Я жду, пройдёт, отпусти, больно, люблю, не лги, я всё помню

Настроение у Валерия Георгиевича хорошее, даже более чем. Удачно заключённая сделка приятно греет, заменяя отсутствующее на небе над Ростовом уже неделю солнце. А вот у Гончаренко настроение ни к чёрту, и дело явно не в собирающем над его головой хмурые тучи дожде. Это откровенно напрягает, портит послевкусие схваченного за хвост успеха. - Что случилось? Виктор неопределённо жмёт плечом, не глядя на Карпина, и поглаживает пальцем зажатый в ладони брелок сигнализации. - Шпиона засланного поймали. На горячем, но слишком поздно… Боюсь с таким багажом отпускать будет опасно… - Так почему он еще жив? - Валерий Георгиевич небрежно закуривает сигарету, глядя в предгрозовое небо. Вопрос ожидаемо рисует на лице Гончаренко еще большую понурость, но Карпин не достиг бы своих высот, если бы одна жизнь перевешивала на чаше весов всё, что он создал. - Вы сами запретили трогать детей. Багажник открывается с тихим щелчком, не намного опережая писк сигнализации, и на обоих мужчин устремляется взгляд напуганных глаз. Напуганных, лишь на мгновение. Связанный по рукам и ногам мальчишка смотрит с вызовом, сердито пыхтит в нос, не имея возможности дышать заклеенным скотчем ртом. “Смелый” - приятно заключает про себя Карпин, скользнув взглядом по худым острым коленкам лохматого долговязого парня. Смелых он любит, от них есть польза, и с ними не в пример интереснее. Он усмехается в чуть дрогнувшую дерзость на лице мальчишки и захлопывает над его головой крышку багажника. - Дети, это святое, Виктор, неприкосновенное. Я сам разберусь. - Босс? - А ты, найди того, кто ему помог, сам бы он так далеко не забрался. - Валерий Георгиевич смотрит на Гончаренко, гонит из головы воспоминания чего-то тёплого, почти зародившегося между ними несколько лет назад, но неловко просочившегося сквозь пальцы, навсегда оставшись глупыми мыслями и утерянными возможностями. - Я доверяю тебе, Вить... _________ Информации о парне нет никакой, разве что имя - Сергей Семак, да возраст. То ли уличный, даже не детдомовский, то ли слишком тщательно заметены все следы, перед тем, как внедрять в его банду крысу. Валерий Георгиевич тянет руку к еще не знавшему бритвы лицу и сдергивает разом полоску скотча с губ, ожидая услышать вскрик, но никак не вопрос. - Вы меня убьёте? - А ты считаешь, что должен? - Должны, - с какой-то обезоруживающей обречённостью отрезает замерший на коленях посреди его кабинета парень, - если не убьёте, то свои решат, что вы слабый, а сильные пожирают слабых. Не думаю, что вы хотите, чтобы вас сожрали. Сергей смотрит дерзко, решительно, Карпин в который раз думает о том, насколько похвально смелый мальчишка, не каждый вот так сможет о своей судьбе, и от того, что он прав, становится только тоскливее - парень красивый. - Неужели не страшно? Семак ведёт плечом неопределённо, едва уловимым движением прокручивая в плотном узле верёвок тонкие запястья, ёрзает на впивающемся в колени ковре, пытаясь уйти от вынужденно сводящего суставы дискомфорта. Лохматая чёлка нахально топорщится, падая на отдающие янтарём глаза. Клыкастая полуулыбка, наскоро смоченная до влажного блеска юрко мелькнувшим между губ языком, еще больше острит скулы. - Бояться разговоров о смерти, всё равно, что бояться волков в лесу, живя в городе. Всегда есть предел дерзости. Предел, за которым хочется добавить в игру красок, перейти на новый уровень, подчинив собственным правилам незадачливого авантюриста, и губы Валерия трогает хищная улыбка. Он не спеша проникает пальцами в карман брюк и вынимает из него нож-бабочку, ловко, одним движением, освобождая лезвие от защиты двойной рукояти. - Значит, чтобы ты испугался, нужно привести волка в комнату? - Холодное лезвие касается горла Сергея, выдирая из-под напускного спокойствия судорожный выдох. Карпин видит, как зрачки Семака топят собой радужку - лучше любого детектора лжи. - У меня могут быть свои причины, чтобы оставить тебя в живых. Но я не стану этого делать, если ты не окажешься мне полезным. Кадык на тонкой шее дёргается вверх и вниз, задевая соскабливающее с кожи капельки пота лезвие, и Сергей косит глаза, упираясь взглядом в ширинку брюк прямо перед собой. Выбор кажется слишком очевидным, намёки слишком грязными. Горячий выдох касается ткани, и Семак наклоняется вперед, влажно накрывая губами мягкий холмик. Зубы прихватывают тонкую дорогую шерсть, тянут на себя, добиваясь того, что пара пуговиц выскальзывают из петлиц, но большего без рук и посторонней помощи не сделаешь. Сергей топит в чужом паху жалостливый стон, трётся старательно с отчаянием щекой о быстро дающее о себе знать чужое возбуждение, лижет широко, расслабляя язык лопаточкой и тут же жадно просовывая острый кончик в образовавшееся на месте капитулировавших пуговиц отверстие, касаясь нижнего белья. Нож всё ещё прижимается к горлу, и первое же неосторожное движение заставляет Семака глухо вскрикнуть, вновь опускаясь ягодицами на пятки. Тонкая теплая струйка резво достигает ворота футболки, окрашивая прилипающую к заполошно вздымающейся груди ткань, и Сергей поднимает взгляд блестящих глаз на Карпина. Кажется, что мальчишка должен начать умолять, сломаться окончательно, выпрашивая возможность остаться в живых, показав свою нужность, но в нём больше гордости, чем даже казалось в самом начале. Семак лишь смотрит, жалобно, ломая углом брови, и в тоже время томно, пряча от Валерия за поволокой зеркало своей души, вновь приоткрывая рот и высовывая язык, терпеливо ожидая. И оказывается вознаграждён. Не отнимая лезвия от бледной шеи, Карпин рывком расстегивает последние пуговицы на ширинке, высвобождая член от нижнего белья, и с влажным звуком ударяет несколько раз головкой по любезно подставленному языку. Сергей кидается вперёд, игнорируя плотнее врезавшийся в кожу нож, накрывая плоть голодным ртом, смыкая губы почти у самого основания, лижет внутри своего рта, щедро смачивая сухую кожу слюной, и тут же одёргивая голову, выпуская из себя член с пошлым чмоком. Блестящая головка скользит по скуле, касается небрежных прядок, пока мальчишка, заигравшись прижимается губами к основанию члена, вбирая в рот по очереди покрытые светлыми завитками яйца, катает каждое языком внутри мошонки, вновь поднимаясь выше по стволу и погружая его в рот, с натугой втягивая щёки. У Валерия Георгиевича не возникает сомнений в опытности парня, даже несмотря на юный возраст, а потому он не жалеет, опуская ладонь на лохматый затылок, запрокидывая Семаку голову, и прижимая ближе его лицо к своему паху. - Открой рот шире. - Сергей вздрагивает, давясь вынужденным удушьем, но исполняет просьбу. Член долбит в горло, заполняя его целиком, пока на глазах не выступают слёзы, не намокают ими щёки, не начинает трескаться сознание в куски от желания вдохнуть, и Семак рвётся из захвата, грозясь оставить в ладони Карпина выдранный клок волос, судорожно глотая воздух и содрогаясь в приступе кашля. Вязкую слюну выталкивает изо рта, она пачкает подбородок, соскальзывая с него и падая на ковер меж разведённых коленей. Нож перестает упираться остриём в сонную артерию, лишь потому, что Валерий Георгиевич опускается на корточки, оказываясь лицом на уровне лица Сергея, недовольно морщится и приподнимает лезвием перепачканный подбородок. - Так не пойдёт, ты всё ещё бесполезный... Он мог предложить двойную игру, шпионаж, информацию… В конце концов, не будь парень таким дерзким - он мог бы просто расплакаться и умолять не убивать его. Но Семак выбрал самый простой и очевидный путь, выбор, который не вязался с его смелостью, и в то же время оправдывался умениями. Почему бы не использовать свои козыри? Это сбивает с толку, заставляет Карпина метаться между осторожностью и милосердием. Сергей смотрит на мужчину покрасневшим глазами в упор, сглатывает остатки удушья, и поднимается медленно на ноги, пробует с нескольких сторон, неуклюже и с трудом стягивает с себя спортивные штаны на резинке, так и не дождавшись, что Валерий Георгиевич станет ему помогать, и вновь, с глухим стуком опускается на колени, разворачиваясь, уткнувшись лбом в пушистый ковёр и оттопырив задницу. Связанные руки не дотянутся до рта, чтобы использовать вместо смазки хотя бы слюну, и Семак пробует как есть, пытаясь оттянуть в сторону ягодицу ладонью, протискивая внутрь себя сухие пальцы. Выходит хреново, собственное тело сопротивляется грубости, спину выгибает горбом от мимолётно прострелившей боли, встреченной шипением сквозь стиснутые зубы. Широкая ладонь на пояснице чуть тормозит, отзываясь на лице парня благодарностью. - Давай я всё же помогу. Жесткие пальцы тянут ягодицы в разные стороны, раскрывая Сергея максимально откровенно, и что-то мокрое и холодное шлепком приземляется прямо на сжатую, чуть покрасневшую дырочку. Семак дёргается от неожиданности, словно от удара, пальцы брезгливо касаются чужой слюны, но, стоит отдать должное, мальчишка быстро приходит в себя, смазывая щедро предоставленную ему смазку, и уже с большим энтузиазмом растягивает вход двумя пальцами, разводя их в стороны прямо перед лицом Валерия. Вскоре и их становится мало, от неудобной позы затекают плечи и колени, но Сергей всё равно добавляет третий палец, протискивая его внутрь насколько это позволяют связанные руки. Глухой стон впитывается в ковёр, лишая Карпина терпения, и он, грубо схватив за запястья, отталкивает чужие руки, мажет головкой по входу в плохо подготовленное тело, и заполняет его собой одним движением, жёстко вжимая пальцы в худые бёдра рванувшего вперёд от боли, зашедшегося в крике парня. Валерий ждёт, сжимает в своих руках съедаемого дрожью, судорожно глотающего воздух Семака, прижимает его спину к своей груди, игнорируя зажатые между ними, связанные руки, даёт к себе чуть привыкнуть, внезапно обнаруживая в себе достаточно садистских наклонностей, чтобы наказать мальчишку именно таким образом. - Ты вероятно думал, что всё будет проще? - Движение бёдер вверх подбрасывает на члене худое тело, вырывая из Сергея новый жалкий вскрик. - Не рассчитал немного. Плоский живот под рукой Карпина каменеет, напрягается стоит ладони скользнуть ниже, погладить яркое юношеское возбуждение, под новый стон парня сжимая его в ладони. Семак подаётся назад, влажно втирая себя в чужой пах, дышит загнанно, едва не хрипом сопровождая каждый вдох и разбивая стоны о сцепленные сильно зубы, пытается не растерять достоинство даже сейчас. Но это против правил. Валерий Георгиевич цепляет пальцами отросшие пряди, давит вперёд, сгибая мальчишку пополам и прижимая его голову к ковру. Он чувствует, как замирает напрягаясь тело вокруг него, готовясь к неминуемому, и упивается новой порцией скулежа, перерастающего в крик, стирая кожу на щеке Сергея о жёсткий ворс. ___________ - Ты обещал, что он меня не убьёт. - Семак задумчиво ковыряет пальцем полоску пластыря на шее, пока Виктор Михайлович дует на его щёку, прикладывая к ожогу ватку с антисептиком. - Не убил же. Он не убивает детей. Сергей шипит от едкой боли в скуле, морщится, отталкивая от себя Гончаренко. - Я уже не ребёнок. - Значит, оказался полезным… - Виктор ухмыляется, замечая, легкую дрожь в плечах мальчишки, и легко касается его губ своими. - Сходи прими душ, от тебя чужим членом пахнет. Семак вновь возмущенно пихается, спрыгивая со стола под смех Гончаренко, и, прежде, чем скрыться за дверью ванной, тормозит, мнётся, собирая мысли в кучу. - Зачем ты хочешь его уничтожить? Мне он показался нормальным мужиком... Лицо Виктора Михайловича мгновенно меняется, смурнеет, словно давно не видевшее солнца небо над Ростовом. Тёплый укол зародившихся еще давно, в другой жизни, невысказанных чувств тонет, захлёбываясь в чёрной обиде и злости, рождая из своей крови жажду мести. - Многое, что кажется, не является истиной. - Фраза кажется слишком размытой, но мужчина не собирается пускаться в объяснения, отрезая: - Иди в душ. Тебе придется еще не раз хорошенько поработать, чтобы заслужить его доверие...