Я жду, пройдёт, отпусти, больно, люблю, не лги, я всё помню

Саше шестнадцать. У него есть девушка, хорошие отметки в школе и перспективы. А еще вполне нормальный и оправданный для мальчишек его возраста спермотоксикоз. Саша смотрит на грудастую девицу на экране своего компьютера, ласкающую себя пальцами под не менее искуственные, чем её грудь, силиконовые стоны, и гладит пальцами собственный, покрытый скольким кремом член. Ему не особо нужна подобная стимуляция, гормоны бьют в голову с такой дурью, что у него встаёт даже в очереди, но почему бы не воспользоваться благами цивилизации, отключив мозг даже при подобном занятии. Он наклоняется ближе к экрану, и иллюзия того, что стоны доносятся из пошлого ротика трескается, звук прилетает откровенно из колонок откуда-то сбоку. “Развлекаешься?” Ударивший в затылок низкий мужской голос заставляет с воплем свернуть молниеносно вкладки, прикрыв стояк задранной толстовкой, и заозираться, в ожидаемо пустой комнате. Он один, и дверь заперта, Саша сам помнит, как запер её. Откуда-то из свёрнутых окон вновь раздаётся томный стон, и Головин нервно кривит губы, успокаивая себя догадкой, что кто-то просто вставил пасхалку в палёную порнушку. Он вызывает вкладку с видео и нажимает на крестик - в конце концов он хотел получить оргазм, а не сердечный приступ, и вновь листает страницу с разноцветием стопкадров, выбирая среди девиц компаньонку для разрядки. “Не против, если я выберу?” Саше хочется только дёрнуться назад, отпрянув от компьютерного стола, выдрать из розетки все провода, питающие системный блок, обесточив возможно поражённое вирусом устройство, чтобы убедиться, что голос звучит всё же из колонок, а не из его головы, но вместо этого, пальцы крепче сжимают мышку, задорно пролистывая сайт почти до самого конца и, под всё ускоряющееся рваное Сашкино дыхание, выбирают видео с жёсткой групповушкой, разворачивая видео на весь экран. “Так ведь гораздо веселее, правда?” Саше кажется, что голос в его голове смеётся. Он пялится в экран, в последний раз пытаясь заставить собственное тело ему подчиняться, но, вместо этого, тянется против воли рукой к колонке, выкручивая приглушённый звук на максимум, захлёбываясь первым, резанувшим по ушам пошлым стоном. Это явно не останется без внимания родителей, и Головин в захлестнувшей панике оборачивается на запертую дверь, чувствуя, как ставшая чужой ладонь собственнически обхватывает его член, скользя по нему вниз. Саше было шестнадцать. У него вроде как была девушка, хорошие отметки в школе, перспективы. Родители приняли решение взломать дверь в его комнату, когда стук и угрозы не возымели нужного результата, заставая захлёбывающегося слезами сына за просмотром жёсткого порно и мастурбацией. И, разумеется, ему никто не поверил, решив, что он просто моральный извращенец. ______ Саша всерьёз боится, что однажды тот, кто говорит в его голове и управляет его телом, тот, который зовёт себя Раду, его просто убьёт. Наберёт ванну воды, опуская туда его голову, или прижмёт его ладонь к его же лицу, перекрыв дыхательные пути, или… Искусственный член, пропихиваемый глубже в горло наконец-то ползёт назад, вместе с густой тягучей слюной вытягивая из Сашиной глотки надсадный кашель. Он делает судорожный вдох, не видя перед собой из-за застилающих глаза слёз, ощущая только, как по лицу из его рта и носа течёт что-то мокрое и липкое, вновь начиная кашлять. “Ну же, солнышко, я знаю, ты можешь лучше.” Руки снова тянутся к лицу, силиконовая головка мажет Головина по губам, утыкаясь в щёку при его попытке отвернуться. - Прошу, Раду, пожалуйста, хватит… Я не могу больше… Когда-то Саша считал себя натуралом, по крайней мере дрочил только на представительниц женского пола, а сейчас… он даже не знает существует ли обозначение для ориентации, когда ты сам себя насилуешь несколько раз в день заказанными против собственной воли в интернет-магазине дилдо. “Ты даже не знаешь, на что ты ещё способен. Ну же, сладенький, покажи, как ты умеешь работать ротиком, и на сегодня я от тебя отстану.” Головин судорожно выдыхает, смаргивая с ресниц соленые капли, и, в который раз ломаясь изнутри, послушно открывает рот, позволяя силиконовой игрушке скользнуть внутрь. Он старательно сосёт искусственную головку, лижет до тянущей усталости языка, обильно смачивая её слюной, потому что слишком хорошо уже знает Радамеля, потому что все его обещания лишь пустой звук, потому что его собственные пальцы уже добрались до его задницы, толкаясь внутрь и растягивая его, подготавливая для занимающего сейчас его рот дилдо. Саша кричит, когда хорошо смазанная игрушка проникает в его тело. Не от боли - его собственные пальцы позаботились о том, чтобы он был максимально подготовлен. Головин кричит, потому что это единственное, что ему остаётся, единственное, над чем он ещё властен, пока обе его руки, повинуясь чужой воле долбят его задницу искуственным членом, сжимая в ладони робко ответивший на физиологию член. Саше двадцать три. У него нет девушки, он не окончил даже школу, и перспектива у него лишь одна - провести в психиатрической клинике большую часть своей жизни. _______ Саша просыпается от знакомого ощущения - сонного поглаживания пальцами утренней эрекции, и лишь жмурится сильнее, не желая покидать быстро растворяющийся в искрящемся возбуждении сон. “Прости, что разбудил, не смог удержаться, у тебя был такой миленький стоячок..” Палец гладит дырочку на показавшейся из-под крайней плоти головке, смазывает маленькую прозрачную капельку, и Головин утыкается лицом в подушку, вместо стонов наслаждения издавая скорбное хныканье. - Пожалуйста, Раду, не надо, прошу, хотя бы сегодня… Тихий шёпот тонет в подушке, едва слышимый, кажется, даже самому Сашке, но голос в его голове обладает поистине уникальным слухом. “Не ври мне, я же вижу, что тебе нравится. Просто расслабься.” Саша смотрит с немой надеждой на снабжённую маленьким окошком, запертую в его палату дверь, кусает губы, умоляя кого-нибудь войти, возмутиться, надеть на него смирительную рубашку, избавив от рвущего на части отчаянного бессилия остановить собственные руки, выдавливающие из его тела утреннее напряжение. ________ Головин бледный, лохматый, худой до выпирающей на груди лестницы ребёр, и отчаявшийся, сломавшийся ещё до того, как Даниэль стал его лечащим врачом. - Саш, Раду ненастоящий, он плод твоего воображения, он здесь только до тех пор, пока ты ему это позволяешь. Саша кивает, не глядя на Субашича и вряд ли расслышав очередную версию заезженной для него истины. Он опять охрип от крика, пытаясь не позволить плоду своего воображения командовать его телом, пока санитары наконец-то не прервали его крик и его мучения, вкачав в него лошадиную дозу успокоительного. - Возможно он - твоя попытка справиться с сексуальной неудовлетворённостью. Проще говоря, Раду - образ, который помогает тебе делать то, на что ты сам никогда бы не решился, но чего желаешь. Головин не весело кривит губы, радуясь, что руки всё ещё свисают двумя безжизненными плетьми вдоль тела. Ну разумеется, он ведь всегда мечтал стоя посреди своей палаты раком пихать пальцы в собственную задницу на виду у санитарок. “А мне нравится новый доктор.” - Довольный голос выводит из оцепенения и заставляет взрогнуть, впервые, наверное, подняв голову и посмотрев на Субашича как следует. - “Он выставляет всё так, словно бы это ты здесь маленький извращенец.” Собственная рука одобрительно лохматит волосы на его макушке, и Саша видит удивлённую заинтересованность на лице Даниэля. “Давай покажем доктору, что сегодня ты желаешь его.” Головин резко зажмуривает глаза, издавая какой-то жалобный всхлип, лишь бы не видеть, но чувствует, как собственные ноги несут его вперёд, чувствует под своими ляжками чужие, осёдланные им бёдра. Руки обвивают шею Даниэля, скользят пальцами в короткий ёжик волос на его затылке, жмут его тело ближе к широкой грудной клетке, и всхлип раздаётся повторно. - Простите, это не я, я не хочу… “Если слушать твоего лечащего врача, то очень даже хочешь.” Голос в голове не затыкается. Саша чувствует, как чья-то ладонь утирает слёзы с его лица, и всё же приподнимает светлые ресницы, глядя на тёплого во всех смыслах Даниэля, и готов провалиться под землю от того, что его собственные руки уже добрались до чужой ширинки, несдержанно дёргая молнию вниз, пробираясь пальцами внутрь и касаясь ещё невозбуждённой мягкой плоти. Стыд бьёт в голову убивающей неспособностью отстраниться. - Нет, пожалуйста, Раду! Раду, не надо… - Саш, никакого Раду здесь нет. - Даниэль обнимает его за талию, не переходя рамки приличия в отношении между врачом и пациентом, если не считать того, что Саша сидит на его коленях, сжимая в ладони его член… Не переходя со своей стороны. - Саш, здесь только ты и я. ______ Саша просыпается от знакомого ощущения - сонного скольжения пальцев по своей утренней эрекции. Он недовольно морщит нос, пряча лицо в подушку, но пальцы становятся всё настойчивее, вынуждая его вынырнуть из томных объятий сна, чтобы сразу угодить в другие, крепкие, пахнущие решительно и безапелляционно возбуждённым хорватом. - Прости, что разбудил, не смог удержаться, у меня такой адский стояк… - Дани! - Головин давится смехом и возмущением одновременно, подставляя шею под жадные поцелуи и тянет руки за свою спину, касаясь возбуждения Субашича. “А он не врал, кое-кто правда очень рад засадить тебе прямо с утра.” Саша игнорирует вновь раздавшийся в голове голос, стоном выгибаясь навстречу обхватившей его член ладони Даниэля. Его руки больше не чужие, он сам направляет их, лаская мужчину позади себя, накрывая ладонью скользящие по собственному члену чужие пальцы. Ведь если верить доктору, это то, чего он хочет, просто никогда бы сам на это не решился.