it was too complicated / всё было слишком запутано

Когда в ушах без умолку забили басы одной из песен «Mindless Self Indulgence», ноги будто сами налились сиропом со вкусом уверенности и решительности, и каждая мышца чуть ли не натянулась, как какая-нибудь струна, а кожа не стала бархатной, будто бы она – это мягкие суконца старинного пианино. Здесь исполнитель – играющий, а ты – инструмент, так непрекословно поддающийся чарам музыки; его пальцы необъяснимо точно попадают по всем нужным нотам твоих клеток, и тогда душа словно уходит в пляс. Девичья рука аккуратно поправила белый наушник, заставляющий ухо слегка зудеть и чесаться. Шум школьных коридоров перебивался срывающимися голосами певцов, пока массивные кеды твердо шагали по холодному кафелю. Школьная рутина… Как же осточертело! Занятия, кажется, стали все нуднее, учителя – безжалостнее, а у химика и вовсе словно дьявольские крылья за спиной выросли. Кто-то из старшекурсников пустил слушок, что под затертой кепкой, которую Густав Гривас так любит носить, учитель прячет алые рога, однако скоро эту теорию опровергли: головной убор ему нужен, чтобы прикрывать круглую лысину на макушке – последствия эдакого профессионального триумфа. Выдавив из себя смешок, Эва засунула между зубов замызганную тетрадку, поля которой исписаны всякими сердечками, и остановилась, чтобы покрепче закусить на волосах небольшие заколки в виде бабочек. Позади кто-то больно толкнул в плечо, и девушка выпала вперед. Маленький наушник вывалился из уха, цепляясь проводом за пуговицу вельветовой куртки. Руки, изрезанные венами, подняли упавшую тетрадь. В носу защекотало от знакомого парфюма, и тогда думать даже не пришлось. Эва поняла сразу – перед ней стоял никто иной, как Вильям Магнуссон. — Прости, не глядел под ноги, — отрезал он тихо. Эва подняла взгляд. Спина его была как всегда ровная, будто стрела; взгляд холодный, неискушенный; на шее завязана кожанка. — Ничего, наверное, — мурлыкнула девушка, отряхиваясь, словно от невидимой грязи. Мгновенно бросило в жар, да так, что захотелось тотчас выбежать на улицу и зарыться в снегу. Волнение забурлило в желудке, а кожа на ладошках вспотела. Подумать только! Давненько она так не переживала из-за присутствия Вильяма. Казалось, Эва привыкла к его вниманию; мысли о том, что Магнуссон теперь разговаривает с ней, прикасается, смотрит больше не кажутся такими до одури фантастическими и невозможными, а вполне реальными и существенными. Только… Взгляд Эвы помутнел. Она нервно почесала руку и потрясла головой. Нет, глупости. Переменчивость Вильяма иногда играла злые шутки с разумом девушки. То он мил и заботлив, а то стоит, словно мрачный дуб, и не шевелится, и лишь она, как назойливый ветер, пытается выбить из него три слова. Иногда это слишком надоедает, иногда – заставляет во всем сомневаться. Это непостоянство и спонтанность его персоны слишком разнились со спокойной и трепетной душой Мун. Однако она не жалуется. Хотела – получай. Между тем очередной холодный взгляд Вильяма рассеял все думы. Неспеша выгнув бровь, он облизал губы и громко выдохнул. — Мы так и не поговорили о той ситуации в походе. — Да. Если бы ты пришел неделю назад, как обещал, мы бы обязательно это обсудили, — резко выкинула Мун. На языке осела затихшая на время обида. — Появились неотложные дела, — спокойно ответил Магнуссон. У-у, раздражает! Эта его напыщенная манера строить из себя невозмутимого доконает до кончиков волос. Эва сложила руки на груди, плавно играя пальцами. — Какие? — Эва, это… — с какой-то особенной грубостью начал Вильям, но тотчас же исправился, еле заметно выдохнув и прикрыв глаза. — Это немного не твое дело. Я просто был занят, да и всё. — Немного не мое дело? — девушка скривила губы. — Мне казалось, мы пара. — Официально, да. То есть… — он помотал головой и подумал. — Да, так и есть, разве нет? Я не понимаю, чего ты хочешь. Чтобы я извинился? Извини. — Я элементарно хочу узнать, почему ты не выходил на связь всю неделю! — Ты была на больничном, я не хотел тебя беспокоить. — М-м, как благородно. Спасибо. Вильям промолчал. Из-за возросшего гнетущего напряжения закололо щеки, и только лишь жуткие басы, выливающиеся из упавшего наушника, мешали заполонять величавой тишине этот метр между ними. Эва буднично глянула за спину юноши и успела заприметить двух девушек, целенаправленно движущихся к ним. Нура и Вильде что-то активно обсуждали, а как дошли до пары – машинально замолчали. — Поговорим позже, — с некой угрюмостью кашлянул Вильям. Эва косо воззрилась на него, однако успела разглядеть лишь краешек неестественно красноватого глаза, а потом и вовсе широкую спину, скрывшуюся за косяком деревянной рухляди. Последовал томный вздох и усталый взмах ладошки. Мун вопросительно и как-то по детски-укоризненно посмотрела на подруг, подняв светлые брови к небу. Две блондинки по-прежнему оставались немы, и Эва на секунду подумала, что они все играют в гляделки. Правда, каждая из них проиграла уже, быть может, раз сто, лихорадочно отводя взгляд куда-то в сторону стены или толпы подростков на изгвазданном подоконнике. Первой заговорила Нура. Откинув короткие волосы легким движением черепушки, она как-то по-хозяйски выставила грудь и сглотнула. — Поругались? — Немного повздорили, — поправила ее Мун и изрядно покраснела. — Пустяки. Эти их вечно незаконченные конфликты с Вильямом каждый раз давались ей до сумасшествия болезненно, как мерзопакостная прививка в шестилетнем возрасте. Знаешь, что необходимо, но всякий раз бьешься наотрез, лишь бы не было страшно. — Будешь конфетку? — сладко спросила Вильде, скрупулезно, как какой-нибудь ювелир за своей работой, а затем, нахмурив брови, ткнула пальцем: — Что это у тебя там так грохочет? Эва покачала головой и полезла в карман за телефоном. — Я буду, а с чем она? — Нура нагнулась над Вильде, похлопав глазами. — Фруктовая. С киви, кажется. Не вникая в разговор, Эва выключила шумную песню и выдернула наушники. Сердце неприятно заклокотало. Как теперь себя вести с Вильде? Она переспала с Вильямом, зная, что он нравится ее подруге. Красочная картинка влетела в голову, как непрошенная птица: Эва дает блондинке смачную пощечину, высказывает всё, что накопилось, и обрывает связь с Хэллеруд навеки веков. Однако… — Черт, — шикнула Эва, второпях клацая по экрану и что-то выискивая. — Фак. — В чем дело? — Сплетница… Выложила на сайт что-то про Крис Берг. — Крис Берг – это же та девчонка из параллельного? — спросила Вильде. — Что там? — на лице Нуры застыло выражение крайнего любопытства. Губы Эвы цвета дымчатой розы сложились в сплошную линию, походившую на геометрический отрезок. — Я не собираюсь это читать, — заключила рыжеволосая, предварительно закинув телефон в портфель. — Кому-то действительно нечем заняться, раз он делает такие вещи. — Вам неинтересно, кто это может быть? — нервно зажевала губу Вильде. — Нет. — Наверняка, это какой-нибудь имбецил с дефицитом внимания. Не берите в голову. — А вдруг он и про нас что-нибудь напишет? — запаниковала Вильде. Пальцы девушки приступили лихорадочно тарабанить по сумке. — Про тебя он уже написал, — выскочило у Мун. Через секунду об этом она успела пожалеть. Лицо Хэллеруд весьма комично побледнело. Она слегка оторопела и опустила взгляд, как провинившийся щенок. — Да, кстати, Эва… Я хотела извиниться. Я была пьяна, клянусь, я не соображала! — Ты пыталась это скрыть? — Нет! Просто… не было подходящего момента… Эва вскинула руки, а щеки ее превратились в пунцовые яблоки. — Господи, Вильде, да их было дохрена! — Прости, ладно!? — Хэй, смотрите! — окликнула их Нура и дернула Эву за куртку. — Там вывесили доску. — И что? — недоуменно спросила та, скосив брови. — Как что? День служения обществу перенесли на месяц раньше. Завтра там закрепят список работ. Мун хлюпнула носом. — Скажите, что вы шутите... Я не вытерплю еще одного подъема в четыре утра. В прошлый раз я простояла под дверью школы два часа! Это же обалдеть можно! — Лечь что ли спать в раздевалке… — задумчиво просопела Сатре. Эва невольно усмехнулась. Да… А эта идея действительно неплоха. Завтра у этой крошечной доски слетится вся школа, словно маленькие мухи на бабушкино варенье. Все будут вписывать свои имена в самые более-менее адекватные работы, а тех, кто не успел вовремя, будут хитро поджидать галера и каторга. — В прошлый раз Оливер Хенсен проспал и красил лестницу в канализации. От него потом еще неделю несло, — Вильде скривила нос. Девушки рефлекторно улыбнулись и замолчали. Повисло приятное молчание, как вдруг какая-то группка третьекурсников заливисто засмеялась, выходя из угла коридора. От них, снося всех, быстрым шагом промчалась заплаканная Крис Берг, чуть ли не роняя книжки из рук. Не смотря по сторонам, она пробежала мимо девочек и скрылась в первом попавшемся кабинете. Вокруг послышались смешки и шепот, похожий на самую противную мелодию, которую Эва только могла слышать. Мелодию из обсуждений и издевок. Мелодию старшей школы Хартвиг Ниссен.