F64.0

      Через три дня меня отпустили домой. Забирали с больнички меня сестра и вновь приехавший отец, он даже улыбнулся мне. В такси они оба завалили меня вопросами, мол, что будет дальше, какие прогнозы и так далее. И я предельно честно ответил на все. - Значит, ну, по - женски... Тоже нужно удалять? - Спрашивал отец. - Ага. - И ты будешь это делать? Вика, ведь обратно вернуть не получится! - Я не Вика, - фыркнул я. - Хотя у тебя ещё целый месяц, чтобы так меня называть. Не получится, и слава Богу.       Он глубоко вздохнул, и разговор был закончен.        Мне стало легче сразу, как только я переступил порог квартиры. Сестра ставила чай, по пути трындела, что закрыла все прогулы и готова прогуливать снова, если мне это понадобится. За это получила нагоняй от папы. Я трепал большие уши кошака, который, вопреки моим опасениям, ни на грамм не похудел. Как же хорошо дома! - А где Вадим? - Спросил я. - Поехал на почту, ему какие-то документы на подпись прислали. - А ты, случайно, не знаешь, на какое число у него билет?       Я ел варёную картошку с сосиской, заботливо приготовленные сестрой. После мерзкой больничной еды и пресных "Тём" ее еда казалось мне произведением искусства, достойных звёзд Мишлена. - Был на тридцатое января. - Ответила Вилка. - Но он сказал, что задержится у нас. - А ты когда уезжаешь? - Обратился я к отцу. - Ты хочешь, чтобы я уехал? - Он посмотрел на меня.       Так же, как в детстве, нежно, ласкающе. И я вдруг осознал, что он примет меня. Юрий Константинович рассказывал, что от многих трансгендеров отказывались родители. Он говорил, что его больше удивляли те случаи, когда родители принимали своих детей после смены пола, чем когда бросали. Мать, скорее всего, пошлет меня, но отец... Отец остаётся со мной! Твою мать, да я счастливчик! Конечно, мою жизнь и ситуацию нельзя назвать счастливой, но в общей массе людей с такой же проблемой я - везунчик! - А ты почему так исхудал? Тоже чем-то болеешь? - Спросил я. - Нет, - он засмеялся. - Коллеги на работе на день рождения подарили годовой абонемент в спорт зал. Вот пришлось ходить. - Лишний вес вреден для здоровья, - изрёк я. - Недовес тоже не полезен. Какое имя в документах ты укажешь? - Прищурился отец. - Я же вроде говорил, нет? Меня все называют Андрей. - Значит, мне тоже следует называть тебя так? - Думаю, да.       Пока мы с Вилкой с удовольствием уплетали сосиски, отец не ел; он лениво ковырялся в тарелке, и я нутром чувствовал, что он хочет что-то спросить у меня, но не решается. И я озвучил свою мысль. - Да, есть кое-что, что сильно меня беспокоит, и я хотел бы услышать правду. - Спрашивай. Рискну пообещать, что отвечу.       Он помрачнел. А я сижу и думаю, что же такого он хочет узнать, чтобы так посереть буквально за минуту? - В одиннадцатом классе этот мальчик, Эмиль... - плавно завел отец. - Помню ублюдка. Он сдох? - Был жив на момент твоего выпускного. Его мать сказала, что ты со своей компанией изнасиловали их обоих. И мне не даёт покоя, насколько это правда, и за что ты так с ними?       Виолетта поперхнулась и уставилась на меня - я ей не рассказал, чем закончилась эта история. Но откуда взялась именно такая версия произошедшего?! - Ну и гадость! - Воскликнул я. - Кто бы стал их насиловать? Мне - нечем, да и они же чурбаны, причем весьма мерзотные. - Может, твои друзья, - отец пожал плечами. - Пап, в реанимации я оказался из-за них, - тихо ответил я, - и, скорее всего, побываю там неоднократно.       Он стал каким-то совсем несчастным. - Я расскажу, только один раз, и больше мы никогда не вернёмся к этой теме. За несколько дней до приезда бабушки Эмиль докопался до меня, первый, и на пустом месте, предложив трахнуть меня при всех, чтобы я стал нормальным в его понимании. Тебе было бы приятно, если бы ты такое услышал в свой адрес, что тебя надо просто выебать и все?       Я поморщился от того, что выругался при отце. Тот отрицательно покачал головой. - За эти слова я снес ему носяру. - Продолжил я. - На последнем звонке он со своим братцем вывели меня за кафешку, пока Вадьку отвлекала какая - то шаболда, и попытались залезть ко мне в трусы. Они серьезно собирались это сделать! И я даже думать не хочу, насколько далеко они могли зайти. Но это пол-беды, они выяснили распорядок дня Виолетты, и стали угрожать мне ею, понимаешь? А если бы они ее изнасиловали? Да и если бы они меня изнасиловали, я бы не смог с этим жить, у меня был крайне неприятный инцидент, после которого я еле оправился, но там была женщина, а тут двое чуркабесов. Не понимаешь, да? Ладно, слушай внимательно и не перебивай.       И я рассказал им все. Про Юлию, про Эмильку, про Рашида. Про то, что почку мне отбили раньше, чем я успел вступить в драку, и чем мне грозило, если бы эту несчастную почку всё-таки удалили - меня бы вообще не взяли на операционный стол и все, прощай, Андрюша. Я рассказал, что мои друзья охраняли Вилку, пока я продумывал план устранения этой семейки; рассказал в подробностях, что сделал с их отцом, как мы поступили с Рашидом; рассказал про то, что с Эмилем я расправился в одиночку, и мне нисколько не жаль его. Все вывалил, ничего не утаив. - Да, это было крайне болезненно и опасно для него, - завершил я рассказ, - но он посмел покуситься на мою жизнь и жизнь сестры. И главное, за что? Только потому, что я ему не нравился! А Виолетта и вовсе виновата лишь в том, что мы родственники.       Вилка обхватила голову руками. Глаза снова стали мокрыми, и я взвыл - надо было ее выгнать с кухни нафиг! - Если бы ты сразу рассказал, что с тобой сделала Юля, эта история выглядела по - другому, - неожиданно зло выпалил отец. - Да ладно? - Я усмехнулся. - Ты бы меня даже слушать не стал. - Я не слушал твои истерики. Но тут... Я бы ее посадил. А получилось, что я ещё извинялся перед ними. Тьфу! И этих двоих тоже посадил бы, если бы ты не влез.       Я улыбнулся. Он впервые обратился ко мне, как к мужчине. - О, Господи... - простонала Вилка. - Ты устроил это шоу с кидаловом в ресторане из-за того, что она тебя, ну...       Сестра стала искать подходящее слово. - Да, именно из-за этого. - Кивнул я, до того, как она найдет подходящий термин. - И это даже на полноценную месть не катит, так, лёгкий шлепок по наглой морде. - Да ты вообще довольно мстительный, - протянул отец.       Неправда. Я хотел бы жить мирно, но такова моя жизнь - только дашь слабину, и меня начнут травить. Но мне совершенно не хотелось объяснять нашу философию отцу - мою, Вадькину, Захара, Гришки и довольно добродушного Валерки. - А она мне писала, - протянула сестра. - Спрашивала про тебя, как ты, с кем ты, твоим переходом интересовалась. А я, как дура последняя, честно ей отвечала. - Кинь ее в черный список. - Права была моя мама, надо было тебя ещё в первом классе к психиатру отвести. - Покачал головой отец. - Да Анька заладила, вырастет и перебесится, чтоб ее. - Ладно тебе. Все равно, они бы меня не вылечили. - Они бы научили меня правильно обращаться с тобой, и не было бы этих лет твоей ненависти ко мне. - Ты мне очень нужен сейчас, и я благодарен, что ты есть именно в этот момент.       Я снова обнял его. Просто со мной был тот самый папка, который притащил мне финский конструктор; который всегда с умным видом тряс Киндер, когда выбирал, чтобы там точно был крокодильчик или бегемотик, а не какая-нибудь хрень; который ругался на Витьку за то, что тот постоянно хныкал, а меня любил. Любил ведь? И мне хотелось верить, что он просто любит меня. Ведь я не так много прошу, правда? ***       Теперь я лечился на дневном стационаре. Приходил каждый день и делал дела - сдавал анализы, прошел МРТ, осмотры врачей... Вадим сопровождал меня, не отходил ни на шаг, и мне была приятна его забота. Я чувствовал себя гораздо лучше и бодрее. Принимал те таблетки, что мне дали с собой домой, жрал по расписанию три раза в сутки, гулял на свежем (насколько в Москве это возможно) воздухе. И это благоприятно сказалось на мне, я уже не шатался при ходьбе, и голова не кружилась.       После лечения мы бродили по городу. Я протащил его по тем местам, где с Вилкой и Захаром шарахался в новогодние каникулы - было светлее, и меньше людей. И мне гораздо больше нравилось гулять сейчас, словно те походы были демо - версией. Вадька старался накормить меня. В каждом парке он покупал мне что-то из ларьков, будь то шаурма или хот-дог; затаскивал меня в кафешки, мы пили кофе и болтали. Бесконечно долго болтали, обо всем, что происходило, пока мы не общались. И я ощущал себя так, словно той ссоры вообще не было, словно мы не ругались. Ещё он мне покупал всякие милые мелочи, вроде брелка на ключи или шариковой ручки в виде шприца. Единственная тема, которой мы не касались, это его отношения. Он не говорил о ней, а я почему-то боялся спросить.       Сейчас мы шли пешком от метро до дома, я нес уродского медведя с букетом роз из фетра в плюшевых лапках, Вадька допивал кофе из Макдака. Время полночь, и трамваи ходили редко, так что я брел вдоль рельс и наслаждался видом деревьев, чьи ветки прогибались под тяжестью снега. Медведя Вадим подарил мне, а я сообщил, что передарю его Вилке. "Я тебе что, телка, что ли", - обиделся я, когда он принес его. Вадим улыбнулся, так ничего и не ответив.       В квартиру мы протиснулись тихо, решив не включать свет. Вилка действительно спала, а вот отец разговаривал по Скайпу на кухне, и я похолодел, когда невольно вслушался в разговор. - Да что ты мелешь такое? Сдай ее в дурку, немедленно! Да где это видано! Володя, ты туда зачем вообще поперся, если не остановил ее? - Это бесполезно. Что бы я не сделал, это бесполезно. Нам остаётся только смириться с этим и любить нашего ребенка таким, какой он есть. - У меня есть дочь по имени Вика, слышишь? - Шипела мать. - Дочь по имени Вика! - У нас у обоих больше нет дочери по имени Вика. Аня, я бы тоже предпочел, чтобы Вика была девушкой, но дело уже сделано. Слышишь, сделано! Теперь его зовут Андрей. - И ты этому потакаешь! Ты всегда позволял ей делать все, что она хочет! И мама твоя позволяла. И к чему это привело? Она сошла с ума окончательно! - Она не сумасшедшая. Виолетта мне рассказала, что Вика больше года ходила к психиатру, где ее обследовали. Она нормальная, просто вот так получилось. - Как получилось? - Язвила мать. - Я не могу объяснить то, что не понимаю сам, - вздохнул отец. - Но давай посмотрим правде в глаза, она никогда не была нормальной девушкой! Ее всегда тянуло в мальчишескую сторону, и ты не можешь это отрицать! Было такое, а, Анна? - Это все твоя вина! - Закричала мать. - Твоя и твоей матери! Если бы вы оба не мешали мне, я бы выбила из нее это дерьмо! А вы оба все время меня одергивали, воспитывали меня, мол, "Анечка, так нельзя", "Анечка, она всего лишь ребенок"... И что теперь? Теперь позор на всю нашу жизнь! Мы воспитали черте кого! Паршивую лесбиянку! Итак все меня этим попрекают. Кошмар! Вот что теперь с эти делать? - Я тебе рассказываю, как обстоят дела. Я не спрашиваю совета, Анна! Я ставлю тебя перед фактом, так же, как поставили меня. - А я ставлю тебя перед фактом, что у меня трое детей, - фыркнула мать.       Ноги подкосило. Я знал, что мать меня не примет, но я бы предпочел узнать это от третьих лиц, нежели услышать своими ушами. Я медленно опустился на диванчик в коридоре, дабы не рухнуть. - ... и зачем я вообще её родила? Зачем я столько мучилась с ней, так долго и болезненно рожала ее, таскала по врачам полуживую, зачем? Чтобы теперь до конца своих дней нести это бремя позора? Я ничего хорошего от нее не получила, ничего! - Побойся Бога, Анна! - Воскликнул отец. - Ты всегда хвасталась ее оценками и первыми местами в олимпиадах! Вика никогда не отказывалась забирать из садика Влада! А Виолетта? Ты считаешь, что она и для Виолетты ничего хорошего не сделала? - Это ничего теперь не значит! - Она будет работать на скорой и спасать людей, - гнул свое отец. - Уверен, у нее будет много благодарностей от пациентов, ведь она умничка и идёт на красный диплом. Этого что, мало? - Господи, лучше бы она тогда умерла! - Аня, ты вообще очумела? - А это, кстати, неплохая идея. Я буду всем говорить, что Вика умерла, погибла в автокатастрофе или выпала из окна... Придумаю что-нибудь. Даже фотографию с черной ленточкой поставлю. А ты передай этому существу, чтобы оно здесь не появлялось!       Меня затошнило. - Замолчи по-хорошему! Мы оба в этом виноваты, и нам обоим придется смириться с этим и любить нашего ребенка таким, какой он есть! - Любить? Да будь она проклята!       Вадим, увидев мое состояние, резко включил свет. Отец, заметив это, хлопнул крышкой ноутбука и выскочил в коридор. - Господи, что вы слышали? - Прошептал он. - Все, что не надо было слышать, - зло усмехнулся Вадька.       Папа присел передо мной, взяв меня за руки. По моим щекам градом покатились слезы, но я не всхлипывал, да и плакать не хотел. Отец говорил что-то успокаивающее, пытался оправдать мать, мол, она занимается и Верой, и Владом, и Катькой с токсикозом, и мать все делает сама, одна за всех. Как же убого это звучит. В глубинах своей измученной душонки я надеялся, что она смирится со мной, на крайний случай просто будет упорно называть Викой, и наше общение сведётся к смс-кам на праздники. Но проклинать меня... Орать, что лучше бы я умер... - ... Ты уж прости маму. Она смирится, честно, я обещаю тебе. Летом приедешь к нам, и вы с ней помиритесь. Мама любит тебя, правда, просто он очень нервная. - Мама? - Я поднял на него глаза. - Какая мама? - Как какая? Твоя мама, - удивился отец. - Но у меня никогда не было мамы.        ***       За мной по-прежнему было закреплено место в палате, и сейчас я развалился на больничной койке, разглядывая набухающий синяк на кисти. - Тебе же сказали, держать ватку плотно. - Фыркал Вадька. - Я ее потерял, - флегматично ответил я.       Спал я безобразно. Вчерашняя история не лучшим образом повлияла на мой сон, я крутился, вертелся, а в какой-то момент, по словам Вадима, заскулил.       Любил ли я когда-то свою мать?Я не уверен, что любил. В детстве я говорил, что люблю ее, рисовал ей открытки на восьмое марта и посвящал подделки, сделанные в садике, но сейчас я задумался, было ли это искренне? Наверное, нет. Просто все дети любили своих мам, значит, и я должен любить. Когда в садике за кем-то приходила мама, то тот ребенок радостно бежал к ней, обнимал, и я думал, неужели дома с мамой веселее, чем здесь, с нами?       Мы сидели у Вадьки, смотрели телек в комнате его матери и жрали сухарики. В комнате друга телевизора не было. Зато в нашей с Вилкой комнате был и ящик, и видик, и мы могли бы смотреть "Терминатора" у меня. Но мать не разрешала; она всегда стремилась сортировать моих друзей, и "уличную шпану" домой водить нельзя. Да, Захар, Гришаня, Миша и Валерка - уличная шпана, так она их окрестила. И я спросил у Вадьки, мол, не будет ли его мама ругаться? Но он удивлённо поднял брови. - Главное, чтобы пьяное чмо не проснулся, а мама у меня хорошая. - Ты ее хоть предупредил, что мы у тебя сидим? - С опаской уточнил я. - Как? У нее нет телефона. Угомонись, все нормально.       И мы восхищались американской картинкой, что даже не заметили, как в комнату вошла Анастасия Анатольевна.       Тогда я увидел ее впервые. Она не похожа на мою мать - совсем маленькая, худощавая, с угловатыми чертами лица. Можно сказать, что они были полными противоположностями - моя матушка была высокой знойной брюнеткой с длинными волосами, карими глазами и приятными пышными формами. Нет, не толстая, а именно аппетитная, с большой грудью и задницей. Анастасия Анатольевна носила светлые волосы чуть ниже плеч, дурацкие круглые очки с толстенными линзами, за которыми скрывались бледно - голубые глаза, а комплекцией напоминала подростка неизвестного пола. Я вжал голову в плечи - ой, что будет! Ведь однажды я приволок гостей в дом, не предупредив мать, и она орала так, что стены тряслись. - Привет, молодежь, - улыбнулась мама Вадика. - Мам, это Андрей и Валерка, остальных ты знаешь.       Мы хором поздоровались. - Вам налить чай? - Не, у нас лимонад, - ответил Вадим. - Тогда я пойду в твою комнату, поваляюсь там, устала, как собака. Рада была знакомству, Валера и Андрей!       Она улыбнулась и ушла, закрыв за собой дверь. И что? И все? Она не будет орать, ругаться, выгонять нас? Она не надает Вадьке по жопе, как мне тогда наваляли? Нет. Она вышла только проводить нас, когда Вадим сообщил ей, что мы идём гулять.       С одной стороны, я даже рад, что могу совершенно официально прекратить общение с матерью. Утром я увидел от нее кучу пропущенных и гневную смс-ку с требованием перезвонить. "Виктория, немедленно позвони мне!" - гласил текст. И я закинул ее номер в черный список. - Чем ты так загрузился? - Вадька ткнул меня в плечо. - Неужто из-за мамки расстроился? - Ну, да, наверное, - протянул я. - Странный ты. Сам же орал, что не хочешь с ней иметь дел. - Знаешь, одно дело не хотеть общаться, и совсем другое - желать смерти, - я уставился в потолок. - Мне не понять ее чувств, ведь я не родитель. Но, подумай сам, сколько матерей серийных маньяков до последнего дня своей жизни носят подачки в тюрьмы? Сколько матерей тащат на своем горбу алкашей и наркоманов, которые отбирают у них последние деньги? А сколько вырастили просто ублюдков и мразей? И ведь любят своих кровиночек. А я? Неужели я настолько плохой? - Ей просто непонятно, что с тобой происходит. Мне - то непонятно, а ей тем более. - Да мне тоже непонятно. - Разоткровенничался я. - С одной стороны, можно сказать, что это болезнь, ведь так оно и называется юридически. Но мне не хочется признавать себя душевнобольным, неприятно как-то, да и я так не считаю. С другой, это проще. Сказал такой, типа, "а, это болезнь такая", и все от тебя отстают. Однако, неприятно, вот так орать всему миру о своей проблеме. Я бы вообще хотел сделать так, как делают многие - удрать куда-нибудь подальше, где меня никто не знает, и начать жизнь с нуля. - И? - Угрюмо спросил Вадька. - Этот план хорош, когда ты один. А у меня есть люди, без которых я слабо представляю свое будущее. Вилка, ты, Захар, остальные парни... Теперь ещё Миша, Катя и Рустам, они мне очень близки. Хотя тебя я слабо понимаю, если честно.       Вадим смотрел куда-то вперёд, пальцами мял край одеяла. А я думал о том, что больше не позволю себе злится на мать - ее для меня просто нет. ***       Спустя неделю меня прооперировали. Анализы были на удивление хорошие, все показатели пришли в норму, не считая лёгкой анемии. Игорь Викторович был более чем доволен результатом, и меня по-быстрому взяли на операционный стол. По какой-то злой иронии, получилось меня втиснуть на четырнадцатое февраля, словно в день моего рождения сраная онкология решит, отпустит она меня или нет. От наркоза я отходил тяжело. Меня вернули в палату в десять утра, но пришел в себя я только в пять вечера. Вадька пододвинул тумбочку к моей кровати, расставил стулья и взятые в долг у столовой стаканы. - Я не позволю вам тут сборища устраивать! - Завизжала Татьяна. - У меня иммунитет слабый, вдруг они какую заразу принесут? - Ты сама свалишь или тебе помочь? - Меланхолично спросил Вадик.       На самом деле, я тоже не видел необходимости в праздновании своего дня рождения в таких условиях. Но Вадим упёрся рогом - ведь мне двадцать лет, как никак. И меня ожидал, пожалуй, самый странный праздник.       Тетя Люба отдыхала от химий дома, и мне даже стало немного грустно - увижу ли я её ещё раз. Хотя, будет лучше, чтобы она сюда больше не приходила, пусть заканчивает лечение в поликлинике и возвращается в обычную жизнь, ведь ее там ждут. С другой стороны, я ведь даже ничего не сказал ей, когда меня отпускали домой. Может, попросить ее номер телефона у медсестер? Наверное, не стоит. Люди приходят в нашу жизнь и уходят, так бывает, это нормально. - Пойду, встречу ребят, - Вадька щёлкнул меня по носу.       От него мне достался в подарок ноутбук. И я, честно говоря, прихренел, ведь я ему ничего не дарил на прошлый день рождения. Да и цена ноута кусалась. Очевидно, у него хорошо шли дела, раз он мог разбрасываться такими подарками, торчать со мной уже второй месяц, и покупать еду в нашу квартиру.       Из мыслей меня выдернули ребята. Я согласился на приход Мишки и Кати, как самых близких из колледжа, пришел Рустам, ну и Виолетта, конечно же, куда без нее. Они обнимали меня, поздравляли, дарили что-то, а Вадим стоял, облокотившись на дверной косяк, и улыбался. - Желание будешь загадывать? - Я скакал возле своего друга. - Можно подумать, оно сбудется, - фыркнул Вадька. - Сбудется. У тебя же первый, настоящий юбилей! - А пять лет, десять и пятнадцать - это не юбилей? - Засмеялся Захар. - Не, это не то, - помотал я головой. - Сейчас сбудется, честно, я обещаю! - Ага, как будто от тебя это зависит, - засмеялся Валерка. - Может, и от меня. - Ответил я. - Может, именно я познакомлю с девушкой его мечты, к примеру. Или я вдруг резко разбогатею, и с Вадькой поделюсь, или... - Вадим не загадает такую хрень, как любовь, - закатил глаза Захар. - Все, заткнулись, я загадал. - Рявкнул именник.       Он улыбнулся и задул свечи, которые мы воткнули в варёную картошку, окружавшую курицу-гриль. Вместо чая - коньяк, вместо весёлых шапочек-конусов рожки чёртика на мне и Вадьке, остальные отказались участвовать в безобразии. А, ещё водка и соления. Праздновали в деревяшке, при помощи карточной игры в дурака решали, кто понесет ведро на улицу. Вадька, когда все свечи погасли, потрепал меня по голове и улыбнулся. Ведь между нами всегда была некая особая связь, мы понимали друг друга с полуслова, и я точно знал, видел, ощущал каждой клеточкой своего тела, он загадал именно любовь. - Ну, дак чё загадал? - Усмехнулся Гриша. - Как чё? Зубы Валерке, - пожал плечами Вадим. - Сука, зачем сказал? - Взвыл Валера. - Не сбудется же!       Мы засмеялись.       Я тоже попрошу любви. Ведь у Вадима есть Алина, может, и моя любовь найдет меня. А то у меня что-то паршиво с самостоятельными поисками. И я задул все двадцать в один присест, и довольно улыбнулся, вспомнив, как тогда улыбался Вадька. - Спасибо за праздник, ребят, - я обнял тех, до кого дотянулся. - Нельзя, чтобы человек был один в свой юбилей. Просто нельзя, - сказал Вадим. ***       Спустя две недели меня выписали окончательно, велев возвратиться через два месяца. Я остаюсь на учёте в онкологическом центре, буду регулярно обследоваться и сдавать анализы, и, если за пять лет не будет рецидивов, то диагноз снимут окончательно. Удаленный после химиотерапии лимфоузел взяли на гистологию, и Игорь Викторович авторитетно заявил - раковых клеток в образцах не обнаружено. Как таковая опухоль сформироваться не успела, мне вовремя удалили молочную железу, и вовремя провели химиотерапию, если какое-то зло и было, то оно уничтожено.       Я вертелся перед зеркалом, разглядывая свое тело. Шрамы после мастэктомии выглядели вполне сносно, они постепенно становились у́же и бледнели. Ещё один, новый и совсем свежий шрам появился слева, он шел короткой ровной ниткой от подмышки вдоль бока. Если не поднимать руку, то его не видно. На спине - вечное напоминание о борзоте Эмиля, который практически не заметен. Есть такие люди, которые склонны к образованию коллоидных рубцов - это широкие, выпуклые, отвратительные на вид шрамы. Мои же тоненькие и бледненькие, как ниточки, и слава Богу, ведь чуть позже появится ещё один, в самом низу живота. А может, если повезёт, получится удалить все это ненужное мне дерьмо лапароскопически, тогда будут три совсем крохотные дырочки, и высока вероятность, что со временем они затеряются. А вот на лице мерзкая нитка, идущая к брови, стала ярче, вероятно из-за моей общей бледности.       Вадька валялся на диване и смотрел на мои кривляния. - Очень даже правдоподобно, если не считать шрамов. А их получится удалить? - Неа, - я провел по ним пальцами. - Можно замаскировать татуировками, но тоже такое дело, хрен знает, как бы хуже не было. Сначала я думал на эту тему, а потом решил не делать татухи. - Мне и так нравится, - он улыбнулся. - Я думал, что хуже будет. Но мне интереснее, как тебе сделают низ. - Ну, это я тебе не покажу, - засмеялся я. - Я смотрел готовые работы, ну, так себе, если честно. Но лучше, чем то, что сейчас. - Я читал, что большинство оставляют то, что есть. Даже пару порнушных роликов нашел. - Вадька заржал. - Показать? - Фу, нет. Как так можно? Не, ну может, кому-то и нормально, но для меня это дико. - Почему?       Я внимательно посмотрел на него. Откуда такой повышенный интерес? - Я скажу тебе так. Я не смогу воспринимать себя мужчиной, пока у меня женские гениталии. Кто-то так может, но я нет. Я даже из-за этого чувствую дискомфорт, словно не имею право дружить с парнями на равных. Хотя это глупо, девочки дружат с мальчиками, но блин... Короче, не могу объяснить. - Ты всё-таки красивый, Андрей - выпалил он. - Просто красивый и все. Тебе не стоит из-за чего либо комплексовать.       Я фыркнул. Покрутился перед зеркалом, немного приспустил джинсы, потом снова натянул до талии - в целом, картинка меня устраивала. И я улыбнулся своему отражению, улыбнулся и подмигнул - оно заслужило. Ещё чуть-чуть, буквально два рывка, две операции и все, все будет хорошо. Можно фотографироваться на паспорт.       В домофон позвонили. - Это Машка, Машка пришла! Ты же с Машкой не знаком ещё, кстати, - Вилка летела к аппарату и нажала кнопку "открыть", даже не спросив, кто пришел. Вадька улыбнулся, а я пожал плечами. Даже не собираюсь одевать майку - мне можно. А шрамы никак объяснять не буду, не обязан. - А вы кто и к кому? - Послышался удивленный голос Вилки.       Я выглянул в коридор. Ноги стали ватными, руки похолодели, а сердце забилось так быстро, что стало тяжело дышать. Настоящая, нормальная такая паническая атака. Передо мной стоял Женя. Господи, нахрена он пришел? Какие черти его сюда принесли? Почему Вилка не удосужилась спросить по домофону, кто пришел? Машку она ждала, етить мать! - Я тебе звонил, но у тебя телефон все время выключен, - неуверенно заговорил Женька.       Конечно, ты же у меня в черном списке. Я обернулся, чувствуя, что за моей спиной кто-то стоит. Вадька прислонился к дверному косяку и с наигранным интересом наблюдал за происходящим. Он улыбался и вопросительно приподнял брови, когда я уставился на него. С такой же задорной улыбкой рассматривал Женьку, и даже подмигнул ему, от чего щеки последнего покраснели. Но я видел его глаза; как бы он сейчас не выпендривался, как бы не улыбался, не демонстрировал миру свои милые ямочки на щеках, я видел только его глаза, такие, какие я видел однажды, когда он впервые узнал про Женю. Холодные, опасные, откровенно злые и ненавидящие. - Ты так долго не появлялся на работе, я занервничал. - Между делом продолжал Женя. - Спросил у Рустама, но он велел отстать от тебя и ничего мне не рассказал.       Вадька склонил голову на бок, и в своих кривляниях был похож на заинтересованную собачку, наблюдающую за мячиком, который вот-вот бросят. - Женя, тебе не надо было приходить. - Я старался держать голос ровным. - Мы с тобой расстались, и больше никогда не будем вместе. Ты не должен волноваться за меня, это ни к чему, моя жизнь тебя больше не касается. - Я так не считаю, - упрямо ответил Женька.       И я был готов взвыть. Боже, да уйди ты отсюда! Я умоляюще посмотрел на Вилку, мол, спаси меня, ради всего святого! Но она ошарашенно разглядывала Женю и не обращала внимания на мои невербальные мольбы. - Это же парень, так? - Наконец спросила она. - Ага, парень. - Весело поддакнул Вадим. - Парень нашего Андрюшки. - Это все в прошлом, - зашипел я. - Вместо того, чтобы устраивать истерики на пустом месте, лучше бы чаю предложили!       Вилка всполохнулась и побежала на кухню, а я решил перейти в наступление. Начну оправдываться, только хуже сделаю. - Давай, раздевайся, проходи. - Я закрыл дверь, которая до сих пор была распахнута. - Да, проходи, Женечка, раздевайся, можешь сразу тут, вот, штанишки на стульчик повесишь. - Вадька двумя руками указал на комнату, на разворошенную кровать. - Да нет, я пожалуй, пойду, - заблеял Женька. - А что так? - Наигранно удивился Вадим. - Я не буду подглядывать, честно. Даже презервативами поделюсь.       Женька попятился назад. И, пока я повернулся к Вадиму, дабы высказать ему все, что думаю об этой сцене, мелкий паршивец открыл дверь и свалил. Причем пошел по лестнице, решив не ждать лифт. - Надо же, как ему ебаться не хочется, целых двадцать два этажа бежать будет, - засмеялся Яковлев. - Ты что вообще устроил, Вадим? - Заорал я. - Что с тобой не так? Ну, пришел и пришел, дальше что? Я не встречаюсь с ним, не-встре-ча-юсь! Да тебя это вообще не должно касаться! - А меня и не касается, - зло выплюнул он, швырнув мне в лицо мою куртку. - Иди, догоняй свою принцессу, а то бросится ещё от обиды под трамвай.       Я фыркнул и пошел к лифту. ***       Женьку я догнал уже на другой стороне дома. Я схватил его за плечи и развернул заплаканным лицом к себе. - У тебя в больничном листе местом выдачи указан онкологический центр, - заревел он. - Я так испугался! Я люблю тебя, до сих пор люблю! А твой телефон постоянно выключен!       Первым делом мне захотелось его стукнуть. Но, после его рыданий и признаний, мои руки сами обняли его и прижали к себе. Он не виноват в придурочности Вадима. Он хороший малый, и пришел исключительно из светлых побуждений. И он не заслуживает того, чтобы я вылил на него ушат дерьма. - Женя, - я взял его лицо в свои ладони. - Я вылечился, все хорошо. Да, у меня было подозрение на онкологию, но все в порядке, я здоров. Я сделал первую операцию, сдал документы на замену, и я теперь совершенно не соответствую твоим планам. Так что опусти и меня, и эти отношения. - Я хочу быть с тобой. Даже если ты будешь парнем, я хочу быть с тобой!       Он прижался ко мне губами, но я не ответил; мне надо его максимально быстро выпроводить, чтобы у Вадьки не было времени для выдумки новых язвительных комментариев. - Женя, между нами никогда ничего не будет. - Этот жуткий парень... Ты с ним теперь? - Вадька? Нет, это просто мой друг, и он не одобряет моего опыта с тобой. Знаешь, мне сейчас многое придется им объяснить, и Вадиму, и сестре. Пожалуйста, иди домой. И больше не беспокойся за меня.       Я похлопал его по плечу, даже с силой, дабы он не воспринял это за какой-либо жест нежности. И пошел в сторону дома.       Уже поднимаясь в лифте, я думал - а с хера ли я должен вообще что-либо объяснять? Ладно, Вилка, она вообще не в курсе всей этой истории, но Вадиму я честно сказал, что все прошло. Разве я виноват, что Женя меня не забыл?       Квартира встретила меня оглушающей тишиной. В комнатах пусто, дверь туалета и ванной открыты. Я зашёл на кухню, но там была только Виолетта - она положила подбородок на руки и смотрела вдаль стеклянными глазами. - Вадим ушел. Сказал, что ты больше в нем не нуждаешься и он может ехать домой. - У него билеты на март, - сказал я. - Уедет сегодня, так сказал.       Я кивнул. Он снова удрал от меня. Снова бросил, так и не объяснив свое поведение. Что его так триггерит? - Я его не понимаю. Я думала, он будет говорить гадости про тебя, обзовет педиком или что-то вроде того. Но он не сказал ни слова; только сообщил, что уезжает.       Когда я разговаривал с Женей, я был по другую сторону от подъезда, я не видел, как Вадим ушел. Видел бы - побежал бы за ним, остановил бы его. Но я не видел. Я двинулся на выход. - Ты куда? - Устало спросила Виолетта. - На паспорт фотографироваться.