***
Просыпаться от щелчка мыслей становилось смыслом жизни. Особенно если ему снилось то, чему совсем не место даже во снах. Не то, что в реальности… Кстати об этом… Вдох. Раз. Два. Он устремляет свой взгляд туда, где его рука лежит на её талии. Несколько минут смотрит в эту точку, где постепенно на его руке появляется луч солнца, а её талию озаряет жёлтый, почти прозрачный свет. Он должен убрать руку. Просто должен. «Давай же, Драко, ведь это так легко» Вот только нет, нихера это не легко. Руку будто окунули в самую липкую патоку и приклеили к её боку, на котором рябеет оранжевый луч. Три. Он притягивает Гермиону к себе ближе, чтобы через слои брони, выстроенной за годы, за восковой маской, за тёплым пиджаком, за простенькой толстовкой чувствовать её биение сердца, слушать её дыхание. Просто чувствовать, просто слышать, просто вдыхать её запах. «Что со мной происходит, Грейнджер?» Выдох. Что-то громко щёлкает, затем следует хлопок и их затягивает в вихрь, словно при аппарации: чёртова тошнота, головокружение и секундное ощущение невесомости. …это и правда оказывается аппарацией, когда кажется, что пару секунд, и тебе конец — задохнёшься, но рывок прекращается, а Драко так и остаётся в глупой позе — с двумя руками на её талии и лёжа. Что, чёрт побери, происходит? Экс-гриффиндорка мгновенно просыпается и как будто совсем не удивляется руке на её талии. Он решает сделать шаг первым и встаёт, стряхивая невидимую пыль с мантии. А затем осматривает местность и вздрагивает: пару орудий в виде запасной палочки и плётки, холодный кафель, чёрный, словно уголь, потолок и совсем пустая комната. В голове начинают раздаваться воображаемые крики жертв и он потирает виски, лишь бы убрать эту какофонию жутких звуков, приводящих в оцепенение. — Малфой, где мы? Он сжимает губы в тонкую полоску. Откуда ему знать, что происходит? — Малфой? — спрашивает она ещё раз. Видно, что её терпение в любую секунду лопнет, словно тонкая непрочная нить. — Откуда мне знать, Грейнджер? — шипит Драко, но сам уже всё понимает. Как бы он мог не узнать родной Малфой-Мэнор? — Круцио! — разносится по комнате, отдаваясь от стен громким, пронзительным, ужасным лаем. Он оборачивается, видя обладательницу этого противного голоса и бездонных карих, почти чёрных, из-за тьмы в душе, глаз. Беллатриса пожирает их своим безумным взглядом, который кажется ещё более сумасшедшим от того, что её кудрявые волосы почти закрывают эти бесовские глаза. Грейнджер мгновенно упала на пол и он посочувствовал ей, впервые в своей жизни — ведь ему знакомо это ощущение абсолютной боли, когда тело ломит, мышцы ноют, кости будто дробятся и хочется сдирать с себя кожу, рвать на кусочки собственную плоть. Она билась, каталась по полу, но продолжала упорно молчать. И по своему же опыту Малфой прекрасно знал — если кричать Пожиратели быстрее насладятся чувством своей полной власти, триумфа и успокоятся. Её упрямость лишь погубит её. — Белла, успокойся, — тон был ровным, словно ничего не происходит. Волнения не было подавно, а заметив её удивленный взгляд, он так же равнодушно продолжил, — Грязнокровка нужна Тёмному Лорду в своём уме. При упоминании Тёмный Лорда, преданная ему Лестрейндж, словно грязная псина вздрогнула и отвела палочку в сторону, прекратив заклинание. По её глазам, впивающимся в него, было видно, что она недовольна. — Пошевеливайся, ничтожество, — прохрипела судорожно Лестрейндж, пнув Гермиону. Та тихо ойкнула, но промолчала. Твоя упрямость тебя же и погубит, Грейнджер.***
— Мой мальчик, — голос шептал с хрипотцой, по телу бегли сотни мурашек, — Ты выполнил долю своего задания, но есть загвоздка. Говорить с Тёмным Лордом наедине было одновременно и проще, и страшнее. Ты не знаешь, что он сделает с тобой в следующий момент. Ведь свидетелей нет, никто ничего не расскажет. Он может пощадить, может убить, может заставить страдать, только как бы там не было, а многие правы: он творит ужасные дела, но великий и могущественный. — Ты почти влюбил в себя грязнокровку и… в какой-то мере я доволен, — пальцами он ловко крутил палочку, чёрная мантия колыхалась, а комната давила на Драко, — Но… мне нужно, чтобы ты также смог выведать у неё планы Поттера, она очень скоро начнет учиться легилименции. Тёмный Лорд, воплощение тьмы и смерти, приблизился к Драко и улыбнулся, выпуская наружу свой острый змеиный язык. — Выпытай у неё планы Гарри Поттера и его будущее местоположение: кто знает, что этому дурному мальчишке придёт в голову. А теперь я хочу посоветоваться с тобой, садись, — рукой, с которой свисали края мантии, он указал на стул, и Малфой послушно сел. — Я хочу попросить у тебя совета: сейчас я могу спокойно применить к грязнокровке Обливейт… ты желаешь этого? Драко передёрнуло — почему они не могли самостоятельно принять решение? — Мой Лорд, — начал услужливо Малфой-младший, стараясь обходить хоть малейшие подозрения, словно корабль скалы, — Я думаю Вы самостоятельно должны принять данное решение. Судьба грязнокровки в ваших руках. Вдох. Выдох. Молодец. — Ты прав, дорогой. Теперь я точно убедился в том, что судьба грязнокровки тебе не важна, а то… у меня возникли некоторые подозрения, — чёрные глаза впились в серые, заглядывая в самую глубь. «Тебе нечего там искать. Судьба сама распределила свои карты. У нас с ней, даже при моём желании, нет шанса.» «А точно ли у тебя есть это желание?» — Ты свободен, мой мальчик. Камин полыхнул зелёным, и Малфой уже знал дальнейшие действия. Поклонившись, он вошёл в зелёное пламя, которое обволакивало его, чётко произнося «Хогвартс».***
Самое страшное это то, что она не знала, как оказалась в своей спальне. Голова гудела, будто кто-то хорошенько приложил её головой об стену или покопался в ней. Гермиона совершенно не помнила, как прошел её день и это было слишком странно. Но сил не было, чтобы разбираться в чём дело. Грейнджер с грохотом повалилась на свою кровать и смотрела в потолок, зарываясь руками в копну каштановых волос. Сон не шёл, но с кем-то разговаривать не хотелось, а… Она совсем забыла про то, что ей надо зайти к Макгонагалл, да и к тому же у неё пропущенное ночное дежурство! Мерлин. Почему она вечно напаривается на неприятности, словно на острые пики? Пройтись по замку было не лучшим вариантом, но всё же лучше, чем валяться на кровати и совершать археологические раскопки у себя в голове. Она спустилась в гостиную, взяла тёплую мантию и тихонько вышла.***
Сердце громко стучало, и Гермиона боялась, что даже слишком громко. Тихо ступая, она шла, оборачиваясь и шарахаясь от каждого незначительного шороха. За поворотом послышались приглушённые голоса, но экс-гриффиндорка, закусив от волнения губу, сразу узнала их: профессор Снейп и Малфой. Подслушивать было совсем неправильно, да и к тому же некультурно, но деваться некуда — Северус Снейп и Малфой были Пожирателями, поэтому они могут говорить о информации, которая может понадобиться Гарри. Для его же безопасности. Она это делала только ради Гарри. Прислонившись к холодной каменной стене многовекового замка, она замерла и стала прислушиваться. — Северус, я не могу. К тому же отец сказал, что отправлять нас на остров было заданием по сближению! Представляешь, если бы мы не обнялись, то не оказались бы в Малфой-Мэноре. Это же какая-то чушь. Да и мало того, этот а-ля остров действовал по типу Выручай комнаты — время замедлилось и пока мы там были, у вас прошло всего лишь пару часов. Гермиона тихо вскрикнула. Последние события пронеслись у неё в голове: он и она, остров, разговоры, размышления, аппарация, Малфой-Мэнор, Беллатриса и… Волдеморт. А ещё посередине всего этого Драко: он фактически защитил её, приказав Беллатрисе перестать пытать её. Или же это всё иллюзия, которую она хочет видеть? — Там кто-то есть? — Драко испугано прошептал. — Тебе показалось, Драко. Впервые она была благодарна Северусу. — Грязнокровку видите-ли в себя… — Драко! — Северус на него шикнул, что Гермионе безумно не понравилось, — Такие вещи не стоит обсуждать в таких местах. Я хотел добавить, что будь аккуратнее с девчонкой, она тоже человек. Ну вот зачем только Снейп остановил Малфоя? Гермиона мысленно начала перебирать варианты того, что мог сказать Драко, если бы зельевар его не остановил. Похоже, сегодня, она вообще не заснёт. Застряв в своих мыслях, она не заметила, что их разговор закончился и оба собрались уходить. …она заметила это слишком поздно — Северус Снейп уже грозно нависал над ней. — Мисс Грейнджер, что же вы здесь делаете? — Я… я, п-профессор, шла в библиотеку. Снейп изогнул бровь. — Библиотека в другой стороне, мисс Грейнджер. — Да, профессор, спасибо, я просто запуталась. Судя по его взгляду, он не особо ей поверил, но отпустил. Гулять сразу расхотелось и она мелкими шажками добиралась до гостиной, борясь с желанием закутаться покрепче в мантию из-за обволакивающей её сердце тьмы сомнений.***
— Грейнджер, да что тебе надо? — Малфой стонал от бессилия, сидя в гостиной, где, по порядку, он должен отдыхать. — Малфой! — ей нужно было аккуратно узнать о чём он говорил с Северусом. — Да, я — Малфой, представляешь! Хватит меня уже дёргать. — Мерлин, мне… — Да что тебе нужно?! — Я… — Ты даже не знаешь, что тебе нужно. — М-малфой, скажи, пожалуйста: тебе не давали задание насчёт меня? Его лицо переменилось — если раньше оно было более-менее дружелюбное, то сейчас оно выражало лишь отстранённость. Но через пару секунд, его восковая маска была на месте и он начал: — Во-первых, моя личная жизнь не касается тебя, во-вторых, что за чушь, и, в-третьих, я не обязан отвечать на твои глупые вопросы. — А если честно? — Нет, Грейнджер, нет! — ответил он, в итоге взорвавшись. Его взгляд не предвещал ничего хорошего, но она решила идти до конца. — Ответь, пожалуйста! Я задала такой простой вопрос. — Ты мне так надоела. Почему я должен таскаться за тобой? — Малфой зарычал, закрыв лицо руками, и полностью опустился на диван. — А почему ты должен таскаться за мной? Эта игра зашла слишком далеко. Ей это совершенно не нравилось. — Я… Грейнджер, просто уйди, пожалуйста. Он не был готов, не был готов к таким серьёзным мерам, даже для цели влюбления в себя Гермионы Грейнджер. Вдох. Он обязан влюбить её в себя для блага Малфоев, Люциуса и, самое главное, Нарциссы. — Я влюбился в тебя, Грейнджер, — он шумно выдохнул. Как же это глупо, нелепо и неуместно прозвучало. Разве так и признаются в любви? Он не знал. А ещё боялся открывать глаза, совершенно не зная, какую реакцию от неё ожидать, но все же пересилил себя. Она впилась ногтями в ручку дивана и застыла. — Ты… Конечно, у неё не находится слов, но потом она пойдет и разболтает это своим дружкам. — Малфой, ты… Врёшь? — аккуратно спросила она. — Ничуть, — сказал он, смотря в карие глаза, в которых застыл испуг. — Это не может быть правдой! Это и не является правдой, Грейнджер. Это всё игра. «Шах и мат, гриффиндорка.» — Это правда. Ну что она ещё от него хочет? Она до боли закусила потрескавшуюся нижнюю губу. — Мне надо подумать, — сказала она, еле совладав с собой и встав с дивана. Взяв серебряно-зеленую мантию и накинув её на себя, Грейнджер молча вышла из гостиной. Мне тоже надо подумать. Причём слишком глобально.***
Она идёт, шурша мантией и думая о словах, сказанных Драко. «Этого просто не может быть,» — эти слова засели в её голове и все полчаса, что она гуляла по резкому свежему воздуху, шелестя пожелтевшей травой, не покидали её. «Я влюбился в тебя, Грейнджер» Эти слова поворачивали её устоявшийся мир на сто восемьдесят градусов, она не знала, что дальше предпринять и стоит ли этому верить. — Гермиона! Её вырвал из тяжких мыслей и не кто иной, как Гарри Поттер. При всей своей любви к нему, она не хотела сейчас ни с кем видится, но он тут: счастливый, с ямочками на щеках, с растрёпанными волосами и накинутой мантией, под которой был простой чёрный свитер. — Привет, Гарри, — она через силу улыбнулась и дала ему обнять себя. — Пойдём пройдемся, — предложил Поттер, растрепав волосы рукой. — Пойдём, — ответила она нехотя, первой начиная идти, после чего он поспешил за ней. Трава шуршала под ногами и ветер тихонько завывал, создавая ощущение приближающейся зимы и рождества. Молчание затягивалось, становилось напряжённым и Гермионе совсем такое не нравилось — они же лучшие друзья! — Мне так хочется забыть обо всём, — он тяжело вздохнул, начав разговор. Она сжала его руку в знак поддержки и улыбнулась. — Мне вот тоже, Гарри, даже не представляешь как, — она тяжело вздохнула. — Почему?.. — его голос был пропитан волнением, её накрыла волна тепла — только Гарри мог так заботится о ней. — Я… Гарри, я не думаю, что тебе понравится, если расскажу. — И почему же? — Я не хочу портить отношения с тобой. — Может, всё же расскажешь? — Пожалуйста, не дави на меня. — Я обязан знать! Это всё Малфой, да? — С чего ты решил? — она удивилась, как он сразу догадался. — Потому что в данной ситуации только Малфой мог сделать тебе больно. — Я… давай попозже об этом поговорим. Когда всё наладится. То есть никогда. — Как хочешь, но если что — дай мне сразу знать, — он присел на какую-то скамейку и она по инерции села рядом с ним. Их окружали высокие деревья, с которых уже спала листва. — Спасибо за то, что ты есть, Гарри. Я так тебя люблю, — прошептала она, поудобней устраиваясь на его плече, — Ты смелый и храбрый, я уверена, что у тебя всё получится. Ты главное держись, я верю в тебя. — И я тебя люблю. Они замолчали, но их умиротворённую тишину нарушил до боли знакомый голос. Экс-гриффиндорка поморщилась: даже сейчас он будто её преследовал. — Грейнджер, нам нужно поговорить, — прорычал Малфой. Гермиона нехотя обернулась. Ну что ему ещё от неё надо? Тем более в такой момент. Она заметила, как Гарри сжал кулаки. — Малфой, что ты тут забыл? — Нам надо поговорить, Грейнджер, — повторил он с нажимом. — Хорёк, ты что, ревнуешь? — в разговор вмешался Гарри со злорадной усмешкой на лице. — Поттер, ты с ума сошёл? Что за причуды, — слизеринец ответил так же усмехаясь. — Гарри, перестань! — она дёрнула его за рукав, заметив, как на его шее начинают выделяться жилки, — Он не достоин твоего внимания! — А ты тоже хороша, Грейнджер, — выплюнул Драко, но все же повторил то, что им нужно поговорить. — Отвали, кретин, — ответила Гермиона и отвернулась, надеясь, что Гарри последует её примеру. Её хватило только на это — ещё пару минут разговора с ним и она взорвется. — Отвалю после того, как расскажешь дружку кое о чём, — ответил Малфой, наблюдая за реакцией Золотого мальчика, — Или мне сделать это самому, а, Грейнджер? Она мгновенно вскочила со скамьи, мысленно приказывая себе держаться. Почему ему надо затрагивать такие темы постоянно? В последние дни между ними всё хоть чуть-чуть, да наладилось, а сейчас опять вернулось на круги своя. И она поняла — они не смогут преодолеть эту преграду в виде жгучей ненависти. … если не перестанут врать себе. Надо просто захотеть. «А есть у них желание?» От этого вопроса, а ещё от назойливого «мы», новоиспечённая слизеринка начала злиться. Эта злость была необоснованной, что она ненавидела больше всего. Все семь курсов, в каждом её действии, была рассчитанность, а при появлении Малфоя — тихого, размеренного, но разрушительного, как ураган, она начинала творить и думать совсем нерациональные вещи. — Почему ты всегда всё портишь? Я ненавижу тебя! Не-на-ви-жу, — Грейнджер уже кричала, но больше она злилась на себя, ведь как бы там ни было, а Малфой уже занял немаловажное место в её жизни, и она не знала каким ещё оно может быть в будущем. Слёзы застилали взор и она ушла, или, лучше сказать, убежала. Слёзы мешали сфокусироваться на мире. Начал накрапывать дождь, чему Гермиона была даже благодарна — её слёз не было видно, они мешались с дождем. Волосы намокли, а она просто осела, облокотившись на какое-то дерево и зарывшись руками в мокрые волосы. Слёзы капали на и так мокрую мантию. — Кретин, — произнесла она в прижатую к губам ладошку. А в ответ была скользкая, ненавистная, гулкая тишина. Она давила, пожирала её. Забирала сущность и оставляла лишь пустоту вперемешку с усталостью. «Один человек изменил тебе всю жизнь: ты сама позволила ему войти в свой мир, разрушить там всё и расставить по своим правилам. Ты сама ему разрешила, Гермиона.» И когда он стал её личным демоном? Когда всё это началось? Почему она только сейчас поняла, что всё зашло слишком далеко и слишком поздно останавливаться? И этот демон будто вёл её за руку, которой обнимал её, прижимал к стене, зарывался в волосы, трогал руки, подборок, ключицы... Он провёл её к Аду, повесив у входа табличку «Добро пожаловать». Было очень плохо, казалось, это поистине порождение сумасшествия, безумия. Тишина. Она вдруг поняла, даже слишком резко, что он не достоин ничего. Поднявшись, Грейнджер дала себе обещание: «Никогда не давать залезть к себе в душу чужакам». Она будет сильной. И впервые не ради кого-то, а ради себя.