Профессионализм преступника — в его умении лгать

Не следовало долго ждать, прежде чем руки Ганнибала оказались на его талии, сам же Ганнибал выглядел полностью удивлённым подобного рода атакой, ведь Уилл набросился на него, стоило только войти в дверь. Тем не менее он не жаловался, точнее у него просто не было шанса жаловаться. Поцелуй получился страстным и глубоким, пальцы Уилла сжимали ткань жилета, притягивая Ганнибала поближе, зубы со стуком ударялись о зубы, а язык был зажат между ними. Стоило Ганнибалу отстраниться, как Уилл подался за ним, поглощая его рот и привлекая обратно к себе. Затем, даже не задумываясь о собственных действиях, Уилл жёстко вцепился в ткань и резко развернул их, бесцеремонно бросая Ганнибала на кровать и падая на него сверху. — Не двигайся, — проинструктировал он и подкрепил указание жестом. Ганнибал выглядел… растрёпанным, и — Боже мой! — что это было за зрелище! Его взъерошенные волосы завели Уилла как ничто другое, а ведь тот даже и предположить не мог, что способен к подобной реакции. Закатанные рукава, помятая одежда, липкие губы и всё ещё спокойное выражение лица. Состоящий из противоречий пазл. Уилл решил, что с этим безобразием необходимо что-то делать, возможно… не прямо сейчас. Словно Ганнибала и не было в комнате, он встал, повернулся и свистнул псам, те мигом сбежались на свист, окружив их сворой пушистых тел. Уилл закрыл за ними дверь и, не встречаясь взглядами с Ганнибалом даже для того, чтобы подтвердить указание, прошёл на кухню и наполнил миски едой. Услышав хруст зубов и топот лап, Ганнибал расслабился на кровати, вытягивая конечности, но не меняя своего положения. Он так и оставался лежать на спине, следуя полученной инструкции. Просто позволил себе подчиниться, терпеливо сложив руки на животе. Сам для себя он решил, что имеющийся вариант гораздо лучше запланированного им ранее. Ганнибал едва подавил улыбку, пробивающуюся от одной этой мысли. До чего же непредсказуемо это всё, до чего непредсказуем Уилл. Уилл вернулся с кухни, наполнил оставленный на столе стакан и только потом повернулся к Ганнибалу. Его взгляд был тёмным, преисполненным затаившейся радостью, словно Уилл раздумывал, что бы такого сделать ему с Ганнибалом. Океан его широко распахнутых глаз был переполнен виски и жаждой, это был цвет моря за секунду до грозы. С позиции Ганнибала Уилл был похож на живописную картину в оранжевых тонах, свет мягко освещал изгибы его скул и силуэт шеи. Даже когда собаки вернулись и молчаливо улеглись на свои лежанки, взгляд Уилла продолжал оставаться безжалостным. Ганнибал наблюдал, как двигался его кадык, когда тот допивал порцию виски. Он просто не мог отвести взгляд. Рубашка Уилла была расстёгнута, открывая взору линию кожи на груди, возможно, это было сделано преднамеренно, а возможно и нет. Он со звоном отставил стакан в сторону, но не спешил подаваться в сторону Ганнибала, просто стоял, опершись о столешницу, и смотрел. — Мы будем заниматься этим целую ночь, Уилл? — осведомился Ганнибал после продолжительного молчания, сопровождающегося только пламенными взглядами, как когда-то было на кухне. — Ты бы остался здесь? — спросил Уилл полностью непринуждённым тоном. Приподняв голову, Ганнибал склонил её набок и моргнул. — Это именно то, чего ты хочешь? Вот теперь Уилл заёрзал на месте, но не от дискомфорта. Пауза подзатянулась, и напряжение накапливалось в воздухе между ними, превращаясь в тёмные, тяжёлые тучи, готовые пролиться дождём. Уилл неторопливо подошёл к кровати и опустился на колени, седлая Ганнибала. И пусть Ганнибал не прикасался к нему, но кончики пальцев аж зудели от этого желания. Уилл сосредоточенно рассматривал малейшие изменения мимики на его лице. Он видел его. Затем подался вперёд, провёл подбородком по линии челюсти Ганнибала, едва задевая кожу, и проговорил прямо ему в губы: — Нет. В продолжение ответа он опустился и овладел его ртом, чувствуя, как снова принялись блуждать по телу широкие ладони. Их поцелуи были жёсткими и неряшливыми, но при этом переполненными похотливой сладостью. Покормив собак, Уилл просто дал себе минуту подумать, как же, блять, всё переменилось. Когда дальнейшие действия стали неизбежными? Почему это случилось с ними? Уилл не понимал. Он не хотел никого так сильно, должно быть, ещё с позднего подросткового возраста, но ведь он уже не молод и не отличается повышенной влюбчивостью. Наверное, все эти годы Уилл по-настоящему не влюблялся, и разве это играло какую-либо роль? Несёт ли в себе любовь вообще какой-либо смысл? Хоть когда-нибудь? Если Уилл и верил в какие-либо проявления судьбы или провидение, он никогда не употреблял подобных слов, для него это было настолько же бессмысленным, как объявить себя новым воплощением лорда Байрона. Но чем бы ни была их близость, Уилл больше не желал сражаться. Не находил в себе сил на это. Пальцы Ганнибала плотно вжались в его бёдра, и хватка только усилилась, когда Уилл начал медленно и плавно раскачиваться поверх его тела. Он чувствовал, как возбуждён Ганнибал и как возбуждён он сам, даже через плотные слои одежды. Слишком много этих грёбаных слоёв. Уилл принялся на ощупь расстёгивать пуговицы на жилете, затем задрал ткань рубашки, чтобы добраться до кожи, почувствовать её жар и мягкость волос на груди, а затем поспешно спустился пальцами к пряжке ремня. — Уилл, твои швы, — предупредил Ганнибал в перерывах между поцелуями. — Мне плевать, — пробормотал Уилл прямо ему в рот и следом засосал его нижнюю губу. Ганнибал, не сдерживаясь, застонал на следующей фрикции. Их тела потирались друг о друга, и Уилл думал, что способен кончить в штаны исключительно от этих касаний, жар закипал внутри, искры пробегали по позвоночнику. Он приподнялся, чтобы разделаться с чертовски неудобной молнией на штанах Ганнибала, а затем нарочно пробежался по его эрекции перебинтованными костяшками пальцев. — Уилл! — Мне, блять, плевать! — прорычал в ответ. Рукой, которой упирался в кровать сбоку от головы Ганнибала, он закрыл его рот, и это было как раз вовремя, потому что как только вторая рука обхватила член, послышался глубокий, грохочущий, но всё же приглушённый ладонью стон. Несмотря на то, что теперь обе руки Уилла были заняты Ганнибалом, он каким-то образом умудрился стянуть с того брюки вместе с бельём. Отрывисто шипя и не прекращая движений, Уилл от души наслаждался гортанными, низкими звуками, которые он извлекал из Ганнибала. Он наблюдал за ритмичными движениями его бёдер, совершаемыми в попытке подстроиться под нужный ритм, слушал громкое биение сердца, вызванное исключительно движениями его ладони. Смутно осознавая, что Ганнибал сейчас разорвёт на нём его собственную одежду, Уилл замедлился, одной рукой приспуская свои собственные джинсы вместе с трусами. Пальцами второй он толкался между разведённых губ Ганнибала, заставляя того их сосать и облизывать. Наблюдать за послушными посасывающими движениями было одним из самых ярких эротических переживаний Уилла за всю его жизнь. Тупая боль от полученных ран зудела под кожей, но драйв возбуждения всё равно брал верх, его желание было похоже на слишком долго сдерживаемую и наконец расправившуюся пружину. Слюна уже казалась недостаточным лубрикантом, и Уилл отстранился, выпустив член Ганнибала. Он принялся шарить рукой по выдвижной полке комода, но вдогонку услышал: — И этого хватит. Он воспользовался замешательством, чтобы избавиться от остальных вещей, сбросив их единой кучей где-то в стороне от входной двери, пряжка ремня с грохотом ударилась о пол. Выдавив смазку на пальцы, Уилл принялся согревать её, отлично зная на собственном опыте, как неприятно чувствовать прикосновение холодных скользких пальцев к самым интимным местам человеческого тела. Он изменил угол наклона, чтобы удобнее потираться об Ганнибала, и завёл руку назад, чтобы подготовить себя для него. Затем развратно хныкнул на проникновении и упёрся второй рукой в грудь Ганнибала, размазывая по его коже тянущуюся изо рта нить слюны. — Ох, блять, — застонал он и услышал, как какой-то из псов, предположительно Уинстон, поднял морду с лежанки, беспокоясь за хозяина. Уилл смотрел в полуприкрытые глаза Ганнибала, толкаясь и насаживаясь на свои пальцы. Ганнибал выглядел чертовски, непозволительно самоуверенным, а его тело напоминало скульптурное изваяние. Когда он запрокидывал голову назад, были видны резные ключицы и выступающие вены на шее, на каждом громком вздохе рёбра по-животному двигались под золотистой загоревшей кожей. Ладони Ганнибала сминали его мягкие и неистово подрагивающие бёдра, а возбуждённый розовый член красиво изгибался поверх его живота. Пот ливнем стекал по позвоночнику Уилла, и тот ощущал себя плавящимся, растекающимся, мышцы понемногу привыкли к прикосновениям и расслабились в достаточной мере. Уилл было потянулся к квадрату из фольги, выпавшему на одеяло, но Ганнибал перехватил его руку, угрожающе вдавливая большой палец в пульсирующую вену на запястье. Ответ на невысказанный вопрос отразился в одном только взгляде. Уилл вздрогнул — частично от холода, а частично от головокружительного осознания, как далеко всё зашло на самом деле. Он осознал всю полноту содеянного, только наблюдая, как ноздри Ганнибала расширялись на каждом движении. Чёрт побери, он доверял ему. Как ни странно, сейчас Уилл доверял Ганнибалу гораздо больше, чем до случившегося происшествия. Ганнибал же смотрел на него с выражением мрачного восторга. Он ослабил хватку на бёдрах и перешёл к мягким поглаживаниям, когда Уилл переместился и начал насаживаться на него, медленно, дюйм за дюймом. Он задумывался над тем, был ли Ганнибал с другими своими любовниками настолько же податлив — позволял ли он другим себя трахать? Уилл сомневался. Ранее Уилл представлял Ганнибала мягким в постели, терпеливым, не настолько агрессивным, чтобы это переходило в грубость; в первый раз он увидел всего лишь иллюзию, неведомую версию Ганнибала, а теперь наблюдал только проблески этой личности в окрашенных багровым глазах. За вуалью. Временами он бывал вежливым и профессионально обходительным, любезным, но никогда — стеснительным. Этот человек находился будто бы в разных вселенных с тем, который только что забрасывал труп в машину, словно это был пакет с мусором. Внешний образ аккуратного и благовоспитанного доктора с обратной стороны был окрашен кровью. Обладая этим потаённым знанием, Уилл и сам себя чувствовал частью чего-то секретного. Таинственного. Временами нечитаемое и пустое лицо Ганнибала в данный момент было насыщено чувственностью, и одновременно с этим в его всё менее сдерживаемых движениях читалась звериная ярость. Ганнибал был… другим. Он позволил Уиллу если не увидеть себя, то хотя бы заглянуть за вуаль, и Уилл достаточно умён, чтобы всё остальное стало на свои места. Уилл сомневался, что так уж много людей дошли до того, чтобы увидеть находящееся за вуалью, если в святая святых вообще был допущен хоть кто-то. Раздумывая над их взаимодействием, Уилл представлял борьбу за власть между разрушительной силой волны и несокрушимой скалой. Вот только кто из них кто? Они оба борцы. Свирепые звери, замкнутые в одной клетке. Он ощущал напряжение Ганнибала точно так же, как и бурлящее в нём удовольствие, Уилл был поглощён им, словно два тела слились в одном симбиотическом организме. Интимность момента наполнила Уилла до краёв, и он вынужден был закрыть глаза. Он ощущал себя так, словно он тонул. Так не бывало уже длительное время: обычно это был обоюдный оральный секс, либо же Уилл просто вбивался в лежащее под ним тело, пока в голове не возникала блаженная пустота. Чёрт побери, он уже и припомнить не мог, с кем именно получал в последний раз полноценную разрядку, за исключением своих собственных рук. В общем, сейчас было вообще не лучшее время вспоминать что-либо, и следовало оставить в стороне унылые сеансы мастурбации. В какой-то момент швы на груди стали красными от напряжения, а потом начали кровоточить, пусть и совсем немного. Уилл и не заметил кровь среди стекающего по нему пота и пьянящего, пульсирующего возбуждения. Возбуждение наполнило всё его тело, как только он опустился полностью, упираясь своими бёдрами в бёдра Ганнибала. Волны сладостного удовольствия пронизывали насквозь, и Уилл едва приоткрывал губы, сглатывая рвущиеся из него стоны. Ганнибал сел и обнял Уилла за шею, притягивая к себе и вовлекая в поцелуй, ободряющий и расточительно медленный. У Ганнибала получалось выглядеть грозным, даже глядя на Уилла снизу вверх. Он поспешно избавился от полурасстегнутого жилета, потом от рубашки, а дальше присосался теплотой своего рта чуть ниже линии челюсти. Ганнибал спускался ниже, и его острые зубы принялись царапать тонкую кожу на шее, следующие засосы остались уже на плече: это было нечто больше, чем просто следы поцелуев — это были метки принадлежности. Горячие ладони оглаживали спину и привлекали ближе, в то время как пальцы Уилла цеплялись за влажные волосы на загривке. Когда Ганнибал сдвинул их тела, побуждая Уилла продолжать, ответом ему послужил глубокий стон. А затем Уилл начал двигаться и не останавливался, пока удовольствия не стало слишком много, пока просто невозможно было выносить этот сбивчивый ритм. Он упал поверх Ганнибала, сдвигая их тела далее на кровать, и спрятал лицо на его груди, передавая ему инициативу, а далее содрогаясь от каждого грубого толчка. Дышали оба тяжело и громко, их стоны вторили друг другу. Руки Ганнибала на его спине, тёплая стекающая кровь, раскрытый рот Ганнибала у его шеи, зубы, прикусывающие мочку уха, произнесённые шёпотом слова, от которых захватывало дух. В воздухе витал запах свежей крови. Крови Уилла. Абсолютно неожиданно обхватывающие его руки плотно сжали торс, а дальше Уилла виртуозно перевернули, впечатав спиной в матрас. Он закричал, когда Ганнибал ускорил ритм. Нависающее над ним, обхватывающее его тело создавало впечатление возведённых вокруг Уилла стен, это ощущение подавляло, вызывало клаустрофобию и одновременно ощущалось до невозможного божественным. Изменившийся угол проникновения привёл к тому, что давление на простату оказалось чересчур интенсивным, удовольствие закручивалось по спирали и превращалось в пылающую боль. Уилл сам удивился собственной жажде, тому исступлению, с которым он сжимал бёдрами Ганнибала, а ногтями расцарапывал спину, поощряя его движения громкими стонами сквозь плотно стиснутые зубы. Так хотелось продлить, растянуть этот момент блаженства, погрузиться в него без остатка. И Уилл получил то опустошающее наслаждение, которого так жаждал, он был способен только скользить губами по щеке Ганнибала, все слова будто выветрились в единое мгновение. Когда плотный, скользкий кулак обвил его член, Уилл слова всё же нашёл, и это были неразборчивые причитания, состоящие из слов «господи» и «пожалуйста», Ганнибал отвечал ему рыком на незнакомом Уиллу языке. Зубы царапали кожу, и прежде, чем Уилл сообразил сказать в ответ хоть что-нибудь связное, его организм уже был близок к достижению кульминации, жар расходился в паху, пробегал волнами по позвоночнику, Уилл изгибался на кровати и хватался руками за её изголовье, он стонал и едва ли не выл. За закрытыми глазами он видел звёзды и чувствовал всё одновременно — как толкается в него Ганнибал, один раз, потом ещё один, как замирает, глубоко погружаясь в его тело, как впивается зубами в его плечо, и укус отдаётся скорее вибрациями, чем звуком. Уилл ощущал, как теплота растекается внутри его тела и как выплёскивается наружу одновременно с выдыхаемым им воздухом. На несколько минут Ганнибал замер, тяжело дыша и покрывая его своим телом, как зверь придавливает пойманную им добычу. Властный, собственнический жест. Когда разум Уилла всё же выплыл на поверхность, пот чувствовался прохладным и остужал кожу, а недвижимое поверх него тело Ганнибала ощущалось удивительным образом комфортным. Уилл выдал неловкий смешок. — Прости, я… — Ганнибал сместился и посмотрел ему прямо в глаза, искренне улыбаясь, а затем игриво повёл носом по щеке, требуя поцелуя. Уилл улыбался в ответ и изо всех сил сдерживался, чтобы не рассмеяться от счастья. Он никак не мог вообразить, что этот страшный и странный вечер завершится именно таким образом, но игра стоила свеч. — Это гребаное безумие. Мы будем гореть в аду. Уилл повернул голову, и Ганнибал наконец поцеловал его, глаза при этом продолжали улыбаться. — С радостью последую туда за тобой. Смешок всё же вырвался наружу, а ещё по щекам расползся румянец, но никто не сможет доказать это в суде. — Как отвратительно. С неохотой Ганнибал всё же поднялся с него, чтобы превратить образовавшийся на постели кавардак в подобие чистоты. Мягкие, заботливые руки усадили его в вертикальное положение, вытерли с него пот и заново очистили раны. Затем Ганнибал забинтовал порез, прерываясь на мимолётные поцелуи. Утром он уедет, заберёт с собой тела, заберёт нужные ему органы, а оставшееся просто пропадёт в том месте, где никто не будет искать. Потом решит, что делать с телом Мейсона, которое до сих пор лежало в морозильной камере в сарае Уилла. Но это будет позже. — Я просто склонен верить, что ты больше ничего у меня не украдёшь. Задумчиво осмотрев мешанину из вещей на полу, Ганнибал вернулся на кровать — их кровать? — к возлегающему на ней Уиллу. Тот свернулся у него на груди, и Ганнибал приобнял его со спины, целуя за ухом. — Уже слишком поздно, — пробурчал Уилл в ответ. Уставшим взглядом Ганнибал заглянул в его всё ещё полные проказ и озорства глаза, а затем Уилл откинулся рядышком с ним. Лёжа сбоку от Ганнибала, он ощущал себя как за каменной стеной. Уилл раздумывал над тем, что его присутствие он не будет переносить, как бывало с другими, Ганнибала он будет жаждать, ведь желание проснуться с ним рядом уже ощущалось как странное. Уилл чувствовал себя в сохранности. Недосягаемым. — Почему же это? — поинтересовался Ганнибал, и по лицу Уилла расползлась насмешливая улыбка. Какое-то время он не отвечал, всё ещё насмешливый и жутко довольный собой. Затем ответил, невнятно, будто бы хотел смягчить весь груз произнесённых слов, они казались слишком серьёзными и напыщенными, но скрывающиеся за словами чувства были самыми искренними за всю жизнь Уилла. Удовлетворённая, озорная улыбка стала только шире, когда он произнёс: — Потому что я украл твоё сердце.