отчаянно захотелось передумать, все исправить, вернуть Уизли на его место здесь и захлопнуть за собой дверь, чтобы все осталось таким, как было.       Но нужно признать, что все уже именно так, как было. Люциус всегда был по уши в дерьме и сейчас все нисколько не иначе, только он тянет за собой всю семью. То, что сделал Драко, ничего в корне не поменяет. Ниже Малфоям падать уже некуда.       Драко глубоко вдохнул, втягивая в себя воздух, пахнущий кровью, пытаясь собраться с мыслями и действовать так, как он запланировал. Он поднял руку к лицу и потрогал разбитую губу, с которой сочилась кровь, и саднящую челюсть. С усмешкой он отметил, что Уизли неплохо врезал ему, даже будучи совершенно слепым. Это как раз ему на руку, иначе он бы не позволил ему так долго валять себя по этому грязному полу.       Сейчас или никогда.       Набрав полные легкие воздуха, Драко заорал так громко, как только был способен. Ему пришлось подключить все свои актерские таланты, изображая крайнюю степень истерии. Он настолько вжился в эту роль, позволяя своим настоящим эмоциям смешаться с игрой, что почти потерял связь с происходящим. Он орал что-то о том, что Уизли сбежал, что он не понимает, как это произошло, что ему страшно умирать. Никогда он не выглядел настолько жалким.       Первой его нашла Нарцисса. Она впилась в сына ошеломленным взглядом, но он ни на секунду не прекратил истерики, на коленях подползая к ней и истошно прося прощения. Женщина, объятая ужасом, опустилась рядом с сыном на колени, понимая, что произошло, и прижала его к себе.       Драко кричал и рыдал, пока голос совсем не пропал, но даже тогда он продолжал давить из себя хрипы. Слезы застилали глаза, катились по лицу, лились на мамино платье целыми реками, пока он, крупкой хваткой вцепившись в ее руки, продолжал свой спектакль в ее объятиях.       Он помнил, что скоро рядом появился отец, а за ним Беллатриса, затем приближенные Пожиратели. И все что-то говорили, кричали, носились по подвалу, ища беглеца по всем углам, пока Драко, как зацикленная пластинка, повторял, что он не виноват, что не знает, как это произошло, что Уизли вырвал палочку у него из рук...       Люциус наклонился к нему и что-то прошипел ему на ухо, но Драко ничего не слышал, потому что напускной нервный срыв, кажется, стал настоящим. Окружающие голоса заглохли, дышать становилось все тяжелее, перед глазами начало темнеть, и Малфой, пряча в руках раскрасневшееся и мокрое от слез лицо, сполз на пол. Не переставая рыдать, он отключился.