Подари мне любовь этой ночью. Подари мне себя и не больше.
На черном покрывале его фигура кажется точно мраморной, такая белесая кожа с тонкими прожилками голубых вен. И каждая выступающая косточка, подчеркивает худощавость мальчишеского тела, который так отчаянно цепляется тонкими пальцами за массивные плечи, так сладко царапает смуглую кожу короткими ногтями. А эти розовые разгоряченные щеки, он всегда отличался этим от других, кровь быстро приливала к лицу, а тоненькие сосуды находятся близко к коже. Отросшие волосы так соблазнительно прилипающие к потному лбу, норовя, словно специально, залезть в заплывшие пеленой желания голубые глаза. А Сашка на это словно и внимания не обращает, лишь изредка поправляет волосы, машинально откидывая их рукой назад. А мужчина, нависавший сверху над хрупким телом, так отчаянно втрахивает распластавшегося под ним парня в дорогой матрас, который он лично покупал на съемную квартиру. И шелковые простыни, именно такие всегда любил Петров, а уж для него он хочет стараться, чтобы все было как ему нравится. И каждым толчком напряженных бедер, он буквально выбивает несдержанные стоны из вздымающейся груди парня, который отчаянно прогибался под его ласками. И рука Меньшикова, так по-хозяйски скользящая по обнаженной груди Саши, задевая бусины возбужденных сосков. Так увлекается исследованием этого, казалось бы, безупречного тела, что не замечает, как Петров несдержанно поджимает ноги, оплетая их вокруг Олега, лишь теснее прижимая того к себе. А он тянется свободной рукой к его лицу, с легким нажимом обводит контур губ, уже чувствуя влажный язык на подушечках пальцев. И несдержанно опускает пару пальцев на призывно высунутый язык. Петров с таким вожделением посасывает пальцы, обводя языком каждую фалангу, стараясь впустить их в себя как можно глубже. Меньшиков наклоняется к нему так близко, шепча в самое ухо, соблазнительно облизывая ушную раковину: — Моему мальчику все нравится? А Петрова буквально передергивает от этого хриплого голоса, от этих острых зубов, так заигрывающе кусающих мочку уха. Парня буквально трясет от всех этих прикосновений, влажного языка, так умело ласкающего его тело и мощного члена. И все что он сейчас может, лишь одобрительно угукнуть, жадно облизывая пальцы. О том что он на грани, говорит неуемная дрожь во всем теле и упирающийся в плоский живот тяжелый, твердый как камень член, так упоительно истекающий смазкой. Олег кажется уже готов позволить мальчику кончить, но для этого тому придется постараться, одного умелого языка здесь недостаточно. Меньшиков припадает к его губам, целуя жадно и ненасытно, как жены целовали своих мужей отправляя на войну. Только не выглядело это тогда так пошло, не сопровождалась такими влажными стонами. Терзая припухшие губы Саши, Олег накрывает его член рукой, продолжая входить в него рваными движениями, находясь на грани удовольствия и желания буквально истерзать Петрова в этой койке. Он уже не раз доводил его едва ли не до беспамятства в этой постели, как и сейчас, так грубовато сжимая член парня у основания. И целует, целует продолжая ласкать его так самодовольно, задевая круглую головку пальцами, размазывая выступившую смазку по всей длине члена, аккуратно сдвигая крайнюю плоть. А Саша стонет во весь голос, понимая, что больше нескольких секунд он не выдержит. Меньшиков чувствует в своей руке горячую сперму и продолжает неистово вбиваться в парня, замерев через пару секунд, с тихим хрипом изливаясь в горячее нутро, так тесно сжимающее его внутри. В голове становится легко и пусто, сквозь шум крови до него доносятся стоны и всхлипы. Выйдя из некой прострации он смутно понимает, что Сашка под ним бьется в конвульсиях, отчаянно сжимая простыни пальцами. Падает на мокрого и дрожащего парня — кожа к коже. И слышит как его шумное дыхание сменяется спокойным. За окном еще темно, хоть часы и показывают половину шестого утра. Из окон бьется тусклый свет перегорающего фонаря и редкие блики фар, проезжающих по дороге машин. Эта квартира на окраине стала по-настоящему их личным пристанищем, на протяжении, кажется, уже почти полугода. Собственно она и не пустовала. Петров, как истинная домохозяйка приобрел сюда кое-какие предметы быта и едва ли не первой необходимости. Посуда, пара комплектов постельного белья, ванные принадлежности и самое главное, что почти всегда можно найти в прикроватной тумбочке: несколько пачек презервативов и смазки. Да даже одежду из дому приволокли. Однушка с видом на парк, больше смахивающим на лес — идеальное место для встреч. — Я в душ, — перевалившись на соседнюю половину кровати, Меньшиков сразу сел, — а ты поваляешься еще? — Не, пойду кофе сварю. — Может поспишь? Опять будешь весь день носом клевать, оно тебе надо? Ну что за дурная привычка, едва переведя дыхание, вскакивать почти сразу после секса. Неужто не хочется понежиться в постели, наслаждаясь шелковыми простынями, пока Олег на скорую руку ополоснется в душе. Меньшиков не раз интересовался по этому поводу у Саши, а тот лишь отшучивался, мол нет у него времени попусту валяться. А на самом деле, все было много проще. Он бы остался лежать там хоть до посинения, но при одном условии, если бы Олег остался с ним. Не хотелось делить кровать и так съемной квартиры с самим собой. — Тебе с сахаром? — Иронично интересуется Петров, пропуская слова Олега мимо ушей. — Да. Как бы иронично это не звучало, но Меньшиков действительно привык к завтракам, которые готовит Саша. Достаточно часто они встречали здесь утро и изредка заглядывали в разгар рабочего дня. Нет, бывало конечно, что они пропадали здесь и на пару-тройку дней, но бывало это не чаще, чем пролетает комета Галлея — крайне редко. А завтраки Петрова он действительно любил — свежеподжаренные тосты, смазанные ароматным чесночным соусом, несколько ломтиков отменной ветчины, свежие огурцы, парочка помидоров черри и листья салата, приятно дополнялись крепким кофе. Правда иногда, когда позволяло и время, и состояние, в Петрове просыпался капризный эстет. Парень собственноручно варил овсянку по собственному рецепту, сопровождая все это разными видами чая. Получается это у него весьма не дурно, что частенько любит повторять ему Меньшиков. — Я надеюсь, ты помнишь, что у нас сегодня открытие сезона? — Меньшиков напоминает словно между делом. — Открытие сезона состоялось две недели назад, — исправляет его Петров. — Да, официальное открытие сезона было две недели назад, а сегодня мы собираемся в ресторане. Неужто тебе нет до этого никакого дела, — хмурится Олег, отхлебывая горький кофе. — Можно я не пойду? — Нет, — слишком громко парирует мужчина, — ты ведущий актер театра и просто обязан присутствовать на вечеринке.***
Время, как песок по моим рукам. Ветер в мой висок, холодно. Сильные идут, как назло дожди. Сильно я прошу, ты меня пойми.
Промозглый осенний воздух буквально приводит Сашу, застывшего на пустом балконе, в чувства. Парень кутается в шерстяное пальто приподнимая воротник, втягивает ноздрями холод, так приятно разливающийся по легким. Порывистый ветер трепет некогда аккуратно уложенные волосы, а Петров лишь нервно их поправляет. Втягивая шею в плечи, он буквально дрожит от холода, упрямо продолжая стоять у самых перил, где ветер куда сильнее, чем у дальней стены. Осень всегда казалась ему таким бесполезным и скорее переходящим временем года. Только вот как пахнет осень, ему определенно нравилось, но не более. Постоянно ужасное серое небо за окном, холодный ветер всегда нагоняли на него тоску. Вечно холодно, мокро и сыро, даже если стараешься по большей части передвигаться на автомобиле и как можно меньше времени проводить на улице. Грусть подкрадывается все ближе и ближе и остается лишь одна надежда, на грядущую зиму. И кажется осень ему всегда такой длинной и серой, что хочется выть. Вечная серость и полное отсутствие настроения. А самое главное, осенью не наблюдается абсолютно никакой продуктивности, лишь бесконечный застой. Руки буквально опускаются, избавляя от желания делать хоть что-либо. А отсутствие дождя — еще более ужасный исход. Словно тяжесть, которая вот-вот готова обрушиться на землю, чего-то выжидает, скорее всего самого неподходящего момента. И вся эта тяжесть, скопившаяся на непроглядно сером небе просто давит на людей, на жизнь. Осень, буквально сковывает, замедляет все процессы, делая их в разы медленнее и приводит в безразличное состояние, когда бежать куда-то уже бессмысленно, ведь это мерзкое состояние уже поселилось глубоко внутри тебя. Нет, не понимает он этой пресловутой осенней прелести. На улицах пусто и голо, ветер гоняет мертвые опавшие листья, руки зябнут. Видимо, никогда не понять ему всяких там романтиков, которые пишут стихи про всякие там желтые листики. И кажется в такие морозные сырые дни, что будущее темно и беспросветно, никаких перспектив, лишь бесконечная хандра и усталость. Хочется лишь апатично сидеть дома, ничего не делать, никуда не ходить и никого не видеть. И теплые вещи не спасают. На широкой перекладине перил стоит почти опустевший бокал с недопитым виски. Саша всегда любил хороший вкусный алкоголь, только вот находил вкусными он в приоритете крепкие алкогольные напитки. Раньше Петров выпивал редко, наслаждаясь этим пряным вкусом, смакуя каждую каплю во рту, а в последнее время стал замечать за собой нездоровое пристрастие к спиртному. Он прекрасно осознает всю глубину проблемы, что от любого, даже самого дорогого алкоголя погибло и потеряло себя множество людей. По-началу он выпивал как все. Когда приходил на дни рождения, на новый год, когда повод в целом позволял выпить. А потом он нашел в этом некое решение проблемы, по типу «напиться и забыться». Естественно он и раньше практиковал данный способ, разве что не так часто, как это происходило сейчас. А в последнее время все стало совсем невыносимо хреново. Проблемы — о как они любят портить жизнь и вылазить там, где совершенно не нужно, когда их совсем не ждешь. Да и мало приятного в том, что в произошедшее не можешь никого посветить, более разумного, более опытного, кто бы помог разобраться и приходиться разгребать все это дерьмо самому. — Саш, ты чего здесь? — В дверях появляется Ирина, так отчаянно спасющаяся от холодного ветра тонким пальто. — Не май месяц, заболеешь же. — Да я так, проветриться вышел, — говорит хрипло и, смущенно откашлявшись, допивает холодный виски. — Тебе звонили еще? — Спрашивает аккуратно, словно боится сказать лишнего. — Нет, — выходит слишком нервно. — А Олег Евгеньевич… — заминается, подбирая слова, — ты в театре рассказал? — А смысл, если еще ничего не решено? — Петров, ты пойми, это не тебя одного волнует, — взрывается Ирина, переходя на крик. — Ладно, блин, прости, — резко разворачивается, забирая пустой стакан, — я погорячился. Пошли в зал. Остановившись со Старшенбаум у стола, Петров опрометчиво забывает о данном себе указании и вновь берет виски у пробегающего мимо них официанта. Ловит на себе косой взгляд девушки, но лишь безразлично отворачивается, подхватывая тонкий кусочек с сырной тарелки. В последнее время он приходит все в меньший восторг ото всех этих тусовок, где просто необходимо держать лицо. Все эти жлобские посиделки, где каждый так и норовит показать свой статус, своё положение. И смысла этого «культурного» отдыха он попусту перестал понимать. Раньше, он бы с превеликим удовольствием затесался в очередной ночной клуб с друзьями, где все эти девочки, тусовки и алкоголь рекой. А потом для него стали новы все эти светские посиделки с именитыми актерами и пустой болтовней. Да чего уж душой кривить, он бы и сейчас был не прочь завалиться в какой-нибудь клуб с хорошим товарищем, закутить до ночи, а утром, как раньше, с диким похмельем спешить в театр, глотая на ходу крепкий кофе. Только вот люди теперь не те и он не тот. — Тебе же придется искать замену, — снова возвращается к этой теме Ирина. — Кому надо искать замену? — Совершенно неожиданно со спины подходит Олег Евгеньевич, буквально таща за собой Настю. — Никому, это мы так о своем, — Старшенбаум опережает Петрова, готового вот-вот психануть. — А то смотри мне, соберешься уйти из театра, мало не покажется, — шутливо грозит ему Меньшиков. — Извините, мне нужно отойти, — смущается Саша, мимолетно указывая на зазвонивший телефон. Саше так осточертели все эти проблемы, которые в большинстве случаев приходится решать по телефону. Особенно тяжело, когда вы с собеседником находитесь в разных часовых поясах. Тогда дополнительные проблемы создает необходимость подстроиться друг под друга, ибо порой сталкиваешься с такой проблемой, что у тебя за окном разгар рабочего дня, а у кого-то уже поздний-поздний вечер. А если кому-то что-то нужно от тебя, так тут вообще можно вешаться. Достанут до такой степени, что уже ничего не захочется. Именно поэтому Петров предпочитал такую прекрасную вещь, как смс. А в последнее время, с появлением просто огромного количества мессенджеров, все стало в разы проще. — Что мне теперь делать? — Саше тяжело говорить на английском, когда он нервничает. — Мы вам сообщим, если что-то изменится, — он прекрасно понимает, что парень на том конце провода переживает не меньше его. — Хорошо. Я вас услышал. Олег слышит приглушенный голос Петрова все четче, но стоит подойти к нему ближе, тот заканчивает разговор. Да и в целом он обратил внимание на то, что Саше в последнее время стали звонить намного чаще, а он, позволяющий себе почти всегда говорить на публике, начал прятаться по углам. — Сашур, у тебя все в порядке? — Застает парня он немного растерянным, так и застывшим в темном коридоре с телефоном в руках. — Да, все хорошо, — с улыбкой отзывается Петров, стараясь придать себе более бодрый вид. — Просто ты так резко пропал. — Звонок был важный. Осмотревшись украдкой по сторонам, Меньшиков подается вперед, и заключая в объятия, припечатывает Сашу к стене. Запускает руки под строгий пиджак, соблазнительно очерчивая изящное тело, прогибающееся под его ласками. Целует в тонкие губы, влажные и так призывно раскрытые. И ведет себя так, точно ворует поцелуй у Петрова, а тот словно и вовсе не боится, что их могут заметить. Отвечает с желанием и неким призывом, царапая чувствительную кожу головы, зарываясь в волосы худрука пальцами. — Увидимся завтра? — Меньшиков шепчет куда-то в шею, глубоко вдыхая парфюм парня. — А то потом будет совсем не до этого. — Хорошо. Кинешь тогда смс во сколько.***
Все корабли между нами Стоят у причала и ракурс сбит с пути. Запутаны в гавани.
Петров паркуется у подъезда и накинув капюшон спешит попасть в квартиру незамеченным, молясь всем богам, чтобы не вышло как в позапрошлый раз. Тогда он рассеянно забыл обо всех правилах конспирации и уже в предвкушении взбегал на четвертый этаж многоэтажки по лестнице, а не на лифте, как оказалось, не работающем уже вторую неделю. И исполняя этот забег с основным правилом: «главное никому не попасться», Саша по-дурости столкнулся с жительницей сего прекрасного подъезда. Благо старушка оказалась подслеповатой и приняла его за какого-то Анатолия, так редко навещающего мать. На этом и разошлись. А сейчас, уже почти подходя к квартире, он сталкивается с молодой девушкой, так постыдно запахивающейся в пальто. Было очевидно, что одевалась она впопыхах, за одну минуту, как учат в армии. Волосы растрепаны, глаза бегают, а в руках помимо сумочки, зажаты телефон и кружевные чулки. Бросив короткое «здрасти», незнакомка пронеслась мимо него, оставив за собой шлейф дорогих духов. А Петров и в этот раз облегченно выдохнул, не так уж и опасны были все его встречи в подъезде. Зайдя в квартиру, Саша кричит привычное «Олеж, я пришел!», ведь видел же его машину у подъезда. И еще одну, не менее дешевую чем у него. Да и пахнет в коридоре подозрительно знакомыми духами. Меньшиков отвечает ему из ванной, а сам Петров идет в комнату, замечая так опрометчиво забытый бюстгальтер на дальней тумбочке у кровати. — Олеж, а кто это был? — Спрашивает, как только в душе перестает литься вода. — Ты о ком? — Меньшиков появляется в комнате почти сразу, сжимая полотенце в руках. — Ну, девушка, которая только что ушла из нашей квартиры, — говорит так спокойно, а внутри все клокочет. — Ты про Лену? Прости, забыл тебя предупредить. Мы тут кое-какие рабочие моменты решали, не успели сегодня закончить. — В следующий раз, когда «рабочие моменты» решать будете, пусть она все свои вещи забирает, угу, — и вскидывает руку вверх, так эпично являя Олегу предмет нижнего белья, ну уж явно принадлежащий девушке. Знаете, так странно наблюдать за человеком, на лице которого, буквально за секунду, сменяется масса эмоций. Только вот Петров быстро теряет к этому зрелищу интерес и, точно всучив бюстгальтер Олегу в руки, парень молча идет на кухню. — Саш… — Прекрасно Олег Евгеньевич! Браво! — Петров разворачивается к нему, саркастично изображая овации. — Ну не было ничего, понимаешь, — хватает его за плечи, стараясь обратить все его внимание на себя. — Верю, охотно верю, — сбрасывает его руки и смотрит в глаза, так пристально, — вы и так жене со мной изменяете, но еще и мне изменять с какой-то непонятной девицей, по моему уже перебор. Вам так не кажется? Не ждать подставы от человека изменяющего жене с тобой, со стороны Саши было весьма опрометчиво. Собственно он и сам это понимал, но все же на что-то да надеялся. Ведь если человек предал один раз, он будет делать это еще и еще. Оказывается это так мерзко, причиняет боль. Он же сам был и причиной, и следствием предательства, думал, что это норма жизни и рано или поздно каждого это коснется. Только вот ситуация, когда изменяют с тобой, много отличается от той, когда изменяют тебе. Примерно так и работает правило бумеранга. Только вот и переломить себя Саша не смог. Не смог бросить все, оставить как есть и построить на этих руинах хоть что-то новое. Оказывается это так сложно, в один момент бросить все и начать жить заново. Это когда смотрим кино, мы лютуем на персонажей, которые сломлены и не знают как им поступить. Говорим о том, что все это мелочи и будь мы на его месте, уже давно разрулили бы всю ситуацию, наказав всех плохишей и оставшись победителем. А на деле все оказывается иначе.