***
Нехотя гриффиндорка всё же уговорила себя посетить ужин, так как в последние дни одежда бесформенным куском материи висела на её похудевшем теле. Разве может быть лучше средства от похудения, как не каждодневная нервотрёпка? Расправив плечи и натянув на своё лицо маску безразличия, девушка шагнула в большой зал. Невольно взгляд притянул слизеринский стол, а вернее вальяжно раскинувшийся на лавке слизеринский принц, обсуждающий что-то с Паркинсон, которая теребила край его мантии. «Верно, пытается помириться…» Гермиона отвернулась в ту же секунду, когда поняла, что её заметили друзья. — Герм, мы здесь! — Вытянула руку Джинни. «На своём обычном месте, как и всегда…» Не нужно быть самой умной волшебницей, чтобы догадаться, что таким образом подруга пытается привести её в чувства. Гермиона скучала по Малфою. Так сильно, что в редкие моменты, когда ей удавалось столкнуться с ним, она была готова кинуться в его объятия с извинениями. «Что? Извинениями? Да с чего бы?!» Она направилась к гриффиндорскому столу, стараясь выкинуть блондина из головы. — Я уже подумала, что ты объявила голодовку, — с улыбкой произнесла Джинни. Гермиона лишь отмахнулась и перекинула ногу через скамью. — Ты пойдёшь со мной на Хэллоуин? — неожиданно спросил Рон, заставив её замереть так и не перекинув вторую ногу. — Что? — На Хэллоуин? Вместе со мной. — Джинни вдруг решила обсудить с соседкой последние новости из «Пророка», а её брат в ожидании ответа буравил покрасневшее лицо Гермионы. — Разве на него нужно идти парами? — Ну, не то чтобы это необходимо… — Рон замялся, а она почувствовала себя словно на раскаленной сковороде. Если она и могла ещё больше усугубить ситуацию с Малфоем, то это приглашение было той самой красной тряпкой. Гермиона прекрасно понимала, чем вызвана ярость слизеринца, но всё же голос разума подавлял голос сердца. — Хорошо, пойдём вместе. — «Заче-е-м, Гермиона! Ну зачем же всё усложнять?» Думая, которую ночь о поведении Драко она заметила за собой, что, вспоминая его реакцию на то, как она понеслась к Рону в день их встречи, она улыбается. По-идиотски, самодовольно. Это не было на неё похоже. Это была не прежняя Гермиона Грейнджер. Она чувствовала, что в ней что-то изменилось. Само собой или не без помощи Малфоя, но изменилось. Она почувствовала себя желанной. Страстно желанной. «Чёрт возьми! Да не было между нами ничего!» — убеждала она себя. Однако было. Были эти обжигающие спину взгляды, были крепкие руки, держащие её, были поцелуи. О нет, далеко не невинные. В них был огромный смысл что для неё, что для него. — Ну, раз вы всё решили… Думаю, нам следует посетить Хогсмид в ближайшие выходные. Как считаете? — Влезла Джинни в очередной мозговой штурм своей подруги. — Зачем? — Как зачем? Конечно же, купить наряд. — Гермиона лениво потянулась за остывшим куском куриной ножки, коих на тарелке Рона она насчитала шесть штук. — Думаю, я что-нибудь придумаю из имеющегося хлама в моём шкафу. — Ключевое слово «хлама»… — Рон улыбнулся на замечание сестры, а Гермиона, фыркнув, откусила кусок курицы, неосознанно кинув взгляд на Малфоя. «Красивый, ублюдок». Пэнси всё ещё сидела рядом с ним, но уже не теребила его одежду, а, надув губы, глядела по сторонам. Совершенно случайно их взгляды встретились, но вместо того, чтобы презрительно скорчить лицо, она что-то быстро зашептала Малфою на ухо, отчего тот сию секунду взглянул на неё. — Рон, можно тебя на пару слов? — Гермиона, подпрыгнув от испуга, заставила капитана гриффиндорской команды по квиддичу залиться пунцовой краской. — Прости, Гермиона, не думал, что я такой страшный. — Откуда-то взявшийся Джимми Пикси до смерти напугал её, отчего зрительный контакт с Малфоем был разорван быстрее ожидаемого. — О, нет… Джимми…это ты прости меня…я просто не заметила тебя за своей спиной. — Герм, ты такая растяпа. Тергео! — Джинни навела порядок от пролитого на стол тыквенного сока. — Про… простите. Взгляд вновь вернулся в объекту, что заставил её сердце биться с бешеной скоростью. Он впервые за все эти дни взглянул на неё. Кровь забурлила. Ей безумно этого не хватало. Его взгляда. Его самого. Невольно колени задрожали, и ей пришлось опустить руки, чтобы стол не затрясся вместе с ней. — Я сейчас. — Рон, быстро окинув Гермиону взглядом, нахмурился, когда проследил, на кого направлен её взгляд. Однако, Малфой больше на неё не смотрел. — Я больше так не могу, — выдохнув, обратилась она к Джинни, что провожала взглядом брата. — О чём ты? Она промолчала. Кусок в горло не лез, поэтому гриффиндорка решила запастись яблоками и съесть их перед сном, чтобы обмануть недовольный желудок. — Ты сильно похудела, ведь знаешь? — Да. — И? — Джинни выжидающе смотрела на подругу, что засовывала фрукты в карманы. — У меня нет аппетита. — Пожала та плечами. — Да уж. Я заметила, что у тебя его нет. — Как всегда, это прозвучало достаточно двусмысленно, отчего Гермионе захотелось съежиться и превратиться в пыль. — Джинни… — вдруг обратилась она к рыжей бестии, что, сложив руки на столе, наблюдала за действиями подруги. — М-м-м? — Я… я правда больше так не могу. — Как? — Рон и ты… Ты ведь знаешь, как я вас люблю, но Джинни, прости… — Объяснять ей не пришлось. — Да. Я поняла. Я уже давно всё поняла. Просто надеялась, что однажды смогу назвать тебя сестрой. — Улыбнулась Джинни, взяв ладонь Гермионы в свою. — Джинни, ты и есть моя сестра, и я надеюсь, останешься ею, несмотря на принятое мною решение. — Джинни вновь улыбнулась, давая понять, что этот вопрос не обсуждается. — Я пойду. Мне есть, что ему сказать. — Гермиона вновь глубоко выдохнула. — Давай. Быстро перешагнув через скамью, гриффиндорка взглянула на то место, на котором ранее сидел Малфой, но его там не оказалось. Приведя в порядок одежду, она быстро направилась на выход из зала. — Не забудь про Хогсмид в эту субботу! — услышала она за спиной и, обернувшись, качнула головой, соглашаясь. Спорить с Джинни было бессмысленно. Если она сама не купит себе наряд, за неё это сделает подруга. Задача перед ней стояла одновременно простая и сложная. Найти Малфоя и объясниться. И если с первым пунктом проблем возникнуть не должно было, то насчёт второго она сильно сомневалась. «Что ему сказать? Извиниться? Но за что? Ведь мы не пара. Чёрт подери, это звучит просто… Просто немыслимо». — Гермиона истерично засмеялась, и тут же поймала на себе взгляды учеников, заинтересовавшихся подобной реакцией героини на… да ни на что. Она просто шла по коридору, пытаясь понять, что ей следует сказать напыщенному кретину. — «То, что мы единожды напились и разоткровенничались, не делает нас кем-либо друг для друга. Разве нет?» Погруженная в свои мысли она шла в сторону их с Малфоем гостиной. Ноги, что машинально вели её туда, явно решили начать поиски оттуда. Ведь голова её была забита другими вопросами, поэтому она просто доверилась инстинктам. Неожиданно за углом, буквально в десяти метрах от входа в их жилище, она услышала громкие голоса, что не выбирали выражения, а судя по тому, что она услышала грохот, дошло и до рукоприкладства. «Малфой…» Перейдя на бег, она спустя несколько секунд лицезрела очередную стычку между учениками и Малфоем. Этих зачинщиков она видела впервые, поэтому, скорее всего, их возраст вряд ли достигал пятнадцати лет, но так как их было четверо, это вновь грозило блондину переломанными костями. — Эй, вы! — выкрикнула она, оказавшись рядом. На этот раз она не побоялась встать между ними. — Кто это? — спросил один из нападавших. — Это Гермиона Грейнджер, — ответил самый высокий из молодых людей. Не успев как-либо среагировать, она отлетела в сторону, от того, что схватившая её за предплечье рука Малфоя оттолкнула девушку в сторону. — Вали отсюда, Грейнджер. — Вы нарушаете школьные правила и приказ Министерства Магии в том числе! С какого вы факультета? Я немедленно доложу директору Макгонагалл! Малфой взглянул на неё с усмешкой, а молодые люди нахмурили лбы и сделали по шагу назад. Ещё через мгновение в коридоре остались лишь они вдвоём. — Малфой, сколько ещё это будет продолжаться?! — не выдержала она затяжного молчания и ненавистного взгляда слизеринца. — Иди к чёрту, Грейнджер. Хватит таскаться за мной, бесишь. — Он отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, и направился к двери. Невольно ей вспомнились первые дни, когда они стали жить вместе. Тогда он также реагировал на неё. «Молодец. Вы вернулись к самому началу. Поздравляю тебя, самая умная ученица Хогвартса.» — Оставшись в коридоре в одиночестве, она подумала, что она сейчас попросту разревётся. — «Кретин. Ублюдок». — Хлюпнула она. — «Вытри слёзы, дура». — Постояв ещё немного в коридоре, девушка почувствовала, как по телу побежали мурашки. Идти в комнату не хотелось, но и скитаться по Хогвартсу просто не было сил. — «Сяду здесь и умру в одиночестве». — Прислонившись к стене, она сползла на пол и обняла колени. До отбоя ещё было достаточно времени, но в этом коридоре она вряд ли кого-либо встретила в этот час. — «Униженная и оскорблённая сидишь в холодном коридоре обняв коленки. Комично до слёз. Что ты с собой сделала, Гермиона? Кто ты?» Ответить на эти вопросы она не успела, так как дверь их гостиной открылась, и она увидела Малфоя, накинувшего на себя мантию. — Не рановато для прогулки? — Он промолчал. — Обычно ты ходишь около одиннадцати. — Ты ещё не устала за мной следить? — Я никогда за тобой не следила, просто ты ходишь как слон. — Малфой хмыкнул и, отвернувшись, начал удаляться. Гермиона быстро встала и решила использовать этот шанс. — Я пойду с тобой. — Малфой резко остановился. Она, не видя его лица, знала, как глубокая складка негодования и раздражения залегла между его бровей. Это было слишком очевидно. — Ты пойдёшь на хер, — не поворачиваясь, ответил он и зашагал вновь. Однако, кажется, слизеринец забыл, с кем имеет дело. Гриффиндорское упрямство невозможно сломить грубостью и банальными посыланиями куда-либо. — Нет, я иду с тобой. — Не думаю, что тебе стоит ходить со мной. Нарвёшься на неприятности. — О Мерлин, Малфой, ты за меня волнуешься? — съязвила она, на что он лишь ещё сильнее нахмурился. — Если с твоей героической задницей что-то приключится, тапки полетят лишь в меня. — Он нехотя замедлил шаг, ему не хотелось, чтобы их видели вместе, ведь до отбоя было ещё достаточно времени. Однако, кажется, гриффиндорку это мало интересовало. — Со мной ничего не случится, не переживай. — Улыбнулась она. Он резко остановился и, повернувшись к ней, грубо схватил за запястье. — Ещё раз повторяю для глухих всезнаек. Я не волнуюсь и не переживаю о такой мелочи, как грязнокровная грязнокровка! Её словно окатили холодной водой. Словно влепили звонкую пощёчину. Будто бы окунули в яму с грязью, напомнив о том, кто она для него. Была, есть и будет. Улыбка медленно сползла с её лица, и ей на смену пришла мина разочарования и обиды. Несколько раз её рот открылся, пытаясь защититься. Но ведь она сама к нему пристала. Ведь она сама сделала всё для того, чтобы его разозлить. Но называть её снова этим словом? Он ведь так давно не обзывал её. Так давно забыл о существовании этого мерзкого, унизительного и такого несправедливого слова. — Грязнокровная грязнокровка, значит? — зачем-то повторила она. На его лице также произошли метаморфозы. Злость сменилась удивлением. Он не хотел говорить этих слов. Да, она его безумно раздражала. Да, он хотел сделать ей больно. Но не так. Иначе. Он хотел, чтобы она жалела о своем выборе даже тогда, когда наконец сама пришла к нему. Но он не хотел унижать её таким образом. Старым, проверенным, но совершенно неуместным в теперешнее время образом. Он промолчал. Его брови ходили ходуном, а желваки на коже были готовы прорвать фарфоровую кожу. Нехотя он опустил взгляд на её губы. Они дрожали. Казалось, она сдерживает слезы. Опять из-за него? Опять слезы? Почему она не смеется из-за него? Не скачет по коридору, радуясь от чего-то, связанного с ним? Почему её карие глаза светятся с кем-то другим? Ей больше не хотелось находиться рядом с ним. Пожалуй, она пожалела о своём решении. Она не была уверена в этом, но запал пропал слишком быстро. В последний раз она взглянула в его глаза, серые и холодные. В последний раз она оставляет его слова безнаказанными. Развернувшись, Гермиона поспешила убраться подальше от того, кто так легко разбивает её сердце.***
30 октября. Если она не прекратит всё это, он точно сорвётся и тогда пути назад не будет. Так думал Малфой, когда заметил, как гриффиндорка подарила Монтгомери скромную улыбку. Вымученную, неискреннюю, но улыбку. Разве она не могла состроить гримасу презрения или показать язык профессору… в крайнем случае? Стоило ли защищать его с пеной у рта, а после всего вновь улыбаться мерзкому профессору? В чём смысл? А смысл был. Просто огромный. Малфой полагал, что она специально трепет ему нервы. И хоть он оскорбил её тем самым мерзким словом, он не считал, что теперь девчонка должна забыть о его существовании и кружить голову всем представителям его пола. Именно это она и делала. Специально ли или всё же это происходило само собой? Когда он начал замечать посторонние взгляды на ней? Когда она была заучкой? Нет. Обретя звание героини? Тоже нет. После того, как она поцеловала его? Да, но он видел лишь потуги Монтгомери соблазнить её. А сейчас? Чёрт возьми, да он насчитал уже дюжину влюблённых в неё мудаков, которых он был готов разорвать в клочья за эти сжирающие её взгляды. Хер с этим профессором и Уизли. Это всё давно понятно. Но остальные… Какого хера они пялятся на неё, как на хреново чудо света. А она даже не замечает. Строчит быстро что-то на пергаменте под наблюдением младшей Уизли. «Что она пишет? Письмо? Кому? Может, Поттеру? Этому пусть. Он её херов друг». — Он знал это. Был уверен, что иначе не может быть. Их союз был слишком гармоничен, поэтому рушить такую дружбу не осмелились бы оба. Другое дело хреновы недоотношения с Роном. Сейчас почему-то ему кажется очевидным, что их отношения настроены лишь на провал. Возможно, он узнал её лучше и теперь мог утверждать, что знает, какая она. Ведь раньше перспектива Грейнджер стать миссис Уизли и нарожать ему кучу рыжих и кудрявых отпрысков казалась вполне реальной. Захотелось блевать. Рыжие дети с карими, как у неё, глазами… Такие же умные, как мать, и безбашенные, как их тупоголовый отец. Малфой пялился на стол гриффиндорцев так долго, что Гермиона, словно почувствовав на себе его взгляд, резко выровняла спину и стрельнула в него взглядом, в котором читалось какогохренасмотришьгрёбанныйублюдок. Он не отвернулся. Он хотел, чтобы она знала о его взгляде. О его гневе. О сожаление о сказанном. Ведь он сожалел. «Малфой. Тряпка. Кем ты стал». Слева от него Блейз обсуждал костюм с Пэнси. Кажется, брюнетка решила быть на празднике привидением в мини юбке, а Блейз, как и в прошлом году, обещал вырядится вампиром. Малфой не думал об этом. Он вообще не собирался идти на тусовку, где каждый второй хотел набить ему морду. И не из-за того что боялся. Просто он знал, что его выдержка помашет ему ручкой, когда он увидит, как заучка танцует с рыжим уродом или ещё кучкой тех придурков, что периодически кидают на неё свои мерзкие взгляды. «Бут? Ты ли это?» Тот самый, один из воздыхателей. Бесил его, хотя явно не был ему соперником. Да никто в этой школе не был ему соперником, осталось лишь убедить девчонку в этом и самому смириться наконец с мыслью, что кроме неё ему никто больше не нужен. «Отец бы сошёл с ума, доживи он до этих дней». Малфой внутренне сжался, отдавая себе отчёт в ужасных мыслях, что посетили его голову. Да, он понимал, что не может быть с ней. Как минимум потому что он её враг. Враг золотого трио и всей магической Англии. И что бы он ни сделал, он навсегда останется пожирателем смерти. Это клеймо навсегда на нём. Как и она навсегда останется грязнокровкой Грейнджер. Ведь просто невозможно представить, что в один прекрасный день она станет миссис Малфой. Любовью его жизни, матерью его детей и хозяйкой его дома. Этот день стал бы самым счастливым в его жизни. Но неважно, жив ли его отец или мёртв. В своём ли уме его мать. Простило ли и приняло ли обратно общество Малфоя младшего. Ничто это не имеет значение просто оттого, что этот самый день никогда не настанет, а значит ничто не имеет смысла. Отец бы не понял. Не принял. А брось он всё и кинься в объятия грязнокровки, никогда бы не простил. Мать бы тоже не поняла, но, возможно, смирилась бы. Возможно. Он заметил, как она достает из мантии бумажный пакет и показывает его содержимое Джинни. Кажется, это какой-то тюбик, похожий на мазь. Он не разглядел, она сидела достаточно далеко. Рыжий кретин тоже заинтересовался. Он видит, как она показывает ему тюбик, а затем кладет свою ладонь на своё лицо. Будто намазывая. Её лицо казалось ему и без косметики свежим и красивым. А её веснушки… Он закрыл глаза, пытаясь не зарычать от чувства всепоглощающей безысходности. От тоненькой ниточки надежды, которую он дал сам себе, ему вдруг захотелось рыдать. Он был рад смерти отца. Ведь она дала ему возможность влюбиться в неё, в ту, которую отец научил ненавидеть. Ту, что сейчас сама того не осознавая, вытягивала его из ямы адовых воспоминаний. Ту, что дала ему надежду на жизнь, о которой он не смел мечтать. И дело было вовсе не в богатствах, коих у него имелось достаточно для безбедного существования как минимум ещё пяти поколений. Дело было даже не в почёте и уважении к его семье, ведь в кругах высшего общества фамилия Малфой по-прежнему не пустое место. Затхлое, но не пустое. Дело было в банальной возможности любить ту, к которой сердце рвётся как проклятое. И всё. Всего лишь. Просто любить её.***
31 октября. День выдался суматошный с самого утра. Празднование Хэллоуина было назначено на девять вечера, и до этого времени нужно было сделать кучу дел. Никто не отменял занятия, и хотя профессор Спраут позволила на своём уроке заниматься подготовкой костюмов к вечеру, Гермиона решила, что непозволительно так вести себя на занятии даже с разрешения профессора. Именно по этой причине она отсела в сторону от всех остальных, окунувшись в чтение найденной в конце своего ящика книги, которую она купила в августе и которая со слов торговца являлась имуществом Малфоев. Название книги было совсем не впечатляющим, но это было лучшим занятием, нежели поддаться всеобщему сумасшествию и носиться по классу с нарядами в руках. Пару раз она поймала на себе взгляды сокурсниц, естественно осуждающих. Они считали её высокомерной выскочкой. Возможно. Но ей было наплевать на это. Она просто старалась не думать о слизеринце, который за десять минут занятия успел проесть в её голове дыру. Ей казалось, что он вовсе не боится быть пойманным за разглядыванием девушки. Более того, она думала, что он делает это намеренно, чтобы взбесить Рона и вновь нарваться на конфликт. Но зачем? Гермиона взглянула на Рона, сидящего неподалеку с сестрой, которая пыталась сделать его соломенную шляпу более похожей на ту, что надевают на чучело. «Вот же Малфой позабавится». — Она закатила глаза, не понимая, почему Рон не мог найти более серьёзный костюм. — «Ну да, ведь на Хэллоуин принято надевать смокинг», — фыркнула она своим мыслям. Ей вспомнился святочный бал во время «Турнира Трёх Волшебников». Тогда его наряд был ничуть не лучше сегодняшнего. Казалось, ему абсолютно наплевать на то, что он выглядит глупо, и хоть Джинни пыталась исправить ситуацию, у неё это не очень хорошо получалось. Бестолковый вид Рона портил всё. Засмотревшись на него, она увидела как Рон поймал её взгляд и вопросительно махнул головой, на что она отрицательно покачала своей и вновь опустила взгляд на книгу. Она не видела в нём и толики того, что видела раньше. Ни благородство, ни храброе сердце не могли больше заставить видеть в нём больше, чем просто друга Рона Уизли. На мгновение ей показалось, что Лаванда Браун действительно была для него идеальным вариантом девушки. Она смотрела на него с таким обожанием ещё в то время, что не было сомнений: она бы бросив всё, родила ему кучу детишек и посвятила жизнь ему и его семье. А уж сейчас, после того как он стал героем, она должна была кинуться в его объятия, не обращая на неё, Гермиону, никакого внимания. «Ну и где же она? Почему не вернулась на учёбу?» Ответ нашёлся сам собой. Будучи сильно травмированной и физически, и морально, ей, как и многим другим, скорее всего было слишком тяжело вернуться в стены замка. Рон, милый Рон. Она вновь взглянула на рыжего парня. Он что-то громко объяснял сестре, активно жестикулируя. Ему явно не нравилось то, во что Джинни превратила его костюм. — «Кстати о костюме». Мысль о том, кем она будет на празднике, пришла внезапно. Просто главной героиней в томике, что лежал у неё в руках, была девушка, умершая в день своей свадьбы. Мертвая невеста. Ею Гермиона и решила стать. В шкафу как раз завалялся белый сарафан, а немного перекроить его и добавить аксессуары не вызывало проблем. Смущало лишь одно. Мёртвая невеста придет на праздник с огородным чучелом. — Сколько можно пялится на неё, а, Малфой?! Глаза не сломай! — вдруг услышала она голос Рона и резко подняла голову. По левой стороне стоял почти весь класс и недоуменно косились то на неё, то на Малфоя. Рон же, красный, как помидор, сжал кулаки, пробираясь через толпу однокурсников, пытаясь скинуть с себя руку Джинни, пытающуюся остановить его. Судя по всему, Рон повёлся на провокации Малфоя, из-за чего захотелось закричать и назвать его полным придурком. Медленно она повернулась к Малфою и увидела звериный оскал на его лице. Она оказалась права. Он специально сделал это. Специально пялился на неё на глазах у всех, чтобы вызвать гнев Рона и всех остальных. Сказать, что почти все сокурсники Гермионы приняли позицию Рона, касательно её задания от Министерства, — не сказать ничего. Уже давно она стала замечать на себе косые и недовольные взгляды. Эти люди не понимали, как она, прошедшая войну из-за таких как он, потерявшая друзей и близких, простившаяся с детством чуть ли не на первом курсе обучения, сейчас, сломя голову, защищает его от таких как Рон, Бута, Корнера и даже профессор Монтгомери. Да дай ей шанс, она бы пошла против всего мира из-за него. Они не понимали, почему. Они не понимали и пытались додумывать сами. Она слишком ответственна? Или слишком глупа, поэтому ради похвалы готова на всё? Но ведь её имя и так постоянно на слуху. Тогда ради чего? Ей обещали за это несметные богатства? Должность министра магии? Что могли дать ей взамен за выполнение этого задания? Не понимал никто. Она сама уже перестала понимать, ради чего делает это всё. Это и вызывало агрессию в окружающих. Они считали, что она поменяла сторону. Перешла на сторону этого гадкого пожирателя, что так вольно ведёт себя в стенах преданной им школы. Пялится на неё, словно она принадлежит ему. Не золотому Рону Уизли, а ему, Драко Малфою, тому, на кого никогда не должен был падать её взгляд. — Иди на хер, Уизли, — отмахнулся Малфой, вновь посмотрев на девушку. Он видел, как она зажигается. Как её щёки принимают столь любимый им оттенок. Ведь опять из-за него. Видел, как она захлопывает книгу и встаёт со своего места, кидая на придурка с веснушками строгий, макгонагалловский взгляд. Ровная спина, задранный нос — всё, как он любит. Он всё ещё наблюдает за ней, а придурок Уизли уже летит на него, чтобы выбить мозги, в которых живёт лишь эта девчонка, что сильно сжимает губы, стараясь погасить гнев, который адресован не ему, её дружку, не способному контролировать себя. Ведь ей, как ему показалось, вовсе не мешал его взгляд думать о своём. Она слышит нарастающий гул за спиной Рона, говорящий о том, что сокурсники за него. Воют как волки в поддержку Рона. Он отталкивает сестру, и та лишь подкидывает руки к потолку и, кажется, обращается к великим волшебникам, прося о помощи. Сейчас Гермиона не боится. Сейчас она знает, что должна так поступить. Малфой вновь не позволит и опять оттолкнет её, но она должна дать обоим понять о своем выборе. Дать всем понять. И всё зависит от того, с кем встретится её гневный взгляд. С Роном или Драко. Она не сказала ни слова. Но её взгляд сказал о многом. Он попросту кричал. Вопил, что есть мочи, останавливая, прогоняя его. Рона. Она третьим глазом будто бы видела, как самодовольная улыбка растягивается на лице Малфоя. Показушная, специально для Уизли, а через мгновение он, как она и предполагала, толкнул её в плечо отчего она сделала пару шагов в бок и, стрельнув в неё взглядом «молодецмоядевочка», вальяжно направился к выходу, по пути схватив с парты Гермионы ту самую книгу.***
31 октября. Буквально пять минут и Рон из милого доброго друга превратился в неуравновешенного психа, готового разорвать слизеринца на части лишь за то, что тот смотрел на неё. Если это был не хитрый план коварного Малфоя сорвать их совместный поход на праздник, то тогда что? Вот она, скользкая натура змеиного факультета. Гермиона вспомнила как Паркинсон спровоцировала её в тот день, когда она наговорила про Драко всякий бред. «Браво Малфой. Браво.» Она нервно расправляла подол платья, который предварительно испачкала в грязи, дабы не отличаться от образа мертвой невесты, что скиталась по свету в поисках возлюбленного. Гермиона смотрела на платье и понимала, что образ слегка не тот, который она представляла на героине той книги. Та девушка была не сопливой девчонкой с кружевными рукавчиками. Та девушка была красивой, сексуальной, а главное — уверенной в себе красавицей, что разбила сердце богатого аристократа. Поселила в нём надежду на жизнь, о которой он не мечтал. Она дала ему силу и власть. Дала ему всё, что он не мог получить в одиночестве. Ведь именно она стала его крыльями. Его вдохновением. Такая девушка точно не могла быть серой мышкой. — Диффиндо. — Она махнула палочкой над сарафаном и подол того слегка разошёлся, создавая вырез примерно до середины бедра. Она не знала, пойдёт ли ей это, но в любом случае восстановить наряд она всегда сможет. Девушка отошла от кровати, на которой покоилось платье и подошла к зеркалу. Пригладила свои волосы. — Колорум. — И её волосы стали чёрными как смоль. Ей не понравился результат. Она стала слишком… стервозной на вид. Но именно такой она видела эту невесту. Кто-то между Мартишей Аддамс и Барбарой Мейтленд в свадебном наряде. Довольно-таки сексуальный наряд и милое личико. «Пусть так. Лучше уже не придумать», — глубоко вздохнув, подумала Гермиона и принялась переодеваться. Вечер обещал быть долгим, поэтому она не решилась одалживать у Джинни туфли, что та так упорно ей предлагала. Девушка приняла решение идти в серых балетках. Так как, несмотря на всеобщее презрение по отношению к ней, танцевать она собиралась до поздней ночи. Да, именно так. В кои-то веки она решила расслабиться, а слухи о том, что на праздник какие-то умельцы обещали пронести алкоголь, лишь раззадоривала. Она не собиралась как раньше сидеть в уголке, наблюдая за всеми. Она собиралась запомнить этот день, даже если начался он не очень позитивно. Единственное: теперь, судя по последним событиям, идти на праздник ей нужно было одной. Хотя эта перспектива не могла не вызвать на её лице глупую улыбку. Чувствовала ли она себя виноватой? И да, и нет. Да, потому что, как ни крути, Рон был ей не безразличен. Ведь он её друг. И она не хотела этого менять. Но вот как раз в этом и была проблема и причина того, почему она чувствовала, как червячок внутри её сердца заставлял её чувствовать вину. Ведь для Рона она была больше, чем друг, и он не собирался возвращаться к прежней дружбе. Он хотел идти вперед, а она не то чтобы тормозила этот процесс, а делала его невозможным. Все эти мысли возвращали её к слизеринцу. «Придёт ли он? Думаю, нет… Хотя Блейз, кажется, тоже подбирал себе наряд в Хогсмиде». Она вспомнила, как пару дней назад они столкнулись с ним и Пэнси в магазине, когда Джинни искала себе костюм звездочёта. В тот день Малфоя не было с ними, но, несмотря на это, Блейз любезно пропустил её вперёд, когда она входила в магазин с друзьями, а он выходил. Более того, он кокетливо подмигнул ей, отчего Пэнси закатила глаза, а щёки гриффиндорки вспыхнули, словно этот жест сделал Малфой. Натянув на себя платье и балетки, она вновь подошла к зеркалу. Этот наряд ей шёл, но волосы… «Нет, точно нет». Гермиона решила оставить их чёрными, но всё же, взмахнув палочкой, вернула их обычную кучерявость. Всё же задача была не измениться до неузнаваемости. Затем она нанесла на лицо и шею купленный в том же магазине крем, придавшей её лицу мёртвый оттенок. На мгновение её передернуло, но она решила не думать о том, что выбор, сделанный ею в пользу этого образа, слабо говоря… необдуманный. Когда наконец её образ был завершён, она взглянула на часы и охнула, поняв, что задерживается уже на десять минут. Джинни скорее всего начала волноваться о беспечной подруге. Ещё раз оценив свой внешний вид, она прислушалась к звукам за дверью, но на этот раз тишина, что слышалась за нею, совсем не порадовала мёртвую невесту.***
В большом зале царила суета, а громкая музыка оглушала. Вокруг было всё в обычном стиле этого праздника. Огни, фонари, резные тыквы и большое количество заколдованных летучих мышей над головой. Всё как обычно, ничего нового. За исключением учеников, кучкующихся у стен зала, пытающихся перебороть то, что внутри. То, что запрещает им веселиться в зале, где не так давно лежали трупы их товарищей. Зайдя в зал, Гермиона и сама испытала это. Это не казалось странным, скорее наоборот. Однако кто-то смог вбить в свои головы что жизнь продолжается и что такая жизнь, полная скорби, не понравилась бы их погибшим друзьям. Младшекурсники были посмелее. Возможно, они просто не до конца осознавали всё, но именно они стали теми, кто повел за собой. Сначала неуверенно вышли в центр зала несколько когтевранцев. За ними парочка слизеринцев и несколько девочек с гриффиндора. Потребовалось почти два часа, чтобы наконец зал окунулся в танцы и смех. Гермиона слонялась по залу, получая комплименты от молодых людей разных факультетов, в том числе слизеринцев. Вернее одного слизеринца. Блейз оглядел её с ног до головы и присвистнул. Пошлый жест, но вызвал у неё улыбку. И с чего бы он так мил с ней? — Будешь? — Забини протянул ей кубок, и она немедленно приняла его. Она знала, что в нём, и там явно плескался не тыквенный сок. — Буду. — Джинни потерялась в зале, как и другие её знакомые, а Рона она и вовсе не видела. — Где Малфой? — вдруг спросила она. Блейз поднял брови в искреннем удивлении. — Забудь, — чертыхнулась она себе под нос. Мулат улыбнулся и откуда-то из-за спины взял ещё один кубок с огневиски. И как они не боялись так открыто выпивать под носом у профессоров. Хотя, возможно, те также пили не сок. — Он не придёт. — Ясно, — слишком быстро ответила она. — Расслабься, Грейнджер. Иди оторвись наконец-то. Гермиона сделала глоток и слегка сморщила носик. Она не привыкла пить такие крепкие напитки. Хотя, возможно, просто компания была неподходящая или огневиски не высшего качества. Ведь попивая этот же напиток с Малфоем, она совершенно не обращала внимания на то, как горит горло. — Не хочу. — Почему? Разве ты не для этого пришла сюда? «Вот именно. Иди танцуй, Грейнджер. Зачем пьешь в компании слизеринца?!» Ответ был прост. Он был единственной ниточкой, связывающей её с Малфоем. Она не хотела быть здесь. Она хотела быть там. Где он. — Где он? — повторила она свой вопрос, пряча стыдливый взгляд от мулата. Тот лишь ухмыльнулся и взглянул на модные маггловские часы, что заставило девушку улыбнуться. — Блейз, что ты там делаешь? — послышался мерзкий голосок Паркинсон, и Гермиона вздрогнула. Вдруг она услышала о чём они говорят? — Сейчас одиннадцать. Думаю, ты знаешь, где он, — отворачиваясь к брюнетке, ответил Блейз. «И правда… Одиннадцать. У озера», — уверенно ответила она самой себе и, поставив кубок на стол, двинулась к выходу. Зачем она пошла к нему? Что скажет, когда найдет? Да ещё и в таком виде… «Плевать. На всё плевать. Разберусь, когда найду его». — И она шла, не смотря по сторонам. Пару раз врезалась в проходящих мимо уже не очень трезвых учеников. Вокруг мелькали рожи драконов, ведьм и вампиров. Пожалуй, она единственная была похожа на невесту. — «Мертвую невесту», — поправила она себя. — Герм, Герм! — услышала она знакомый голос. «Не сейчас, Джинни». Она была полна решимости для… она не знала, для чего. Просто она хотела быть сейчас с ним. Совершенно внезапно чья-то грубая рука схватила её за предплечье и потянула обратно, в глубь зала. Обернувшись, она увидела знакомую соломенную шляпу. «Рон». — Рон, отпусти…мне больно. — Потанцуем, Герми. — Нет, мне надо уйти, — пыталась вырваться она, но безуспешно. Он в любом случае был сильнее. Её решимость гасла с каждым сделанным шагом. Рон тащил ей так быстро, что она даже споткнулась, чуть не потеряв туфельку. — Рон, я не хочу танцевать. Он остановился так же резко, как и схватил её, и она впечаталась в разгоряченную грудь друга, ощутив резкий запах алкоголя. — Герм, ты всё-таки пришла! Я звала тебя, ты не слышала? — Подскочила не менее опьянённая Джинни. «И когда они успели напиться?» — Не слышала, прости. Громкая музыка, — соврала Гермиона, на что Джинни прищурилась, словно сообщая о том, что знает о вранье. — Давай потанцуем, а потом иди куда хотела, — громко крикнул ей в ухо Рон, явно считая её глухой. — Она скривилась. Ей не нравился его запах и крепкие руки, что сомкнулись на её талии. — Классный вечер! — констатировала Джинни. — Да уж. — Натянуто улыбнулась она. Глаза беспокойно бегали по залу в поисках… Нет, конечно же, не Малфоя. Ведь Блейз сказал, что он не придёт и, вероятнее всего, он как всегда, прохлаждается у озера. «Ведь там чертовски холодно». — Гермиона вздрогнула от того, что Рон начал движение. — «Чёрт, Грейнджер. Просто успокойся. Расслабься, как и сказал Блейз». Но она чувствовала, что что-то не так. Ощущала на себе его взгляд. Ведь то, что Блейз был убежден, что Малфой не посетит праздник, не означало, что тот приковал себя к вековому дубу. И сейчас ей на полном серьёзе казалось, что она… изменяет? «Мерлин, Мерлин. Что за каша творится в твоей голове». Она была напряжена до предела. Казалось, что её сейчас стошнит. Неужели пара глотков огневиски дали такой эффект? Что вообще сейчас с ней происходит? Танец, в который втянул её Рон, был полным сумасшествием. Ненужным и никчёмным проявлением дружбы? Дружба ли это? Она ведь не хотела этого. Не хотела чёртовых прикосновений Рона, этого запаха, от которого её уже выворачивало на изнанку. Не хотела этих ощущений. Неправильности и опустошения. Она не должна быть здесь с Роном. Она должна быть на улице, согревать Драко теплом своих ладоней, обняв его под тем самым дубом, под которым началась их странная история… любви? «Просто не думай. Просто ни о чём не думай! Тебе это явно вредит!» Рон прижался к ней ещё сильнее. Неужели можно было стать ещё ближе? — Рон… — Он не ответил. Даже не собирался. — Рон, пожалуйста. Отпусти. Джинни в двух шагах от них, наблюдая за подругой, поняла, что втянула ту во что-то неправильное. По крайней мере, паника в глазах Гермионы так и кричала об этом. Она нервно закрутила головой, но не увидела светлой головы, из-за которой Гермиона могла вести себя так. Гермиона попыталась вырваться из цепких объятий, но ничего не вышло. — Один танец, Гермиона. — Мне нужно… я… Мне кажется, я не очень хорошо себя чувствую. Мне нехорошо. — Начав неуверенно, она взяла себя в руки и всё же смогла протиснуть свои ладони к груди Рона и резко отодвинула его от себя. — Какого чёрта? — Рон был пьян и зол. Очень зол. Возможно, он был таким с самого начала этого грёбаного танца. — Мне нехорошо, — повторила Гермиона. Однако это не изменило настроения Рона. — Может быть, тебе не следовало тогда напиваться с херовым слизеринцем. — Внутри вдруг всё упало, но Рон вовремя махнул рукой в сторону Забини, танцевавшего с какой-то малолеткой. Конечно же, он имел в виду его. Ведь он никак не мог узнать, что она выпивала с Малфоем в тот день, когда он прибыл в Хогвартс. — Прости, я пойду. Она кинула умоляющий взгляд на подругу, который просил задержать её брата и дать ей сбежать из этого дурдома. Джинни не заставила себя ждать, мгновенно оказавшись рядом с каким-то подобием тарталеток в руках. «Хорошая мысль, Джинни. Отвлечь Рона от ветреной пассии едой. Гениально». Она и сама не поняла, было ли это сарказмом. Вряд ли это сработало, ведь поспешив покинуть зал, он проводил её таким взглядом… По коже пробежала стая мурашек, но они были не такими, какие вызывал в ней слизеринский принц.***
«Сукин сын. Мерзкий рыжий ублюдок. Разъебать бы его морду по херовой стене». — С этими мыслями Малфой шагал прочь от зала. Гуляя у озера, он замёрз до такой степени, что уже не чувствовал пальцев ни ног, ни рук. Грёбаное любопытство заставило его сунуть свой нос на праздник, чтобы просто увидеть её. Какая она. Счастливая и пьяная или… как эгоистично желал Малфой, поникшая и расстроенная, но неминуемо красивая и желанная всеми этими уродами. Разочарование было постоянным спутником Драко, но он упорно сопротивлялся мысли разочаровываться в ней. В ней, как в той, что он выбрал. Его выбор не мог быть плохим. Неправильным и невозможным, да. Но плохим, мерзким и недостойным… нет. Он слишком сильно убедил себя в том, что она может быть только его. Поэтому это самое разочарование настигло его внезапно, в дверях зала, когда он, скрываемый под чёрным плащом, вошёл в двери, даже толком не переступив порог. Ему хватило и десяти секунд. Он сразу нашел её. Красивая, очаровательная в этом белом платье, которое она надела не для него. В объятиях рыжего урода, который навис над ней и сцепил свои грязные обезьяньи ручища на хрупкой талии. Его талии, на его теле. Он видел, как она пытается вырваться, отчего стало ещё противнее. Если не могла, значит не сильно старалась. Как она могла не справиться с этим сукиным сыном? Хотела этих обжиманий? Хотела его руки на своем теле? Это было её желание? Он слишком быстро покинул зал. Даже Блейз, увидавший его, не успел подойти к другу. Он просто сбежал от этого представления, что разыграла на людях гриффиндорская дрянь, будто бы специально подстроившая всё это к его приходу. Малфой не сдержался и с размаха врезал рукой по стене, оставив на ней след от разбитых в кровь костяшек. — Сука! Сука! — Откуда-то изнутри, из самых дальних уголков его тела рвалась наружу ненависть. К ней и этому ублюдку, распускавшему руки. — Сука! — Вновь ударил он по стене и, прислонив лоб к стене, зажмурил глаза. Сказать, что она выпотрошила его душу с того дня, как он увидел её у кабинета Макгонагалл, — не сказать ничего. Она душила, уничтожала то, что сама же и возродила в нём. Ему хотелось кричать. Кричать и плакать от безысходности. Банальной безысходности от того, что он не знал, что делать. Он не знал, как сделать её своей. Не насильно, а так, чтобы она сама захотела стать его. Чтобы она сама возжелала его больше жизни. Чтобы была лишь его. Душой и телом. Полностью. Только его. «Возьми себя в руки, урод. Посмотри, в кого ты превратился. Плачешь из-за грязно…» — Остановил поток этих мыслей. Не хотел их. Чей-то топот отрезвил его и заставил прислушаться. — «Где я вообще?» — Обернулся и понял, что на лестнице третьего этажа. — «Нихера себе». — Топот оглушал. — «Там что, тролль бежит?» — Быстро подошёл к пролету и взглянул вниз. — «Какого…» — Белое платье, чёрные кудрявые волосы метнулись в сторону подземелья. — «Грейнджер?» — Проморгался. Может, почудилось? — «Херня какая-то. Свела меня с ума, стерва». Галлюцинации ли это? Он опёрся локтями на поручень лестницы и опустил голову на руки. Случайно мазнул разбитыми костяшками по щеке. — Похуй. Просто похуй на всё это. — Он устал. Чертовски устал от этих тяжелых мыслей, что не покидали его голову. Вдруг, не прошло и пяти минут, он вновь услышал топот чьих-то ног. Тут же поднял голову и присмотрелся. Уродливая соломенная шляпа принадлежащая никому иному, как ублюдку Уизли. «Твою мать…» Он не успел обдумать дальнейшие действия, просто, словно съехавший с катушек, понёсся вниз по лестнице, но что за шутки судьбы? Лестница двинулась с места, уводя его в дальний коридор, от которого до подземелья добираться дольше обычного. — Блять, блять! — вскрикнул он вновь, разбив руку о поручень лестницы. — Молодой человек! Что вы говорите?! — услышал он от какой-то картины, желая сорвать её со стены и кинуть вниз, чтобы она разлетелась в щепки. В голове складывалась недобрая картинка. Нависающий над гриффиндоркой Уизли и она, пытающаяся оттолкнуть его. Сегодняшняя сцена в кабинете травологии расставляла все по своим местам. «Уизли решил выяснить отношения с ней? Сейчас? Когда она поскорее убежала от него в гостиную, возможно, что даже ко мне? Херов ублюдок. Только тронь». Он не хотел верить в то, что Уизли может навредить ей. Ведь они не чужие друг другу люди, и он в конце концов… мужчина. Разве мог бы он что-то сделать этой девчонке? Даже он, Малфой, будучи её врагом, не смел навредить ей. По крайней мере, сам. Своими руками. Третий этаж остался позади, как и второй и первый. Он нёсся так быстро, что, кажется, не успевал дышать. Да это и не требовалось. Нужно было лишь скорее найти её. И пересчитать рёбра Уизли. «Великий Салазар, спаси этого кретина от меня, иначе гнить мне в Азкабане на радость им всем», — думал он, оставляя за спиной коридор за коридором. Внезапно, он услышал визг. Девичий визг. Её голос. Он узнал бы его, даже будучи глухим. Последовал громкий шлепок, что означало, что кто-то кого-то ударил. Мыслей больше не было. Внутри просто было пусто. Будто ёбаные дементоры осушили его внутренности. Высосали всё, из чего он состоял. Поворот, ещё поворот и пиздец. Он не был готов к этому. К этому нельзя подготовиться. Это просто нельзя представить в здоровой голове, но, может быть, он действительно совсем сошёл с ума, раз видит это? Прижатая к стене Гермиона, слегка поднятая от пола огромными ручищами, одна из которой шарит по бедру девушки в том самом, где она собственноручно сделала разрез. Уродливая рука раздвигает этот разрез и оказывается на светлой коже ноги, которую она всеми силами пытается деть хоть куда-нибудь. Левая щека урода горит от звонкой пощечины, которой одарила его эта жертва. Жертва, никак иначе. Плачущая, кричащая, вырывающая, не понимающая своей чёртовой головой, как вообще это может происходить с ней. Сквозь поток слёз она замечает его, ошарашенного, но сию секунду бросившегося к ним. Одним резким толчком он сбивает Рона с девушки откидывая его к стене. Гермиона, задыхаясь, падает на пол и, подбирая под себя ноги, отползает за спину Малфоя. Дальше всё происходит слишком быстро. Выругавшись, Рон пытается подняться с пола, но от удара по лицу вновь падает. Слышатся удары, хрусты и громкие стоны. Гермиона отворачивается, не желая видеть происходящее. У неё нет сил, но она судорожно пытается поправить проклятое платье, скрыть от своего взора обнажённую ногу. Драко бьёт по лицу Рона практически без остановок. Лицо Уизли уже не видно, оно превратилось в кровавое месиво, фарш. Он уже не сопротивляется. На мгновение кажется, что он смирился с наказанием за руки, что посмел распустить. Пелена, накрывшая глаза Малфоя не спадает, удары становятся жестче. Он бьет кретина ногой в живот. Кажется, Рон потерял сознание или притворяется. Как бы то ни было, он слышит писк Гермионы за спиной и останавливается. Оборачивается и застывает. Она повёрнута к нему спиной и на дрожащих ногах, опираясь о стену, уходит. Малфой кидает последний взгляд на лежащего и, выругавшись, следует за ней. Он не понимает что должен сделать. Девушка же вообще словно потерялась в пространстве. Драко замечает, что на ней лишь одна туфелька. Вторая осталась у того самого места. Нужно ли подобрать её? Не хочет. Не считает нужным. Всё, всё, что сейчас на ней одето, нужно кинуть в огонь и навсегда забыть о случившемся. Но сможет ли он? А она? Слизеринец увеличивает шаги, и через пару секунд оказывается рядом с девушкой. Она дрожит, как грёбаный лист, обдуваемый ветром со всех сторон. Он видит на её плече назревающий синяк. Тут же хочется вернуться к уроду и добить его. Выпотрошить мерзкие внутренности. Как он мог так поступить с ней? Да он практически изнасиловал её. Что если бы он продолжил слоняться по улице? Или ноги привели его не к той лестнице на третьем этаже? Что бы Рон сделал с ней? А главное, за что? Гермиона убрала руку от стены и протёрла лицо. Выровняла спину и пошла быстрее, явно не желая, чтобы Малфой видел её такой. «Чёрта с два я теперь отойду от тебя. Никогда. Никогда, слышишь?» Она не слышала. Она почти бежала. Невольно слёзы хлынули с новой силой, и выдержка Малфоя лопнула. Он подхватил её на руки и немедля понёс в их гостиную. Гриффиндорка сопротивлялась. Пыталась вырваться и плакала, плакала, плакала. Благо, они уже были в подземелье и до их жилища было недалеко. Драко сам не понял, как так быстро донес её, и не слышал своего голоса, произносящего его фамилию у двери. Он даже не заметил, как поднялся на второй этаж и занёс её в ванную комнату. А дальше. Дальше всё было на уровне инстинктов. Отмыть её. Отмыть после этого урода. Содрать его прикосновения с её тела. С его тела. Он поставил её в ванну и немедля крутанул вентиль. Сверху тут же полилась вода. Холодная, обжигающая вода. Гермиона замерла и перестала сопротивляться. Она и сама поняла, как сейчас необходимо отмыться от произошедшего. Платье намокало слишком быстро, заставив её дрожать. Малфой был зол. Чертовски зол. Но он пересилил это бурлящее чувство внутри себя и вновь коснулся вентиля, пустив теплую воду. Он не видел её лица, она продолжала стоять спиной, однако это злило ещё больше. Какого чёрта вообще сейчас происходит? Почему за последние сутки вопросов стало ещё больше? Гермиона почувствовала тепло и на мгновение ей стало хорошо. Обманчивое мгновение, ведь ни черта хорошего не было. Она сама не поняла, как позвала его. — М-Малфой… Он стоял позади, пытаясь сдержать себя. Он действительно старался не сорваться, но дрожащий голос девушки окончательно вывел его из себя. Он позже обдумает это. Или не обдумает. Сейчас это совсем не важно. Важно лишь скорее содрать с неё ебаное платье и отмыть. Смыть к чёртовой матери этот день. Драко резко схватил подол платья и потянул наверх. Он слышал, как она громко ахнула, но осталась стоять на своём месте. Он не хотел смотреть на неё, он делал это по другой причине. Однако от его взора не укрылись стройные ноги девушки и слегка загорелая спина. Он зажмурился. Он не хотел смущать её, но разве эти действия могли иметь другой эффект? Малфой поднял руки вверх, стягивая с девушки проклятое платье, но в районе шеи оно громко треснуло. Он был рад этому. Он хотел сжечь его и больше никогда не видеть на ней. Гермиона негромко пискнула, когда горловина платья запуталась в волосах. Магия спала сама собой и её волосы обрели прежний цвет. Когда наконец он сорвал с неё наряд, она осознала, что стоит рядом с ним лишь в белье. Почему у неё не возникло желания убить его на месте? Почему она чувствовала благодарность за его грубые действия? Почему внутренний голос не кричит о том, что долбанный слизеринец раздевает её, закрывшись с ней в ванной? Ответов не было. Сейчас они и не нужны. Он смог избавить её от осознания того, что произошло ранее. Он смог избавить её от этого платья и той грязи, что она ощутила после приставаний Рона. И она ждала ещё… чего-то. Сама не понимая чего. Ждала, что же он сделает дальше. И он не заставил себя ждать. Холодная рука блондина схватила её за то бедро, что было облапано её другом и приложив столько сил, сколько он действительно сейчас имел, начал тереть. Тёр так сильно, что девушка невольно кинув взгляд на свою ногу, увидела как она мгновенно покраснела. Ей не было больно. Сейчас она чувствовала лишь то, что он всё делает правильно. Она просто была благодарна за то, что он рядом. За то, что небезразлична ему. За то, что он смог защитить её. Он дышал так громко, что, казалось, его сердце выскочит из груди и, ударившись о её спину, упадет к ногам. Он не хотел смотреть на неё, но всё же Драко бросил быстрый взгляд на её бедро и, убедившись в том, что на месте прикосновений урода Уизли теперь красуется саднящая ссадина, он наконец успокоился. Пару секунд он дышал ей в затылок. Её волосы выпрямились под струями воды, и он не мог не заметить капли, что быстрым потоком стекали по шелковистой спине. Гермиона, ощутив его дыхание на своей коже, вздрогнула и подняла руки, кладя их на грудь. Малфой отступил. Она слышала, как он сделал шаг назад. Она не хотела этого. Она не знала, может ли сказать ему что-то, зная что сейчас он опаснее самого Волан-де-Морта. Но она не хотела отпускать его. Всеми фибрами души она хотела, чтобы сейчас он был рядом. Она хотела этого весь вечер, а возможно, и куда дольше. Гриффиндорка завела руку за спину и, удивившись своей ловкости, схватила Малфоя за руку. Крепко вцепившись, она ощутила, как он хотел одёрнуть руку, но она притянула его к себе и, вновь ощутив его дыхание на своем теле, поняла, что больше не может сдерживать внутри себя всё то, что он посадил и вырастил. Медленно повернувшись к нему, не отпуская его руку, она подняла глаза и оказалась почти на одном уровне с ним. — Д-Драко… Впервые он услышал своё имя из её уст. Ему показалось, что больше никто в его гребаной жизни не должен называть его по имени кроме неё. На него также попадали капли воды, от этого он немного щурил глаза, но смотрел на неё не, моргая. Боялся, что она больше никогда не взглянет на него как сейчас. Запоминал, хотел сохранить этот взгляд в памяти, а потом воскрешать каждый раз перед сном до конца своих дней. Однако если бы она знала о его мыслях, то могла бы поспорить, ибо Гермиона решила для себя смотреть лишь на него до конца своих дней, и в подтверждение своих мыслей она потянулась к нему. Неловкое, мимолетное и такое мокрое прикосновение. Их первый поцелуй. Она ощутила долгожданный вкус его губ, мягкий и такой вкусный. В этом он бы с ней согласился, потому что посчитал этот поцелуй самым сладким в своей жизни. Он длился всего одну секунду, но нёс в себе столько смысла, что, казалось, от понимания того, что сейчас между ними произошло, обоих разорвёт от счастья.