Перерождение в отомэ

      Хана с опаской посмотрела на забирающуюся на стол Тсуну и не могла поверить, что их поставили в одну пару.       Старшая Намимори готовилась к школьному фестивалю, энтузиазма ученикам было не занимать, ведь Дисциплинарный Комитет давал свое разрешение не каждый год. Хибари подобная чушь не нравилась, и он без угрызений совести отменял празднования в школе. Но этот год стал тем самым долгожданным исключением. Почему? Тсуна, для которой это был последней год учебы, вымолила у Кёи фестиваль. Сам парень уже закончил школу, но все равно беспрерывно торчал в здании, поэтому еще можно было надеяться, что праздник не закончится еще одной трагикомедией от Тсуны.       – Почему меня отправили с тобой наряжать коридор? – в который раз чересчур драматично вздохнула Курокава. – Давай лучше я залезу и повешу украшение.       – О? – Тсуна, покачнувшись на парте, удивленно взглянула на подругу. – Откуда такой порыв доброты?       – Ты же упадешь оттуда. Все это знают… вон как одноклассники смотрят, – Хана показала на нескольких ребят, беспокойно проходивших по коридору.       – Это так мило, что ты заботишься обо мне.       – Не надумывай, Савада. Я просто боюсь, что упадешь ты на меня.       Тсуна хихикнула и аккуратно спрыгнула на пол, где уже через секунду запнулась о коробку. Хана молча закатила глаза и залезла на место подруги.       – Почему не отправили каких-нибудь высоких мальчишек вместо нас?       – Потому что я попросила старосту поставить нас с тобой вместе и отправить туда, где можно спокойно поговорить, – Тсуна невинно хлопнула ресницами.       – Агх, спущусь, побью.       – Насилие – не выход, милая.       Хана пожалела, что не может что-нибудь в нее кинуть.       – От тебя столько проблем, – сказала она без особо заметной обиды. – Фестиваль из-за тебя. То, что наш класс делает кафе с горничными, тоже из-за тебя.       – В смысле? Не я это предложила! – Тсуна подала какое-то яркое украшение и искренне возмутилась обвинениям. – Это же банально, в каждой манге делают кафе. Мои идеи были оригинальнее. Конкурс на костюм самого страшного клоуна. Пантомима. Стенд-ап. И еще куча блистательных идей.       – Ну да, предложил другой идиот, но ДК никогда бы не одобрил подобную тематику кафе! – Хана проигнорировала все предложения, решив поберечь нервы и не комментировать этот бред. – Но ДК одобрил. Значит, ты приложила к этому свои кривые ручки!       – Не такие уж и кривые… Да ладно тебе, могло быть хуже, – Тсуна чему-то загадочно хохотнула.       – И что же хуже, по-твоему?       – В изначальном бланке на разрешение было написано «кафе с нэко-горничными». Но Кёя с таким страшным лицом зачеркнул слово «нэко», что я не решилась спорить.       – Боже…       – Хотя тебе бы пошли кошачьи ушки.       – Точно побью.       – Молчу-молчу! – через смех выдавила Тсуна.       Вскоре они перетащили парту к противоположной стене и под чутким руководством Савады начали пытаться развесить все симметрично… получилось криво, но такова и была задумка творца! Дальше оставалось лишь приклеить плакаты в нескольких разных местах, и Курокава не понимала, зачем им теперь ходить вдвоем.       – Ах, точно, ты же недавно упомянула, что хочешь о чем-то поговорить.       – Угу! – Тсуна радостно улыбнулась.       – Я точно пожалею, что спрошу, – тихо пробормотала Хана. – О чем? Снова какая-то чушь? Теория про бессмертную королеву Великобритании? Или продолжишь вчерашний рассказ про то, что высадку на луну снял Кубрик?       – Я не думаю, что Елизавета II бессмертна. Я склоняюсь к теории того, что она рептилия. Как и Цукерберг.       Хана тяжело вздохнула.       – Но я не об этом хотела поговорить. Точнее я хотела спросить совет, – Тсуна дождалась обреченного кивка от подруги и, немного замявшись, продолжила: – У меня никак не получается признаться Хаято.       Хана недоуменно нахмурилась.       – Признаться в чем? Что ты натворила? Сломала его вещь? Так не переживай, он простит тебя моментально.       – Эм, – Тсуна растерялась. – Нет… я про другое признание.       Хана молча посмотрела на нее.       – Для той, кто часто тыкает в мою глупость, ты немного медленно соображаешь, – попыталась подобрать более мягкую формулировку Тсуна.       – Не побоишься повторить? – замогильным шепотом произнесла Курокава.       – Хиии, побоюсь.       – Не тяни резину. К чему ты ведешь?       – Ну я говорю про признание… знаешь, признание в… в чувствах.       – В чув… да ладно? – до Ханы резко дошло, о чем речь. И да, она могла мысленно признать, что ужасно ступила, не поняв этого сразу. – Ты?       – Почему обычные местоимения в твоих устах звучат настолько уничижительно? – Тсуна неловко взъерошила волосы и отвела взгляд. – Но да, я хочу признаться.       Какое-то время они шли по коридору молча. Хане нужно было осмыслить услышанное. Она немного читала седзе-мангу, которые подсовывали Киоко или Хару, и там всегда были моменты, которые показывали, что героиня в кого-то влюблена. И в Саваде она подобного не замечала. Чтобы Тсуна влюбилась? Это даже звучит нереально.       – Почему ты решила обсудить это со мной? – вспомнив про Киоко и Хару, Хана решила, что данный вопрос логичен.       – Хару воспылает энтузиазмом и наворотит дел. Киоко растеряется. Наги, ну, смутится. Да и, давай признаем, никто из них не спец в подобном. Есть еще Бьянки, но… неа.       – А я спец?       – Просто я знаю, что ты воспримешь это серьезнее.       Хана была суровее, она и правду сразу рубанет, и не постесняется отругать. Да, поязвит, но поможет. В этом и была прелесть их взаимоотношений, они могли выглядеть, как заклятые враги, но так они дополняли друг друга, находили баланс. Когда многим было неловко вести себя мило с Ханой, Тсуна этого не боялась, зная, что подруге это тоже нужно, просто она пытается сохранить лицо и репутацию сурового человека. А Хана же не забывала возвращать Саваду с небес на землю и придавала ей больше разумности, на что почти никто не был способен.       Поэтому Тсуне было неловко говорить с Киоко о романтике. Возможно, вес имело и то, что Сасагава не так давно прекратила сводить ее и Рёхея.       – Ладно, – Курокава кивнула. В необычной ситуации она бы тоже пошла к Саваде. Та бы тупила и шутила, но расшиблась бы, чтобы как-то поддержать. И довериться ей в сложных вопросах было бы легче. Тсуна, которая поделилась со всеми ними правдой о мафии, заслуживала ответной искренности. – Я тебя поняла. Тогда начинай, в чем проблема? То есть, реально? Какая может быть проблема в том, чтобы признаться Гокудере. Вся школа… нет, весь город знает, что он любит тебя. Ему осталось походить с табличкой «Без ума от Савады Тсунаеши», чтобы даже глухие это узнали.       Хана развернула плакат, чтобы наклеить его на стену, и замерла.       – Только не говори, что ты не заметила его чувств? Что сомневаешься? Нет, не мучай меня так, я не заслужила, – с ужасом сказала она.       – Нет-нет, я знаю, – Тсуна немного покраснела. Еще бы она не знала. Система добросовестно выполняет свою работу. – Но Хаято не понимает, когда я пытаюсь намекнуть на мои чувства.       Хана призадумалась и через секунду разразилась смехом.       – Это что? Карма? Ахахах, правда карма.       – Ты о чем?       – Вначале ты не замечала, что начала собирать вокруг себя кандидатов в гарем, теперь тебе мстят… Хотя, зная Гокудеру, это не специально.       Тсуна надулась.       – Ничего смешного.       – Ой, нет, это очень-очень смешно, – давно она так не хохотала. – Ладно, сейчас я вздохну поглубже. Уух. Так, он не замечает, говоришь? Ты уверена, что кристально ясно дала понять, что имеешь в виду? Я так и представляю, ты споткнулась, он тебя поймал, и ты выдала про то, что обожаешь его. Такое легко понять неверно.       – Кхм, ну, было не совсем так, – Савада потупила взгляд. – Он купил мне шоколадное молоко, когда я была расстроена, и я сказала, что за такое можно и влюбиться в него.       – Это похоже на шутку.       – Согласна. Но это лишь один случай, – она понурила голову. – Я всячески намекала, иногда очень даже недвусмысленно. И один раз я прямо заявила, что чувствую… а он сказал про то, что он будет лучшей Правой рукой.       Хана поторопилась поднять упавшую челюсть.       – Я знала, что вокруг тебя собираются не самые умные личности, – Тсуна вскинула бровь. – Даже я.       Савада усмехнулась и посмотрела на стену.       – Почему ты повесила его вверх ногами?       – Что? – Курокава повернулась к плакату их кафе. – О, ты меня отвлекла.       – Перевесим? Скотч еще есть.       – Нет, скажем, что попытались добавить абстракционизма в этот реализм… А если мне не поверят, свалю на тебя.       – Эй!       Они, пытаясь наклонить голову, еще раз взглянули на плакат и, торопливо развернувшись, пошли дальше.       – Возможно, дело не в том, что ты говоришь, а в том, когда ты это говоришь? Даже самое серьезное признание воспримется шуткой в неправильной обстановке.       – Думаешь?       – Можешь воспользоваться атмосферой фестиваля.       – Да ты романтик.       Хана небольно толкнула ее локтем и усмехнулась.       – Тебе не привыкать позориться, так что попробуй еще. Попытка не пытка.       – Шалфей не улитка, – невпопад ответила Тсуна.       – Чего?       – Я попыталась придумать умную рифму.       – Пытайся лучше.       – Хах, хорошо. И, Хана, – она не сдержала улыбки. – Спасибо.       – Пф, не за…       – Десятая! – Хаято, игнорируя предупреждение члена комитета, быстро бежал по коридору.       Тсуна радостно просияла, увидев его. И Хана поразилась, что раньше не заметила, как Савада становилась растаявшей лужицей рядом с Гокудерой. Да ее нежный взгляд трудно не заметить!       – Йо, – сказал шедший позади Такеши.       – Вы закончили? – спросила Тсуна.       – Ага, – Такеши обмахивал себя ладонью. – Я на улице помогал, для осени жара страшная.       – А я вещи из кладовки таскал, – буркнул Хаято. – Ничего сложного, но нечестно! Я не смог помочь вам, Десятая. Чертова класснуха, почему она разделила нас?       Все знали почему. Мори-сенсей, их классная руководительница на третьем году обучения, знала, что не стоит ставить Саваду и Гокудеру в пару. Еще до того, как ее распределили в их класс, Мори-сенсей слышала про шебутную и проблемную ученицу по имени Тсунаеши, но она слабо верила в рассказы других учителей. Даже хорошо, что дети в таком возрасте оставались беззаботными.       Когда она стала классным руководителем у Савады, в учительской ее чуть ли не в последний путь провожали. На первой неделе Мори поняла причину немного не так. Тсуна казалась ей веселой, но не проблемной. Куда сильнее в глаза бросался Гокудера. Он не производил впечатление совсем плохого ученика, но его хулиганистый нрав было невозможно проглядеть. Поэтому Мори решила, что он и был центром всех розыгрышей и бедствий класса. Вскоре женщина поняла, как ошиблась. Это Савада – эпицентр всего необычного. Она оживленная, задорная, энергичная и… оригинальная в своих проделках. Из-за нее спокойный Ямамото участвовал в странных событиях, из-за нее тихие Докуро и Козато влипали в неприятности. А про Шиттопи и Гокудеру лучше молчать. Саваде и этим двоим было противопоказано находиться вместе.       По этой причине Мори-сенсей всегда ставила ученицу в пару с тем, кто не подвергнется ее тлетворному влиянию.       – А вы как справились? Что делали? – Ямамото кивнул в сторону лестницы, предлагая подняться и вернуться в класс.       – Делали мир прекраснее, – весело ответила Тсуна.       – Десятая одним своим существованием делает мир лучше, – деловито согласился Хаято. Девушка еле смогла скрыть смущение.       – Мы украшали часть второго этажа, – перебила Хана.       – Случайно не вы вешали ту надпись, которая упала? – на вопросительные взгляды Такеши пояснил: – Я только что проходил по коридору, там кто-то ругался, что только что повешенная надпись свалилась на кого-то.       – Это все Хана!       – Эй!       Ребята рассмеялись.       – Тсуна-чан! – Киоко радостно встретила их на пороге класса. – Вы живы! А мы боялись, что Хана прибьет тебя.       – Аххах, она мне угрожала, конечно, но все закончилось хорошо. Мы мило поговорили.       – Вы?       – Мило?       – О чем же? – Киоко удивленно хлопнула глазами.       Хана позволила Тсуне самой выдумать что-нибудь, не правду же говорить, когда объект обсуждения прямо тут. Почти сразу она пожалела, что доверилась этой непутевой. Сказать можно было почти что угодно и не париться, но Савада восприняла все слишком серьезно. Побледнев, Тсуна нервно начала выдумывать новый бред.       – Мы обсуждали идею кафе, – неплохое начало, да? Просто и отчасти правдиво. Но Хана давно потеряла веру в Тсуну. – Неплохая идея, однако эта часть с горничными и дворецкими все портит. Где оригинальность? Я за кафе в лавкрафтовском стиле! И мы с Ханой как раз спорили, что мне стоило бы надеть. Чей костюм? Ктулху? Дагона?       – Десятая бы чудесно выглядела и так, и так!       Вряд ли бы кто-то посчитал милым, что ему пойдет образ древнего чудовища, но Хаято нравились работы Лавкрафта, поэтому это был комплимент.       – Хана спорила с тобой на эту тему? – с сомнением уточнила Киоко.       Курокава закатила глаза. Надо было подыгрывать.       – Ага, это мы и обсуждали… и пришли к выводу, что если Савада хочет нарядиться монстром и всех напугать, то ей стоит прийти в своем обычном виде. Страшнее никого не придумать.       – Когда тебе надоест так шутить? Повторяешься, – вздохнула Тсуна.       – Перестану, когда ты наконец психологически повзрослеешь.       – То есть никогда? – с усмешкой сказал Такеши.       – То есть никогда, – согласилась одноклассница.       Тсуна махнула на них рукой и, посмотрев на Хаято, решительно настроилась последовать совету Ханы и использовать фестиваль для того, чтобы признаться. Впереди были тяжелые три дня. Очень тяжелые.

***

      Поначалу она просто пыталась вести себя более мило, но идея сразу полетела в трубу. Для Хаято босс всегда была прекраснее всех, так что разницу в поведении он не заметил. Такеши в этом плане был наблюдательнее, именно поэтому в конце первого дня экспериментов он, сдерживая некое разочарование, подбадривающе похлопал Тсуну по плечу. Он умел признавать поражение и желал подруге только лучшего.       На второй день Савада снова попыталась признаться. И, следуя заветам манги, позвала Хаято во двор школы. Несколько ребят из ДК, которых она неплохо знала, подошли поговорить, пожаловаться на Кёю. И настрой как-то сразу испортился. Признаться не получилось. Ни тогда, ни потом. Разные обстоятельства настырно мешали Тсуне.       Поэтому она решила перейти к самому ужасному… написать письмо. Поиск в интернете примера привел только к рвотным позывам от ужасной романтичности и розовой наивности. Тсуна хотела быть оригинальнее, но далеко ее идеи не ушли. Вряд ли за признание можно считать нарисованную чиби-Тсуну и облачко со словами: «Го встречаться». Надо было стараться лучше. И девушка, весь вечер промучившись, искренне написала, как ей важен Хаято.       Дело оставалось за малым. Отдать письмо на следующий, второй день. Лучше в руки, а то письмо может и пропасть. Тсуна знала свою неудачливость, поэтому приготовилась… Или считала, что приготовилась.       Одно падение. Открытая сумка. Вывалившееся письмо. Чертовски наглая птица, подхватившая белый конверт. И в завершение, фейспалм от Тсуны. Минусовая удача превзошла сама себя и сотворила нечто невозможное.       Не сдавшись, она позвала Хаято прогуляться после школы. Обычный поход по магазинам был достаточно хорошей идеей, они неплохо провели время, и парень выглядел счастливым. Хороший момент, чтобы действовать… но Тсуна струсила. Боясь нового подвоха, она как-то потерялась в мыслях. Так что все закончилось подарком, который Хаято купил ей, когда она не смотрела. Удивленно держа в руках милую фигурку из нового аниме, она не успела поблагодарить Гокудеру, тот, отворачиваясь, чтобы скрыть румянец, быстро уходил от дома Савад.       Она хотела отплатить за его доброту. Встав ни свет ни заря, Тсуна направилась к его дому.       Хаято всегда встречал ее по утрам, счастливо приветствовал, пытался рассмешить, если она не выспалась. Когда она опаздывала, он брал бенто у Наны, потому что в спешке Тсуна его забывала. А потом по дороге забирал у сонного босса сумку, пытался помочь с неуложенными волосами и при этом старался убрать с лица заботливую нежность, что получалось через раз. Укрывал ее зонтом и отгонял пытающегося пролезть туда Такеши, в холодные дни одалживал пиджак или кофту, бережно заворачивая ее туда, чтобы точно не простудилась. Он делал так много необязательных и греющих душу мелочей.       Пришло время сделать Тсуне что-то подобное в ответ. Она с нетерпением ждала у дома Гокудеры, воображая, как он отреагирует на смену ролей и на бенто, которое она приготовила. Когда Хаято вышел, Савада подавила зевок и замерла, любуясь. Сонный, взъерошенный, но полный сил, потому что встать пораньше ради Десятой ему было не в тягость.       Парень шокированно застыл, когда увидел ее. А потом попросил больше так не делать, ведь сон босса в приоритете. Боевые намерения Тсуны мигом сдуло. И что делать дальше, она не знала.       Выбежать, размахивая руками и экспрессивно выкрикивая:       «Да я люблю тебя». Так, что ли? Будет стыдно, но Хаято хотя бы поймет… а может и нет.       В общем, подытоживая, три дня не дали никакого прогресса.

***

      Киоко смущенно разглаживала пышную юбку и с завистью смотрела на брюки Ханы, которая отказалась наряжаться горничной. Наряд дворецкого сел прекрасно, делая Курокаву только круче.       – Почему Савада так долго переодевается? – спросила она, смотря на часы в кабинете, за дверью которого уже столпились ученики. Посмотреть на Киоко и Тсуну в костюмах горничных и на официально одетых Такеши и Хаято хотели многие.       – А еще зачем Хром-чан помогает ей? Вроде бы нет ничего сложного. У нас довольно простые модели, ничего и завязывать не надо, – Сасагава задумчиво приложила палец к щеке.       Именно в этот момент Тсуна вплыла в помещение. Сразу и не сказать, что это именно она, но кто же еще мог бы вырядиться так?       Грязно-желтая накидка, подол которой состоял из щупалец, капюшон и пустая зловещая маска – звучало страшнее, чем было на самом деле. Щупальцы явно оторваны от каких-нибудь игрушек осьминогов, маска кривая. И девчачий беззаботный голосок тоже не играл на образ.       – Бууу! – выкрикнула Тсуна, зачем-то показывая знак мира. Хром за ее спиной, довольно прикрывая глаза, улыбалась. Ей главное, чтобы босс получила удовольствие от праздника, а как неважно. Или же она просто была рада, что ее не заставляли делать иллюзию костюма?       – Это что еще за х…       – Это Король в желтом! – сразу признал Хаято, восхищенно осматривая Тсуну. – Десятая, это потрясающе!       – Хехе.       – Кто?       – Ну, Хару бы не успела сделать костюм Ктулху за такой короткий срок, так что мы сымпровизировали и выбрали образ попроще, – объяснила Савада, снимая маску. – Надо, кстати, покрасоваться перед ней.       – Зачем? – без особой надежды на вменяемый ответ спросила Хана. – Зачем ты так вырядилась.       – Хана-чан, ты же знаешь Тсуну-чан… мы не поймем причины.       – Ой, поймете. Я захотела разбавить пресную идею кафе. Напугаю посетителей, кхм, сейчас изображу свой страшный голос.       Уже через секунду одноклассники выставили Тсуну в коридор, чтобы не мешалась и не отпугивала посетителей.       – Если бы я знал, что можно так легко сбежать от участи дворецкого, – Такеши, выглядывая из-за двери, наигранно расстроено посмотрел на застывшую в ступоре недоумевающую подругу. – Объединился бы с тобой, тоже бы глупо нарядился и пошел поесть.       – Десятая не глупо нарядилась! Ничего ты не понимаешь, бейсбольный дилетант.       Ямамото со смехом закрыл дверь перед ними. Разумеется, Хаято не остался в классе без Тсуны. И одноклассники многое теряли, ведь парень отлично выглядел в форме дворецкого. А уж маленьких хвостик, который Хаято делал нечасто, и вовсе мог обеспечить кучу посетительниц.       Савада хмыкнула с горечью.       – Не расстраивайтесь, Десятая. Давайте найдем место поинтереснее? Не будем тратить время на людей, которые не понимают ваш гениальный замысел.       – Да, ты прав… А знаешь, что будет даже лучше?       – Взорвем класс?       – Лучше! Я слышала, что какие-то второгодки делают комнату страха… примут ли они еще одного человека в каст?       – Оо! Вы как всегда изобретательны, Десятая! Могу я пойти с вами? – бирюзовые глаза Хаято смотрели с щенячьей надеждой.       – Конечно. Напугаем там всех по полной!       Одноклассники Тсуны должны были жалеть, что прогнали их, ведь именно класс 2-С, который принял Саваду в свою комнату страха, выиграл по количеству гостей, заглянувших в первый день фестиваля. Правда, почему-то при объявлении этой новости учителя сказали «комната смеха», но это лишь нюансы… и Тсуна тут точно ни при чем.       День прошел суматошно и весело, атмосфера праздника захватила всех учеников, которым такая встряска была жизненно необходима.       Тсуна зашла в кабинет, чтобы переодеться в нормальную одежду. Классная комната, погруженная во тьму, оживленные коридоры и двор – Старшая Намимори была активна даже под вечер, хотя в те редкие фестивали прошлых лет деятельность сворачивалась пораньше. Наверное, сейчас где-то в углу Кёя скрипит зубами, ведь в такое позднее время никого не должно быть на территории. Но стоит отдать ГДК честь, он не вмешивался, только поддерживал порядок. Вероятно, он успокаивал себя мыслью, что это ничто, если сравнивать с ночным бедламом при битве с Варией в средней школе ночью. Никаких взрывов уж точно не предвиделось.       – Десятая, могу я войти? – Хаято вежливо постучался.       – Конечно, я уже переоделась, – она махнула рукой, чтобы друг поскорее закрыл дверь, из которой лился свет и бил в глаза, привыкшие к темноте.       – Вы не собираетесь во двор? – спросил он, заметив, как девушка скидывает обувь и с ногами забирается на школьную парту.       – Мхм, – непонятно говорит она, переместив свой взор в окно. Во дворе было много ребят. Пусть ДК запретили фейерверки и другие предположительно опасные развлечения, школьники не расстроились. Лавочек с едой, подвешенных фонариков на брезентовых крышах, беззаботных разговоров и музыки хватало.       Тсуна собиралась спуститься туда, чтобы тоже весело провести время, но оказавшись в более тихой комнате, ей вдруг захотелось немного побыть наедине с собой и понаблюдать, как развлекаются другие. Откуда только эта меланхолия? Кажется, она знает.       – Это последний год в школе, – вслух произнесла она, словно позабыв, что Хаято сел на стул поблизости. – А потом… Италия. Мафия. И… никакой беззаботности.       Тсуна вздохнула.       – Прости. Не стоит мне ныть, – ей пора взрослеть.       – Не говорите так, переживать нормально! – быстро и эмоционально воскликнул Гокудера. – И я не думаю, что многое изменится. То есть да, будет труднее, но разве вся та беззаботность, о которой вы упомянули, не ваша заслуга? Школа тоже могла бы стать тяжелым периодом, все эти беды с Вонголой могли безвозвратно омрачить жизнь в Намимори, но вы не позволили этому случиться. Именно вы сделали эти годы для бейсбольного придурка, тупой коровы, головы-травы и его сестры чем-то нестрашным.       – Когда-нибудь ты начнешь называть их по именам, – хихикнула Тсуна, подтягивая к себе колени.       – И мое время здесь тоже было прекрасным только благодаря вам, – уже не так вспыльчиво добавил парень. Тсуна отвлеклась от окна и повернулась к Хаято, который не сводил с нее глаз. – Не знаю, где бы я был сейчас, если бы не приехал тогда в Намимори и не встретил вас. Не знаю, кем бы стал, что бы натворил.       То, как уверенно и искренне он это говорил, заставило сердце Савады пропустить пару ударов.       – Ты слишком меня нахваливаешь.       – Ни одни слова в мире не могут выразить то, как я действительно благодарен и что я чувствую, но я хочу хоть как-то выразить это, поэтому похвалы никогда не будет слишком много.       Тсуна задумчиво положила щеку на свои колени.       – Знаешь, я ведь тоже могу сказать что-то хорошее о тебе. Я редко это делаю, да? Фигово, – она продолжила до того, как Хаято смущенно отказался. – Ты помог мне понять Вонголу, что не могли сделать все те книги Реборна. Ты помог мне перебороть страх становления боссом, который я прятала внутри. То, что ты поверил в меня и обещал помочь… это и нужно было мне в самом начале, когда я боялась рассказать о мафии остальным, когда боялась втянуть всех…       Хаято отрывисто кивнул.       – Я всегда буду поддерживать вас, Десятая. Вы можете рассчитывать на меня, я всегда буду рядом.       – За это я тебя и люблю, – нежно сказала Тсуна, хитро щуря глаза.       Хаято вздрогнул, ярко покраснел, отвел взгляд и снова ляпнул несусветную глупость:       – Я… буду л-лучшей Правой Рукой! Обещаю!       И тут до Тсуны вдруг дошло. Он понял. И до этого понимал ее признания, на самом деле. Понимал… но не верил.       Тсуна могла бы подумать, что это Система и показатели любви врут, но она уже давно решила, что это не так важно. Какая разница, что пишет Система? Разве цифры важнее чувств людей? Нет. Поэтому Савада решила верить тому, что видит сама. А видит она абсолютную заботу Хаято. Видит неуверенность в том, что он достоин ее любви. Дурак.       Хаято – дурак. Отличник, хороший боец, но дурак. Поди вбил себе в голову, что она ошибается в своих чувствах или что он не может быть равным ей.       – Дурак, – тихо бормочет Тсуна и спрыгивает с парты. Хаято торопится подняться, ведь нельзя, чтобы подчиненный сидел, пока босс стоит.       Но Тсуна останавливает его, положив руки на плечи парня и усадив его обратно. Вглядывается в смущенное лицо и улыбается.       – Не хочу это делать против твоей воли, но выбора ты мне не оставил… Если хочешь, можешь написать потом заявление на мое домогательство.       – Чт…       Она наклоняется к нему и целует. Легко, невинно, недолго, но с более чем понятным посылом.       Стыдливость проснулась в ней слишком быстро, и Тсуна попыталась поскорее отойти. Дать деру ей не позволила рука, мягко перехватившая кисть. Хаято попытался успокоить ураган эмоций и вздохнул поглубже. Не помогло. Нежная кожа под его пальцами, запах шампуня и ощущение щекотки от мазнувших по его шее длинных каштановых волос. Внимательный взгляд и поджатые губы.       Гокудера знает, что надо отпустить руку, забыть обо всем и перестать мечтать. Потому что Десятая заслуживает лучшего. Но он этого не делает, лишь тянет девушку на себя и смиренно склоняет голову, невесомо утыкаясь в белую рубашку Тсуны. Хаято ждет, что его оттолкнут. Задерживает дыхание, жмурится и… чувствует, как в его волосы запускаются тонкие пальцы и начинают шутливо плести маленькие косички.       Хаято все еще не дышит и не шевелится. С отчаянной надеждой он говорит то, что держал в себе несколько лет.       – Я люблю вас, Десятая, – произнести это выходит легче, чем казалось.       Громкий стук сердца в ушах не заглушает тихий смешок Тсуны.       – Думаю, после всего того, что сейчас произошло, ты должен взять на себя ответственность и…       Хаято, ощутимо вздрогнув, отодвинулся назад, при этом не отпуская руку девушки.       – Разумеется, я возьму ответственность и женюсь на вас!       – Ахм, – Тсуна, на секунду замерев, очаровательно смеется. – Для этого рановато. Я просто хотела сказать, что после всего ты точно должен начать называть меня по имени. А то из нас получится странная пара, которая не может нормально обращаться друг к другу, верно?       Хаято краснеет еще сильнее, хотя, казалось бы, куда ж еще сильнее? Он что-то бормочет про тахикардию и скорую безболезненную смерть, но Тсуна решает не вслушиваться. То, что парень в шоке, и так ясно. Хоть в обморок не упал, а ведь она почти на восемьдесят процентов была уверена, что именно этим поцелуй и закончится.       – Пойдем, а то нас потеряют, – Савада тянет его наверх, а потом ведет все еще не верящего в происходящего Гокудеру к выходу из кабинета.       Свет из коридора ослепляет их, и Тсуна, остановившись, чтобы привыкнуть, вдруг оборачивается. Смотрит она серьезно, даже угрюмо.       – Знаешь, я пошутила.       В голове Хаято после этих слов раздается лишь звон. Плечи напрягаются. Он знает, что Десятая не станет так жестоко шутить, но в такое поверить намного проще, чем в то, что произошло на самом деле. И, пока самый прекрасный день не превратился в самый ужасный, по мнению парня, Тсуна продолжает:       – Я про заявление.       – А?       – Не пиши на меня заявление в полицию, пожалуйста. Это же останется пятном на моей незапятнанной и безупречной репутации чудо-босса. Реборн засмеет! Мафиози уважать не будут!       Хаято продолжает недоуменно стоять в проеме. От улыбки Десятой, от ее озорных искр в глазах в его груди теплеет.       – Люблю ва… тебя, – выпаливает он без особых раздумий.       – Что? – Тсуна смущенно накручивает локон на палец. – Окей…       – Люблю, – повторяет он, словно бы пытаясь нагнать все те разы, когда он глотал признания.       – Окей-окей… так это значит да или нет? Будешь писать заявление?       – Очень люблю.       Савада чувствует, что начинает безумно счастливо и глупо улыбаться. Переплетая пальцы, она снова тянет Хаято за собой.       – Ладно, пойдем. Но за то время, что мы спускаемся во двор, тебе лучше бы вспомнить другие слова. А то, если будешь признаваться в любви Такеши или Энме, я начну ревновать.       Им предстояло еще очень и очень многое, чтобы построить нормальные отношения. Но начало положено, и это хорошо.

***

      Тсуна потерла глаза. Слабый свет лампы ее кабинета справлялся неплохо, но намного лучше для зрения, которое не сажалось только благодаря пламени Солнца, было бы включить нормальный светильник. Но подниматься с мягкого кресла было лень, какой дурак положил пульт от люстры так далеко… ах, да, она сама.       – Готова променять свое пламя и Систему на телекинез, – простонала девушка, отрываясь от строчек. Она бы могла продолжить чтение у себя в комнате, но в родном кабинете, к которому она за пять лет привыкла, ей как-то спокойнее, да и бороться со сном легче.       Тсуна потянулась, отчего ее спина звучно хрустнула, а в глаза бросился блик кольца. Не кольца Вонголы, стоит отметить.       К новому украшению она никак не могла привыкнуть. То есть ей вообще не особо нравились подобные вещи, исключения составляли подарки друзей. Но то память, а вот чтобы чисто для красоты? Нет. И если к артефакту босса она давно привыкла, даже ощущая без него пустоту на среднем пальце, то к новому не такому громоздкому кольцу нет.       А придется, ведь обручальное кольцо – не безделушка. Оно ей нравилось, честно. Без камней и других броских элементов. Дорогое? Несомненно. Но простое… снаружи. Про очень известную эльфийскую надпись внутри еще узнала не вся резиденция, хотя Тсуна очень громко хвасталась своим «кольцом всевластия» перед каждым встречным. Кто-то от ее выходки закатывал глаза, но Хаято уж точно не был против. Рыбак рыбака, как говорится, или, что больше подходит их случаю, гик гика.       Тсуна провела пальцем по кольцу и хихикнула от воспоминаний. Где-то с полгода назад по резиденции прошелся слух, или точнее спор, кто первый сделает предложение: Тсуна или Хаято? Ну и Савада, решив обдурить всех, поставила сама на себя и собиралась сделать предложение. Обыгрывать бедных подчиненных и забирать их деньги – дело негожее, но будут знать, как начинать ставки против своего босса! Однако Хаято опередил ее. Он даже не знал об этих глупых махинациях, просто последовал своим желаниям. А на удивление Тсуны он просто сказал, что не может позволить ей быть первой во всем. Того признания в старшей школе хватило.       Девушка, вздрогнув и вынырнув из мыслей, прислушалась к шагам в коридоре, за которыми сразу последовал громкий и недовольный голос.       – Я сказал, у Десятой завтра выходной, и ни один ублюдок не посмеет его прервать, – Хаято раздраженно цыкнул и открыл дверь одной рукой, в то время как второй убирал телефон в карман. – Так и знал, что найду тебя в кабинете.       От раздраженного тона не осталось и следа, взгляд смягчился, а нежная улыбка появилась сама по себе. Правда, через секунду парень помрачнел от вида босса в окружении бумаг и с ежедневником в руках. О, об этом самом ежедневнике уже слагали легенды. «Книга тайн Вонголы» – так окрестили его. Тсуна брала его на собрания, вела записи и всегда захлопывала ежедневник, когда кто-то смелый пытался узнать расписание, секреты, планы и сумму договоров босса. И только Хранители знали, что ничего путного в этой записной книжке не было. Неплохая память девушки позволяла хранить все самое важное в голове, а вот всякие бредни записывались туда охотно. Глупые сны, резко возникшие «гениальные идеи» для мемов или рифм, задумки для розыгрышей и, конечно, всякие смешные рисунки, которые скучающая Десятая выводила на собраниях Альянса, позже скидывая лучшие карикатуры Бельфегору, чтобы вместе поугарать.       Какое же разочарование ждет мир мафии, когда этот ежедневник все-таки выкрадут и продадут за баснословную сумму одной из вражеских семей. Лучшее, что их ждало, юмористические стихи про Занзаса.       – Как ты только что верно отметил, у меня завтра выходной, так что успею выспаться, – отмахнулась она.       – Выходной это только на словах, мы же все равно едем к… – Хаято не договаривает, лишь снова недовольно цокает языком.       – Я надеюсь, мы быстро поговорим с твоим отцом, – Тсуна уверена, что все пройдет хорошо. Бьянки ее убедила, что отец их семейства давно хочет загладить вину перед сыном, и дело далеко не в том, что через годик Хаято породнится с донной самой влиятельной семьи Италии. – Если он сделает что-то не так, то мое обещание спалить его еще в силе.       – Я и не сомневался, – он хрипло смеется и делает шаг к ней.       Кладя руку на стол, Хаято наклоняется и целует Тсуну в нос. Савада дуется от этого несерьезного чмока и собирается пошутить, что после целого дня по отдельности этого маловато, как парень, хмуро смотря вниз, ее перебивает:       – Это манга?       Тсуна опускает взгляд.       – Хииии! – она переворачивает томик с мангой страничками вниз.       – Правда? Ты спрятала мангу за ежедневником? Перед кем имитируешь бурную деятельность?       – Кёя заходил недавно, и я запаниковала…       – Не думаю, что он хоть на секунду поверил, что ты занята чем-то полезным.       – Эй! Вот куда делось все твое уважение к боссу? И я имею право немного расслабиться.       Хаято и не спорит, он всегда волнуется из-за ее переработок.       – Больше уважения? Ладно, я вас услышал, Десятая.       – Аааа, хитрец. Нет уж, давай обратно.       Гокудера легко сдается. Дразнить ее у него никогда долго не получилось. После заминки он убирает с манги ладонь Тсуны и переворачивает книжечку, всматриваясь в черно-белые страницы с красочным боем и красивыми персонажами.       – О, нет, – бормочет он. – Мне снова ждать, когда на полочке появится фигурка какого-нибудь героя-бисенэна или харизматичного злодея?       В ответ ему фыркают.       – Дурак, не ревнуй к моим 2D-мальчикам.       – Может и дурак, зато я твой дурак! – спокойно говорит он, поднимая руку с обручальным кольцом.       Тсуна, заторможенно моргнув, думает, что уже когда-то слышала эту фразу, и тогда она даже не догадывалась, чем все обернется. Как же жизнь непредсказуема.       С любовью смотря на над чем-то хохочущую девушку… на свою невесту, Хаято в миллионный раз за последние годы убеждается: быть еще счастливее просто невозможно. И каждый день мир и Савада Тсунаеши доказывают, что возможно.