Кокон безумия

This is your treason So tell me the reason not to blame this world You know what, that's all believe me Close your eyes Forget me. This is the end I hardly can stand I'm going down (The Second Chance — Going Down)

      Эта ночь не отличалась ничем особенным в лагере Вааса: некоторые пираты веселились, кто-то издевался над слабовольными рабами или распивал алкоголь, жалуясь на жару и больных шлюх. Но эта ночь должна стать особенной, ведь Джина намеревалась рассказать Ваасу всю правду. Австрийка вышла из дома, задумчиво взглянув на ночное небо. Холодные звезды взирали на нее свысока, не придавая ни капли уверенности в себе. Раньше, когда она смотрела на небо, то ощущала странное чувство поддержки. А теперь — ничего. Девушка стояла и смотрела на звезды, думая об Уйдейкхаале. Улетел ли он все-таки в космос или остался на острове? Джине его сейчас крайне не хватало, ведь это загадочное существо оказалось единственным, кому австрийка могла по-настоящему доверять. Уйдейкхаал мало понимал человеческие эмоции, но мог дать очень дельный совет. И в этом девушка сейчас так отчаянно нуждалась. Совсем недавно она хотела рассказать все Ваасу, но теперь, когда пришло время это сделать, струсила. Австрийка даже еще не зашла к нему домой, а уже чувствовала, что реакция будет слишком неутешительной. На острове, полном насилия и разврата — рожать очень плохая идея. Да и что мог дать Ваас ребенку? Чему научить? У Джины, конечно, был вариант каким-то образом покинуть остров, вернуться в Бразилию и там обустроить себе дом. Но прошла она через многое на этом острове и уезжать совершенно не было желания. Вааса девушка сильно любила и, каким бы ни был его ответ, она не отступит. Поэтому, настроившись, она направилась неспешным шагом в сторону дома Монтенегро. Сомнения разрывали ее изнутри, даже громкий лай собак и бормотание пиратов совершенно не отвлекали ее от собственных переживаний. «А что если он воспримет это в шутку? Что если ответ его развеселит и он просто насильно сделает мне аборт? Что если…» — всякого рода мысли хаотично роились в ее голове. Джина сильно сомневалась в том, что задумала, но, с другой стороны, выбора у нее не было. В последнее время она делала что-то по острой необходимости. Ей казалось, что у нее будет богатый выбор в будущем, но как оказалось — его либо не было вообще, либо варианты заставляли ужаснуться. Австрийка проходила мимо пиратов, которые весело общались на какие-то свои обыденные темы. Где-то недалеко недовольно захрюкала свинья, а затем послышался матный возглас пирата на тему того, что все на острове ему мягко говоря надоело. И свиньи в том числе.       Вааса Джина обнаружила как раз там, где совсем недавно проходила вечеринка. На сцене с шестами никого не оказалось, зато недалеко от нее стоял большой деревянный стол, за которым сидел Монтенегро с подчиненными. Они играли в карты, весело шутя. Король пиратов пускал шуточки насчет каждого своего подчиненного, заглядывая в веер карт, который держал в руках. Как ни странно, Итан тоже находился в этой компании.       — А на что мы вообще играем? — спросил один из пиратов, быстрым движением открыв бутылку пива. Испанец изогнул бровь в удивлении и весело рассмеялся.       — Блять, ну ты и баран, пиздец. Играем на твои ебливые мозги, — произнес Ваас, кинув одну из карт на стол. Пират задумчиво отпил немного из бутылки и перевел перепуганный взгляд на Монтенегро.       — Э-э, но босс… Кинкейд громко вздохнул, явно раздраженный тупостью пирата.       — Мы вообще-то тут играем уже больше часа, а ты, тупой осел, нихуя еще не разобрался. Блять, как ты заебал! Иди лучше свинарник ебучий прибери и не мешай нам, — недовольно высказался мужчина, одарив пирата взглядом, полным отвращения. Джина нерешительно приблизилась к столу и, увидев ее, пираты сразу отвлеклись: кто-то присвистнул, а кто-то издал нервный смешок. Итан удостоил девушку легкой улыбкой, а Ваас удивленно посмотрел на нее. Он задумчиво перевел взгляд на карты, думая, куда бы посадить Джину, дабы она тоже поиграла.       — Ваас, ты сказал, что вечером будешь свободен, — ее голос сквозил неуверенностью. Девушка не знала правильный ли она выбор сделала, решив оставить ребенка, да и сказать еще об этом такому мужчине, как Ваас. Но другие варианты были для нее менее приятны. Монтенегро сидел, пытаясь вспомнить, когда это вообще говорил. В голову пришла сцена на пляже и он горько вздохнул. Ему искренне не хотелось покидать общество веселья, ведь мужчина только разыгрался со своими подчиненными. Он давно не мог позволить себе настолько сильно расслабиться. Однако на горизонте мог маячить жаркий секс с Джиной, поэтому выбор был сделан моментально.       — Блять, ну, конечно! Ебучий разговор! — воскликнул мужчина и брезгливо раскидал карты, заставив пиратов с недоумением на него взглянуть. Кинкейд вопросительно уставился на Джину, явно думая, что она хочет рассказать про то, что устроила в Бэдтауне, вернее, в борделе. Вообще девушка станцевала неплохо, только каждое ее движение являло собой лишь скованность и неуверенность. Австрийка, заметив взгляд Итана, медленно помотала головой, давая понять — это не то, что он себе навыдумывал. Во всяком случае, ей казалось, что кроме стриптиза или секса в крови ему в голову ничего не пришло в этот момент. Ваас медленно поднялся из-за стола и, склонив голову, обвел взглядом всех играющих.       — Что ж, парни, дама просит! Ну, вы понимаете, да? Я не могу отказать вот этим буферам, — он игриво указал указательным пальцем на грудь Джины. Девушка, демонстративно закатив глаза, отвернулась. Итан весело присвистнул, а затем рассмеялся.       — Оттянитесь там, босс, — посоветовал Кинкейд, похотливо улыбаясь во все зубы.       Монтенегро театрально отвесил поклон, а затем направился в дом, оставив пиратов продолжать развлекаться. Джина последовала за ним, все еще терзаемая изнутри сомнениями. Ее сердце стало биться чаще, дыхание участилось, а на ладонях выступил липкий пот. Джина действительно боялась реакции своего любимого. Как никогда, она боялась то, что он может сотворить. Ведь в гневе Джина его уже видела много раз и совершенно не хотела оказаться вновь его объектом. В дом они шли молча, Ваас весело насвистывал какую-то мелодию, смотря по сторонам. Сегодня настроение у него оказалось довольно сильно приподнятым. Мужчина хотел завершить день оттрахав свою прекрасную подружку. Только Джина не казалась ему сегодня какой-то веселой или настроенной на секс. Ее тревожное состояние буквально ощущалось кожей. Ваас собирался это исправить, спустив ей трусики и хорошенько нагнув. К дому они подошли достаточно быстро. Монтенегро открыл дверь и, войдя, направился сразу к дивану. Он плюхнулся на него, полностью расслабившись и раскинув руки в стороны. Его мозг был слегка одурманен косяком, что определенно улучшало его настроение. Ваас взглянул на вошедшую Джину, думая, в каких позах может поиметь ее сегодня.       — Если это какая-нибудь хуйня, то мне придется выебать тебя очень-очень жестко, — похотливая улыбка озарила его лицо. Король пиратов рассчитывал на прекрасный секс и был полностью уверен в том, что девушка ничего важного не скажет. По его мнению, она ляпнет что-то про то, как ей неуютно здесь живется или пираты готовы схватить ее за задницу, стоит ей лишь зазеваться. В общем, ничего такого, о чем бы можно было беспокоиться.       Австрийка встала перед ним, пытаясь привести в норму свое дыхание. Сердце забилось еще сильнее, а по телу прошла неприятная дрожь, нервы напряглись, словно струны — настолько оказался велик страх. Мозг девушки стал резко проецировать совершенно разные развития событий, но ни одно из них не было утешительным. Везде Ваас воспринимал это не слишком радостно, ведь он — наркоман и работорговец. Он живет в свое удовольствие, наплевав на всех и вся. Разве может из него получится хороший отец, да и вообще захочет ли он этого? «Вот черт, как же сильно я попала.»       — Ваас… Понимаешь… Я… — ее голос заметно дрожал. Девушка переводила взгляд с одного предмета на другой, не имея шанса сосредоточиться. У нее возникло дикое желание просто взять и исчезнуть. Она сейчас чувствовала себя маленькой девочкой, которая совершила ужасный поступок и нужно было теперь рассказать все родителям. Но родители то в любом случае примут дитя, даже после самого гнусного поступка. А Ваас мог сделать что угодно. Австрийка не могла предугадать его реакцию. Монтенегро недовольно цокнул языком, наблюдая, как девушка пытается ему что-то рассказать. У него возникало ощущение, что каждое слово вызывало у нее боль в глотке, иначе как объяснить то, что она так сдавленно и неуверенно говорила?       — Джина, ты мне скажешь или так и будешь делать ебаные паузы после каждого слова? Че вообще за хуйня еще? Я отложил игру ради этого, блять, разговора, а ты и слова связать не можешь! — воскликнул он с явным недовольством. — Ты че, под наркотой что ли? Джина мысленно собиралась с духом. Простые слова вдруг стали настолько тяжелыми для нее, что она попросту не могла произнести их вслух. Но австрийка не могла стоять перед Ваасом вечность, репетируя в голове одну и ту же сцену. Простояв еще лишнюю минуту, она решилась. Страх бил по всем фронтам: руки дрожали, во рту совсем пересохло, а сердце выбивало бешеную чечетку. Мысли вдруг стали какими-то вялыми и плоскими. Мыслительный процесс стал составлять отдельные фрагменты, никак не связанные с друг другом. Джина внимательно взглянула в карие глаза мужчины, ощущая, как страх начинает завладевать ее разумом полностью. Внизу живота появилось какое-то странное болезненное ощущение и легкое чувство тошноты вскружило ей голову. Джина понимала, что если не скажет сейчас, то вряд ли решится на это потом. Ваас с каким-то раздражением взирал на девушку, чувствуя, как его терпение медленно иссякает. Она стояла перед ним, переминаясь с ноги на ногу и молчала. У него возникло острое желание выгнать ее к черту и пойти доиграть партию. Но Ваас не спешил.       — Я беременна, — смело произнесла австрийка, даже не осознавая, насколько сдавленно вышли эти слова.       Бывают моменты, когда какое-то слово или действие вырывает былое веселье изнутри, делая человека опустошенным и, не редко, злым. Сейчас была та самая ситуация. Всего лишь два каких-то простых слова, которые запустили мгновенную реакцию у Монтенегро: глаза от удивления округлились и мысли наполнили самые разнообразные образы детей. На поверхность всплыли некоторые очень неприятные воспоминания, где маленького Вааса воспитывала Цитра. Его гнусная сестренка, которая чуть не убила, не сделала своей игрушкой, выплыла в сознании совсем счастливой. И Ваасу искренне хотелось сломать это воспоминание, разорвать его в клочья и затоптать. Сердце забилось быстрее, а руки инстинктивно сжались в кулаки. На мгновение мужчина представил, как держит на руках младенца и играется с ним. Этот образ немедленно вызвал рвотный позыв. Монтенегро оказался заперт в собственном мире прошлого, которое пожирало его изнутри. Сами слова «дети» и «семья» он не мог нормально воспринимать, а тут его любимая девушка заявляет, что беременна.       — Ты… Нет-нет, я чет не понял. Ты сказала, что залетела от меня, да? — спокойно спросил Ваас, склонив голову. — ЗАЛЕТЕЛА ОТ МЕНЯ?! Мужчина резко вскочил с дивана так быстро, словно его ужалила пчела. Он стал метаться из стороны в сторону, хватаясь за голову. Всего лишь два каких-то слова смогли вызвать в нем жгучую ненависть, гнев и безумие. Это все перемешалось в единый коктейль, который разрывал разум мужчины на куски. Он не мог принять спокойно факт, который озвучила Джина. Ваас в прошлом имел разных шлюх и спокойно кончал в них. Они очень редко залетали, ведь мужчина вел самый ужасный образ жизни. Но даже если они залетали, то делали аборт или же их убивали. Неважно. Но теперь это произошло с его возлюбленной, которой он верил. Ваас хотел лишь одного — чтобы она искоренила в себе это. Монтенегро никогда не женится на Джине, да и вообще семьей, по его мнению, они никогда не будут. Семья для Вааса понятие, которое вызывает лишь отвращение и омерзение.       — БЛЯТЬ, БЛЯТЬ, БЛЯТЬ! — яростно прокричал мужчина, подняв голову и посмотрев Джине в глаза. — Делай, нахуй, аборт, вырви эту гадость из себя. Глаза девушки наполнились жгучими слезами. Джина не хотела делать аборт, особенно, при факте того, что ее дочь в прошлом убили. И даже сейчас, находясь в пучине настоящей бури, предполагая все последствия своего выбора, австрийка оставалась при своем мнении. Она медленно отрицательно помотала головой, чувствуя всем телом надвигающуюся катастрофу.       — Нет, — этот ответ дался ей намного легче, чем предыдущие слова. Джина была готова сражаться за свое будущее. Она не могла просто взять и убить ребенка. Но самое обидное было то, что Ваас считал это гадостью. Он был против того, чтобы у них были дети. По щеке медленно скатилась горячая слеза. Девушка только сейчас поняла насколько ошибочный выбор сделала. Этот человек не мог быть с ней. Он жил в свое удовольствие и не имел планов на будущее таких, как семья. Ему было это абсолютно не нужно. Но разве можно было вернуться в тот момент, когда Джейсон был так близко к его ликвидации? Разве можно изменить то, что произошло? Монтенегро остолбенел, пораженный ее ответом. Если бы она сказала «да», то он бы, вероятно, успокоился и забыл. Но Джина лишь открыла своим ответом внутри него колодец, полный гнева. Снова в его разум просочились образы, где он, отказавшись от всех прелестей жизни, нянчится с младенцем. Ваас заглянул в глубокий колодец гнева и принялся черпать из него, накапливать что-то жгучее, разрушительное, свирепое. Оно разлилось по его телу, вызывая лишь неистовое желание убить эту беременную тварь.       — Что? Что ты там, нахуй, сказала? Нет? НЕТ, БЛЯТЬ?! — в бешеной ярости спросил мужчина, чувствуя, как начинает трястись от гнева. — Я понял… Я, блять, кажется понял. Он указал на Джину указательным пальцем, оскалившись.       — Ты, блять, думаешь, что я тут буду в заботливого папашу играть? ДА ТЫ, БЛЯТЬ, АХУЕЛА?! — лицо Вааса исказила непомерная ярость. Он был готов прямо сейчас голыми руками разорвать ей живот и вытащить то, что вызвало столько безумного гнева.       Австрийка молчала, давясь слезами. Она стояла, словно статуя, боясь сделать лишнее движение. Монтенегро все больше и больше разочаровывал ее. Это был конец их отношениям и она это прекрасно осознавала. Только этот факт отзывался острой болью в груди. Неконтролируемый безграничный гнев буквально пропитал пространство между ними. Он покрывал кожу Джины, буквально сжигая ее, забирался в легкие и безжалостно сдавливал их. Девушке хотелось безудержно выть от горя, потому что ее любовь только что разбили. Тот, кого она любила — разочаровал ее до глубины души и был готов сломать их отношения лишь из-за того, что она теперь носила ребенка.       — НАХУЙ ВСЕ! НАХУЙ! — сильный вопль буквально обжог горло. Ваасу хотелось сломать в доме абсолютно все, разорвать в клочья все бумаги. Гнев требовал выхода. Но вместо этого мужчина плюхнулся на диван и сгорбившись, стал размышлять. Его любовь, как и все нежные чувства, к Джине разом померкла, словно никогда не существовала. Ненависть и бурная ярость задавили всё. Теперь она вызывала у него лишь желание взять и разорвать ее к черту. А может даже скормить собакам. Но никак не любовь. Он медленно поднял голову, взглянув на свою бывшую возлюбленную. Она стояла, трясясь от страха, словно загнанный зверь. Ее глаза покраснели от слез, а губы дрожали. И никакой жалости, никакого сострадания к ней у Вааса не возникло. Когда-то она была для него всем: прекрасным бойцом и девушкой. А теперь была лишь куском мяса с чем-то отвратительным внутри живота. Сознание Монтенегро никак не могло воспринимать детей и семью нормально. Все это — лишь оковы и тюрьма. Ваас давно выбрал путь — жить ради себя.       — Ты предала меня, — тихо произнес испанец, немного успокоившись. — Ты… Блять, ты приехала на мой остров, даже стала пиратом! И в итоге предала. После всего, что я тебе сделал? После всего, что я тебе дал… ЧЕМ ТЫ ОТПЛАТИЛА МНЕ, СУКА?! Ваас сжал кулаки настолько сильно, что побелели костяшки. Ему искренне хотелось ударить Джину. Теперь она уже потеряла свой статус и значение. В настоящее время австрийка стала для него просто сукой, которую надо убить. Она, после всего, что он дал ей, смогла предать. А ведь он любил Джину… Совсем недавно любил. «Любимые предают, ведь так?» — вспомнил Ваас одну из своих фраз. Как ни странно, она оказалась верной. Очень даже верной. Джина стояла, сотрясаясь от рыдания. Каждое слово Вааса вызывало внутри жгучую боль. Он решил, что она — предатель, хотя ничего такого не сделала. Джина не перешла к Ракьят и не помогала Джейсону. Но, все равно, Монтенегро считал ее предателем и это было абсурдно. И сказать об этом ему она не решалась. Ваас сейчас пребывал в пучине ярости и мог даже покалечить австрийку, изрезать ее или даже что-то похуже. Монтенегро сидел, отдаваясь каждой мысли, которая появлялась в его отравленном гневом разуме. Девушка, стоящая перед ним, являлась предателем и тварью, которая хотела отнять у Вааса все удовольствие, испортить ему жизнь вечно орущим беспомощным существом, которое мужчине абсолютно не нужно. Она хотела отравить его жизнь ядом.       — Я любил тебя, Джина. Я, блять, любил тебя, сука! ЧЕМ ТЫ МНЕ ОТПЛАТИЛА? Залетела и теперь не хочешь избавляться от этой мерзости? Хочешь в мамку играть?! Не на моем острове, сука.       Решение всей проблемы вмиг озарило его разум. Он знал, что сделает, дабы исправить данное недоразумение. Принятое решение не вызывало ни жалости, ни сострадания, ни страха. Ваас медленно поднялся с дивана и, потянувшись рукой за спину, вытащил пистолет. Джина наблюдала за каждым его движением в безмолвном молчании. Дикий ужас заставил ее ноги приклеиться к полу, а мозг отказывался принимать происходящее. Сейчас она, как никогда, напоминала жертву в джунглях, которую убила вместе с Кинкейдом. Пистолет в ладони приятно покалывал кожу и придавал мужчине уверенность. Он был готов без колебаний сделать то, что задумал. А как еще можно поступить с предателем?       — Ты думаешь, что я… Я, король пиратов, самый ахуенный чел на острове, позволю тебе родить какого-то уродца? Ты думаешь, что я откажусь от всего ради твоего ебливого дитяточки? Ну ты и ебанутая, — подвел горький итог Ваас, снимая с предохранителя пистолет. Джина не оставила ему выбора. Он не мог позволить этим отношениям продолжаться дальше. Не мог позволить себе отказаться от всего и нянчиться с младенцем. Ему не нужны дети, потому что они — обуза. По его мнению, нет ничего хуже ребенка, ведь он требует столько внимания и заботы. А Ваас ебал это все в рот.       Он рассматривал девушку, ощущая, что кроме гнева чувствует к ней еще и отвращение. Внутри нее настоящая живая отрава, которая может превратить жизнь Монтенегро в сплошной ад. Король пиратов привык сам устраивать ад для кого-то, но тут бывшая возлюбленная решила с ним поиграть.       — Я любил тебя. Реально любил, — искренне признался Ваас и взглянул Джине в покрасневшие глаза. —  Но ты все испортила, убила, растоптала. И это твой выбор, нахуй, вообще не мой. Что ж, было клево. Мне нравилось тебя трахать и все такое. Ты была неплохим бойцом, пусть даже и ебаным каннибалом. Но ты выбрала не тот путь, поставив мою любовь раком. Я ЛЮБИЛ, БЛЯТЬ! Но ты… Ладно, хватит лирики. Прощай, — Монтенегро резко поднял руку с пистолетом. Джине хватило ровно секунды, дабы понять, что происходит. Только вот времени для действий не оказалось. Палец плавно лег на курок и прогремел оглушительный выстрел. Девушка пошатнулась и свалилась на пол, словно сломанная кукла. Ее тело распласталось на полу, дикий страх застыл в карих глазах. Ваас тихо выдохнул, взглянув на тело. Джины больше не было в его жизни. Теперь она бездыханно лежала недалеко от его ног.       Мужчина опустил дрожащую руку и пистолет выпал из вспотевшей ладони с грохотом приземлившись на пол. Только сейчас, когда он совершил этот самый страшный для него поступок — чувства нахлынули на его раскаленный эмоциями мозг. Ваас закрыл глаза, чувствуя подлинную вину за то, что он совершил. Ведь та, кого он только что убил, для него много значила. Она стала в его жизни чем-то большим, чем просто девушка. Он отправил ее в прошлое. Ваас пытался сопротивляться этому чувству, пытался с ним упорно бороться. Ведь Джину он убил заслуженно. Только вот, когда гнев ушел, чувство вины, словно червь, грызло его изнутри. Перед глазами встали воспоминания, где они с Джиной вместе. Ваас медленно сходил с ума, разрываемый разными чувствами изнутри. Любовь нельзя просто так взять и застрелить.       — В пизду это все. НАХУЙ! — прокричал в пустоту мужчина и присел на корточки перед трупом, схватившись за голову. Ему срочно нужно было чем-то закинуться и очень сильным, чтобы вырвать весь остаток хороших воспоминаний о Джине или обратить их в прах. «Любимые предают, не так ли?»       Все бы именно так и закончилось, если бы не одно «но»…