Закалённые дыханием вулкана. Том 1

      Непокорный бушующий нрав имела рождённая в центре сплетения Мировых Древ широководная река Бойн. Представительная и тщеславная она, гордясь своим великим происхождением, могущественно несла свои дремлющие воды, протачивая в земле утёсы и фьорды, углубляя долины и становясь источником жизни всему живому. Почитаемая людьми, Бойн дарила насыщение их сосудам, создавая возможность готовить пищу, утолять жажду и орошать возделываемые ими широкие поля. Там, где текла Бойн, царило изобилие и благополучие, и люди, страшащиеся её гнева, почитали мать-реку, воздавая ей дань величия и славы.       Плодородные равнины её, залитые могучим солнцем, пестрели растениями необыкновенной красоты, и невиданные существа питались от краев всемогущей реки. Её властные воды омывали мысы и пределы Зримого мира, впадая в Великий океан, где господствовал владыка Страны Вечной Юности. Она являла собой древнюю стихию, подобно самим Древам, и её чрева были также наполнены чистой, прозрачной Магией, что рождалась в недрах её истока. Божественная мудрость была присуща любому смертному, отведавшему влаги из этого волшебного источника.       Источник тот, что крытым озером скрывался в недрах пещер, сторожили Всезнающие Норны, защищая его от пытливых смертных, и только избранным оказывали они честь ощутить на языке вкус магической капли его. Редко когда случайный путник мог наведаться в их владения, давно позабыта была дорога туда предкам Миля, и лишь Боги ведали о тайных ходах, запертых после Великого Запечатывания Дверей.       То было место, окутанное сетями магии, пещера, что стояла на самом краю Миров, где плелись нити Мироздания и, сворачиваясь, тонули в источнике, питающемся от корней Мировых Древ. И лишь Норнам было доступно знание, которое давало им право видеть и созидать, творить и уничтожать судьбы всего Мира. Даже Боги были подвластны их могущественному влиянию. Так было всегда... ещё до прихода людей, ещё до прихода Туата Де Дананн, ещё до начало всего. Так поговаривали Боги, и им вторили люди, что обитали на священной Ирландской земле, где испокон веков текла магия.       Зримый мир и Незримый, являясь отражениями друг друга, целую вечность были неотделимыми частями одного целого, создавая сплетение Темной и Светлой энергии, что струилась между ними, символизируя вечную битву, что имела место быть среди Фоморов и Туата Де Дананн. Древа Жизни были призванными поддерживать сей баланс. А источник - поддерживать Древа.       Но конец пришёл вражде, и заперлись двери между мирами...       У подножия источника сидели три женщины, между ними светящейся вереницей тянулась тонкая нить. Прозрачная и лёгкая, она покоилась у каждой из женщин на руках, и они баюкали её, как если бы в руках у них имелось дитя. Плотная завеса магии окутывала каждую из фигур, делая их силуэты расплывчатыми и колеблющимся на фоне поблескивающей зеркальной глади озера. Вокруг ворочались клубы тумана, оседающего слоем инея на их свисающих длинных белесых прядях.       — Зачем пришёл ты, Мидах, сын Диан Кехта, владеющий тайнами врачеваниями своего отца?       Эхо слов Урд сотрясло пещеру, заставляя капли влаги на скалах задрожать. Ей вторил голос второй сестры - Верданди. И лишь Скульд молчала, ибо она могла заговорить, лишь когда ведала будущее.       — Ты пришел сюда, дабы узнать судьбу той, что разгневала Норн? — Верданди зашипела, обличая намерения путника.       Оскорбление, которое нанесли её сестрам не так давно, все ещё затрагивало её необузданное эго, и злые, возмущенные Норны вмиг отозвались разгневанными проклятьями, прогоняя Мидаха из пещеры. Никто не знал происхождение сестёр, но они не были Богами, ни фоморами, ни порождениями магии – существами мифической природы. Считалось, что они были того же возраста, что и Древа. Никто не осмеливался перечить им, ибо нахальца ждала неустрашимая кара.       Спустя мгновение из тьмы показался юноша, что решился нарушить их покой и, преклонив колени перед могущественными Норнами, он взмолился о пощаде.       — Я нисколько не желал ваш вызвать гнев, о Всезнающие Норны, — он низко склонил голову и молвил, придавая голосу всю учтивость и покорность, на которую только был способен Бог. Юноша был безумно красив, но печаль и смятение, застывшие в светлых глазах, омрачали его образ. На его голове царил прекрасный ободок из виноградной лозы, а длинное одеяние сияло вышивкой из золотых нитей. — Молю лишь узнать об участи той, что была так глупа, нанося вам обиду. Судьба её не безразлична мне. Ведь давным-давно я дал слово опекать эту девушку перед её отцом. Не сочтите за дерзость знать о том, что приготовили ей милостивые Норны.       Верданди склонила голову. Лики Норн походили на лик одной не очень красивой женщины, но только если Верданди была женщиной, прямо смотревшей вперёд, то Урд – старухой, немощной, постоянно оглядывающейся назад, поглощённой только ей ведомыми размышлениями. Скульд же редко показывала своё лицо, низко склоняя накидку над ним, но ходила молва, что являлась она самой молодой и прекрасной среди трёх. Единственным одеянием Всезнающих было белое длинное платья, смахивающее на обычную нижнюю одежду. На головах красовались медные браслеты, все испещрённые мифическими рунами.       У Урд там значилось: «То, Что Есть».       У Верданди: «То, Что Становится».       У Скульд: «То, Чему Следует Быть».       Считалось, что если Норны не в благосклонном состоянии, они являлись путникам в лице старых сморщенных старух и говорили загадками. Между ними всегда была увесистая нить, олицетворяющая собой судьбу, что они - каждая - держали в руках. При этом Урд и Скульд всегда глядели в противоположные стороны.       — Судьбу её велено знать лишь Норнам. Ты не достоин узреть то, что произойдет!       — Позвольте лишь спросить, где я могу найти её?       Урд склонилась над источником, перебирая пальцами тугую нить на ощупь, и проговорила скрипучим старческим голосом. Свет, исходивший от неподвижной глади воды, отражался в её сплошь белоснежных глазах, что были слепы и неподвижны, как два белых гладких агата. Несмотря на то, что Норны не могли видеть, Мидах будто чувствовал их взгляд на самом себе, который видел его прошлое, настоящее и будущее.       — Её место там, где есть и предназначение. Была направлена она с особым замыслом в мир людской.       Когда говорила одна из них, другие замолкали, так было всегда.       — Но в чём сей замысел? — осмелился поинтересоваться Мидах. Он ещё ни разу не удостаивался чести разговаривать с самими Норнами и не знал, что несколько вопросов сразу задавать им запрещено. Велено было лишь слушать то, что скажут Всезнающие, дозволяющие лишь немногим познать таинства их судеб.       Норны всполошились и замолкли, продолжая перебирать нить, сидя в подобие кружка вокруг источника. Царившая тишина перебивалась лишь каплями воды, стекающими по поверхности берега и скал, что были окружением пещеры, и шорохом тянувшейся нити, которая длинными ветвями стлалась по земле, походившая на движущуюся змею, что покорна воле Норн. Внезапно и эти звуки прекратились.       — Когда придёт время, пять великих древ падут, — произнесла Скульд, оторвав взгляд от источника. — Изнурится Эо Росса, перестанет пить влагу, сгниют Биле Дате, Краэб Уисниг и Биле Тортан*. И когда последний жёлудь упадёт с Эо Мугна, наступит то, что послужит уроком для всех Богов. Предотвратить это могут лишь те, которым суждено.       Мидах замер, удивляясь чистоте голоса Скульд, что звучал будто бы отовсюду одновременно и внутри него, чистый и льющийся, как капли утреннего дождя, приносящие ощущение лёгкости и свежести. Пророческие слова Скульд отдавались глубоко внутри, как если бы он услышал шипение океана, но никак не голос обычной девушки. Но то был голос Будущего.       — Иди, сын Диан Кехта, иди в свой Сидх и жди, когда последует твоё время, — проговорила Скульд, невидящим взглядом смотря перед собой. — Та, за которую ты поручился перед Великим Богом, станет оружием в наших руках. И этого тебе не изменить. Она же станет полем, что посеет плоды, иль пламенем, что сожжёт всё дотла. Не велено знать тебе, что суждено! И не велено изменить! Иди же!       Мидах попятился, не в силах устоять перед мощью этих созданий. Пещера перестала казаться уютным пристанищем, враз переменившись и ощетинившись на нежеланного гостя, вознамерившись во что бы то ни стало изгнать его из своих владений.       — Иди же, сын Диан Кехта! Тебе велено ждать! Дети Богини Дану никогда не слушают всезнающих Норн!       Следом за воплем Верданди послышался крик другой её сестры. И уже через мгновение на молчавшего и ошеломлённого Мидаха обрушился гнев Всезнающих Норн.       — Им следовало бы слушать и внимать советам Судьбы, — возмущенно проговорила Урд.       — Дети Богини Дану тщеславны и высокомерны! — вторила ей Верданди. — Им не понять всю силу магии, которой они владеют.       — Да обратится против них она и послужит карой за честолюбие их.       — Детям Богини Дану пора научиться бояться Судьбы, ибо она настигнет их, как великий потоп настиг землю!       Норны теперь не говорили, их вопль походил на страшное верещание, который звенел в его ушах непрерывным голосящим визгом виверн, а облик женщин терял былую выразительность и отчётливость. Они все протягивали руки в сторону Мидаха, и слепой невидящий взгляд Верднади прожигал в нём дыры. Воды прозрачно чистого источника вскипали, гладь приобретала мутность, становясь бледно-красной от будто прилившей в него крови.       — Запомни это! — последние слова прерывались хрипами и кряхтением, но Мидах уже отвернулся, стремясь выйти из пещеры как можно скорее, и не видел, как на месте Верданди и Скульд теперь были измождённые старухи, что смотрели вслед ему красными, злыми глазами, провожая Бога до момента, как он переступил порог. А после, снова успокоившись, продолжили перебирать нить.       И было это в начале весны. И день равнялся ночи. И радовался отец, что был Королём великого Камелота, рождению второго дитя своего, вызванного решением смятенного порыва ума его, но не менее желанного, чем первенец его. Ибо была это девочка.