Рекомендованный саундтрек: Table for Two — Abel Korzeniowski
Грантэр всегда считал, что чувство времени субъективно. Если для одного человека недели пролетают как минуты, месяцы как часы, а годы как один лишь день — скорее всего, этот человек поглощен своей жизнью настолько, что не даёт себе права приподнять голову и оглядеться, замереть в моменте, отодвинуть от себя все насущные проблемы и позволить наслаждению от жизни наполнить лёгкие. С другой стороны, для некоторых людей время тянется словно патока, каждая отдельная секунда отдаётся ударом в сердце, взгляд на часы — всегда нервный и наполненный ожиданием — скользит уже привычным ходом и замирает, отсчитывая небольшие палочки часовых делений. Благодаря своей работе, Грантэр умел подмечать такие вещи, но себя ни к одному типажу так и не отнёс, как всегда, оставаясь в безучастном нейтралитете. Он мог бы попробовать жить любым способом — чисто ради эксперимента, но очень сомнительно, что ему когда-нибудь хватило бы времени или желания. Ему больше нравилось подмечать черты других, чем исследовать своё и без того истерзанное нутро. Объективно его можно было назвать безмолвным наблюдателем. Но себя он ощущал вторым ассистентом режиссера, тем человеком, который приносит всем кофе из круглосуточного Старбакса, когда съемки вновь затянулись до полуночи. — У Вас есть карамельный фраппучино? — прервал его размышления голос, и Грантэр, ещё сонный после вчерашней вечеринки, вздрогнул, медленно поворачивая голову в сторону гостя. — Старбакс через дорогу, — буркнул Грантэр, рассматривая странного незнакомца, которого совершенно не задела эта утренняя грубость, судя по немного отрешенной улыбке и блуждающему по стенду взгляду. Грантэру даже на миг показалось, что незнакомца не могло выдернуть из его собственного мира ничего — одет он, по крайней мере, был настолько вызывающе и ярко на фоне других посетителей, что легко мог бы зайти за хуманизацию чувств «зависть» и «совесть». Несмотря на ранний час, в кофейне уже был ажиотаж, называемый работниками «майский сенокос», а посетителями — «приближающаяся сессия». Практически все столики у окна и в дальней части зала были заняты растрепанными студентами с огромными мешками под глазами и чашками фильтр-кофе около ноутбуков и книг. Постоянно перешептываясь и судорожно листая тетради, они нервно оглядывались, хмурились и явно мечтали о теплой кровати и большом одеяле. Рядом с ними Грантэр чувствовал себя красавцем, но на фоне случайного прохожего его самооценка снова падала в пятки с таким громким стуком, которому позавидовал бы сам Зевс с его майскими громом и молниями. Первая черта незнакомца, которая бросалась в глаза — ярко-рыжие, практически медные волосы, забранные на самом затылке в тугой пучок, и только несколько непослушных прядей обрамляли суженный овал лица. Вторая черта — одежда. Он выглядел так, будто заночевал у бабушки, чья молодость прошла в обществах хиппи и анти-милитаристов — фольклорная блуза и шёлковые штаны, совершенно между собой не сочетавшиеся, были настолько яркими и разноплановыми, что даже Грантэру, который спал в фланелевой рубашке и рваных джинсах, захотелось отвести молодого человека в Gapили Bershka. Третья и заключительная — пальцы, сжимавшие книгу в темной обложке, были покрыты чернилами, красками и… помадой? Такие люди не были редкостью в огромном кампусе и близлежащих кварталов, где большинство квартир было занято «творческой интеллигенцией», расценивавшей жизнь через дно бутылки. И Грантэр, что греха таить, периодически себя к ним относил. Однако, в майское утро рыжий незнакомец выглядел действительно назойливым лучом солнца из-за серых туч. — Старбакс сейчас переполнен, — пожал плечами рыжий, оглядываясь. — А у Вас здесь очень творческая аура, располагающая к чтению Бодлера, — он приподнял книгу, чтобы показать обложку, но его блуждающий взгляд так и не остановился на Грантэре. — Карамельный раф? — предложил Грантэр с нотками вызова в голосе, но голова слишком болела после вчерашнего, чтобы развивать очередную полемику, почему Старбакс не стоит тех денег, что добровольно тратят на него гости. — Пожалуй, — согласился незнакомец, и вместо того, чтобы занять столик, скользнул на барный стул. «Прекрасно, надеюсь Бодлер будет достаточно интересным, чтобы мне не пришлось разговаривать с этим хиппи» — поджав губы, подумал про себя Грантэр, направляясь к кофемашине. В обычные дни Грантэр был достаточно дружелюбным. Скорее, конечно, умеренно дружелюбным по сравнению с вечно сияющей Мюзикеттой и постоянно ругающей всех Эпониной, но всё-таки ему нравилось наблюдать за своими гостями, слушать их истории, предлагать свои байки новым ушам, но сегодня был особо ненастный для него день. И похмелье, и кристально-чистое голубое небо, которое для Грантэра было таким же депрессивным, как для всех нормальных людей — затянутое тучами, и не появляющийся уже пару недель Анжольрас — всё стремилось вводить его в тоску и философскую меланхолию. И это яркое пятно в виде нового гостя его хоть и интриговало, но совершенно не притягивало. — Интересная у Вас публика, — произнес незнакомец, листая страницы своей книги. Грантэр знал, что должен ответить, но лишь больше сосредоточился на сливочной воронке в питчере. — Сессия объединяет умы, — не сдавался гость. — Где ещё в одной комнате увидишь ярого защитника прав человека и предводителя движения националистов? — На организации первомайского митинга, — хмыкнул Грантэр, но тут же вскинул взгляд в зеркало. За столиком у окна, на котором всегда стояла табличка «Зарезервировано», мелькнули знакомые локоны. Сердце сделало кульбит, часто забившись в районе Адамова яблока, и он сглотнул, вновь опуская взгляд. — Вы интересуетесь политикой? — задал вопрос незнакомец. Губы Грантэра тронула горькая усмешка, и только он собрался с силами ответить, как его прервал глубокий голос: — У него сложные с ней отношения. Мелодичные ноты знакомого голоса донеслись до Грантэра вместе с неуловимой толикой мускусного аромата, и он втянул носом воздух, прежде чем с улыбкой повернуться к гостям. — Доброе утро, Аполлон, — произнес Грантэр, не глядя на долгожданного гостя, и опустил высокий стакан перед рыжим философом. — Как обычно? Анжольрас кивнул, доставая из кармана бумажник. — Аполлон? — переспросил незнакомец, будто смакуя нелепое прозвище, придавая ему практически сакральную окраску. — Вам подходит. Грантэр вновь усмехнулся, мельком поднимая глаза, чтобы подметить реакцию Анжольраса и тайно надеясь, что она получится феерической. — Видишь, не я один так считаю, — пожал плечами бариста, вновь поворачиваясь к кофемашине, чтобы сделать первый мятный раф за долгое время. — Мое имя — Анжольрас. — А меня зовут Жеан. Жеан Прувер, — задумчиво произнес рыжий, вновь листая страницы и не обращая никакого внимания на протянутую Анжольрасом руку. — А какая ассоциация была бы у Вас со мной? Грантэр вновь кинул взгляд через зеркало, ещё раз оценивая Жеана. — Дриада, — в один голос с Анжольрасом произнёс бариста, тут же вскидывая бровь. — А Вы знаете Вашу греческую мифологию, месье. — Часть классического образования. — Какая жалость, что не все мы имеем к нему доступ, — закатил глаза Грантэр, ставя перед постоянным гостем его заказ. Явно увидев во взгляде Анжольраса желание найти подходящий ответ и не имея настроения начинать полемику, он лишь ближе пододвинул к нему кружку. — С Вас пять евро. Анжольрас лишь поджал губы и протянул купюру в десять. — Сдачи не надо, — буркнул он, обвивая чашку пальцами и быстро ретируясь к своему столику. — Благодарю за щедрость, мессир, — произнес Грантэр громким голосом ему вслед и кинул размен в стеклянную банку для чаевых. — Я знаю, есть глаза, где всей печалью мира Мерцает влажный мрак, но нет загадок в них. Шкатулки без кудрей, ларцы без сувенира, В них та же пустота, что в Небесах пустых. Грантэр сощурился, пристально рассматривая декларирующего Жеана, и почувствовал, как под рёбрами закололо, будто игла пыталась пробраться сквозь кожу. Он перевел взгляд в окно, поверх гостей, и чуть поджал губы, прислушиваясь к собственным ощущениям. — В них та же пустота, что в Небесах пустых, — шепотом повторил он и встряхнул головой, сгоняя внезапный морок. — Как Вам кофе? — Лучше, — солнечно улыбнулся ему в ответ Прувер. — Думаю, Вы приобрели постоянного посетителя. — Рад, — выдавил из себя улыбку Грантэр, вновь облокачиваясь на стойку. — Расскажите мне о Бодлере, Жеан. — Что ж…_____
С тех пор, каждый полдень в кофейне на углу Сен-Мартен, на высоком стуле у самой стойки, с неизменным томиком поэзии, можно было найти поэта с рыжими волосами. Его тихая, задумчивая компания интриговала практически каждого, кто заходил за ежедневной порцией кофеина. Казалось, что сессия его совершенно не трогала — он очень много писал, но преимущественно на салфетках; его всегда светлое выспавшееся лицо практически никогда не покидала тонкая, невесомая улыбка, а в книгах, которые он приносил с собой, никогда не писали что-либо, кроме поэзии. Полуденная смена у каждого бариста за работой и редкими разговорами с Жеаном всегда пролетала так, будто длилась не больше часа. Особенно, у Грантэра, который каждый раз находил в банке из-под чаевых аккуратно сложенные салфетки со стихами и купюрой в десять евро. Показавшийся ему при первой встрече ярким и абсурдным, Жеан теперь стал такой же частью его повседневной жизни, как и другие постоянные посетители. Они редко разговаривали, чаще подпевали одним и тем же песням и практически никогда не обсуждали жизнь за пределами кофейни. Грантэр рассказывал Пруверу о постоянных посетителях, показывал забавные шаржи, которые он делал на особо придирчивых гостей и знакомил со своими приятелями, но так и не смог набраться смелости, чтобы расспрашивать Жеана сам. Однако, в последний день летней сессии, когда гостей в кофейне заметно поубавилось, Жеан сам порхнул ему на встречу. — Невероятно, — шептал он себе под нос, открывая двери и звякая колокольчиком. — Немыслимо! Безрассудно… Грантэр, до этого общавшийся с присевшей отдохнуть Мюзикеттой, тут же махнул рукой приятелю, предлагая ему сесть. — Готовишься к турниру по синонимам? — усмехнулся он, уже доставая из холодильника сливки для карамельного рафа. — Увы, но нет, — качнул головой Жеан, растерянно вешая на барный стул свою сумку. Его пальцы метнулись в сторону, будто в поисках книги, но не найдя желаемое, он лишь начал отстукивать по столешнице ритм. — Что же тогда? — с наводящей интонацией спросил Грантэр, слегка наклоняясь, чтобы оттемперовать кофе. Жеан задумчиво вздохнул, прикусывая губу и наблюдая за передвижениями бариста. — Я влюбился. Внутри что-то встрепенулось, но тут же осело на дно горечью. — Понимаю, — хмыкнул Грантэр, внимательно смотря на то, как струйка кофе стекает в чашку. — Безответно? Жеан откинулся на спинку стула, бродя взглядам по многочисленным полкам, и выдохнул. — Невозможно сказать, — он провел рукой сквозь волосы на манер расчески и задержался на затылке, будто обдумывая свой ответ. — Всё было замечательно. Даже прекрасно. Мы изначально заключили негласный договор не переходить тонкую грань между разделением постели и приглашениями на ужин. Однако, я его нарушил. — Ты позвал его на свидание? — Грантэр поставил перед Жеаном кружку. — Я думал, что мы оба этого хотим, — Прувер задумчиво провел кончиком пальца по ободку кружки. — Но… он воспринял это как дружескую встречу и привёл с собой подругу. — Подругу? — хмыкнул Грантэр. — Или девушку? — Может и девушку, — Жеан повёл плечом. — Мы с ним это не обсуждали. Я ушёл раньше, сославшись на важные дела, и вот … — он кивком указал на кружку с кофе. — Мои важные дела. Грантэр поджал губы, поднимая взгляд на висящие над входом часы. Секундная стрелка двигалась издевательски медленно, и его слегка передернуло от невозможности что-либо ответить. Среди своих знакомых он не считался гуру отношений. Что мог посоветовать человек, у которого никогда не было стабильности в личной жизни? Сдаться и больше не пытаться? Вечно отвергаемый и забываемый как ошибка под воздействием алкоголя, Грантэр не видел смысла ни в чём, что касалось межличностных связей дальше дружбы. Остро почувствовав необходимость вдохнуть сигаретный дым, он незаметным движением достал из-под стойки пачку и сунул её в карман. — Как насчёт ирландского кофе за счёт заведения, mafleur? — натягивая лучшую из своих притворных улыбок, Грантэр пристально посмотрел на приятеля. — На кухне есть бутылка виски, я мог бы это организовать, — он подмигнул Пруверу. — Не откажусь, — кивнул Жеан, делая глоток своего кофе. — Один момент. Грантэр слегка поклонился и скользнул в дверной проем, за которым скрывалась кухня. — Мюзикетта, подмени меня! Быстрым шагом он дошёл до двери, ведущую на внутренний двор, и чуть не вышиб себе ладонь, распахивая её. Зажигалка чиркнула в пальцах, и Грантэр прислонился затылком к стене, выдыхая вверх густой дым. Почему он так среагировал? Настолько резко и болезненно натянулись нервы, что он едва мог дышать свежим воздухом, заменяя его на ядовитую смесь. Было ли это последствием его собственных проблем? Ситуация, такая непохожая на то, с чем он был вынужден справляться, и одновременно очень чувственная, интимная, сокрытая… Он сжал пальцами переносицу, стараясь успокоить бешеный пульс, что отдавался в висках. Это было похоже на страх. Страх, что пересеки он линию знакомства с Анжольрасом до откровенных комплиментов, позволь он себе чуть больше, он получит такой же резкий отказ, столкнется со стеной непонимания уже не в своем изможденном сознании, а наяву. Был ли он к этому готов? Рассматривая собственные чувства через призму ситуации с Жеаном, Грантэр чувствовал себя ещё более жалким и беспомощным. Перейдя за границу разумного, испытав на себе и маниакальную любовь, и депрессию, и хандру, он уже слабо понимал, где находился он и где находились окружавшие его люди, которые постоянно делились с ним своими переживаниями. Должен ли он быть их психологом? Должен ли он быть тем, чья эмпатия впитывает в себя чужое? — Что ты здесь делаешь? — прервала его размышления невесть откуда появившаяся Эпонина. Грантэр поднял на неё взгляд красных глаз и пожал плечами. — Перекур, — бросил он, затушивая сигарету о каменную кладку здания. — У тебя смена через 20 минут заканчивается, можешь прокурить хоть всю квартиру после неё. Кто в зале? — Я, — вновь буркнул Грантэр, выкидывая сигарету и направляясь обратно на своё рабочее место. Жеан не изменил своего положения ни на сантиметр, но вскинул взгляд. — Ты ходил за виски, — отметил Прувер. — Ни к чему, — Грантэр поджал губы. — Ты свободен сегодня вечером? Жеан изогнул бровь. Невесомая улыбка коснулась его губ, и он кивнул, чуть прикрывая глаза. — Теперь, полагаю, да. Грантэр взглянул на часы, не в силах остановить секундную стрелку. И всё-таки, субъективность восприятия времени зависит не от самих людей, а от обстоятельств, в которых они находятся. И если немного поменять ракурс, всё ещё может сложиться таким образом, какого хотим мы.