Я же говорила, мать знает. Мы животные, Спенсер. У нас есть инстинкты. — Диана Рид, «инстинкты»
Звук ключа в двери заставляет Эйлин проснуться. Она напряжённо выпрямляется и мгновенно закрывает глаза, ожидая, что будет дальше. Как обычно, она слышит звук выключателя, затем жужжание люминесцентных ламп, и свет перед глазами заставляет её зажмуриться. Она медленно открывает глаза, смотрит в сторону двери и пытается оценить настроение человека, вошедшего внутрь и запирающего дверь. Иногда, если он в хорошем настроении, он позволяет ей передвигаться по комнате или, по крайней мере, переносит её кандалы на кровать. Её веки такие тяжёлые, что их трудно открыть. Языку во рту слишком тесно. Прошло несколько дней с тех пор, как она что-то пила, и ещё больше с тех пор, как она ела. Она не знает, сколько прошло времени. В подвале без окон, куда время от времени приходит сумасшедший, трудно определить, который час. Он наклоняется к углу и открывает холодильник, наливая что-то… (свежий лёд?) в… Когда он выпрямляется, она замечает у него в руке бутылку воды. Значит, у него хорошее настроение. Она расслабляется и ничего не говорит, наблюдая, как он приближается. Он опускается на колени рядом с ней, открывая крышку бутылки с водой. — Прости, что меня так долго не было, — говорит он. Его голос мягкий и нежный. — Я думал, это будет простое дело. Если бы я знал, то оставил бы воду поближе. Она кивает, её взгляд сосредоточен на бутылке с водой, на самом деле она не слышала, что он сказал. В тот момент, когда он подносит бутылку к её губам, она испытывает невероятное наслаждение. Он позволяет ей сделать только один маленький глоток за раз, заботливо говоря, что если она выпьет слишком быстро, её вырвет. Часть неё знает, что это правда, а другая часть знает, что он использует это, чтобы сделать её более отчаянной, чтобы заставить зависеть от него. Так и есть. Одной бутылки недостаточно, но когда она заканчивается, он не достаёт другую, а просто встаёт и лезет в карман. Он расстёгивает кандалы, и она неуверенно встаёт на ноги. Он ведёт её к кровати, как собаку на поводке. Она с облегчением ложится на неё. Матрас тонкий и твёрдый, но после бетонного пола кажется грудой перьев. Простыни гладят её голую кожу. Теперь болят только кости. Он снимает с плеча сумку, кладёт её на пол и становится на колени на кровать, оседлав её бёдра. Затем достаёт из кармана тонкий нож. — В моей сумке сэндвич. Ты получишь его, если будешь хорошей девочкой. Она кивает, не сводя глаз с ножа, и слегка стонет, хныча от страха. Она даже не уверена, действительно ли она боится или это просто так реагирует её подсознание, помня, чего он хочет. Он слегка ведёт ножом вниз по её груди, кровь начинает течь, и она громко кричит. Это больно. Это заставляет его улыбаться. После ещё шести порезов и шести криков он снимает куртку и ремень, наконец, встаёт, открывает сумку и даёт ей бутерброд, жирный хлеб с большим количеством сыра. Она жмётся в углу, чтобы съесть его, и, насколько это возможно, прижимает закрытую кожу к ранам, чтобы унять жжение. Это много еды, и она чувствует спазмы в животе, но она думает, что сможет сдержаться. Он ждёт, пока она доест, и, когда она заканчивает, он не приказывает ей, просто хватает запястье, которое не сковано, и снова тянет его за спину. Она не может сопротивляться, даже если бы у неё были силы. Он худой, но крепкий. А ещё он убрал нож и достал пистолет. Он снова оседлал её. Она зажмуривает глаза, когда он проводит стволом пистолета по её челюсти. Слеза течёт из одного глаза, и она чувствует, как он наклоняется, чтобы слизать её. Затем громкий, звенящий звук. На мгновение она поверила, что это полицейские сирены, что она спасена. Но он не напрягается, просто наклоняется и тянется за своей сумкой, и слёзы текут сильнее, когда она понимает, что это просто его мобильный телефон. — Привет, мам, — удивлённо говорит он, продолжая играть с пистолетом, поглаживая им её кожу, щёлкая стволом по соскам. — Как поживаешь? Приятно слышать тебя. Голос на другой стороне шепчет, но здесь тихо, и Эйлин может слышать каждое слово. — Спенсер, с тобой всё в порядке? — Ну конечно. А что? Что-то не так? — Я беспокоюсь о тебе, Спенсер. Я думаю, что ты в опасности. Ты должен быть осторожен. — Почему ты так думаешь? — Он улыбается в трубку, даже когда кладёт пистолет, чтобы прижать палец к порезу на груди Эйлин, заставляя её дрожать. Но кандалы позволяют ей двигаться. Она может дотянуться до пистолета. Пока он отвлёкся. Её рука ползёт по матрасу. — Я же говорила, мать знает. Он молча размышляет, но видит её движение: он наклоняется и снова поднимает пистолет, подальше от Эйлин, и небрежно качает его на одном пальце. — Ты права, мама. Спасибо. Я буду осторожен. Что насчёт тебя? Ты в порядке? — Я просто хотела предупредить тебя. — Линия обрывается. Он хмурится, затем бросает его обратно в сумку. Он наклоняется вперёд, его лицо всего в нескольких дюймах от лица Эйлин. Она чувствует его тёплое дыхание на своём лице. — Она права, ты же знаешь. Мать знает. Думаю, мне нужно двигаться дальше. Очень жаль, правда. Мы только начали узнавать друг друга. — Ты можешь отпустить меня, — она задыхается, её голос звучал грубо и болезненно. — Я никому ничего не скажу. Я… я придумаю какую-нибудь историю. Он качает головой, заставляя волосы щекотать её щёки. — Это не работает таким образом. Поверь мне, я всё об этом знаю. — Он прижимает ствол пистолета чуть ниже её левой груди и прежде, чем она может сказать что-то ещё, нажимает на курок. Гремит взрыв, который разрушает её мысли, а затем тишина.— Кто, чёрт возьми, использует револьвер? — Кто-то, кто не хочет оставлять гильзы в качестве улик. — Дерек Морган и Спенсер Рид, «Пенелопа»
Спенсер приподнимается от тела, тяжело дыша. Он немного сократил срок, Эйлин была у него чуть меньше полугода, но когда приходит время двигаться дальше, нужно двигаться дальше. Когда-нибудь его поймают, он точно знает, но он ещё не готов к этому дню. Что теперь? Просто оставить её здесь недостаточно, если они действительно идут по его следу, как считает его мать (и если она верит в это), он уверен, что это правда. Хорошо, что он готов к такому повороту событий. В холодильнике не только вода. Он слезает с кровати и идёт к нему, сначала вытаскивая столько бутылок воды, сколько может поместиться в сумке, а затем достаёт бензин. Он много выливает на Эйлин и матрас, даже осторожно переворачивает Эйлин, чтобы осталось больше бензина на матрасе под ней и на спине. Потом он очень осторожно собирает свои вещи. Он ещё не одет, лучше, чтобы на его одежде было как можно меньше дыма. Он чиркает спичкой и очень, очень осторожно касается её волос. Затем он выбирается оттуда. Когда он добирается до пустоши за ещё более пустым зданием и натягивает одежду, он чувствует запах пламени, уничтожающего матрас, поедающего её плоть. Он наслаждается этим, но он не может оставаться здесь надолго. Не то чтобы он боялся быть пойманным здесь, но будет лучше, если это произойдёт где-то в другом месте. Он садится на автобус до парка Рок-Крик, где живут воспоминания. В это время ночи он встречает несколько представителей закона, но никто не смотрит на него подозрительно, когда он идёт по берегу. Когда его никто не видит, деревья скрывают его даже от звёзд, он выкидывает ключ от склада в ручей. Хорошая ночь для охоты, — думает он, выходя в более освещённые места, но сегодня этого не будет, несмотря на то, что проститутки улыбаются и манят его. Ему некуда было бы её деть, если бы он её поймал, и в любом случае, это не соблазняет его сейчас, так скоро после Эйлин. Он насыщен, расслаблен. Приятно просто прогуляться. Приятно быть живым.Это самое лучшее в Хэллоуине. Ты можешь быть кем захочешь. — Спенсер Рид, «разворот»
На следующий день он отправляется на работу, чтобы копаться в обычной стопке бумаг. Он расслаблен и быстро справляется. Он почти уверен, что по крайней мере часть этого формально принадлежит либо Моргану, либо Прентисс, вероятно, обоим, но он никогда не возражает. До тех пор, пока это будет сделано. Уже слегка за девять, когда вышеупомянутые коллеги входят, сжимая чашки кофе из кухни ОАП. — Эй, Рид, — начинает Прентисс, когда они подходят к его столу. — Ты слышал о пожаре на складе? Он качает головой и откидывается на спинку стула, чтобы спокойно смотреть на них, хотя его сердце бьётся как бешеное. — Нет, я не смотрел новости. Что случилось? Морган прислоняется к столу. — По-видимому, полицейские округа Колумбия подозревали, что в подвале была лаборатория, поэтому они собирались проверить его, но прежде чем они смогли добраться, его подожгли. Когда потушили огонь, метамфетамина не нашли, но там было тело. — Фантастика. — Он удивлённо поднимает брови. — У них есть документы? Это связано с открытыми делами? Прентисс качает головой. — Насколько я помню, никаких документов. Она сильно обгорела, и они не могут снять отпечатки пальцев. Просто подумала, что мы должны следить за этим. Заставляет меня думать о Ричарде Коттингэме, ты понимаешь? Спенсер кивнул. — Верно, он убил, обезглавил и расчленил двух женщин в нью-йоркском отеле, а затем поджёг комнату. — Мы все знакомы с этим делом, Рид, — перебил Морган. Но он привык, что Спенсер слишком много говорит. Спенсер слегка улыбнулся и продолжил: — Но что действительно странно, так это то, что пожар был устроен в ту же ночь, когда копы собирались совершить налёт. Ты сказала это, не так ли? — Правильно, — кивает Прентисс. — Так откуда он узнал об этом? — Вот именно, — говорит Морган, постукивая по столу. — Я надеюсь, что метро делает очень хорошую проверку на утечки в их системе. Они не хотят, чтобы это повторилось. Спенсер задумчиво кивает, отталкивается от стола и встаёт. — Я собираюсь выпить кофе. — Он быстро уходит. Ему нужно побыть одному и позволить себе улыбнуться. Он всё ещё думает, что однажды его поймают. Команда слишком хороша. Но по крайней мере сейчас он намного лучше.