***
Спит юноша плохо: вечно просыпается, оглядывается по сторонам, сонно ищет Чона, а когда не находит, вспоминает, что он уехал, вновь плачет, засыпая. И так по кругу. Даже во сне не удаётся успокоиться, вопреки тому, что там он спит рядом с Чонгуком, с которым всегда было спокойно. Когда юноша просыпается в четвёртый раз, за окном уже светает. Небо приобретает более светлый голубой оттенок, звёзды блекнут, заводят свою песню первые птицы. Тэхён вытирает проступившие вновь после сна слёзы, когда слышит стук со стороны балкона. Омега в сумерках распознаёт Чимина, тут же вскакивает с кровати и спешит открыть двери наверняка замёрзшему на ночном холоде другу. Придворный тихо просит разрешения пройти и тут же оказывается затянутым рукой Тэ в тепло комнаты. Омеги, ничего не говоря, укладываются в кровати, и некоторое время между ними царит молчание. Чимин часто приходит вот так по ночам, тем более знает, что Тэхён обычно рисует, и, вполне возможно, что не спит. Удобно было и то, что комната Чимину всегда выделяется одна и та же, та, что соединяется с тэхёновой балконом. Обычно омеги болтают обо всём и ни о чём в таких случаях, обсуждают последние события, которые привозит из города Чимин, но на этот раз по-другому. Оба они прошлой ночью нашли счастье и утром же его потеряли. Чимин и сам не знает, зачем пришёл, что собирается говорить, и стоит ли говорить вообще. Но ему, прежде, чем начнётся суматоха и проблемы с родителями, необходимо поделиться хотя бы с кем-нибудь тем, что произошло. Тем более объяснить Тэхёну, что, скорее всего, на некоторое время им придётся расстаться — омега не знает, что могут предпринять родители ради того, чтобы избавить его от воспоминаний о том, кто потревожил сердце и душу. Быть может, они спрячут его, чтобы Юнги никогда не нашёл? Увезут далеко-далеко, так, что его будет не найти и никак не связаться с ним. Он должен объяснить Тэхёну причину, по которой на некоторое время пропадёт, должен попрощаться с ним, чтобы в случае чего не разойтись без слов. Но как начать говорить о том, что причиняет боль, и одновременно делает самым счастливым? — Мне нужно кое-что сказать, — начинает придворный, глубоко вдыхая и пытаясь настроиться на нужный лад, пока руки его мнут одеяло — волнуется. Тэхён поворачивается на бок и подкладывает руки под голову, чтобы хорошо видеть профиль друга в утренней голубой темноте. — Мы с Юнги… Мы истинные. Но не спешите радоваться, — прерывает Чимин улыбку на лице друга, немного вымученную, но от этого не переставшую быть искренней. — Прошлой ночью он поставил мне метку. — Но это ведь… Это хорошо, разве не так? — Тэхён хмурится, отвлекаясь от своих мыслей и пытаясь понять, в чём таится причина переживаний Чимина. Он точно знает, что друг переживает — Чимин бы не был таким осторожным и молчаливым, если бы не волновался о чём-либо. Тэхён знает его с детства, знает, что когда он действительно чему-то рад, становится невероятно взбудораженым и взволнованным, поэтому терпеливо ждёт, пока омега ответит. — Вчера вечером мне пришло письмо от родителей, в котором мне сообщили о скорой помолвке с каким-то богатым альфой. Юнги… Он говорил, что не хочет этого, и предложил поставить метку, — Чимин замолкает на мгновение. — Я согласился. Вот только родители против Юнги, и теперь их желание нас разлучить становится ясным — другого вывода, получив письмо, я сделать не могу. И согласиться на помолвку, как и не согласиться, тоже не могу. Они выгонят меня за это, Ваше Высочество, — шепчет Чимин, пока по его щеке вниз стекает слеза. Тэ придвигается к другу, обнимает его и на время ноющая боль в сердце затихает. Так они лежат довольно долго. Тэхён размышляет над тем, что узнал, обнимает Чимина, зарываясь носом в одеяло и наблюдая за светлеющим небом и лёгкими перистыми облаками на нём — погода, как обычно в их краях, сменяется с бушующей на более мягкую. В голове рой мыслей: о Чонгуке, воспоминания о котором крутятся, не прекращая, о Чимине, которому безумно хочется помочь. Всё смешивается в одно, и в конце концов омега зажмуривает глаза, старается сконцентрироваться на одном — Чимине. Тэхён даже в этой ситуации не может позволить себе полностью уйти в себя, не может оставить друга. Но ситуация и правда сложная, Тэхён уверен, что родители Чимина, всегда рубившие сгоряча в ситуациях и не таких страшных, наверняка на этот раз сделают что-то, что изменит жизнь друга надолго, если не насовсем. Они не простят ему эту метку, не простят шанс на счастье, считая, что та партия, которую подобрали они, — намного лучше. — Ёнху знает об этом? — тихо спрашивает Тэ. Чимин еле заметно мотает головой, хочет уже сказать, что ему сообщать точно не стоит, но Тэ опережает, — Нужно сказать ему, он поймёт наверняка, даже не сомневайся. Он всегда был на твоей стороне, и тем более согласится помочь на этот раз. Сами мы не справимся. — Этот брак наверняка не просто так, родители наверняка хотят чего-то добиться с помощью этого… Не уверен, что решение с меткой было правильным. Мне так хотелось стать по праву его, но я даже не знаю, вернётся ли он, — Чимин всхлипывает. Он и правда не знает, что делать, как себя вести, и, что самое волнующее — как рассказать родителям. Они не примут это, он знает. Юнги для них — никто, и если Чимин позволил себе поддаться чувствам, позволил пометить себя, отдать себя без их ведома, зная о скорой помолвке, он тоже станет для них никем. — Я боюсь, что люди отвернутся от меня. Как я могу идти против своих родителей? Тэхён выдыхает, наконец услышав истинную причину беспокойства друга — неуверенность в самом себе, неуверенность в любимом человеке, боязнь непринятия людьми. Тэхён не знает, что это, никогда не испытывал, но в книгах читал, и этого достаточно, чтобы понять, что чувство это по-настоящему паршивое и противное, выедающее изнутри. Омега обнимает Чимина крепче. — Я всегда рядом. И я ни разу за то время, пока ты рассказывал, не подумал о тебе плохо, — успокаивает Тэ. — Ёнху тебя любит, и пусть даже любит принимать решения сгоряча, пусть иногда бывает несдержанным, сомневаюсь, что он оставит тебя. Нужно рассказать ему, обязательно рассказать. Вновь воцаряется молчание. Чимин поглаживает тэхёнову руку, которая покоилась на его животе, сморит в потолок кровати, краем глаза замечая колышащийся полупрозрачный белый балдахин. Возможно, Его Высочество прав? Ёнху никогда не оставлял его в сложных ситуациях, всегда помогал, если помощь требовалась. Нужно рассказать ему, и уже тогда думать, как поступить. Друг его прав, одни они ни за что не справятся. Но вот ещё то, что волнует Чимина: сам принц. За всё время ни слова о себе не сказал, постарался поддержать, хотя ему сейчас точно так же плохо, если не хуже. — Спасибо за поддержку, Ваше Высочество, но я должен спросить ещё кое-что, — осторожно начинает Чимин. Он не уверен, что стоит спрашивать, не уверен, что Тэхён захочет высказаться, но не может закрывать глаза на происходящее. — Вы в порядке? — Я… — Тэхён задумывается, долго подбирая слова, чтобы описать своё состояние, но так и не находит. — Я не знаю, не знаю, как объяснить это. Мне ужасно больно, и я так сильно хочу снова увидеть его… Папа сказал, что от меня пахнет им. Это правда? Прежде, чем ответить, Чимин принюхивается. И правда, в медовом запахе Тэхёна есть что-то ещё, так идеально составляющее комбинацию, что становится идеальным. Запах Тэхёна, сладкий, приторный, теперь стал более сложным, глубоким. — Правда, — Пак улыбается. — Он обязательно вернётся, главное — верьте в это. — Мне немного легче от этого, от того, что на мне его запах, — несколько смущённо признаётся Тэ. Чимин устраивается поудобнее, обнимает младшего и перебирает его волосы, когда Тэхён замолкает. И, кажется, говорить ему больше нечего. Остаются только слёзы, которые Чимин, заметив, стирает, а после шепчет, что-то о том, что скоро станет легче. Тэхён же утыкается в грудь друга носом и плачет до рассвета, до того, как солнце первыми лучами принимается ласкать кроны деревьев, когда, обессиленный, засыпает.✤✤✤
День выдаётся странный, долгий. Тэхён вечно отвлекается на свои мысли, и поэтому после занятий танцами учитель остаётся недоволен, книга, которую омега пытается читать, отложена вместе с альбомом для рисования, в котором Тэ нашёл портреты Чонгука — в последние дни он довольно много его рисовал. Несмотря на довольно хорошую погоду — по небу гуляют пушистые белые облака, ветерок не сильный, и скорее тёплый, чем прохладный — омега сидит в своей комнате, вечно стараясь чем-нибудь отвлечься, всё время кидая взгляд на так и не прочитанное до конца письмо Чона. Он так и не решается прочесть его, потому что на глазах тут же появляются слёзы, а сердце, до этого бьющееся со скоростью света, готово разорваться там, в груди. Но руки омеги каждую секунду тянутся, и каждую секунду он сам себя отговаривает — не время. И не выдерживает… Вместе с мыслями о Чоне проскальзывают мысли о Чимине с Ёнху, которые уехали днём, решая не откладывать дело — нужно было рассказать родителям о метке как можно скорее. Омега, сидя за письменным столом, заглядывает мельком в окно. День постепенно клонится к закату, из сада слышно смех Чжи, где-то в глубине дворца легко играет пианист, перебирая пальцами по клавишам, а свет золотом рассыпается в деревьях, траве, фонтанах и их брызгах. Невероятный вечер, и, будь Тэхён в лучшем состоянии, он наверняка вышел бы в сад, помог бы папе с садовником, возможно. Но чего-то не хватает. В душе пусто, не хочется совершенно ничего, кроме как вернуть время обратно, вновь окунуться в тепло прикосновений, поцелуев и шёпота, совсем как неделю назад. Тэхён вновь кидает взгляд на письмо в руках. Листок, чуть желтоватый, свёрнутый надвое, а на обратной стороне красивым, размашистым, витиеватым почерком Чонгука написано: «Солнцу» Тэхён, словно в бреду, не понимая, что делает, раскрывает лист и вчитывается в начало, наверное, в тринадцатый раз. Слёзы уже стоят на глазах, но то, что хотел сказать Чонгук — намного важнее. «Здравствуй, Любовь моя, знаю, ты плачешь, читая это письмо. Как бы я хотел быть рядом с тобой, как бы хотел защитить от всего этого! Прости, что не могу сделать даже этого… Я много за что себя виню, ты знаешь, и то, что оставил тебя — тоже груз на моих плечах. Ошибка, которую я должен исправить, и, обещаю, исправлю! Не смей сомневаться в том, что я приеду, не смей даже думать о том, что я забуду! Никогда не забуду. Тебя невозможно забыть, Солнце. Плачь столько, сколько нужно. День, неделю, две — не беспокойся ни о чём, хорошо? Прошу, только выдержи это. Старайся не думать обо мне слишком много, ладно? Знаю, знаю, это невозможно, но постарайся заняться чем-нибудь другим — так время разлуки пробежит быстрее. Когда вернусь, обязательно сделаю тебя своим, клянусь. Не смогу не сделать, потому что люблю так сильно! Тэхён — ты то, что мне нужно. Ты, и только ты, больше ничего. И если бы я мог отказаться от ответственности, то сделал бы это сразу же, не задумываясь ни о чём, кроме тебя, лишь бы обеспечить покой тебе, ведь помню, как ты признался, что устал от дворцовой жизни. Но я шёл к этому и не могу оставить всё, зная, на что пришлось пойти ради цели. Цена слишком высока, чтобы отказаться в самом конца пути, когда я уже у цели. Последняя ночь, которую мы провели вместе — лучшее, что случалось со мной за всю жизнь. Ты — лучшее, что случалось за всю мою жизнь. Я буду выглядеть дураком, если просто так откажусь от тебя. Ни за что. Солнце, помни: ты — мой омега, я — твой альфа. Мы всецело принадлежим друг другу, и, даже если это делает больно, я хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше. Надевай мою рубашку, учи словарь, который я оставил тебе, и главное — не сомневайся во мне. Пока не наступила последняя ночь, я не хотел давать надежды, потому что не знаю, как всё обернётся. Не хотел сделать больно в случае, если обещание сдержать не удастся. Однако я пообещал и виню себя за это в минуты, когда стараюсь мыслить умом. В минуты же, когда мной руководит сердце, знаю, что сделал всё правильно. Я должен попросить у тебя прощения. Я делаю тебе больно, но ты всё равно продолжаешь любить меня, и даже более того, прошлой ночью доверился… Тэхён, я бесконечно люблю тебя! Никак не мог подумать тогда, в тёплый весенний день, что омега, которого случайно встречу в лесу, перевернёт всю мою жизнь, но именно это ты и сделал. Я никогда не был нежным, понимающим, так мне кажется. Брат заставлял меня делать ужасные вещи, и моё сердце огрубело. Но с тобой вся жестокость словно испарилась — ты возродил во мне то трепетное, что я потерял, и я не могу позволить себе рядом с тобой быть жестоким, потому что ты заслуживаешь самого лучшего. Ты научил меня смотреть на вещи по-другому, и я безмерно благодарен Богам за то, что ты — мой омега. Никак не мог подумать более месяца назад, что, отправляясь в Гримдольф, найду свою единственную любовь. Я научу тебя счастью. Прошу, присылай мне письма, о которых говорил. Я буду читать каждую строчку, каждую букву, буду отвечать тебе на каждое письмо. Я знаю, ты сильный, и, даже если ты сомневаешься, уверен, что ты справишься.Моё сердце навсегда принадлежит тебе.
С любовью, твой Чон Чонгук»
Тэхён беззвучно плачет, перечитывает, перечитывает, и снова плачет, пока из дальних комнат до сих пор доносится музыка, а из окна смех брата. Жизнь течёт своим чередом, а он второй день сокрушается о расставании с, кажется, самым нужным сейчас человеком, которого никто и никогда заменить не сможет. Все строки словно на сердце остаются выгравированными, а из глаз всё капает и капает солёное, попадая на бумагу и заставляя чернила чуть растечься. А когда пытается написать ответное первое письмо, никакие слова не идут в голову — всё не то, всё не по делу. Мысли смешиваются в одно, а переживания о Чимине и Ёнху лишь добавляют забот, из-за чего омега вновь с трудом проводит вечер и плохо спит ночью, надеясь завтра получить вести из семейства Пак.✤✤✤
Но вести не могли прийти, потому что этой же ночью Чимин вместе с Ёнху в экипаже уже едут обратно. Прибыв домой вечером, они получили довольно тёплый приём от родителей, ужасно воодушевлённых свадьбой младшего сына, даже не заметивших стеснённое, настороженное настроение детей. Чимин до ужина решил умолчать, словно хотел провести с семьёй последнее время — знал, что случится, когда расскажет. Когда же после ужина Ёнху подтолкнул сомневающегося Чимина к тому, чтобы наконец-то перестать морочить голову родителям, папа омеги тут же увёл его в дальнюю комнату — там его ждал портной, за которым родители послали сразу же, как увидели экипаж на горизонте. И только когда Чимин отказался от его услуг, родитель наконец-то заметил что-то неладное. Не стоит и говорить о том, что случилось после того, как бедный омега признался во всём и просил прощения со слезами на глазах за свои чувства. Папа и слушать не хотел, обвинял всё время во всех их семейных несчастьях, неблагодарным называл, о Юнги ужасные вещи говорил, пока по щекам омеги текли слёзы отчаяния. Стало только хуже, когда на шум пришёл отец, от которого и в обычное время с трудом можно было увидеть нежность. И хорошо, если бы он просто кричал, ругался — это вытерпеть вполне возможно, но когда родной отец в порыве гнева замахнулся на него рукой, чтобы ударить, стало невыносимо. Чимин, со слезами на глазах наблюдает за проносящимся за окном умиротворённым ночным пейзажем, вспоминает, как Ёнху, не выдержав более, ворвался в комнату и защитил его, подставив себя под удар, и плачет отчаяннее. После были ещё какие-то грубые слова в их сторону, но Чимин не помнит, что именно им говорили, да ему это и не нужно. Помнит единственное отцовское роковое «Убирайтесь!», помнит, как папа, кажется, плакал. После Ёнху вывел его из дома и тут же дал распоряжение кучеру ехать обратно во дворец. Сам альфа держится как может, но скрыть свое отчаяние ему не удаётся. Глаза его бегают иногда из стороны в сторону, мозг отчаянно думает о том, как быть дальше, где жить, а руки нежно сжимают пальцы брата в надежде успокоить его. Иногда шепчет что-то вроде «Всё будет хорошо, я что-нибудь придумаю», обнимает брата, когда тот в секунды отчаяния совсем не может терпеть, но Ёнху совершенно не знает, что придумать. Единственные, у кого они могут попросить помощи на время — королевская семья. Вряд ли кто-то другой примет их, так как родители наверняка запретят делать это друзьям в надежде, что они всё же приедут обратно. Однако пути назад нет, метка уже на Чимине, он уже принадлежит другому. К слову, Ёнху совсем не злился, когда узнал. Наоборот, обрадовался за брата, который пришёл к нему вместе с Тэхёном, выглядевшим не лучше. Про родителей он как-то даже и не подумал, но когда узнал о том, что те решили устроить свадьбу без ведома Чимина, вспылил. А дома, когда выпала возможность, высказал всё, пусть и получил за это от отца по скуле, которую Чимин сейчас оглаживает. — Что мы будем делать, Ёнху? Нам некуда идти… — шепчет омега, вновь отворачиваясь к окну. За ним уже сумерки сгущаются, на светлом высоком небе проглядывают первые звёзды, видно очертания деревьев, ещё далёких. Ночь тихая, спокойная, тёплая, накатывает на королевство, укрывает его. Чимин с болью вспоминает о жестокости родителей, и это ранит больше, пусть даже он и предполагал, что всё обернётся именно так. Он надеялся, что все обойдётся, даже если знал, что этого не случится. — Я попрошу временной помощи у Его Высочества Тэхёна. Если придётся, дойду до короля. Поверь, мы выкрутимся. Главное, не смей даже думать, что эта метка и ваши чувства — ошибка, потому что это не так, — говорит Ёнху. — И не вини себя. Родители сами виноваты в сложившейся ситуации, они никогда особо не спрашивали у тебя мнения, и я обычно закрывал глаза на это, но на этот раз ситуация зашла слишком далеко. Они не вправе решать за тебя. Если бы Юнги не было, я бы понял их, потому что время идёт, и ты должен выйти замуж, но они прекрасно знали о нём и всё равно сделали это, решили за тебя. Ты не виноват в своих чувствах. Никто не виноват в том, что вы истинные. — Спасибо тебе, — Чимин поворачивается лицом к брату, и тот замечает блестящие слёзы на его щеках и искреннюю благодарность, смешивающуюся с отчаянием. Ёнху находит в себе силы улыбнуться и обнять омегу, хотя у него самого мысли не намного светлее, чем у брата. Теперь остаётся только надеяться на то, что Юнги вернётся, как клятвенно обещал Чимину. Лишь он один может исправить сложившуюся ситуацию. Всё, что есть у Чимина и Ёнху — вера. И пусть альфа так ненавидит зависеть от кого-то, сейчас не остаётся ровным счётом ничего. Его не примут даже на самую грязную работу просто потому, что он — сын Паков, он не сможет обеспечить себя и брата тем, что имеется в его распоряжении. Месяц, может быть, но если это продлится дольше, в чём Ёнху уверен — нет.✤✤✤
Чон входит во дворец Хельцвуда, когда ночь окутывает его полностью. Несмотря на позднее время, никто не спит, во всех коридорах зажжены свечи, а у входа его сразу же встречают некоторые придворные, прислуга и управляющий дворцом. Его явно ждали сегодня, так как удивления будущий король не встречает. Все они кланяются, но Чонгук более, чем уверен в том, что делают это лишь из обязанности, никак не из желания. Большинство из тех, что стоят перед ним — люди Хёнвона, и, скорее всего, его, Чона, они не примут. Их наигранность хуже, чем если бы они искренне воспротивились ему, так он думает. Однако, во дворцах редко кто бывает честен с самим собой, не говоря уж о совершенно чужих друг другу людях, поэтому ожидать от этих людей искренности было бы слишком наивно. С мыслью о том, что теперь ему будут лишь только кланяться, Чон сжился за время пути, поэтому сейчас на лице его ни одной эмоции. Только где-то в груди что-то отзывается болью, но мужчина пока не отдаётся этому ощущению. Быть слабым в глазах будущих подданных, показать людям Хёнвона, что им можно будет вертеть, как им вздумается — вот чего стоит опасаться. И это первый раз, когда Чонгук благодарит брата за то, что тот своим отношением к нему закалил характер настолько, что сейчас это позволяет сохранить невозмутимость. Альфа хмуро оглядывает встречающих, ничего не говорит и идёт в глубину дворца, тут же на ходу снимая плащ и отдавая его в руки дворецкому. Чонгук точно ощущает на своей спине кучу злых, а, может быть, и исполненных надеждой взглядов, но не оборачивается. Знает и то, что сейчас наверняка по дворцу пройдутся неоднозначные разговоры о его возвращении. Знает, что уже сегодня ночью, в которую вряд ли кому-то удастся уснуть, появятся первые недовольные. Об этом всём его предупредил Намджун, и если многие считают, что он приехал неготовым — это далеко не так. Чон более, чем готов. Разве что веры в себя не хватает, вечные душевные терзания мешают, но альфа старается задвинуть всё это подальше — не сегодня об этом думать, не сегодня. — Собирается срочное собрание парламента, Ваше Высочество. Вы должны присутствовать, — тихо оповещает дворецкий, и Чонгук думает про себя о том, что, видимо, больше никто сообщить не осмелился. — Мне нужен час, — сухо говорит Чон. Дворецкий хочет было что-то сказать, но альфа прерывает его, — Я должен поговорить с мужем брата и узнать всю обстановку во дворце королевства прежде, чем пойду на собрание. Оповестите их. Не захотят ждать — пусть уходят, — Чонгук прекрасно понимает, что собрание больше нужно парламенту, нежели ему. Кучка политиков, до этого не знакомых с ним, желает как можно быстрее узнать будущего короля, наплевав на позднее время, потому что попросту боятся его, человека, которого знают лишь по рассказам. В их интересах ждать его. К тому же, если он с самого начала покажет свою независимость, они явно поймут, что крутить им, как вздумается, не удастся. — Его Величество просил, чтобы вас привели, как только вы приедете, — ещё тише сообщает бета, видимо, боится, что Чон и здесь поставит свои правила. Однако альфа кивает, а после идёт следом за выдохнувшим дворецким. Когда дворецкий приводит мужчину в просторную комнату, Чонгук тут же находит в ней Ихёля, который, странное дело, встречать его не вышел, хотя двух всадников наверняка заметили ещё как только они въехали на территорию дворца. Он сухо кивает омеге, на что тот не реагирует, продолжая что-то вышивать на ткани. Только раз голову поднимает, смотрит нечитаемым взглядом, но после снова возвращается к своему занятию. Чон кивает на него дворецкому, спрашивая словно, что с ним, но в ответ ему лишь качают головой и опускают взгляд. Только на следующий день он узнает от ещё одного доверенного человека о том, что омега уже оплакивает мужа и последние два дня, как раз после того, как Чону послали письмо, к Хёнвону в комнату не ходил, хотя до этого целыми днями только там и находился. Только на следующий день альфа узнает о подтверждённой беременности. Сейчас же он оставляет мужа брата одного, на попечение придворных, направляясь уже в свою комнату, чтобы переодеться, узнать о последних событиях, настоять на назначении Юнги на более высокий пост и только тогда сходить к брату за тем, чтобы попрощаться — самое сложное из того, что ему предстоит этим вечером, и что откладывать никак нельзя. Ужасное может произойти в любую секунду. Возвращение в место, которое всем сердцем ненавидишь, всегда даётся с трудом. Чонгуку неродными кажутся коридоры, стены дворца, и даже собственная комната оставляет ощущение, словно она чужая — так давно он, кажется, здесь не был, так много в нем изменилось за прошедшее время. Ему катастрофически не хватает его, тёплого лучика, который так легко растопил лёд благодаря одной своей улыбке далёким весенним днём, когда они ещё не знали, что в их жизни началось что-то волшебное. И как бы Чон ни заставлял себя прекратить вспоминать, переживать, ничего не выходит. Ужасно хочется обнять, поцеловать, успокоить наверняка ужасно переживающего омегу, но всё, что может сделать Чонгук — взглянуть на то же небо, на какое, возможно, смотрит омега и собраться с силами ради себя и него.