Возлюбленная дракона.

Август.       Малфой. Так помпезно, так высокопарно. Было когда-то. Кажется, что вечность назад. Малфои растеряли своё благородство и знатность. Семья предателей. Теперь их величают только так.       Люциус Малфой Второй лишился самого главного в своей жизни — семьи. Он действительно дорожил женой и сыном, но страх перед хозяином своей жалкой жизни так и не дал ему шанса, чтобы о его любви узнала семья. Он умер месяц назад в Азкабане. Совсем мало продержался он после победы Гарри Поттера и его армии.       Нарцисса Малфой, оплакивая любимого супруга, ушла глубоко в себя, замкнулась и начала периодически чудить. По этой причине Драко пришлось найти сиделку для матери, так как времени заниматься ею самому у него не было. На его плечи свалилось огромное богатство рода Малфоев со всем вытекающим.       Его и мать на суде оправдали. Поттер дал показания в пользу Малфоев. Однако отцу избежать осуждения за прежние грехи не удалось. Драко Малфой был оправдан, но условия, которые были ему выставлены за это, казались сумасбродными. Министр требовал от него окончания Хогвартса для того, чтобы тот всё же стал образованным и доказал всему магическому миру, что достоин того, чтобы ходить с ними по одной земле. Драко казалось это полным бредом. Его семью ненавидело всё магическое общество, поэтому реабилитироваться в стенах школы, директора, которого, он чуть не убил, казалось полным сумасшествием. Скорее всего его разорвали бы на кусочки студенты Хогвартса, как только увидели бы его белобрысую голову.       Однако положение дел было таковым, что показывать своё презрение было как минимум не умно. Драко подписал согласие на продолжение обучения в школе, как только закончит дела в поместье. По правде говоря, дел особо-то и не было, как и самого поместья. От него осталась небольшая башня в левом крыле. Всё остальное здание было разрушено при сражении авроров с оставшимися пожирателями смерти. Естественно, никто не стал спрашивать предателей — и тех, и других Малфоев — о возможности укрываться в Мэноре. Тогда их самих там не было. Они томились в темницах министерства, а когда Нарцисса и Драко вернулись, обнаружили, что от их дома практически ничего не осталось.       Драко стоял в полуразрушенной комнате, которая раньше была его спальней. Он видел, как в другом конце комнаты его огромная кровать оказалась треснувшей лодочкой в океане камней и чего-то красного. Вероятнее всего, это была кровь. Дойдя по полуразрушенному полу до колдографии у кровати, он слегка улыбнулся мальчишке, которому родители подарили на день рождение его первую метлу. Кажется, на фото ему исполнилось семь лет. Это было слишком давно. Иногда даже не верится, что это вообще было с ним. Внезапно нахмурившись, он резко бросил рамку в стену, и та вдребезги разбилась, а колдография исчезла, как и та жизнь, во время которой она была сделана. На лице у Драко заиграли желваки, лицо покраснело, и он, собрав всю злость, обиду и жалость к себе и сомкнув кулаки, начал долбить стену с такой силой, что разодрал костяшки до крови.

***

      Гермиона и Рон встречались уже три месяца. Они находились в «Норе» с семьей Рона и оказывали им поддержку после смерти Фреда. Гермиона очень горевала по Фреду и остальным, поэтому ей казалось неуместным играть сейчас в любовь, когда даже жить стыдно. Находиться в «Норе» ей было очень неудобно, и спустя три месяца после приезда она решила посвятить себя восстановлению замка.       До сентября решено было закончить хотя бы основные работы. Рон был недоволен таким положением дел, потому что считал, что лишь Гермиона может спасти его страдающую душу. Он так надеялся на её понимание и поддержку, что посчитал своевременным просить о долгожданной близости. Гермиона не понимала, хочет она этого или нет, ведь отношения скорее всего подразумевают близость, пусть даже всего через три месяца. Но ведь Рона она знает уже много лет, и это совершенно другое дело. Пообещав ему подумать «об этом» до следующей их встречи, Гермиона практически убежала, покрывшись пунцовой краской. Она никогда не представляла себе, как это — заниматься сексом с Роном. Гермиона считала, что на это у них ещё есть время, но Рон, судя по всему, очень торопился жить. Он не давил на неё, но, находясь в тесных и жарких объятиях своего парня, она с каждым разом всё сильнее чувствовала в районе своих бёдер, как он хочет продолжения. Гермиона просто сбежала, как последняя трусиха. Сражаться с пожирателями не так страшно, как думать о потере невинности с лучшим другом… Нет. Вернее с парнем, ведь её друг и есть её парень… И наоборот. Запутавшись в своих чувствах и желаниях, Гермиона втайне ото всех связалась с Минервой Макгонагалл — теперь уже директором Хогвартса — и, получив согласие на приезд в школу для помощи в ремонте, уехала, даже не попрощавшись.

***

      Прибыв в школу, Гермиона немного потопталась у развалины, которая раньше была входом в замок и, глубоко вздохнув, шагнула вперёд. Из-за встречи с фестралом, которого теперь видела и она, Гермиона сильно задерживалась. Для неё было категорически важным соблюдение пунктуальности, поэтому теперь она сильно на себя злилась. Директор Макгонагалл встретила её с распростёртыми объятиями, на её лице виднелась искренняя улыбка от радости встречи и сожаления, при каких обстоятельствах она проходила. Обнявшись, они обменялись новостями о делах и здоровье и приступили к главному.       — Мисс Грейнджер, полагаю, вы осведомлены, что работа по восстановлению большая и очень трудоёмкая. Хрупкой девушке вроде Вас необязательно заниматься этим.       — Но, профессор, я думала, уже всё решено… Не думала, что Вы передумаете… А насчёт хрупкости. Профессор, я сражалась на войне с пожирателями, троллями и огромными пауками…       — Да, но, мисс Грейнджер, кажется, заблуждается, думая, что до сих пор кому-то что-то должна. Вам нужно отдыхать, как и нам всем. И физически, и морально…       — Тогда зачем Вы согласились?.. И зачем я сюда приехала?..       — Но ведь я не отказываюсь от Вашей помощи, Гермиона! Есть другие немаловажные дела. И я намерена эти дела возложить на Вас!       — Эм-м… Хорошо… Я согласна в любом случае, чем бы это ни было… — По лицу Гермионы было видно, что она смутилась. Она ненавидела, когда её водят за нос. Она привыкла всё держать под контролем. Но смысл разговора с профессором? Тем более, что её загадок она не понимала.       — О, милая, расслабься. Боже, бедные дети. Вы так привыкли к подвохам в каждом слове…       — Да нет, профессор. Всё нормально, о какой работе идёт речь? — Гермиона попыталась сделать лицо, не выдающее волнение.       Макгонагалл видела её скованность, и ей действительно было ужасно жаль, что в восемнадцать лет и младше молодые люди такие подозрительные и недоверчивые. Конечно же, причина была ясна. Она решила, что нужно будет заняться этим с детьми, постараться успокоить их. По-матерински. Дать понять, что теперь всё хорошо. Пусть у самой периодически сдавливает сердце от воспоминаний.       — Я бы хотела, чтобы Вы занялись библиотекой. Почти все книги в ужасном состоянии. Их нужно восстановить. Можно раздобыть что-нибудь новенькое, дабы заменить полностью утерянные экземпляры. Подобрать новую мебель… Да и в целом привести в порядок помещение. Уверена, Вы справитесь с этим. Так что, берётесь?       Гермиона на долю секунды подумала: это лучшее, что ей могла предложить директор. У неё был всего месяц, но мысль о том, что она будет занята любимым делом, очень её радовала.       — Конечно, берусь. Всё сделаю в лучшем виде.       — Не сомневаюсь в Вас, Гермиона, — подмигнула ей Макгонагалл. И, обсудив ещё несколько деталей, они принялись за чай.