«Драко, я узнал о задании, данном тебе Тёмным Лордом. Я надеюсь, что у тебя всё отлично продвигается. Не подведи меня. С уважением, Люциус Малфой».
Слова «не подведи меня», «я надеюсь» и сухое «с уважением» выбивали Драко из колеи. Он уже давно привык к тому, что для Люциуса он лишь пешка в его игре, но всё равно каждый раз внутри что-то обрывалось с иступлённым, ноющим чувством. … и это было ужасно. Единственным источником настоящей улыбки являлась лишь его мама — Нарцисса. Умеющая заставить его улыбаться, быть счастливым, хотя даже если на одну ночь — мама была его персональным ангелом. Она чувствовала сына, понимала, умела поддержать, а когда знала, что ему плохо — не давила: лишь доставала альбом с детскими колдографиями, и они вместе их могли рассматривать хоть до жёлтого рассвета, так прекрасно видного с балкона, выходящего из комнаты Драко. И это чувство — лёгкости и приятной опустошённости он ловил только с ней. Малфой не рос в любви — Нарциссе не давали видеться с ним лет до пяти-шести и его воспитывал отец, который никогда и не знал, что такое любовь и забота. «А ты уверен? Откуда ты знаешь? Ты же никогда его не спрашивал?» Малфой-младший мотнул головой, отгоняя эти мысли — у них такое было непринято. Чёткость, хладнокровие, испытание и постоянное недовольство и были воспитанием сына, по мнению Люциуса. Безвольное и сухое «отец», ласковое и нежное «мама». Контраст. Призвав с помощью Акцио пергамент и перо, он бесшумно вышел из гостиной старост, в которой уже успело пропахнуть хвойным шампунем Грейнджер, и направился в совятню.***
«Дорогой отец, всё проходит хорошо. Я тебя не подведу. С уважением, Драко Малфой.»
Малфой про себя усмехнулся, глубоко вздыхая, будто в лёгких не хватало воздуха. Точная копия письма отца. Всё точно так же кратко и сухо. Пара строк легли на пергамент очень быстро, благодаря самопишущему перу. Запечатав письмо, он нашёл своего филина и, привязав к лапе конверт, отправил её в полет за утренний горизонт, на котором уже появлялся круг янтарного солнца. Всего через пару минут наблюдения за кучерявыми облаками, он увидел сначала чёрную точку, а затем белую сову, которую он не перепутает ни с какой другой — сова его матери. Ухнув, птица села на подлокотник окна и смирно стала ждать, пока Драко возьмёт письмо, раскроет и прочитает его. По инерции: подошёл. Взял письмо. Открыл:«Сын, как у тебя дела? Как учёба? У нас в Малфой-Мэноре творятся жуткие вещи: убийства и пытки магглорожденных. И это ещё не самое худшее! Хочется просто собрать вещи и уехать куда-то подальше, подальше от этого кошмара и хаоса. Лорд дал тебе задание, достаточно лёгкое для того, чтобы нашу семью простили. Я надеюсь, всё обойдется без подвохов с его стороны. Но расскажи лучше: как ты сам? Справишься с этим заданием? Буду ждать от тебя ответа. С любовью, твоя навеки мама Нарцисса».
Письмо Нарциссы Малфой всегда будто светилось тёплым жёлтым светом: забота и любовь была видна даже невооружённым глазом. Он ещё несколько раз пробежался взором по строчкам, чтобы хотя бы на секунду отвлечься от суровой реальности. Простое слово «сын» разжигало больший огонь в сердце, чем редкие похвалы от отца. Уже второй раз за день письма заставляли его вспомнить не самое радужное своё детство. Ирония судьбы — коварная вещь. И в этот раз даже слишком — Грейнджер влетела в совятню, от её быстрых шагов с пола взлетели опилки, а каштановые волосы качнулись из стороны в сторону, словно маятник. «… ты должен влюбить в себя грязнокровку.» Слова из глубин сознания вспылили на поверхность и теперь раздавались в голове, отбиваясь будто молотком, набатом. — Грейнджер? Нет ответа. Великий Салазар, за что? Почему? Она явно игнорировала его присутствие, что очень раздражало. … а затем вдруг остановилась и стала прожигать взглядом его переносицу, словно его тут не было, словно он невидимый. — Грейнджер! Тупик. Будто сам с собой разговаривает. Как же она его бесит. Но Гермиона лишь призвала к себе свиток и начала писать: быстро и неаккуратно, что было так непохоже на неё. Малфой не пытался больше её звать, ломая себе голос — просто стал наблюдать за тем, как мелко, но часто дрожат её руки, подбородок, а на опущенных глазах слегка подрагивают чёрные ресницы. И это было так… непривычно. Просто стоять молча, наблюдая за ней. А ещё совершенно неправильно, совершенно не нужно. То, что не должно входить в рамки его жизни. К чёрту нежности. Ему лишь надо влюбить её в себя. До чего же абсурдно. Пару секунд молчаливого, но никак не напряжённого молчания истекли, и экс-гриффиндорка отыскала свою сову среди сотни квадратных клеток с чужими, и, привязав письмо к лапе, отправила её в полет. А затем Гермиона вдруг будто заметила его присутствие, но во взгляде не было удивления.… Там была лишь пустота. Мутный, потухший взгляд молочно-шоколадных глаз, никак не ассоциировался с жизнерадостной палитрой её жизни. В мозгу не складывалась картинка, слово тысячи маленьких кусочков пазлов. Но всё же Грейнджер не сказала ни слова, а лишь отвернулась к окну. Драко лишь улучив момент, подошёл к ней, чувствуя на своей коже этот противный запах хвои. — Жизнь слишком несправедлива, — сказала она, нарушив вдумчивое молчание и покачала головой, но даже не посмотрела в его сторону. — Вот как, Грейнджер, — он горько усмехнулся, а затем тише добавил: — Да что ты знаешь о несправедливости, гриффиндорка? Она вздрогнула, не давая понять, услышала или нет. А осознание нагрянуло слишком резко: он просто сидит и разговаривает с ней и даже на чуть-чуть отворил свою душу. — Впрочем, мне совершенно наплевать, Грейнджер, — горделиво протянул парень, но его слова затмило уханье совы, севшей на каменный подоконник. Она, сделав пару шажков, подошла, хрустя опилками, и взяла письмо. Глаза бегали по строчкам с огромной скоростью. Почерк был размашистым, беглым, кое-где размытые чернила — видимо попала влага.«Боюсь, что это правда, дорогая. Сегодня утром к нам ворвались Пожиратели. Ничего не объясняя, они просто убили твоего отца. Я правда не знаю, зачем это было сделано и для чего. Но я рада, что ты в безопасности. За меня не волнуйся, я справлюсь, правда. Всё будет хорошо. С любовью, твоя мама».
Слёзы, застилавшие взор, мешали фокусироваться на мире, и она потупила взгляд вниз. Она должна была стереть им память… просто должна была. Несмотря на их «всё будет хорошо». Гермиона действительно готова была сказать «Обливейт», но в последний момент родители обернулись. И это было её роковой ошибкой. А ведь достаточно было сказать «Обливейт». Плевать, что они бы забыли её. Главное, что они были бы в безопасности. Если бы… Отец мёртв. Слова разносились в голове эхом, заполняя каждую частицу горем. Она не понимала, как такое могло случиться. Разум не хотел воспринимать слово «мёртв». Больше никогда не услышит его звонкий голос, больше никогда не обнимет и не попросит его рассказать сказку на ночь, пусть ей уже и почти восемнадцать. Слово «никогда» засело в мозгу, да и застыло там, не пропуская другую информацию. А ещё «всё будет хорошо» — три мерзких слова, которые лживы, словно безоблачное небо в начале мая. Это всего лишь попытка сбежать от реальности, она опасна, как и откладывание проблем. Она не выдержала, осела на пол, зарывшись руками в каштановые волосы. Слёзы лились из глаз, щёки уже были полностью мокрыми. Притянув колени в себе, лишь закрыла глаза и начала раскачиваться взад-вперёд, словно маятник. Было очень плохо. Чертовски плохо. А потом она услышала тихое «Грейнджер» и неведомым чудом, подняла опухшие красные глаза вверх. Малфой готов был вскрикнуть — в её взгляде не было ничего. И это было самое страшное.***
Злобный стук в дверь, ведущую в гостиную, длился уже около пятнадцати минут. Драко надеялся, что уйдут добровольно, но нет. И теперь незваному гостю придется вставить мозги на место, уже не по своему желанию. Произнеся пароль, в гостиную влетел… — Поттер? Какими судьбами тебя занесло? — Ты ещё и спрашиваешь? — его лицо было почти багровым, а вопрос был на повышенных тонах — было видно, что Гарри страшно зол, — Ты ещё и спрашиваешь, тупой хорёк?! Гермиона сидит этой башне два дня. Два. Грёбаных. Дня, — повторил тот, выделяя каждое слово, — А ты даже не замечаешь этого? — Потти, успокойся, — Малфой стал рассматривать свои ногти, этот разговор его потихоньку выводил из себя, — Во-первых, мне нет никакого дела до твоей заучки. Во-вторых, откуда мне знать, где она шляется? В-третьих, меня насильно затащили жить с ней и я не несу никакой ответственности за неё. Поттер открыл уже было рот для ответа, но, передумав, замолчал. — Ещё есть вопросы? — спрашивает Малфой с ухмылкой, облокотясь на стену и складывая руки на груди. — Никаких, хорёк, — Гарри задумчиво качнул головой, погружаясь в свои мысли. Ну хоть кто-то из этой троицы умеет более или менее адекватно отвечать. — Где комната Гермионы? — Там, — Драко наигранно незаинтересованно указал на белую дверь, рукой с массивным родовым перстнем, не меняя позы — весь этот непродолжительный разговор до чёртиков его взбесил. Поттер вновь кивает и идёт в сторону спальни девушки. И Великий Салазар, ещё бы пару секунд, и Малфой взорвался.***
Гарри приготавливается к самому худшему: Гермиона два дня отсутствовала везде, даже на её любимой трансфигурации, никак не связывалась с ним самим, а его совы возвращались назад с непрочитанными письмами. Два дня он не приходил к ней по одной простой причине — чтоб она смогла оправиться. Мало ли, что могло случиться, а он не хотел давить на подругу. Бесшумно открыв дверь с блестящей золотой ручкой, Гарри заглянул внутрь и его стойкость рухнула: по всей комнате были разбросаны бумажные квадратные платочки, окно плотно закрыто, зелёные шторы задёрнуты, а посередине всего этого сидела Гермиона Грейнджер, вытирая тыльной стороной ладони очередную солёную слезу. Гарри безмолвно подошёл к ней. Он знал, что разговоры сейчас бесполезны, да и к тому же не факт, что она вообще заметила его. Он просто присел рядом, притянув к себе, а затем приобнял за плечи. Она, будто в состоянии транса, положила голову на плечо, всё ещё продолжая всхлипывать. — Успокойся, мы справимся, — голос резко стих, Гарри сам не заметил, как стал говорить шёпотом. Он не стал врать, что «всё будет хорошо», ведь никогда не бывает полное счастье и штиль в жизни. Поттер знал, что ей нужны слова поддержки. Просто до жути необходимы. Но даже в этом случае он не будет ей врать. Успокаивающими, но несбыточными словами. Только не ей.***
Гермиона оправилась. Правда, ей понадобилось на это около еще двух дней. Поэтому в Большой зал, она заходила тихо, стараясь незаметно прошмыгнуть до слизеринского стола. … и прошмыгнула. Но за столом её ожидал ещё больший ужас — одна из главных аристократок школы, по слухам, встречающейся с Малфоем, блондинка с ярко-зелёными глазами — Астория Гринграсс. — Грейнджер, да? — Астория обернулась к ней, повергнув новоиспеченную слизеринку в шок. — Садись, — она кивком указала на место, рядом с ней, которые по какой-то неведомой причине, было свободным. Грейнджер лишь молча села рядом, подавляя гриффиндорскую гордость — не хватало ещё заполучить врага вроде Астории. — Что ж, — Гринграсс положила себе пару тостов с джемом, — я рада видеть тебя на нашем факультете. Надеюсь, ты… кхм… станешь достойным представителем Слизерина. Экс-гриффиндорка лишь застыла, словно статуя, на автомате накладывая еду. «Что ответить?» — вопрос повис в голове. Она является магглорожденной, а, по их мнению «жалкой грязнокровкой». — Спасибо, — Гермиона выдавила из себя подобие улыбки. Отличное начало разговора. — Что ж, — Астория аккуратно сделала глоток какао из золотого кубка, — буду рада познакомиться поближе. Ты же не хочешь заводить врагов в лице меня? Она почувствовала себя униженной. Потребовалось взять остатки воли и стиснуть зубы. — Благодарю, — притворно-вежливая улыбка — единственное, на что она способна сейчас: в этой звеняще-напряженной атмосфере, — я надеюсь, тебе не будет мешать мой статус… мхм… магглорожденной? — Ты что, конечно нет, — Астория натянула идеальную улыбку, — предлагаю встретиться завтра вечером в гостиной. — Конечно, — глаза Грейнджер забежали по большому залу, ища отмазку, чтобы уйти, — скоро трансфигурация. Я пойду. — Да, конечно, — Гринграсс аккуратно взяла тост, сделав на этом разговоре точку. Как только Гермиона скрылась за поворотом, Астория позволила себе облегченный выдох. Конечно, она уже давно знала о задании, данном Драко. Она позволит себе, облегчить ему задачу, даже если для этого придется подлизаться к грязнокровке. Надо просто создать ей дружескую обстановку, а потом сломать её, словно тонкую спичку. Слишком уж наивной и прямой была гриффиндорка. Гринграсс хищно улыбнулась. Жизнь — это театр, люди — актёры. Некое подобие марионеток, судьбы. Но переиграть может каждый.***
— Класс, садитесь на свои места и перестаньте шуметь! — женщина, с неестественно прямой спиной, поджав губы в тонкую полоску, обвела учеников строгим взглядом, задержавшись на любимой ученице — Гермионы Грейнджер, постараясь не выражать во взгляде сочувствие. — Повторюсь ещё раз для тех, кто меня не услышал, — она обвела строгим взглядом, притихших гриффиндорцев, — мы повторяем заклинание из программы пятого курса. Минерва поднялась со стула. — Как я уже сказала, Заклятие исчезновения тем сложнее, чем сложнее строение животного, которое мы хотим подвергнуть исчезновению. Улитка, беспозвоночное, не представляет трудной задачи. Мышь — млекопитающее, и работать с ней гораздо труднее. Поэтому магическое действие такого рода нельзя осуществить, мечтая об ужине. Итак, заклинание мы знаем, а теперь посмотрим, что у нас получится… В Гермиону полетела записка, отвлекая от конспекта, который она так старательно записывала в своей тетради. Она обернулась, планируя наорать на нарушителя после урока, а пока что прожечь его гневным взглядом. … но увидела лишь беззаботно улыбающегося Гарри с растрепанными волосами. Злость мгновенно пропала. Гермиона совершенно не умела злиться на Гарри. Поэтому лишь отвернулась, разворачивая бумажную птичку. «Давай сегодня встретимся в 19:30, на Астрономической башни. Г.Г.» Она лишь повернулась и кивнула ему, улыбнувшись. Определенно, встреча с Гарри поднимет ей настроение.***
— Гарри! Гермиона без замедлений кинулась в его объятия — то, чего ей так не хватало. Крепкие. Родные. Нужные. Она просто уже не могла представить свою жизнь без этого растрепанного мужчины — улыбающимся, с растрепанными угольными волосами и зелёными глазами. Слизеринка восхищалась этим человеком — несмотря на все, что ему пришлось пережить — он оставался оптимистичным человеком. — Мне так многое нужно тебе рассказать! Гарри сделал кивок головой, приглашая её пройтись. Они шли по влажной вечерней траве. Давно уже начало смеркаться: появлялась луна и много звёзд, словно светящиеся вкрапления на небе. Было прохладно, дул сильный ветер, но им казалось было всё равно. Он шёл, почти взахлёб рассказывая последние события, свои личные переживания, частенько срываясь на крик или же, наоборот, на шёпот. Гермиона внимательно его слушала, иногда вставляя свои реплики. Обойдя круг, они вернулись к дверям замка. К этому времени Грейнджер уже была вялой — пришлось пересказать все события и пережить их в памяти заново. — Эй! — он взял её за плечи, немного потрясся. Поттер заглядывал ей в глаза с теми эмоциями, которые по отношению к ней, она больше никогда не видела ни у кого — тепло и забота, — мы справимся. Правда. В ответ ему послужил лишь новый всхлип. — Да ладно тебе, иди сюда, — он раскинул руки, принимая к себе совсем погрустневшую девушку. Он гладил её по волосам, шептал всякую чушь, но так важную ей сейчас. — Пойдем, сбегаем к домовикам, попросим еды, а дальше разместимся у меня в башне. — Ты тоже стал старостой, но живёшь один. Везунчик… — Давай. Вдох. Выдох, — он отдалил её от себя, заглядывая изумрудными глазами в карие, — вот видишь. Молодец. — Ты разговариваешь со мной, как с маленькой! Он лишь усмехнулся, снова притягивая её за одно плечо к себе.***
Её покою не суждено было сбыться, когда она, после зельеварения и семи уроков, придя в гостиную, обнаружила там Асторию, сидящую и… о, Мерлин. ждущую её. — Грейнджер! — к ней подошла Астория и приобняла её с вежливой улыбкой. — Астория! — ответила Гермиона с еле выдавленной улыбкой. — Проходи! Грейнджер уселась на одно из кресел около камина, который ничуть не грел, медленно провела рукой по бархатной изумрудной поверхности. На ум неожиданно пришло понимание: она определенно скоро привыкнет к этой обстановке. В голове ясно возникла ужасная картина: ненависть в глазах друзей, так как она стала настоящей слизеринкой, их презрение, разочарование… Она тряхнула головой. Нет, такого определенно не будет… ведь так? Откуда ты знаешь, какие планы у судьбы на тебя? Они просидели так до двенадцати ночи, болтая о чём-то пустом никчёмном. Со стороны могло показаться, что это была обычная дружеская беседа, но обе они, глядя в глаза, друг другу, отлично понимали, что весь этот разговор в целом — ничто. Это лишь притворная вежливость, простая формальность. Беседа без интереса и взаимных дружеских чувств. Фальш… как много в её жизни стало этого слова. Фальш повсюду, фальш везде. Оно так и крутилось на языке, назойливо засело в голове. Слизерин можно было охарактеризовать всего несколькими словами — хладнокровие, притворность, высокомерность и фальш. Вот и довольствуйся этим. Гермиона взглянула на время и охнула. Уроки ещё не были сделаны, а уже двенадцать ночи! — Астория, прости, мне пора. Спокойной ночи. — И тебе. Улыбка. До противности вежливая.***
Войдя в гостиную, было на удивление тихо. Не назойливого смеха Пэнси, ни Малфоя, сидящего закинув одну ногу на другую. За пару дней сидения в своей комнате, она даже успела смириться этим. … а сейчас. Гермиона почувствовала его, даже не обернувшись: его взгляд пепельных глаз, прожищагющих дырку в спине. В комнате стало холоднее, будто их засунули в холодильник. По телу побегли тысячи мурашек. С опаской, она обернулась, решив не придавать особого значения его присутствию. — Инсендио! — она нарисовала древком огонь. Камин полыхнул ярко-оранжевым и зажёгся. Он до боли стиснул зубы. Зачем ей создавать это удушающее тепло и уют? Малфой ненавидел это слово и всё, что с ним связано. Это не было свойственно ему. К тому же, он привык к подземельям — там было холодно. Подземелья характеризовало его душу. — Грейнджер? — Да, Малфой? — она кинула на него изучающий взгляд. — Гораций просил передать тебе расписание, а также расписание твоего и моего патрулирования, — он протянул ей несколько листков. Она, подумав, взяла их у него из рук, которые он спешно убрал от неё подальше, чтобы ненароком не соприкоснуться с ней. — Мерлин, а я думала ты не способен даже хранить у себя расписание хотя бы день, — огрызнулась та. — Помолчи, — Драко кинул на неё презрительный взгляд. — Интересно, если ты скажешь это отцу — он тебя, наверное, по головке не погладит? — А я смотрю, ты только, и умеешь подкалывать меня на моём отце. Фантазии мало, да? — он смотрел на неё с прищуром. — Да потому что кроме отца у тебя нет никаких заслуг! Да и, то так себе заслуга. А теперь сделай мне одолжение: я пойду делать уроки. План уйти: провален. Резкий порыв, и она уже прижата к стене. — Ты, правда, думаешь, что отделаешься просто так, оскорбляя меня? — Малфой тяжело дышал. — Отпусти, — она недоуменно и вместе с тем испуганно посмотрела на парня. — А если нет? — Ты не имеешь права так поступать со мной, — Гермиона гордо вздёрнула нос, собирая остатки самообладания. И это было фатальной ошибкой — она мазнула губами по его щеке. Да так и застыла, начиная ускоренно дышать. Он ухмыльнулся, видя в её карей радужки испуг. — А если имею? Кто ты вообще такая, Грейнджер? — Малфой говорил шёпотом, но это было самым страшным — слишком тихий голос врывался в сознание слишком резко, вместе с пепельными глазами, — ты простая грязнокровка. Захочу — будешь страдать по мне, будешь молить меня, любить меня. — Твои угрозы нелепы и детски. — Ребёнок тут только ты. Ведь не понимаешь понятных слов. — Крет… Ещё один порыв, будто северным ветром, и она уже прижата к нему. Её стиснутые зубы. Глупый протест. После короткой борьбы, она, в конце концов, сдалась. Поцелуй. Властный и победный для Драко, унизительный для Гермионы. В эти короткие мгновения он ощутил свою полную власть, своё превосходство над ней. И, пока была возможность, упивался минутным триумфом, ведь так сладко осознавать, что ты сильнее своей жертвы, и, что бы она ни предприняла, ты победишь. Даже с малой победой. Он оторвался от Гермионы также неожиданно и резко, как и впился губами. Оба тяжело дышали, стараясь уложить в голове то, что только что произошло. Драко наклонился к её уху, его горячий вздох был настолько близко, что обжигал кожу, заставляя вздрагивать каждый нерв. — Запомни, Малфои никогда не проигрывают, — он обволакивает её своим горячим дыханием, заставляя её от такой неправильной близости тяжело, часто и громко дышать. Она затравленно посмотрела на своими большими шоколадного цвета глазами. Наивная. Драко ушёл, оставляя её наедине со своим жгучим стыдом и воспоминанием, которое она не сможет больше с себя стереть. Убрать его касание и запах древесного парфюма. Завтра она впервые будет понимать, насколько она глупа. Завтра впервые она придёт с несделанным домашним заданием, подвергая всех учителей шоку. Но это будет завтра… Завтра не подвластно человеку, его можно поменять. Поменять то, что будет, что предначертано судьбой. Но кто об этом думает? Все пускают все на самотёк. Так легче. Так проще. Люди часто слишком глупы, даже маги. И сейчас, смотря вслед его чёрному пиджаку и прямой спине, она впервые осознаёт, что что-то в её мире кардинально изменилось, когда она впервые увидела его.