За театр на электрическом стуле!

      Ноябрь. Он пролетал безумно быстро.       Наш день состоял примерно так: мы приходили в школу и учились. Сбегали с классного часа, физкультуры и русской литературы. Вместо них мы шили костюмы, рисовали декорации и повторяли наш текст. Костюмы у нас выходили очень красивыми, и я просто не могла налюбоваться прекрасным платьем императрицы. Это было так красиво. А безделушки на нем казались словно настоящими украшениями! И где только добыли такие красивые штукенции? Восьмиклассницы и девятиклассницы выполняли свою работу очень бережно и кропотливо, поэтому платья делались хоть и медленно, но очень красиво и верно. Я хвалила их и приносила что-нибудь съестное. Да и им оценки эти шли чуть ли не за год. Учителя помогали и учили, как надо правильно и сами принимали участие. За весь ноябрь мы сшили почти все платья. Нам осталось сделать лишь самые главные наряды: Анастасии и Дмитрия.       Самое интересное это то, как мы собирали деньги на ткани. Сумма выходила большая. И нам бы пришло скинуться по такому количеству денег, которую явно не все бы потянули, хоть нас и было много. Услышав наши высказывания, наша классная сделала фонд в помощь нам. Таким образом мы насобирали нужную сумму.       Некоторым восьмиклассницам и девятиклассницам удалось впихнуть билеты, и они придут на наш спектакль.       Кстати, о билетах. Я нарисовала афишу к нашему произведению и повесила её в самом людном месте: в холле. Ашки теперь давились слюнями и ходили ещё напыщенней, чем прежде. Их классу мы продали около десяти билетов.       Нашим одноклассником билеты достались всем. И те, кто участвует, тоже взяли. Для родителей. Некоторые потащили билеты для друзей. В общем, каждый пытался помочь, как мог.       Билеты удалось раздать чуть ли не всем нашим учителям. Все они хотели посмотреть, на что способен 11 «Б» класс. Никто ещё не видел того, как мы готовились с учителем в Драмтеатре.       Таким образом, мы продали пятьдесят пять билетов. И нам оставалось ещё пять билетов до шестидесяти.       Под вопросом была ещё Катя. Она уговаривала весь свой коллектив и ещё пару друзей. А это уже десять человек. И она бы нереально помогла, если бы так случилось.       Насчет декораций все обстояло немного сложней. Театр не предоставлял нам свои декорации, поэтому нам надо было делать их самим. После уроков девочки бежали шить платье, а мальчики шли к трудовику. Я лишь моталась из одного кабинета в другой. Корсеты мы, с горем пополам, сделали. Выглядели они, конечно, уродцами, но держались нормально. Под стать плебейским актерам. Ребята откуда-то находили огромные коробки от холодильника, микроволновки, телевизоров. В итоге, от всех их удачных поисков, у нас было столько материала, чтобы сделать декорации к каждой сценке. Нам осталось лишь сделать «коробку для колец» и найти где-нибудь собаку. Насчет нашего питомца была идея: переодеть машину на пульте управления в игрушку. Но никто свои смелые идеи не привел в жизнь. Ну, а теперь угадайте только, кто рисовал на огромных листах картона? Бинго! Рисовала я и три моих одноклассницы, а Артём ржал и не помогал! Хотя сам умел.       Но сам парень словно поменялся в моих глазах. Мы, конечно, по-прежнему подкалывали друг друга, но… Но при этом мы могли в конце рассмеяться и начать говорить о театре. Или просто могли болтать о чем-нибудь, ни разу друг друга не полив грязью. Это было очень странно, и с каждым таким проявлением нашей новой дружбы, мне становилось страшно. Однако, каков тогда смысл от мира, если ему не соответствовать?       Дела в театре продвигались медленно, но верно. С каждым разом у нас получалось все лучше и лучше вживаться в свои роли. У нас была классная тетенька лет сорока, которая понятно и с юмором объясняла нам все наши ошибки. Но наша первая репетиция произвела фурор…       Flashback.       Я опаздывала немного на свою самую первую репетицию в драмтеатре. Дожила! Быстро выскочив с автобуса, я побежала к драмтеатру. Впереди я заметила знакомую фигуру, которая шла и курила. — Хэй, чучело, — ехидно проговорила я, обогнав его, — забыл что ли, что у нас сегодня репетиция? — А я тут смотрю, ты тоже не в курсе, — ответил тот, все так же неспешно идя и куря. — Ой-ой-ой, — я закатила глаза. — В отличии от тебя, одноклеточная скорлупка, я первая туда прибегу! — Не нарывайся, Всезнайка. — Я истину глаголю, — рассмеялась я и побежала к драмтеатру. Но вскоре я услышала быстрые шаги сзади себя и ускорила темп. Быстро забежав в здание, я ринулась вниз — прямо к нашей сцене. — Догоню же! — послышался сзади голос Артёма, который вызвал у меня смех. Ага, конечно! У курильщиков легкие ни к черту, догонит он меня. Только на том свете!       Резко ворвавшись в зал, я застала всех и нашего нового руководителя, который стоял и смотрел на меня. — Догнал же, — ответил подошедший Артём, потрепав меня по голове.       Я показала ему язык и обратилась к нашему новому учителю, стягивая шарф с шеи: — Здравствуйте, извините за опоздание. — А это наши главные герои, — произнес Никита, с ухмылкой смотря на нас. — Анастасия и Дмитрий. — Интересно, — произнесла та, — вы двое — на сцену.       Я быстро сняла пальто и забралась на сцену. Парень тоже не медлил, и через секунду мы стояли на сцене и не знали, что делать. — Итак, — учитель хлопнула в ладоши и улыбнулась, — раз вы главные герои, то значит вы — лучшие игроки здесь. Дорогие зрители, какую им сценку разыграть? — Любовь под маской ненависти, — предложил Сара, чем заслужил злой взгляд от меня. Вот так, значит?! Да что бы ты в Стикс купался, с… — Хорошая идея, — учитель улыбнулся, — включаем всё свое воображение. Импровизируйте. — Не смогут, — хмыкнул Никита.       Я стояла в немом шоке. — Ах, Кристина, Вы здесь? — Артём посмотрел на меня с вызовом. Не сможем? Ха-ха! — Ой, Артемий, неожиданно было Вас здесь застать! — я посмотрела на него и обвела эту сцену рукой. — Здесь! В библиотеке! — Смеете сомневаться в мои интеллектуальных способностях? — спросил тот и сел на стул, который стоял на сцене. — По-моему, смотря на Вас, сразу все сомненья отпадают, — я ехидно посмотрела на него. В зале послышались смешки. — А Вы, как всегда, ведете себя так, словно знаете все на свете! — Я, в отличии от Вас, хоть что-то знаю, — я подошла к спинку стула, опираясь локтями о его плечи. — Вы так тупы, Артемий. — Ох, а Вы все никак без унижения не можете, — вздохнул тот. — Окстись! Не принимай правду за приступ унижений. — Вы бы сначала на себя смотрели, а после — на меня. — Так Вы так велики, что я не вижу себя из-за Вас! Ходите всё из стороны в сторону, орёте что-то несуразное. Похожее на булькание аквариумных рыбок.       С зала послышался смех, а наш учитель лишь сдержанно улыбался. — А Вы, видимо, лучше всех разбираетесь в людях. Всё знаете знаете о том да о сем. — Стоп, — учитель хлопнула в ладоши, улыбаясь. — Теперь перемотаем вперёд, где Вы сняли маски и играете влюблённую пару.       ЧЕГО?! Наш учитель обдолбался. До свидания.       Однако по глазам Артёма вижу, что он рад доказать мне своё превосходство. Видимо думает, что мне сложно будет свои приступы ненависти к нему перекрыть. — Дорогая, — Артём обогнул стул и приблизился ко мне, — давайте же поцелуемся. Я так соскучился по Вас, душа моя! —Мне рассказывали, — задумчиво произносила я, — что вы целуетесь, оставляя много слюней на парте. — Так проверь, — тот притянул меня к себе. Его лицо было слишком близко, отчего у меня даже в глазах потемнело. Смотрел так с издевкой, думаешь, выиграл? А вот хуй тебе в пакете! — Уже, — я прижалась к нему, обхватив руками лицо. Медленно, словно дразня, я повела пальцем от скулы к губам. От него пахло табаком и духами, что создавали какой-то свой особый аромат. И, отчего-то, этот аромат казался мне знакомым. Словно подуло из прошлого. В зрительском зале стояла тишина. Такое чувство, что они там все свои дыхалки затаили и стоят с глазами по пять копеек, ожидая каминг-аута. Отмахнув всякие мысли, я коснулась пальцем его губ, очерчивая линию. Они были все покусанные. А Артём ещё смотрит так, не веря во всё происходящее. Я играла с огнём: почти приблизилась к его губам, даже почувствовала его дыхание на своих губах, но, буквально в одну секунду, я сменила траекторию и смачно лизнула его по щеке.       В зале раздался разочарованный смех, а Артём сразу же выпустил меня из своих объятий, вытирая мои слюни со своей щеки. Слюни за слюни, сука! — Конец! — я поклонилась, улыбаясь. Меня почему-то трясло.       Учитель наш улыбался все так же сдержанно: — Молодцы. Ну что ж, начнем работу. Покажите, что умеете.       Flashback end.       Ещё на репетициях я иногда прикалывалась и, делая пируэты, говорила: «Прима балерина!», чем поднимала всем настроение.       Только последние разы у меня безумно болела голова. Сказывался, видимо, стресс, поэтому в последний раз на репетиции я заснула прямо в зале. Когда меня разбудили, то я заметила, что кто-то заботливо накрыл меня моим пальто. Мне никто так и не признался, кто это сделал. Пришлось благодарить всех тех, на кого падало подозрение.       Сегодня мы должны были собраться все и проиграть от начала до конца.       Но вот концовка… Мы так и не решили, что с ней делать. Но наш руководитель говорил о том, как было бы прекрасно, если бы мы с ним в конце поцеловались. Обычно на этом моменте мы смотрели друг на друга с испугом и блевали. В себя. Молча.       Концовка так и оставалась нерешенной. Наверное, мы просто обнимемся и все. Или просто разойдемся после танца.       Сейчас я сидела на физре и пыталась смастерить шкатулку. Делать на ней все равно было нечего, а прийти сказали всем, иначе просто грозили не аттестацией. Сегодня мы занимались с ашками, что меня особо не радовало, особенно когда не было Леры. Кому ж понравятся выебоны Беляевой? Вся такая куколка, прилежно выполняет задания. Ей бы медальку на шею, ей Богу!       Шкатулку я решила сделать из проволоки и обтянуть картонкой. Все это было бы очень хлипкое сооружение, но это единственное, что пришло мне в голову. А никто шкатулку не порывался делать, а вот собаку сделали! И было от этого обидно. Надо было создать каркас из проволоки. Нижнюю часть надо было вернуть проволокой на лишние разы, оставив внизу небольшой хвостик. Таким образом, можно было бы одним пальцем двигать фигурки, да так, что этого особо не было и видно. Ну, по крайней мере, я так рисовала и строила макет с этим учетом. По идее, проволока разворачивалась в пустом пространстве, что давало бы фигуркам движение. На словах это сложно, да и на деле тоже…       Рисунками, которые я нарисовала, надо было обклеить каркас. И от этого она была хлипкая. Чуть сожмешь — помнётся.       Было бы проще заказать, но я нигде не нашла сайт с ней. — Так, а теперь это надо скрепить, — произнесла я и дала Никите две детали, которые надо было смотать скотчем. — А слабо это сделать дома? — Когда? Я проволоку только сегодня раздобыла, — вставив Романовых в середину конструкции, я приделала их к верхушке. Чтобы, когда открывался верх, они открывались вместе с ним. — Очень даже неплохо, — произнесла Саша.       Я придирчиво осмотрела получившуюся шкатулку. До оригинала ей было как до Атлантиды пешком, но было очень даже сносно. Сдалека и не скажешь, что чмошное. Пару раз, открыв и закрыв шкатулку, я удостоверилась, что фигурки открываются вместе с ней. — А теперь смотрите, — произнесла я и, взяв небольшой кончик проволоки внизу, повела по кругу. Фигурки не остались на месте, а начали ходить по кругу. Все работало: проволока раскручивалась, давая движение нашим Романовым. — Ахринеть, — произнесла Вика, — у тебя получилось.       Я вся засияла и захихикала: — Работает! Теперь это насто… — Ой, смотрите, — послышался голос за моей спиной. Обернувшись, я заметила Беляеву в обществе Горской. Лучше бы не оборачивалась, — наша «великая Анастасия», — два последних слова она чуть не выплюнула, — сделала какую-то безделушку.       Выхватив у меня из рук мое творение, она поднесла его к своим глазам.       Боясь за сохранность столь хрупкой вещицы, я инстинктивно потянулась к ней, но та манда рассмеялась и отбежала к парням, которые кидали мячи в сетку. — Если Бог есть, то почему существуют такие люди? — выдохнула я и хотела побежать к ней, как Горская придержала меня. — Стой, тебе туда нельзя, — ответила та, но я резким движением вырвалась из её хватки и побежала к этой тупой мымре. Не дай Бог она её сломает — придушу нахуй. Я этих сраных Романовых всю ночь рисовала. Она хотя бы, блять, понимает, СКОЛЬКО надо времени, что бы нарисовать ровные ГЛАЗА?!       Конечно, эта тупорылая побежала прямо в гущу мячей.       Подбежав, почему-то, к Артёму, она показушно сунула мое творение ему в лицо. На шкатулке это отразилось: она слегка погнулась.       Мне кажется, мое сердце вместе со шкатулкой погнулось. — Отдай, — спокойно протянула руку я, но она со смехом подняла высоко в верх шкатулку, отчего я никак не могла её достать. Беляева все же была меня выше.       Только вот Артём мог достать и я, повернувшись к нему, сказала: — Достань мою работу, я не могу.       Парень посмотрел на шкатулку в руках девушки, а та лишь рассмеялась. — О да, Артём, достань своей кукле её работу, — ехидно произнесла та и слегка сжала шкатулку, отчего та немного помялась. Ещё такое движение, и она её сломает.       Я непроизвольно затаила дыхание, пытаясь казаться равнодушной. Работа же хрупкая, как эта примитивная корова этого понять не может?! И какого Аида она делает это мне во зло?! — Артём, — выдохнула я, смотря, как с каждой секундой её клешни сжимают мою работу. И чего он медлит?! Он ещё может спасти её! — Бедная слабая девочка, — рассмеялась Боровая и одним ловким движением смяла столько хрупкую конструкцию, не забыв проткнуть бумагу своими пальцами. — На, уговорила, — она сунула в мои руки смятую шкатулку.       В моей душе словно что-то сломалось, развалилось и пропало навсегда. Рисунки на шкатулке, которые я рисовала хуй сколько часов, сейчас были смятые и порванные. Открыв шкатулку, я увидела уничтоженных Николая II и его жену. А сколько мне потребовалось бумаги и времени, чтобы нарисовать таких идеальных представителей Романовых… Я таких вторых не нарисую… — Ты мог их спасти, — чуть не плача, обратилась я к Артёму, который в свою очередь был словно безразличен ко всей этой ситуации. — А теперь они мертвы. — Она бы и так её сломала, я не виноват. — Ну да, не виноват он, — максимально спокойно, глуша ярость в себе, произнесла я. — Следует за свои поступки нести ответственность. — Хватит на ме… — Ты же у нас такой ахуенно правильный, не лезешь в разборки, молодец.       Я развернулась и направилась к своим друзьям. Видеть его больше не могу. Только стоит поверить в то, что он не такой отбитый кусок дерьма, как он сам опровергает это все.       И как я могла считать его нормальным?! Я ведь изначально знала, что он мудозвон! Святая Гера, я уже устала всегда быть правой! Устала! — Зря делала, — ответила я, кидая работу на скамейку. — И что теперь делать? — спросила Саша. — Артём мог её спасти. Но не стал. Таким же правильным не до простых смертных, — последнее предложение я сказала нарочито громко. — Крис, он сейчас зло кидает мяч, — предостерегающе сказала Даша. — О, нет! — все на той же громкости ответила я. — Это наш правильный мальчик правильно отбивает стену. Мы же такие правильные, послушные, идём на поводу у тех, кто круче, правда? — Крис… — Заткнись! — удар мяча от стены оказался настолько сильным, что пролетел в сантиметрах от лица нашего одноклассника. — Что, правда режет правильные уши? Извини, херовые люди не привыкли изъясняться по-другому.       В три секунды он оказался рядом со мной, зло смотря на меня: — Фразы не слышала, что ли? — Вот так диво! Означьте день нашего разговора красным в календарике. — Я не хочу вмешиваться в бабские разборки, пото… — Прости, но я не могу слушать твои правильные речи: не привыкла.       Я оскалилась и хотела обойти его, как он чуть ли не заорал: — Стой на месте! — А то что? — язвительно произнесла я. — Иди дальше защищай своих красоточек. Им нужна твоя мужская помощь.       Я зло улыбнулась и, обогнув его, выбежала из зала.

***

      Репетировали мы сегодня погано. Вернее только я и Артём.       Мы шли молча до остановки. Даже молча проехались в автобусе. А потом он стал мне на ногу. И понеслось… Дикие крики, обзывательства, ярость и ненависть. Меня пришлось оттаскивать, потому что мне дико хотелось плюнуть ему в лицо растереть.       Мне было ужасно обидно за то, что эта свинья жирная могла спасти мою работу от полного уничтожения, но этого не сделала. А не сделала почему? Да потому что каки в сраке не хватает, пиздабола кусок.       В театре мы не перестали ругаться, и наша игра была слишком напряженной и яростной. Ну, хоть начало пьесы мы играли так, как надо: ненавидя друг друга всей душой. Когда была очередь наших учений танцев в сценке, то мы нарочито давили друг другу ноги, скалясь друг другу. Зато сцена того, как я смачно даю ему пощечину, просто вышла с блеском. А по моим довольным глазам это было видно. Только вот радовалась одна я. А вот под конец…       Я плюхнулась на зрительское место, пытаясь унять дрожь в руках. И всё от дикой злобы. — Все по домам. Артём и Катя — останьтесь, — произнёс наш учитель. И где только справедливость?! — Дети, — сказала наш учитель слишком спокойно, когда все ушли и остались лишь мы вдвоем, — вы сегодня играли, мягко говоря, плохо. Что тому стало причиной?       Мы зло посмотрели друг на друга и отвернулись. Мы молчали. — Ясно, причину вы мне не скажете. Но просто помните о том, что играть здесь — это большая честь. А ваши выходки никто здесь терпеть не собирается. Поэтому, будьте любезны, хотя бы не к себе, а к другим, проявите уважение и сдержанность. Это важно.       Я кивнула. С завтра, обещаю, не буду с ним ругаться… Завтра ведь декабрь… Честно. На реке Стикс. — Вы уже близки к цели. Вы отлично играете, особенно начало, — она улыбнулась. — Постарайтесь так же доиграть и конец. Вы же главные герои! — Мы поняли, — встал этот говнюк. — Можно идти? — Идите, — выдохнула та и я, встав, попрощалась с ней и направилась к выходу.       Как же нереально он меня бесит, кто бы знал! И всё из-за него, урода.