Battle Cry

      Высокомерный выскочка. Разумеется, ты бросился штурмовать кузни Холодной Гавани в одиночку, ведь великому магу не нужна армия. Ты всегда был безумен. И, конечно, не боялся ничего. Ни гнева королей, ни армий Обливиона, ни самого Молаг Бала. Не это удивило меня, а то, что серебристый призрак с твоим ни на день не постаревшим лицом вдруг возродил давно, казалось бы, изжитый ужас потерять тебя.       И я стоял посреди тёмно-фиолетовых камней и лавы, смотрел в невидящие и не узнающие меня бесцветные глаза, медленно осознавая, что это не призрак, а всего лишь проекция. Болтливая, самоуверенная копия тебя, сообщавшая, что всё идёт по плану.       Не шрамы ли пережитого в детстве рабства вынуждают тебя раз за разом доказывать себе и окружающим, что ты достоин своей легенды? Мы впервые встретились во время одной из подобных «миссий» в те годы, когда Вануса Галериона ещё не существовало, а был только тощий и наглый мальчишка по имени Тректус.       Магистр Яхезис сказал, что никогда не возьмёт в ученики беглого раба, и ты поклялся изменить его мнение. Мне кажется, даже больше не из желания учиться, а потому, что никто не смел относиться к тебе с пренебрежением.       Ты помнишь тот день, Ванус? Я сидел в засаде, следя за ловушками и держа лук наготове. Леопард должен был быть близко. Спина затекла и сильно хотелось пить, но всё было неважно, кроме предстоящей победы. Я выслеживал зверя несколько месяцев, знал все его повадки и твёрдо был намерен убить его в тот день.       Вдруг раздался хруст веток, и на тщательно подготовленном мной поле боя показался высокий для своего возраста альтмер с белыми, как снега Скайрима, волосами.       Выругавшись, я опустил лук.       — Ты что делаешь? — зашипел я. — Уходи оттуда.       Голубые глаза обратились ко мне. Вздёрнутый подбородок, высокие скулы, тонкая рука, сжимающая меч так, что становилось понятно, — едва ли не впервые в жизни.       — Где тот зверь, что терроризирует округу? Выходи, я уничтожу тебя.       — Прячься, дурак! Леопард убьёт тебя. Или мои ловушки, способные раздробить кости медведя, которыми усеяна поляна.       — Невозможно. Я не могу умереть, — сказал ты патетически. — Моя судьба стать великим магом.       — Да ну, — ядовито ответил я. Мне вдруг стало смешно. — Разве великие маги вооружены одним только ржавым мечом?       — Не имеет значения: ржавый он или нет. Вполне хватит, чтобы продырявить шкуру леопарда. Это же не каменный тролль в конце концов…       Зверь показался за спиной. Рыжие глаза не моргая смотрели на лёгкую добычу.       Всё произошло очень быстро. И выпущенные стрелы, и беззвучный прыжок вперёд. Я был уверен, что леопард уже сломал тебе шею, ведь не было слышно даже крика. Стрелы кончились, зверь повернулся ко мне. Он был всё же больше, чем рассказывали жители деревни и чем я представлял себе, изучая его следы. Бежать не было смысла.       Я выхватил длинные кинжалы и с криком бросился в бой. Адреналин смешал детали и превратил всё в единый плотный клубок из жалящих ударов и утробного рычания, вибрацию которого я запомнил на всю жизнь.       Каким-то чудом зверь был повержен. Весь измазанный кровью, чувствуя слабость в коленях, я подошёл к тебе. К моему изумлению, ты был жив, хотя на груди и левом предплечье расплылись багровые пятна.       — Видишь, я же говорил… — улыбнулся ты.       И тогда я влепил тебе пощёчину, потому что никто не заставлял меня пережить такой страх. Никто и никогда. Ты замолчал и посмотрел на меня удивлённо. Наверное, я единственный, кто смел так с тобой обращаться с тех пор, как ты сбежал от своего хозяина.       Так мы стали неразлучны. Твой план сработал, и магистр принял в ученики нас обоих. Удивительно, но твои планы всегда срабатывали. И чем невозможнее они были, тем вернее удавались. Это раздражало меня, любящего расчёт и надёжность, но и восхищало. Бесконечно восхищало.       И всё же как бы не захватывало дух от твоей безалаберной смелости, я был уверен, что стоит мне хоть раз моргнуть не вовремя, и ты будешь лежать мёртвым где-нибудь в очередном приключении. И потому я неустанно следовал за тобой в самые бездны Обливиона, прикрывал в любом бою, завороженный твоим победным кличем и лазурным пламенем в глазах. Я стал оруженосцем при твоём гении. Ремесленником рядом с творцом. Незаметно для себя я стал готов ради тебя на всё.

***

      Как раз в тот момент, когда я спрашивал себя, что же именно «шло по плану» по словам твоей проекции, на каменистом холме показался всадник. Твоё сообщение предназначалось ему, тому, кого называли Вестиж. Он оглядывал огненные озёра, а конь его фыркал и перебирал копытами, чуя запах смерти.       Волнует ли тебя кладбище твоих последователей, Ванус? Глупый вопрос. То, что может исчерпаться и иметь ограничения, никогда тебя не интересовало.       — Следуй за моим светом и я покажу тебе путь…       Как заразительно ты веришь в себя, Ванус. И как же сложно было не последовать за тобой. Я сломал в себе все барьеры, чтобы соответствовать твоим идеалам, и всё же: как я мечтал однажды посвятить наши жизни учению и обрести настоящее величие, неисчерпаемую власть. Вместе. Это было невозможно, как невозможно надеяться удержать в руках ветер.       Ты отверг предложенный мной путь, умчался преображать очередную реальность и создавать гильдию магов. Смешно! Только тогда я понял, как устал, Ванус. От войны, которая никогда не переведётся в твоей душе, от женщин, которые никогда не переведутся в твоей постели. От неисчерпаемого азарта доказывать что-то всему миру, до бесконечности перекраивая его, и заставлять всех вокруг доходить до предела и шагать через него. Как ты перешагнул через меня.       Неужели ты и правда думаешь, что некромантом меня сделал Молаг Бал?       Я сжал посох и поднял взгляд на зубастые башни впереди, куда всадник открыто и бесхитростно бросился во весь опор. В нём была искра твоего света, того, что заставляет твоих последователей бесстрашно отдавать жизни за твои идеи.       Мои пальцы непроизвольно искрили молниями от едва сдерживаемого гнева. Те времена, когда мы были друзьями, давно прошли. Так почему я ответил на ликование пленившего тебя Молаг Бала? Сообщение твоей проекции предназначалось не для меня, и я не должен был приходить.       Мне следовало вернуться к своей армии и предоставить принцу Разрушения довести начатое до конца и убить вас обоих.

***

      Конечно, я не ушел.       Это было моё первое открытое неподчинение принцу Разрушения, но меня едва ли волновали последствия. Охотник не может и не должен объяснять, зачем он идёт по следу и совершает выстрел — это в его природе.       Молаг Бал пришёл в ярость, узнав, что ты разделил душу на три части и не дав тем самым ею воспользоваться. Тогда он поместил тебя в самое сердце чудовищной кузни, чтобы пытать до тех пор, пока ты не отдашь ему желаемое. В который раз я поразился твоей живучести — мне встречалась нежить, выглядящая здоровее, чем ты в тот час, когда Вестиж пробился к твоей тюрьме. Только взгляд твой ничуть не изменился под пытками, такой знакомый, фантомно саднящий там, где когда-то было живое, бьющееся сердце.       Да, Ванус, это я вёл твоего Избранного за руку сквозь тьму и смерть Обливиона. Неужели ты хоть на секунду поверил, что он справился сам? Я снова спас тебя, как сотни раз до того. Потому что Молаг Бал был прав: свет твоей души— свет, горящий ярче зарниц Обливиона, — бесценен. Хоть я и способен вдохнуть жизнь в твоё мёртвое тело и даже сделать его похожим на бывшего обладателя, это будет лишь гниющая марионетка с пустым лицом. Отчего мои замыслы обречены разбиваться об тебя снова и снова? Почему что бы я ни делал - это приводит меня к тебе? Что за мучительное притяжение заставляет меня раз за разом подниматься из самых глубин Обливиона на твой зов?       В тот день, глядя в спину уносящему тебя прочь Вестижу, я вдруг понял, как убрать с дороги эту назойливую связь между нами.

***

      Скоро стало понятно, что тобой владеет то же желание.       Молаг Бал пал, но ты не покинул Холодной Гавани. Ты вознамерился достать меня.       Я видел, как ты идёшь ко мне по трупам, подняв на эту миссию полмира. Видел, как ты непроницаем для них за завесой легенды и высокомерия. Они думали, ты благородно спасаешь мир. Но никто из них не видел, какими глазами ты смотришь на север в редкие минуты одиночества.       И вот ты здесь. Не совсем так, как предполагал - в цепях у моих ног. Сыпешь вопросами и упреками, отвечать на которые у меня нет теперь ни желания, ни времени. Ритуал почти готов, ты мой и ничего больше не имеет значения. Почти ничего.       Одно только все еще интересует меня: кто на самом деле этот мальчик, кому ты отдал свой посох в кузнях Холодной Гавани и о чьей судьбе спрашиваешь меня? Ты говоришь, что он Избранный. Всего лишь? В нашем мире избранных более чем достаточно. Каждый, кто способен хоть на что-то, — немедленно оказывается героем какого-нибудь пророчества. Это не ново, Ванус.       Почему он?       Подними голову. Мне хочется причинять тебе боль.       — Я не верю, что ты сможешь убить меня, Маннимарко, — хрипишь ты и сплёвываешь кровь. — Даже теперь.       Ты задыхаешься в моих руках. Слабое эхо того, что пережил я.       Ты и вполовину не так мудр, как болтают шпионы, если думаешь, что я собираюсь просто тебя убить.

***

      Я чувствую, как рушатся магические щиты и стены. Вестиж идёт за тобой. Это теперь совершенно неважно. Кто он по сравнению со мной, подчинившим смерть подобно принцам Даэдра?       — Он — легенда, которая родится с моим последним вздохом, — шепчешь ты.       Ритуал почти завершён. Чёрный камень душ холодит пальцы, медленно поглощая тебя капля за каплей. Я смотрю, как изумительные глаза цвета Саммерсетских волн навсегда закрываются и запястья почти перестают вздрагивать в наручниках. Свет не будет потерян и это самое важное. Пусть даже и заключенный навечно в камень в моих костлявых, неживых пальцах.       Я поворачиваюсь навстречу распахнувшимся железным дверям. Вестиж здесь, смотрит на меня исподлобья тяжело дыша, весь пропитанный кровью вставших на его пути. Вытирает лицо рукавом, сплёвывает и замечает твоё безвольно повисшее тело. Долгий взгляд и молчание.       — Ты упорно шёл навстречу своей смерти, — говорю я, и посох начинает сочиться чёрным ядовитым дымом. — Загляни же ей в глаза.       Я хочу поднять руку, но суставы заклинивает, как сломанный двемерский механизм. Растерянно смотрю, как твой мальчишка медленно разворачивает свиток, неумело вызывая древнюю, кажущуюся знакомой магию. Неужели в нем есть сила, способная на это? Неужели...       — Ты столько раз спасал меня. Позволь теперь и мне спасти тебя. Ты всё ещё можешь говорить. Поразительно.       Спасти от кого, Ванус?       — От самого себя.       Как это понимать?       — Ты — слишком большая угроза миру. Я не могу позволить тебе наполнить его ходячими мертвецами. Тебе нет равных. Ни Вестиж, ни я не могли бы победить тебя в честном бою. Только один зазор есть в твоей броне и, прости меня друг, я должен был им воспользоваться.       Неужели?!..       Я наконец понял. Вестиж использует не свою силу. Древняя магия питается твоей душой. Что ты наделал, Ванус!       Пять синих огней загораются вокруг меня. Их соединяет обманчиво тонкая паутина. Страшная, запрещённая магия. Говорят, заключённый в этой тюрьме испытывает вечные муки, а минута тянется как десять тысяч лет. Мне никогда не приходилось самому использовать подобное главным образом потому, что свиток с заклинанием считался потерянным вместе с Артеумом. Где ты только его нашёл?       — Я знал, что ты не мог не прийти за мной в Холодную Гавань. Знал, что ты захочешь забрать мою душу. Никто на самом деле не меняется, Маннимарко. Ты всё ещё тот же охотник в туманных лесах Артеума.       — Эта тюрьма не сможет удерживать меня вечно.       — Нет. Но я смогу. Это конец, друг, - слова произнесли уже не твои похолодевшие губы. Голос доносился из холодной обсидиановой глади в моей руке. Если ничего не предпринять, древняя магия поглотит твою душу целиком. Я прикрыл глаза и прошептал несколько слов. Часть моей души, чтобы сохранить часть твоей. Вся наша жизнь шла к этому, не так ли, Ванус?       — Ведь это значит, что вечность мы проведем вместе, - бормочу я.       — Во всяком случае, моя жертва превратит меня в величайшего героя, - притворно патетическим тоном говоришь ты.       Я не могу сдержать улыбку. А меня в величайшего палача.       Ритуал завершился. Тьма заполнила камеру и первые нити боли прошили тело. Впереди ждала вечность, которую я проведу в муках, не способный даже пошевелиться, сжимая в руке камень с остатками твоей души. Твоего света.       Я счастливо улыбался.       Да будет так, Ванус. Да будет так.