Когда за завтраком на стол напротив Гермионы Грейнджер опустилась завернутая в почтовую бумагу посылка, опрокинув три кубка тыквенного сока и рассыпав вазу с леденцами, к ней невольно обернулась половина гриффиндорцев. Большая сипуха, протаранив крыльями тарелки, тут же вылетела из замка, явно не ожидая ответа, и Гермиона неуверенно подтащила прямоугольную коробку к себе, испытывая настоящий стыд, словно была хоть в чем-то виновата.
— И что там? — полюбопытствовал Рон, позабыв об остывающей запеканке, которую ему удалось-таки спасти в последний момент.
— Понятия не имею.
Гермионе не хотелось открывать посылку при всех, словно она чувствовала, что этого делать не стоит. И хотя почта тщательно проверялась министерскими ищейками и в ней точно не было ничего предосудительного, староста с некоторым опасением стащила бумагу, под первым слоем которого оказался еще один и белая карточка, на которой тут же появились слова: «Открой в одиночестве».
Грейнджер виновато покосилась на любопытного Рона, который моментально скуксился. Гарри, глянув на приятеля, усмехнулся.
— Простите. Я вам правда все расскажу, но потом, — едва не умоляюще пробормотала Грейнджер, прижав коробку к себе, и вышла из зала с таким ощущением, словно стала догадываться, от кого эта весточка.
Нет, это было не ощущение. Это была надежда.
Фред и Джордж улетели почти три недели назад, но разговоры об их прощании все еще не прекращались. Самое обидное, что Гермиона не знала о готовящемся мятеже, хотя чувствовала, что что-то должно произойти. Фред как будто ограждал ее от своих с братом дел, особенно от тех, которые могли бы огорчить, видимо, ясно понимая, что его девушка будет не в восторге, Гермиона не допытывалась, осознавая бесполезность своих попыток образумить парня и его переделать. Ей пришлось пересилить себя, буквально убить в себе желание контролировать все и вся и усвоить одну важную мысль: у Фреда всегда будут какие-то увлечения, о которых она не будет ничего знать, ровно как и наоборот, и это, пожалуй, было даже по-своему приятно. Находясь вместе, они сохранили некие личные моменты, отнюдь их не отдаляющие. Например, Гермиона знала, что близнецы выкупили помещение в Косом переулке и радовалась вместе с ними, но не знала, что они почти полностью укомплектовали ассортимент будущего магазина и готовы бросить учебу. А Фред если и пытался высмеять жажду Грейнджер освободить домовиков, то теперь лишь необидно и вполне добродушно, проявляя что-то наподобие уважения к ее убеждениям. И, в отличии от многих парней, он никогда не просил ее не рисковать, хотя совершенно очевидно переживал, не укоряя за беспокойную дружбу с Гарри.
Большая часть школы и семья Уизли, кажется, не до конца понимали, как эти двое умудрились сойтись, но факт оставался фактом: отношения Фреда и Гермионы все еще были живы вопреки логике, сплетням и наговорам, пусть теперь и на бумаге. Почти каждый день Гермиона получала короткое, нацарапанное словно впопыхах письмо, соединяющее Лондон и Хогвартс, и с нетерпением ждала завтрак, прибегая на него чуть ли не впереди всех, хотя совы прилетали гораздо позже. Она по-прежнему не была фанатом идеи о волшебном магазине вредилок, но не могла не признать, что Уизли занимаются тем, ради чего рождены, поэтому искренне желала знать о том, как продвигается их работа, и надеялась, что у них все удается.
Сейчас, заперевшись в своей комнате, пустующей из-за завтракающих соседок, Гермиона с бьющимся через раз сердцем снова прочла записку и открыла второй слой оберточной бумаги, за которым оказалась очень знакомая оранжевая коробка, где по центру крышки значилось —
«Забастовочные завтраки»,
а чуть ниже, золотым витиеватым тиснением —
H. G.
Наверное, этот подарок был окутан потрясающими маскировочными заклинаниями, раз даже министерство его прощелкало, и Гермиона, улыбнувшись, невольно ощутила прилив гордости за близнецов и Фреда в частности. Однако же, слово он свое сдержал.
Гермиона бездумно открыла коробку и вместо знакомых Обморочных орешков и Блевательных батончиков увидела самые обычные конфеты в ярких обертках. На белой карточке, все еще сжимаемой Грейнджер, появилась надпись:
«Для тебя — только съедобные безобидные сладости, любимая староста.
Я становлюсь сентиментальным».
Гермиона легко коснулась пальцами цветного фантика и почувствовала, как сладко и одновременно горько защемило сердце: разлука не давалась ей легко, хотя девушка старалась не демонстрировать свои слабости. Лишь, кажется, Гарри и Джинни видели, как их подруга бывает временами задумчива и отстраненна, но в остальном же Грейнджер старалась быть сильной. Жизнь продолжалась. Борьба продолжалась. А у них с Фредом еще будет время для счастья. Пусть Уизли и считал ее пессимистичной, в это она верила беспрекословно.
Так и не попробовав ни одной конфеты, Гермиона закрыла коробку и положила ее около своей кровати. Пусть она останется такой, какая есть. На память.
