***
Тэн смотрит через маленькое окошко, и шум улицы врывается в его сознание. Раскалённый воздух попадает в лёгкие, дети бегают продавая мороженное из ананасов, что-то кричат, маленькие мотоциклы мелькают перед окном. Их город не самый бедный, но это выплывает наружу, когда дело доходит до особенных вещей. Он оборачивается. Мама лежит в кровати, окружённая голубыми простынями, дышит очень медленно, и веки её слегка подрагивают во сне. Можно подумать, что женщина просто спит, но в таком состоянии она проводит большую часть своего времени. Тэн поправляет покрывала, наливает в графин воды и надеется, что мать проснется хотя бы к вечеру, дверь за ним скрипит. В соседней комнате полумрак, он вытаскивает тетради, включает лампочку над столом и долго трудится над домашним заданием. Пот маленькими капельками стекает по его вискам, он вздыхает, когда капля падает на тетрадь и принимается вытирать лоб первой попавшейся под руку футболкой. Когда он заканчивает, часы показывают почти десятый час и он в попыхах бросает все в рюкзак, чтобы не забыть завтра. А после идёт в комнату матери. На его лице та самая улыбка, которую можешь посвятить кому-то, лишь безгранично уважая и любя его. Как и предполагается мама не спит, Тэн складывает руки в приветственном жесте, кланяясь чуть ниже необходимого, и подходит к ней. У неё в глазах россыпь сожалений об утраченной юности сына, эту самую россыпь младший никогда не замечает. Он полон усердия, потому все вечернее процедуры проходят в установленном порядке. Сначала обмыть её тёплыми полотенцами, затем покормить её самой вкусной едой, после почитать новости. Когда с трапезой покончено, Тэн обходит её кровать и начинает мягко расчёсывать волосы. Мама молчит, по большей части от того, что ей тяжело говорить, но, кажется, собирается нарушить это молчание. Когда он садится рядом с кроватью, она берёт его за руку, и чистое материнское в ней продолжает сиять, даже будучи прикованной, эта женщина всегда сможет оберегать. Недолго она молчит, собирая все силы в себе, и смотрит в глаза чуть улыбаясь: — Читтапон, солнце мое, нам нужно поговорить. — Я не оставлю тебя здесь одну, — шепчет он, словно зная, о чем дальше пойдет разговор, женщина кивает. — Не здесь, а в лучшей больнице нашей страны. Ты сам сможешь убедиться, там обо мне позаботься. — У нас нет на это денег, — качает он головой. — Уже есть, свет мой. Читтапон, дитя мое, ты же любишь танцы. Поезжай в Сеул. Тэн смотрит на нее долгим взглядом, не понимая что происходит: — Откуда деньги? — Твой отец, — начинает она и младший смотрит на нее грозным взглядом. — Он не хотел нас знать, уже десять лет прошло, — от спокойствия в голосе у него только сдавленая попытка не срываться. — Он изменился, нашел престижную работу в лаборатории и даже согласился оплатить мое лечение. Прошу поедь в Сеул хотя бы у тебя должно быть будущее. Ты же такой смышлёный мальчик, раньше, когда ты танцевал, люди не могли от тебя оторвать взгляд. Если бы не я… Если бы не я, — повторяет она, и слезы стоят в ее уставших глазах, он обнимает женщину, бережно гладя по голове. — Прости, я понял, но я не уеду, пока не увижу, что о тебе кто-то заботится, — это не компромисс, это вынужденное и возможно правильное решение. Если так продолжится, подработок придется взять больше, а тогда и сам Тэн будет дома очень редко, и вряд ли это им двоим поможет. Машина приезжает за ними чуть ли не на следующий день. Но Тэн пристально следит за всем процессом и даже остаётся в больнице на неделю, проверяя все документы. Договор гласит о пятилетней непрерывной заботе о пациенте. Младший вчитывается, будто за каждой буквой может таиться подвох, но не находит его. В конце концов, мама целует его в лоб, улыбаясь кажется самой счастливой улыбкой за последней время. Проверяя его билет и паспорт, наконец засыпает безмятежным сном. Читтапон смотрит на нее ещё какое-то время, пытается не прощаться с ней мысленно и сесть на автобус в аэропорт. Самолёты гудят, провожающие плачут, встречающие улыбаются, множество людей, чьи судьбы связаны, продолжают встречаться и расставаться. Тэн проходит регистрацию, и где-то на подсознании у него вертится мысль, что он покидает родную страну навсегда, но даже так младший не собирается в это верить. Ни сегодня, ни даже завтра, когда прибудет в страну, где его будет ждать отец.***
Тэён прибывает самым первым из группы, но даже спускаясь на энное количество этажей вниз, опасности не чувствует. Отец рядом, говорит, что придется задержаться на несколько дней, что это не займет много времени, и что на самом деле Тэён заниматься своими танцами сможет и здесь, потому что особых запретов пока что нет. Ли младший слушает и кивает, особого интереса к происходящему не имея. Даже когда он проходит разные тесты, и когда ему вкалывают какой-то раствор, он действительно уверен, что через несколько дней это все закончится, и он сможет вернуться к своей девушке и команде, вновь стараясь прожить красочную и невероятно интересную жизнь. Изменения наступают на второй день, когда в лабораторию привозят ещё двоих парней, те улыбаются, знакомясь с Тэёном, и он чувствует сильное влечение к ним. Будто он истосковался по общению за столь малый срок. Происходящее замечают не сразу, просто на четвертый день молодой лаборант с бейджиком, гласящим «ЯнЯн», подходит к Ли старшему, сжимая подолы своего халата и, запинаясь, интересуется: — В-ваш сын г-гей? — господин Ли пялится на него несколько секунд, затем сжимает стоящий под рукой стакан и бросает его в стену. — Что ты такое несёшь?! — Он пристает к парням, — поясняет лаборант и пятится, — я подумал, может это побочный эффект, — тараторит он с проскальзывающим немецким акцентом и выскакивает из кабинета. Тэёна приглашают пройти очередное обследование. В этот раз под гул МРТ машины он рассматривает картинки девушек в разных позах, затем ему показывают парней. И, что самое интересное, от парней у него мурашки бегут, и воображение вбрасывает ему его самого. Тяжело вздыхая, в папке «Ли Тэён» старший Ли делает пометку о смене ориентации. На пятый день, когда у Тэёна заканчивается терпение, в лабораторию прибывает ещё один парень. Он выглядит маленьким и хрупким, но взгляд у него настолько хмурый, что Тэён бы не удивился, если бы этот самый парнишка набил себе пару татуировок на теле и матерился бы во всю на происходящее. Наблюдать приходится издали. Тэн знает, танцами ему заняться не судьба. Он понимает это ещё на подъезде к дому, отец соврал матери и вообще всем соврал. Ему до сих пор нужен сын только в качестве подопытной крысы. Сбегать младший не спешит, мама огорчится если он вернётся, маме перестанут помогать врачи. Корейский режет его слух, но он старается привыкнуть к нему хоть немного, отчего меж его бровей залегает впадинка, когда он хмурится. Осмотр кажется ему странным, особенно когда его заставляют смотреть на обнаженных девушек и парней, он не спрашивает ничего, но злится. Давит чувство, что за ним кто-то наблюдает. Тэн вздыхает, когда шприц втыкают в плечо, но даже когда его отпускают в одну из комнат, облегчения не чувствует. Ждать чего-то хорошего не приходится. Ли Тэён знает, удача всегда на его стороне, поэтому буквально сияет, когда новенький заходит, в их трехместную комнату. Вид у иностранца мягко говоря неочень. — Привет, — подскакивает он и буквально подлетает к новенькому, Джонни смотрит на это все и качает головой, такая гиперактивность ничего хорошего не предвещает. Тэн оказывается молчаливым, но трезвомыслящим. Очевидные изменения в своей ориентации он замечает на пятый день я когда наблюдает за танцующим Тэёном. Движения, его чуть приоткрытые глаза, тяжёлое дыхание и пот, стекающий по шее, все это почти возбуждает его. Поэтому Читтапон направляется к отцу сообщить о неладном. Тот лишь усмехается на данное заявление и легкомысленно пожимает плечами. — Мы догадывались, что это побочный эффект. Большего младшему слышать не надо, он выдыхает буквально весь воздух из лёгких и с размаху, со всей дури бьёт отца куда-то то в область челюсти. Тэн не кричит на него и бить дальше не собирается, но его все равно скручивает парочка лаборантов, и они вкалывают успокоительное. Тэён оказывается в палате раньше Джонни, он видит бессознательного Тэна и что-то внутри в нем ломается. От лекарств у того начинается жар. Сначала Ли пытается вызвать на помощь хоть кого-то, но в конце концов начинает обтирать Читтапона мокрыми полотенцами. Тот что-то бормочет сквозь сон и Тэён ненадолго забывает о своих собственных проблемах. Он мягко ведёт пальцами по чужим скулам, пробует на ощупь чуть пухлые губы и закусывает собственные, в голове пытаясь отделаться от желания поцеловать. Дверь открывается, Джонни вальяжно заходит в комнату и устало вздыхает: — Тебе стоит быть осторожней. А то вас расселят, и тогда ты не сможешь глазеть на своего ненаглядного сутками на пролет. Тэён фыркает, укрывает пледом полуобнаженное тело и улыбается: — Спасибо за совет, друг. Дружбы ещё на самом деле никакой нет. Они знакомы все от силы две недели и доверия друг к другу не испытывают совсем. Но этот процесс инициации кажется всем действительно важным. Если они тут из-за родителей, значит они против лаборатории и однажды им нужно будет взбунтоваться. Время течет, испытания проходят раз в неделю и Тэён про себя подмечает, что Тэн смышлёнее, чем кажется на первый взгляд. — Хочешь разучить танец со мной? — спрашивает он медленно, потому что Тэн с ним сближаться не торопится. На лице у тайца отражается размышление, за которым следует одобрительный кивок. Все проходит хорошо, настолько хорошо насколько позволяет языковой барьер, но Тэн в основном понимает, что ему говорят и понимает, что должен сказать в ответ. К третьему занятию, он начинает чувствовать себя намного свободней, позволяя своему телу демонстрировать всю податливость и пластичность. У Тэёна от младшего шарики за ролики периодически заезжают, потому что сняться ему совсем не невинные сны и от самого себя сбежать никак не выходит. Окончательно крышу сносит, когда во время танца Ли проводит по чужому животу рукой, этот обычный жест заедает в голове, включается на повтор, поэтому как только музыка заканчивается, Тэён хватает младшего за руку и, переплетая их пальцы, тянет в туалет. Тэн не противится. Он не сопротивляется даже когда они оказываются в одной кабинке и старший садится на крышку унитаза, слегка хлопая по своим ногам ладонями. — Садись, — шепчет он, но ни к чему не принуждает. Не собирается заставлять кого-то делать выбор, просто камер здесь нет, а значит можно попробовать то, что под запретом. Тэн не долго молчит, смотрит на Ли сверху вниз, рассматривает его черты в каком-то синем свете и наконец садится сверху на чужие колени. Вблизи лицо старшего кажется еще красивей. Тот его слегка обнимает и пытается прижать к себе ближе за поясницу. Тэён ведёт носом по чужой шее, — сначала мне казалось, что удача отвернулась от меня, раз я попал в это место, но кажется удача просто вела меня к тебе, — Ли растягивает слова, проговоривая их шепотом и медленно, дабы младший все понял. Его дыхание отбивает от чужих ключиц, Тэну приходится обнять шею парня, дабы чувствовать больше его тепла. — Ты, — таец запинается, заглядывая в чужие глаза, он дышит медленно стараясь не дать своему сердцу выпрыгнуть из груди от волнения, — мне н-нравишься, — бормочет он, от этой фразы у Ли широко распахнуты глаза. Лёгкое удивление, нет самое шокирующие в его жизни событие, когда губы захватывают в плен. Тэн целуется неловко так, как обычно целуются впервые, но у Тэёна от этих прикосновений жар по всему телу, он настойчиво прижимает к себе второго и даже умудряется протолкнуть в его рот язык, от чего их поцелуй становится очень мокрым. Возбуждение растет ещё и от того, что младший неосознанно о него трётся пытаясь прижаться максимально близко. В конце концов Тэён даже слышит свой собственный сдавленный стон в чужие губы. Им приходится прерваться, дыхание у обоих напоминает о том, что воздух телу нужен, и сладкая нега разливается от каждого прикосновения к коже друг друга, Тэён целует чужую шею, буквально хочет ее сожрать. А после он наконец замечает совершенно смущённое лицо Тэна, и эта нарастающая страсть неожиданно гаснет. — Твой первый поцелуй? — получать ответ на такой, как получать подарок на совершеннолетие. Особенное ощущение. — Да, — выдыхает второй чувствуя, что бабочки порхают где-то в районе живота. — Мы не будем, торопится, — шепчет он, — хочешь встречаться со мной? Ответ очевиден даже Джонни, который стоит все это время на стрёме снаружи и пытается прикрыть задницу «друга». Ведь даже если они заперты, это вовсе не значит, что их чувства исчезнут сами собой.***
Чону за Доёном хвостиком бегает и задаёт много вопросов. В основном о Минхён-хёне. — Почему он в коме? — наконец прямо спрашивает он, прекрасно осознавая, что лезет не в свое дело. — Потому что случилось, кое-что плохое. — Можно к нему сходить? — Доён смотрит на него и сдается. Этот ребенок не исправим. Они плетутся по коридорам к нужной палате. В первой комнате удобств не больше, чем в остальных, разве что стекла разрисованы разными рисунками, они дарят ощущение уюта, расползаются красивыми цветочными узорами и позволяют на мгновение забыть, как на самом деле обстоят дела. Тэиль смотрит на них удивлённо. — Хён, у меня не вышло его остановить. Тэиль кивает, у него добрая, почти отцовская улыбка и мягкий взгляд: — Проходите, раз пришли, я обижаться не стану, уверен, он тоже хотел бы видеть гостей. Чону нетерпеливый, он подходит ближе к лежащему человеку, осматривает его с ног до головы и говорит то, что для других очевидно уже давно. — Выглядит так, будто спит. Тэиль усмехается, у него горечь на языке от несказанных вовремя слов и сожалений, он пытается быть храбрым и смелым, но надежда с каждым днём всё больше ускользает. Минхён не даёт ему знак, не снится в радостных снах, если и снится, то только как циферблат, отбивающий ритм его сердца, противно пищит, показывая прямую. Чону хмурится. — Странное дежавю, — бормочет он и Доён мягко гладит его по голове. — Пойдем, — шепчет он. Чону кланяется и улыбается, так как улыбаться может только он, невинно и правильно: — Я зайду ещё, хён. Лампы в коридорах начинают гаснуть, лаборатория погружается в сон. Чону тоже засыпает. Ему снится что-то, но пока он не способен запомнить это или понять. Однажды он непременно сможет пересказать этот сон, и возможно тогда измениться их судьба.