Самсуддинские хроники. Охотник

— Мама, мама, гляди! — послышался радостный голос Марьям. Девочка выбежала откуда-то из-под дерева с альбомным листом. Видимо, решила похвастать рисунком. Краем глаза Арменд разглядел коряво нарисованное существо с толстыми, словно хорошие дубины, лапами. — Пошли, Марьям, — Беса взяла дочь за руку. — Мы тут тебя ждём. Однако девочка не успокоилась. Едва войдя в дом, она стала демонстрировать гостям свой рисунок, спрашивать, нравится ли им. — Сама выдумала? — спрашивали гости. — Видела во сне! — бодро отвечала Марьям. — Он рычал, но мне было ни капельки не страшно! Гости одобрительно кивали, а Беса, кажется, забеспокоилась. Не желая выдать своего волнения, она скорее подозвала именинницу к столу, чтобы она задула свечки на торте. В это время к столу подкралась и Злата Анджелкович, неусидчивая девчонка, вечно приходящая домой с растрёпанными косами и в загвазданном платье. Как только Марьям дунула, Злата тут же подула и сама, решив, видимо, помочь подруге. Отец Златы пригрозил ей пальцем, и та смущённо потупила свои серые лукавые глаза. Однако прежде чем отойти от стола, она успела стянуть парочку леденцов, которыми поделилась с другими детьми. В это время со стороны калитки раздался какой-то шум. Вскоре все присутствующие с удивлением увидели направляющегося к столу шведа Стрёма. Разговоры собравшихся резко стихли, как будто были задуты вместе со свечами именинного торта. И только соседи по столу перешёптывались: «Кто это? Кто его позвал?» Между тем Стрём, лучась широкой улыбкой, путая слова, с дичайшим акцентом объяснял, что осмелился посетить праздник, так как слышал о том, что в семье отмечают пятилетие дочери. А так как он хочет стать всем жителям посёлка добрым соседом, по крайней мере, на ближайшие полгода, то он решил, что сегодняшний повод отлично подходит для того, чтобы со всеми познакомиться. Тем более, что для маленькой виновницы торжества у него есть прекрасный подарок. Швед снял заплечный мешок и достал из него немного помятую коробку, перевязанную зелёной атласной лентой, и протянул её Марьям. Девочка оторопело уставилась на незнакомца, но коробку взяла. На лице Бесы отразилась лёгкая досада. Было заметно, что-то, что незнакомый гость дарит её дочке какой-то подарок, ей неприятно, но и запретить девочке брать коробку пока причин не было. — Открой же её! Открой скорее! –приплясывала рядом с подругой Злата. — Можно? — спросила Марьям, поднимая глаза на мать. — Ну открой, раз этот господин принёс тебе подарок, да не забудь поблагодарить гостя, — сказала Беса и, сдержанно улыбнувшись, обратилась к Стрёму, — пожалуйте за стол, господин. Гость прошёл к столу, а Марьям, наконец, развязала тугой узел и сняла с коробки крышку. То, что там лежало, вызвало возглас восхищения не только у присутствующих на празднике детей, но и у некоторых взрослых. А Беса опять подумала, правильно ли она поступила, разрешив Марьям принять подарок. В коробке на жатой шелковистой бумаге лежала чудесная кукла. Никто в посёлке никогда ещё не видел таких красивых игрушек. Кукла была фарфоровой, и её кукольное личико поразительно напоминало лицо самой Марьям. У куклы были настоящие волосы, завитые в крупные локоны, на волосах была надета тончайшая сетка. Платье у куклы было бархатным, расшитым блестящими бусинами, а из-под платья выглядывали кружевные панталончики. — Какая она красавица! — ахнула Злата, — ты же дашь мне её поиграть? Она тут же схватила куклу, но, сообразив, что день рождения всё-таки не у неё, сразу же стала неловко совать подарок в руки Марьям. — Господин, это, наверное, очень дорогая игрушка… — с сомнением начала Беса. Но Стрём отмахнулся: — Да что вы! Это всего лишь кукла. Я купил её в последний свой приезд в город, зная, что скоро у вашей очаровательной дочурки день рождения, и (честно признаюсь), собираясь напроситься к вам на праздник. Нравится тебе кукла, малышка? — Да, очень! — горячо ответила девочка и добавила, присев в неловком поклоне, — спасибо, господин. Стрём потрепал её по голове и уселся на предложенный ему стул у стола. Через несколько минут общий разговор возобновился. Швед так смешно начал рассказывать о своих путешествиях по Европе, что скоро всё внимание было привлечено к нему, и в гостеприимном доме все как-то очень быстро забыли, что ещё сегодня утром никто не знал этого человека. В этот раз Арменд чувствовал себя как будто в другом измерении. Пожалуй, сегодня он был действительно счастлив от того, что попал сюда, в дом к людям, ставшим ему родными, и все гости точно заразили его хорошим настроением. Ему даже не хотелось покидать гостеприимный дом, однако он всё же заставил себя вечером распрощаться с хозяевами и отправиться домой своим ходом, пешком. Когда он оставил шумное общество гостей и хозяев, уже зажглись первые звёзды. Направляясь к калитке, он бросил взгляд на открытое окно комнаты Марьям. Примерно полчаса назад мать увела девочку спать. Но Марьям не спала. Сквозь прозрачную занавеску при свете одинокой свечи, стоящей на столике у кровати, Арменд видел, что малышка в длинной ночной рубашке сидит на прикроватном коврике и играет со своей новой куклой. Кукла поднимает руки и ноги, шагает навстречу своей маленькой хозяйке, но при этом девочка не прикасается к ней! Кукла двигается совершенно самостоятельно, как будто какой-то волшебный дух оживил её, превратив из игрушки в ещё одного ребёнка. Замерев, Арменд некоторое время наблюдал за происходящим, затем крепко зажмурил глаза и потряс головой, стараясь прогнать наваждение. Когда он открыл глаза, его охватило огромное облегчение: девочка лежала в кровати, накрывшись одеялом, а кукла, растопырив фарфоровые ноги, сидела на тумбочке. Весь путь до дома занял у него около двух часов. Распахнув на ходу куртку, Арменд быстрым шагом подошёл к крыльцу и, войдя в прихожую, повесил вещи на крючок. Дом Арменда представлял из себя типичное жилище холостяка. Интерьер поражал своим минимализмом: мебели здесь мало, на стене несколько дешёвых картин, купленных Армендом в Баре на ярмарке. Во всём доме чувствовался собственноручно наведённый порядок. В гостиной, кухне и мастерской всё было аккуратно убрано. Спальня же напоминала монашескую келью. Он и вправду жил, точно в монастыре, редко появляясь на улице. Чаще всего, он проводил время в мастерской, либо на рыбалке. Арменд быстро лёг спать, так как наутро собирался пораньше приняться за работу. В этот день он твёрдо решил доделать тумбочку, которую ему заказывали. Дело в том, что в скором времени он собирался встретиться с сослуживцами в Белграде, потому спешил как можно скорее доделать свои дела и попасть на торжества, посвящённые годовщине освобождения города.

***

В назначенный день Арменд примерял свою шинель, украшенную медалями, добытыми за год службы. Любуясь на себя, точно кокетка, молодой мужчина отмечал, как ему идёт шинель, и как органично смотрится форма на нём, уже заматеревшем, умудрённом опытом. Эх, видела бы его сейчас мать! Арменд вспоминал с улыбкой, как нелепо висела на нём раньше мешковатая грубая шинель, и как он приучался к армейскому распорядку. А вот и медали. Первую он получил за стойкость в боях там, под Вардаром, в селе с красноречивым названием Могила. Несмотря на некоторую авантюрность плана, сербам удалось потеснить болгар и захватить солидные трофеи. В другой раз Арменд пленил четырёх болгар — разведгруппу, выдвинувшуюся из Охрида. Ещё одна медаль — за уничтожение двух немецких пулемётных точек. Муарем тогда решился на, казалось бы, безумный шаг — бросился чуть ли не наперерез выстрелам и проник в здание, где окопались немцы. А вот потом уже случилось и то самое ранение, закончившееся чудесным спасением… И наконец, момент истины: Белград. Арменд никогда не слышал такого рьяного гула радости. Совершенно незнакомые люди со слезами на глазах благодарили солдат, а мальчишки с не меньшей радостью рвали учебники мадьярской грамматики и немецкого языка. — Вот тебе! Вот! — радостно кричали они, устраивая костёр из книг. А как потом резко преобразился их командир — Матье Любиянкич, когда увидел своего сына… Не передать словами! Господи, куда делся прежде суровый офицер? Арменд вспоминал, как по-детски мечтал идти во главе парада, увешанным орденами, словно праздничная ёлка. Ботинки тяготят его, награды — тоже, но он держится со всей статью, ведь он — знаменосец! Сегодня эти юношеские мечты вызывали у Арменда улыбку. Он поддерживал связь с некоторыми сослуживцами, и как раз Мирко Байкич, с которым он также был дружен, обещал прийти. А с ним должен быть ещё Владан Тошич. Ну, они-то местные, им никуда идти не надо. А вот что касаемо Лорика, так тот на службе, как обычно. Напевая себе под нос песню «Тамо далеко», Арменд отправился сначала в город, а оттуда — на вокзал. Путь до Белграда занял у него несколько часов. Парень выглядел изрядно уставшим, однако старался этого не показывать. — Муарем, ты ли это? — услышал он почти забытый голос сослуживца. У здания вокзала стоял коротко стриженый мужчина в кожаной куртке. Это был Владан Тошич, сослуживец Арменда. — Заматерел ты, не узнать прямо! — ответил Владан на приветствие Арменда. — Пошли, что ли. Арменд не упустил возможность снова прогуляться по Белграду. В сравнении с ним Бар казался просто деревней. Настоящий каменный лабиринт, где то и дело сновали извозчики, машины, спешащие по делам люди и, как всегда беззаботные, дети. Вот так Белград преобразился по прошествии девяти лет после войны. Словоохотливый Владан весьма подробно рассказывал бывшему сослуживцу, как они потом учились жить в новой реальности, как ему приходилось ловить бандитов на границе, как им потом помогли русские эмигранты. — Этот генерал их… Как его? А, Врангель! Толковый малый — быстро помог нам порядок навести! Всё, не суются сюда больше, — не без хвастовства отмечал Владан. — А куда ж эти русские потом делись? — с любопытством спросил Арменд. Зная об отношении сербов к русским, для него было странно, что люди, вынужденные покинуть родные края, вдруг не прижились бы в Сербии, особенно если учесть их боевые заслуги. Да их же сам король должен был наградить за то, что на границе порядок навели! — Да что-то там произошло… Мутная история, — пожал плечами Тошич. — Арестовали потом кого-то, краденым что ли торговали… Не знаю, дружище, не знаю. Болтливость бывшего сослуживца маленько утомила Арменда. И это же он ещё трезвый, а если выпьет, то хоть затыкай уши ватой — не поможет. Однако теперь мысли Арменда были заняты другим: если Владан служил на границе, значит, знает, где можно проскользнуть незамеченным. Готовясь к тому, что в таинственном Самсуддине чужаку не очень-то будут рады, Арменд в своё авантюрное путешествие собирался прихватить с собой трофейный «Штайр». Идти через перешеек было опасно — пограничники схватят. Да и выведать запасные маршруты будет не лишним — суеверные горожане могут начать следить за Армендом, а это опасно — узнают ещё, где живут Лорик и Беса, и кто знает, что у них на уме. — Да, Дунай сейчас не тот. — Что? — Арменд на секунду отвлёкся от мыслей и посмотрел на пустующий берег реки. Да, осень — не самое удачное время для прогулки по набережной — всюду жухлые тростники, уныло торчащие из воды мостки, да сиротливо покачивающиеся лодки. Запах подгнившей рыбы в сочетании с перепревшими водорослями нагонял тоску, а клубящийся над водой туман создавал ощущение, что река бесконечна. Не видно, что на том берегу творится. — Сюда бы, да с удочкой, — теперь уже Арменд решил развить любимую тему для разговора. — Такого кита поймал на прошлой неделе! Ой, он меня чуть в море не утащил! — Да тебя бы и килька запросто утянула, — хохотнул Владан. В армейские годы он нередко подшучивал над новичком, мол, он винтовку не поднимет, а вещмешок просто раздавит его в лепёшку. Арменд был равнодушен к колкостям сослуживцев, в деревне тоже ему приходилось насмешки слышать в свой адрес. Изначально он стремился раздать тумаков насмешникам, а потом перестал обращать внимание. А в армии для него колкости Владана и других сослуживцев не имели особого значения. Главное — он служит, и служит родноверной Сербии. В той части, куда попал новобранец Муарем, было несколько этнических албанцев, и как раз Лорик, командир взвода, и учил его сербскому языку по приказу командира, твёрдо заявившего, что Муарем должен знать язык страны, которой служит. — А ты поднаторел уже в сербском-то — вон, как по-нашему уже шпаришь, — словно прочёл мысли бывшего сослуживца Владан.  — А как не выучить, — пожал плечами Муарем, — семь лет уже живу здесь. Так прогулявшись ещё около получаса, друзья устремились в кафетерий, где договаривались встретиться с боевыми товарищами. Сегодня их побольше будет: даже Иво Милич из Шабаца приехал, хотя раньше наведывался в город довольно редко. Как и сам Арменд. Здесь же собрались и Мирко Байкич, с которым Муарем также сдружился, и Роберт Маркович, и многие другие. Кого-то Муарем знал, а кого-то видел впервые. Так за разговорами незаметно прошло два часа. На улице стемнело, некоторые из гостей разошлись, а Владан, выпив ещё рюмку ракии, затянул любимую строевую песню «Тамо далеко», да с каким выражением пел! Арменд хоть был сам трезв, невольно подпевал сослуживцу. — Вот так, знай наших! — похвалил его Тошич. По тому, как развязался язык Владана, Арменд понял, что теперь можно спросить у него всё, что угодно — расскажет. — Скажи, Владан, а ты не знаешь, есть ли где потайные дороги в Албанию? — Я чего, прямо сейчас тебя туда вести должен? — рассмеялся Тошич, — и чего они тебе вдруг нужны? Не в бандиты ли ты подался, парень? — Нет-нет, — поспешил заверить Муарем, — просто понимаешь… Есть у меня в Албании одно дело… Личное дело. Отвечал он уклончиво, и будь Владан трезв, вряд ли бы согласился дать Муарему информацию. Но Арменд и сам знал, что если он скажет об истинной цели визита, Владан точно не поверит. А вот такие недосказанности запросто могли натолкнуть на мысль, что влечёт Муарема на родину вовсе не тоска по родным местам, а, скорее, вендетта. — Ты что же, с кем-то разобраться хочешь? — спросил Владан, вопросительно глядя на парня. — Отчасти, — ответил Арменд, — с оружием-то меня уж точно не пустят, и ты это знаешь. — А… Ну, раз такое… — он достал из внутреннего кармана куртки потрёпанный блокнот и карандаш, — не знаю, кто там тебе и как насолил, но я в чужие дела не лезу. Ты только не переусердствуй, ладно? В ответ молчание. Арменд боялся, что одно неверное слово поколеблет решение Владана, он ведь может и отказаться. А пока отставной офицер спокойно чертил на листе бумаги схему сербо-албанской границы. Он отмечал крестиками расположения погранзастав и заштриховывал неохраняемые участки. — Ну, вот как-то так, — произнёс он, вырвав лист из блокнота, — ты это… Если от Бара пойдёшь, то там по озеру, ну… Где-то вот здесь, — он ткнул карандашом в небрежно нарисованный овал, — брод. Здесь перейди, потом уже горы пойдут. Туда трудно добраться, так что, брат, не волнуйся — никто тебя не засечёт. Есть! Теперь Арменд знал, как попасть в Самсуддин. Лишь бы Владан, протрезвев, не решил бы донести на друга в полицию, опасаясь, что тот может натворить дел. Впрочем, сейчас Владан, будучи хорошо пьяным, не задавал лишних вопросов, да и вряд ли бы смог. Голос его звучал, пожалуй, слишком громко для деликатной темы, на которую они говорили, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Когда Владан с ещё двумя бывшими сослуживцами, которые тоже изрядно набрались, вышел на крыльцо подышать, Арменд заметил, что на него пристально смотрит старик, сидящий в самом углу кафе за отдельным столиком. Поймав взгляд Арменда, старик улыбнулся и поднял рюмку в знак приветствия. Затем опрокинул её в себя. Арменд вежливо кивнул и тоже улыбнулся в ответ. После этого незнакомец сделал приглашающий жест. «И что ему от меня нужно…» — думал Арменд, — «может быть, он обознался… У старых людей часто бывают проблемы с памятью. Пожалуй, надо к нему подойти и объяснить, что я не тот, за кого он меня принимает». Оглянувшись на оставшихся в кафе бывших вояк, Арменд понял, что никто из них не обращает на него никакого внимания. Он поднялся со своего места и подошёл к старику.  — Боюсь, что Вы обознались… — начал он. Но незнакомец перебил:  — Ничего не говорите. Я всё знаю, — заговорщицки подмигнул он. Арменд усмехнулся:  — Беда в том, что я ничего не знаю. О чём вы? Старик округлил глаза, снизил голос, насколько это было возможно, и прошептал:  — О Самсуддине. Вы же собираетесь туда пойти?  — С чего вы взяли? — пожал плечами Арменд.  — Ну, это было нетрудно понять. Ваш товарищ возвестил об этом достаточно громко.  — Я просто интересовался, в теории, — сухо ответил Арменд. Однако любопытство его уже проснулось, и он опустился на стул рядом со стариком.  — А что Вам, всё-таки, от меня надо? — спросил Муарем. Незнакомец отщипнул кусочек от лепёшки, которая лежала перед ним на тарелке, задумчиво пожевал и сказал:  — У меня, скажем так… деловое предложение.  — И какое же? — Арменд старался не слишком выказывать свой интерес.  — Я стар, — начал рассказывать незнакомец, — опасные предприятия уже не для меня, я нуждаюсь в определённом уровне комфорта, а также не слишком люблю риск. Вот вы — совсем другое дело. А между тем, интересы у нас схожие. И вас, и меня интересует Самсуддин.  — И что же вы мне предлагаете? Незнакомец приблизил свою седую голову вплотную к голове собеседника и таинственно прошептал:  — Две тысячи динаров.  — Какие две тысячи? — оторопело спросил Арменд, — за что?  — За одну баклажку, — ответил старик, хищно облизываясь, потом быстро поправился, — нет, за две. «Он сумасшедший», — мелькнуло в мозгу Арменда, — «надо, пожалуй, отсесть от него подальше». Но словно услышав его мысль, незнакомец схватил Арменда за рукав и провозгласил:  — Не думайте, что я сошёл с ума! И поверьте мне, две тысячи — это хорошая цена! Согласитесь, товар сомнительный, ещё невозможно понять, как она подействует, и подействует ли вообще!  — Кто «она»? — тупо спросил Арменд, вырывая свой рукав из цепких скрюченных артритом пальцев.  — Как кто? — фыркнул старик, — вода из самсуддинского источника! Вы же за ней собираетесь? Вот и карту у своего товарища спрашивали.  — Я просто хочу попасть в Самсуддин, потому что у меня там личные дела. Я не знаю ничего ни о каком источнике, — упрямо сдвинув брови, сказал Арменд. Он старался, чтобы его голос звучал твёрдо и спокойно. Где-то он слышал, что именно таким тоном нужно разговаривать с умалишёнными.  — Ну-ну, молодой человек, не стоит спорить, — ласково, как ребёнку, сказал ему старик, — допустим, вы не знаете ничего ни о каком источнике. Тогда давайте мы с вами просто договоримся. Вы оказываете мне небольшую услугу. И во время своего посещения Самсуддина набираете там в месте, которое я вам укажу на карте, две баклажки воды из источника. И получаете за это, согласитесь, не такую уж маленькую сумму. Две тысячи динаров. «Это какой-то бред, — подумал Арменд, — за чудесную резную тумбочку, которую я делал на заказ почти три недели, я получил всего семнадцать динаров. А тут две тысячи! За две баклажки воды! А не предъявят ли потом претензии ко мне родственники сумасшедшего старика, за то, что я потворствую умалишённому, да ещё и беру за это деньги? Хотя… Наверняка, тысячи динаров существуют только в воображении этого странного незнакомца». — Хорошо, — мягко сказал он, — не волнуйтесь, я вам принесу этой воды, столько, сколько вы захотите.  — Две баклажки, — жадно облизнувшись, напомнил старик, — больше не нужно, я думаю, мне хватит. Арменд кивнул и, краем глаза заметив, что Тошич и товарищи входят в кафе обратно, рванулся к друзьям.