Самсуддинские хроники. Охотник

Узкая тропинка вытянулась в тени отвесной горной гряды, укрывавшей путешественников от любопытных глаз. Сейчас этот путь облюбовали охотники, но раньше здесь частенько пробирались беглецы, желавшие избежать кровной мести. Из поколения в поколение переходила семейная вражда, заставлявшая жителей горных племён либо запираться дома, либо бежать прочь — туда, где их не будут искать. Арменд направлялся как раз в такое уединённое место — городок Самсуддин, закованный между неприступными горами и густым лесом. Он мало что знал про это поселение, но надеялся, что кто-то из местных поможет приоткрыть завесу тайны магических сил Бесы и её дочери. Дорога местами шла под уклон и Арменд ускорял шаг, чтобы преодолеть опасный участок быстрее, чем ноги соскользнут в сонную глубь озера. Но вот тропинка наконец выскользнула из тисков гор и воды, уползая в сторону очага цивилизации, о которой так легко было забыть на лоне природы. Перед Армендом выросло двухэтажное каменное здание, окружённое металлическим забором. Однако общая атмосфера этого места уже наложила на постройку свой мрачный отпечаток. Высокие узкие окна и расположенное точно по центру фасада крыльцо с двухстворчатой дверью дополняли неряшливые цветы, за которыми никто не ухаживал. Растения заползали даже на дорожку, ведущую от ворот к входу. Арменд подёргал ворота, но они не поддались. Только теперь он заметил навесной замок, запертый с внутренней стороны двора. Арменд медленно направился вдоль забора и вскоре увидел ещё один проход в заборе — узкую калитку. Калитка была распахнута и он попал во внутренний двор. Арменд заметил движение на заднем дворе здания и направился туда, надеясь отыскать живых людей. Живых он нашёл, но мёртвых было намного больше — позади дома располагалось кладбище. Два могильщика как раз опускали новенький гроб в свежую яму. Проводить покойника в последний путь пришёл лишь один человек в белой одежде, выдававшей в нём врача. Он что-то бормотал себе под нос и когда Арменд приблизился, то услышал лишь конец фразы: — … эпидемия… — прошептал незнакомец, но тут же смолк. — Добрый день, — выдал свое присутствие Арменд и человек рассеянно поглядел на него. Могильщики замерли на мгновение, изучающе глядя на гостя, а затем продолжили свою работу. — Вы здесь недавно, синьор? Я доктор Энцио Валентини, — он протянул руку. — Да, я только пришел. Арменд Муарем, — ответил на приветствие гость, — вы работаете в госпитале Самсуддина? — Верно, — кивнул доктор. Он говорил с явным итальянским акцентом, часто делал паузы, подбирая нужное слово, — это — он махнул рукой на здание, — лечебница для душевнобольных и если вы пробудете в этом тоскливом городке слишком долго, то вам понадобится помощь здешних врачей. — Вы психиатр? — Не знаю, что есть хуже — врачевать истерию и психозы или же вскрывать тела мертвецов. Я патологоанатом, синьор Муарем. Души моих пациентов уже ничем не страдают. — Вы знали его? — Муарем кивнул в сторону закрытого гроба, который могильщики уже опускали в свежую могилу. — Едва ли, — покачал головой доктор Валентини, — но каждый, кто проходит через меня — оказывается здесь. Так случилось, что этого человека больше некому проводить в последний путь. — Он умер от какой-то болезни? — предположил Арменд. — Это врачебная тайна, а вы вряд ли уполномочены их знать, синьор Муарем. Но если хотите — вот совет вам, молодой человек: если вас не держит долг — бегите из этого города. — У меня здесь дела, — уклончиво ответил Арменд, предчувствуя некую тайну, бережно хранимую в стенах лечебницы для душевнобольных. Могильщики закончили швырять землю лопатами и надев шапки, поплелись прочь. Доктор Валентини раздражённо поглядел на Арменда: — Так ступайте по своим делам, синьор Муарем! Если только вы не слышите голоса. На территории лечебницы запрещено присутствие посторонних. Когда процессия завершилась, люди постепенно разошлись. На кладбище остались только сам Арменд и могильщик — довольно молодой темноволосый мужчина с густой окладистой щетиной. Одет он был в видавший виды свитер и довольно драненькую феску, из-под которой торчали пряди волос. Несколько секунд Арменд колебался, но всё же подошёл к парню: — Нет огоньку? — спросил он у могильщика. — Я вам не мешаю? Могильщик отвлёкся от работы и, достав из кармана брюк спички, ответил: — Не волнуйся, парень — торопиться мне некуда. Работы не так много. Попросить прикурить — надёжный способ начать разговор с незнакомым человеком. Арменду не хотелось чувствовать себя здесь совсем уж чужим, однако он был наслышан, сколь подозрительны горожане к чужакам. Он решил не особенно откровенничать с новым знакомым, но и не запираться. Наоборот, если сделать вид, что скрывать нечего, можно скорее войти в доверие. — Вы не местный, верно? — спросил могильщик, вдыхая табачный дым. — Я проездом, — ответил Арменд. — Где я сейчас нахожусь, не подскажете? — На кладбище, как где? — рассмеялся могильщик. — В моём доме. Тут ни стен, ни дверей, но, как видишь, гостей у меня хватает. А вон там, дальше — Самсуддин. Здесь чужаков много навезли, сумасшедший дом ещё открыли… Ох, не к добру, не к добру… Арменд лишь пожал плечами, не желая задавать сразу интересующие вопросы в лоб. Напротив, с могильщиком следовало поговорить по душам, может, даже сдружиться. — И много их тут? Этот вот, в пальто, кажись, вообще иностранец. — В точку, — кивнул могильщик. — Он тут справки о смерти делает. Итальянец он. — Хм… — Арменд воровато оглянулся и, решив, что настало время идти дальше, сказал могильщику: — Пойду, наверное, осмотрюсь. Кстати, меня Арменд зовут, — он протянул руку собеседнику. — Самир, — представился могильщик. — Ты смотри, только поосторожнее будь — наши люди к чужакам подозрительны. Муарем поспешил покинуть кладбище и отправился осматривать городок Самсуддин. Низенькие домишки напоминали о таких же постройках в любом другом поселении в этой местности, но всеобщее отчуждение бросалось в глаза. Не было любопытных детишек, которые бы бросились к гостю, чтобы выпросить мелких денег на сладости. Не было слышно гула голосов, что там и сям возникает будто сам по себе: обсуждения цен на мясо или политических коллизий, судьбы соседа или деяний недавнего прошлого. Но Муарем видел, что город не пуст: вот слева от него с тяжким скрипом тихо закрылись деревянные ставни, а справа — кто-то стоявший на пороге хлопнул за собой дверью. Когда несколько людей всё же попалось Муарему по дороге, часть из них опустили взгляд под ноги, будто верили в старое предание о том, что каждый чужак может проклясть дурным глазом. Другие и вовсе сменили направление и пошли другим путем — в переулок между домиками. Муарем не сильно удивлялся такому холодному приёму: эпидемия, о которой проговорился доктор мало располагала к заведению знакомств, да и само уединённое расположение городка превращало его в некий особенный замкнутый мир, на который вдруг направили огромный луч света в поисках местных тайн. Муарем прошёл центральную улочку до середины и вышел к центральной площади. Главным зданием здесь возвышалась католическая церковь. Муарем не удивился, увидев храм католиков даже здесь: ничто не могло остановить рвение монахов просвещать и наставлять на путь истинный. Крещённый в православной вере, Муарем всегда с любопытством разглядывал католические сооружения, отдавая должное их особому стилю и монументальной возвышенности. Он остановился возле памятника албанскому герою, расположенному в самом центре площади. Вождю восстания против османов, Скандербегу. Муарем смотрел на привычный силуэт всадника, за которым виднелся католический храм. Шлем албанского освободителя, украшенный головой козла, вряд ли особо нравился монахам, но с местными традициями всегда нужно было считаться. Муарему снова вспомнилась легенда о князе: будто однажды он оказался в горном плену, будучи окружён врагами. Однако Скандербег не растерялся и подманил дикую козочку, которая давала ему молоко до конца осады. Муарем не знал, можно ли верить этому сказанию, но решил помнить об этой истории, чтобы не задумываться о том, что Самсуддину покровительствует сам Князь Тьмы. Эти мрачные легенды слабо вязались с открывшимися со стороны Ярмарочной площади красотами. Набережная была великолепна: всюду сосны, Ивы и клумбы, располагающие к прогулке здесь долгими летними вечерами. Широкий мост соединял между собой две части города. Как понял Арменд, Караванная улица, на которой он сейчас находился, самая длинная в этом городе. Она шла извилисто, то и дело становясь то уже, то шире. Вероятно, после войны её перекроили, а раньше наверняка и на лошади было сложно проехать, не говоря уже об автомобилях. Пока что Муарем встретил только грузовик неподалёку от здания городской управы, над которым реял красный флаг с чёрным орлом на всё полотнище. Сейчас близлежащая ярмарка пустовала, потому парень решил поискать место, где можно подкрепиться. Хотя на этот счёт его разбирали сомнения: принимают ли в Албании динары? Марки или лиры — несомненно, но динары… «Ещё назовут меня «шкия»* и охоту устроят, — мрачно размышлял Арменд. — Интересно, а какой местные веры»? Если Беса из этих мест, стало быть, здесь или католики живут, или бекташисты. По крайней мере, он слышал, что Беса из бекташистской семьи. Как ему удалось узнать, это течение ислама вобрало в себя некоторые элементы христианства, и верующим не возбранялось пить. Всё же до чего пёстрая по вере Албания! Ещё раз выйдя на мост, Арменд с удовольствием закурил и оглянулся. На секунду он даже забыл, где находится. Ему казалось, что он попал в родное село, где всё так знакомо, где у него есть дом, друзья, мать… Увы, не довелось ей дожить до того счастливого момента, когда они будут избавлены от нужды. Но зато теперь, на небе, ей хорошо — она не одинока, она видит, что у сына всё в порядке. Спрятав недокуренную папиросу в портсигар, Арменд двинулся дальше в надежде найти место, где можно подкрепиться, а заодно и выведать побольше сведений о городе и местных традициях.