Christina Perri — A Thousand Years
Тэхён ощущает себя самым счастливым, когда Чонгук кружит его в танце, когда руки альфы лежат на его талии, легко поднимая в первом королевском танце, а взгляд его, наполненный нежностью и искренней любовью, и улыбка, такая чистая, направлены только на него одного. Тэхён в руках альфы загорается, легко касается кончиками пальцев его шеи, обвивает её в танце, кладёт ладони на скулы альфы, смотрит на одного только короля, смущённо улыбается, когда Чон шепчет комплименты на ухо. Всё вокруг становится по-настоящему не важно, когда Чонгук не удерживается, прижимает его к себе за талию и со страстью целует под грохот аплодисментов в конце первого королевского вальса. Альфа улыбается в поцелуй, чмокает без разбора всё лицо омеги, снова накрывает губами уже свои и без конца шепчет «Мой», заставляя Тэхёна смущаться безумно, но в то же время поддаваться родным рукам, глазам, губам — всему Чонгуку. Чонгук говорил, что для Тэхёна он не король, он прежде всего муж, любимый, истинный для него, но как иначе объяснить желание омеги подчиниться? Чонгук — полноправный король его сердца, он завоевал его всего, он один единственный имеет право целовать, касаться, шептать «люблю», приглашать на танец, в этот вечер, и всю будущую жизнь. Он единственный имеет право вдыхать его аромат, ведя носом по шее, намекать на скорую ночь, шептать на ухо не только комплименты, но и жаркие слова, от которых щёки юноши загораются алым. Тэхён так часто шепчет «Мой король» в порыве чувств, с искрами в глазах, что альфа пьянеет совсем не от вина, к которому не прикасается почти в этот вечер, а от омеги, изящного, хрупкого, отдающегося в его руки безвозвратно, милого, невероятно прекрасного. В золотых лучах закатного солнца, в алых лепестках роз, которые падают сверху в конце их танца, Тэхён Чонгуку кажется чудом, не иначе. Его личным и единственным чудом. В светлых глазах омеги искры счастья, и Чонгуку кажется, что они могут осветить даже самую тёмную ночь, если это потребуется. Его ресницы дрожат, когда он в предвкушении поцелуя прикрывает глаза, а тонкие пальцы ласково оглаживают чонгукову шею в поцелуе, на который омега отвечает с лёгкой улыбкой на лице. Это лучшее, что Чонгук когда-либо ощущал: понимать, что твоя любовь приносит кому-то столь огромное счастье — невероятно. Понимать, что тебя любят не меньше, что точно так же отдают всего себя, доверяют — невероятно. Чонгук клянётся, что никогда не заставит омегу плакать, клянётся, что слёзы на его глазах будут только в одном случае — в случае безмерного счастья, как сейчас, Чонгук клянётся, что защитит их любовь, если это понадобится, во что бы то ни стало, клянётся, что никогда не позволит кому-либо сделать его омеге больно. Он сделает всё ради его улыбки, даже больше. Звёзды с неба достанет, Луну увеличит, пионы принесёт холодной зимой, летать научит, горы заставит крошиться, океаны высушит — он ради Тэхёна на всё готов. Чонгук целует страстно, доказывая любовь, преданность, искренность чувств. Он всё никак напиться не может, не может позволить самому себе отстраниться от самой сладкой сладости мира, от своего омеги, тем более течного, такого податливого, чувственного и ласкового. Альфа сжимает тонкую талию ладонями, рычит, кусает, а Тэхён позволяет ему, льнёт ближе, чуть ли не мурлычет в поцелуй, потому что нуждается в нём точно так же, как альфа, если не сильнее. Ему необходимо знать, что он нужен, что его любят, и Чонгук показывает это. Юноша улыбается, когда Чонгук отстраняется, шепча о том, что все на них смотрят. Но омеге на это всё равно, для него весь мир сосредоточился на одном лишь человеке — на том, кто с такой нежностью заботится о нём, любовь свою дарит. Тэхён только для него такой в этот вечер: только для одного него, Чонгука, его улыбка, для него все взгляды, для него все танцы, для него все обещания, для него все прикосновения, для него даже дыхание. Чонгук обещает, что, как Тэхён отдаёт всего себя, так и он всего себя отдаст, всегда будет опорой, докажет, что кольцо, которое красуется на пальце омеги, воистину обозначает то, что они будут вместе всегда, что любовь не умрёт даже после их смерти. Чонгук словно влюбляется в Тэхёна заново, видит его в первый раз. Он с упоением наблюдает за ним, не может перестать улыбаться при этом, не может отказать в просьбе потанцевать ещё немного, пусть даже против, потому что видно, что юноша уже устал. Он не отказывает, уносится в танец снова, вдыхает медовый аромат, кружит омегу, соединяется с ним и музыкой в одно целое, словно взлетает. Не отказывает, потому что знает, что этот вечер для них обоих значит так много, что упустить возможность показать свою любовь, наконец-то прокричать о ней, поделиться счастьем со всеми — будет грехом. Они не замечают ничего вокруг: ни Мину с Ёнху, которые втайне сбежали в сад, ни родителей омеги, которые весь вечер только что и смотрели на влюблённых с улыбками и слезами, ни Ихёля, который, стоя в сторонке и наблюдая за ними, впервые за долгое время нежно улыбается, ни Чимина с Юнги, которые оказываются второй по красоте, после королевской, парой. Они не замечают, как на смену вечеру приходит ночь, как вино сменяется более крепкими напитками, не замечают восхищённых взглядов. Замечают только друг друга, упиваются друг другом, дарят полные нежности и страсти взгляды, не отпускают руки ни на секунду, посвящают все танцы одному — любви друг к другу. Они действительно опьянены любовью, опьянены насыщенностью чувств, яркостью вечера, важностью события. Чонгуку безумно хочется увести наконец Тэхёна из зала, забрать одному только себе, закрыться с ним в их уже общей новой комнате, снять одежду, оставить поцелуи по всему телу, взять то, что должен, но он позволяет омеге насладиться праздником ещё немного. Чонгук жадный до безумия, если это касается Тэхёна, и ему очень хочется, чтобы все знали, что этот шикарный омега его, но в то же время он хочет спрятать Тэ от чужих глаз подальше, чтобы наслаждаться мог только он один. Однако вопреки всем его желаниям, приходится ждать, когда все гости разъедутся, когда каждый человек обнимет его Тэхёна, когда каждый перед тем, как сесть в карету, пожелает удачи и счастья, и это немало раззадорило Чона, горящего желанием, потому что обнимали Тэхёна не только омеги: альфы позволяли себе поцеловать его руку, пьяно улыбавшись. Должно быть, поэтому Чонгук уже после пятого такого нахала, который, понятное дело, действует строго по правилам этикета, не позволяет Тэхёну от себя отходить. Потому что к его Тэхёну этой ночью прикасаться может только он, только он имеет право целовать его, своего течного, уставшего от празднества омегу. В нем нарастает что-то животное, дикое, и он почти рычит. После он ожидает, когда Джин вновь наплачется вдоволь, а Чимин ещё раз восхитится красотой Тэхёна, прежде чем уйти в свои комнаты. Только потом Чонгук наконец-то, предварительно подарив глубокий поцелуй, отдаёт омегу в руки бетам, которые помогут подготовиться, а сам решает прогуляться по саду, стараясь угомонить пылающее от предвкушения сердце.✤✤✤
Солнце давным давно зашло, а на его место вступает Луна, за окном далеко за полночь. Последние гости разъехались около получаса назад, во дворце относительно тихо — комната, которую для них выбрал Чонгук, находится далеко от бального зала, где сейчас вовсю идёт уборка. Кстати говоря, о комнате. Её Тэхён получил в качестве подарка на День рождения от альфы: ещё днём, перед балом, уже после того, как приехал художник, король показал ему их новые общие апартаменты, где им удалось ненадолго скрыться от суеты праздника. Она намного просторнее, чем его прошлая комната: выполнена в светлых тонах, здесь есть высокие окна, спрятанные за светлыми шторами с тюлем, с выходом на балкон, который обрадовал омегу, рабочий стол для альфы с удобным мягким креслом, мольберт для Тэхёна, огромный шкаф с одеждой, резной ночной столик и зеркало в полный рост в тон ночному столику, книжный шкаф с множеством изданий, дорогой мягкий ковёр на полу. Кроме того, в комнате имеется выход к их ванне, а это, как кажется Тэхёну, большой плюс, пусть даже его несколько смущает то, что Чонгук в любое время сможет его увидеть. И, конечно, огромная кровать посередине комнаты, застеленная мягким дорогим бельём бордового цвета и белыми подушками, расшитыми золотом. Омега, обращая внимание на кровать, вспыхивает, прикрывает ладонями алые щёки и глупо улыбается, когда вспоминает, как Чонгук опрокинул его тогда на неё и стал несдержанно, с утробным рычанием целовать, ладонями оглаживая тело и пробираясь под блузку, грозя разорвать её. Он тогда шептал что-то о том, что Тэхён невероятно вкусно пахнет, что он самый лучший, самый красивый, рычал, когда омега несдержанно, будь она неладна эта течка, постанывал и задыхался в ощущениях, подаваясь навстречу. Должно быть, если бы не слуги, которые пришли, чтобы оповестить о прибытии художника, альфа бы не остановился, наверняка бы зашёл намного дальше, чем поцелуи, и от этого Тэхёну ещё жарче, ведь сейчас, вечером, когда Чонгук вернётся, его уже никто не остановит. Альфа оставил Тэ на время, за которое беты должны были подготовить его, но уже совсем скоро вернётся. Это и волнует юношу больше всего. Что тогда делать, что говорить, как себя вести? Омега опирается руками на подоконник, выглядывает в окно, глубоко вдыхает осенние ароматы, витающие в воздухе, старается успокоить бешено бьющееся сердце, когда поднимает голову вверх, наблюдает за звёздами и уже ртом вдыхает ночную свежесть. Воздух влажный, пропитанный ароматами осени: юноша улавливает запах опадающей листвы, сухой травы, горящих в камине дров. Нужно успокоиться, перестать думать о том, что что-то пойдёт не так, довериться ощущениям и инстинктам. Довериться Чонгуку. Но как можно не волноваться, когда тебя ждёт первая брачная ночь, а ты даже не знаешь, как себя вести, что говорить? Тэхён безумно боится сделать или сказать что-то не так, потому что искренне хочет, чтобы Чонгуку всё понравилось. Но как сделать так, чтобы альфа остался доволен, когда он даже не знает, что делать? Принц обхватывает руками тело, спасаясь от внезапно поднявшегося прохладного ветра, закрывает окно, подходит к высокому, в полный рост зеркалу, снова осматривая себя с ног до головы: всё должно быть идеально, никак иначе. На нём длинная белая ночнушка, которую дали ему беты, но если прошлая его ночная одежда и не была такой длинной, то скрывала тело хоть немного, позволяя Тэхёну прятать то, что не должно быть замечено, эта не скрывает совершенно ничего — сквозь белую ткань тело видно, настолько отчетливо, чтобы понять, но не настолько, чтобы разглядеть в подробностях. Так, чтобы заставить альфу хотеть снять её с него, хотеть его. Из украшений на нём теперь уже только тонкое кольцо, которое Чонгук надел на него в церкви, хотя беты, которые помогали ему переодеться, настаивали на том, чтобы он надел золотые украшения. Омега поднимает руку для того, чтобы разглядеть тонкое колечко, нежно улыбается, а после снова устремляет взгляд в зеркало: он встревожен, и это по лицу видно. Взгляд потерянный, бегает, щёки красные, потому что течка совсем не отступает, наоборот, к вечеру отяжелевшее тело совсем, кажется, не слушается, точно так же, как и мысли. В животе жарко, тяжело, тело словно наливается свинцом, из-за чего двигаться не хочется совершенно, ноги гудят от долгих танцев, а губы горят, словно просят поцелуя. Это пугает очень, и уже намного сильнее, чем перед венчанием, потому что тогда были мысли и помимо этого, и они отвлекали, а теперь остаётся лишь один повод для переживаний — его усиливающийся аромат и то, что уже днём, когда было нельзя, альфа не мог себя сдержать, с ума сходил. Что будет сейчас, когда всё разрешено? Но то, что заставляет Тэхёна смущаться больше, чем когда-либо — желание ощутить сильные руки короля на теле не уменьшается, наоборот, хочется всё больше, хочется, чтобы альфа прямо сейчас оказался рядом, пресёк все волнения, поцеловал, пообещал, что всё будет хорошо, а после… А что после? Тэхён не знает, и это пугает ещё сильнее. Омега вновь закрывает глаза, старается дышать глубоко, не думая о том, что будет. В своей утренней записке Чонгук сказал не волноваться о том, что будет, а днём, когда в этой самой комнате целовал его, а Тэхён зажимался и смущался, сказал не думать ни о чем, кроме как о нём и наслаждении. Но сейчас, когда неизбежное близко, когда его самого посещают такие желания, от которых становится жарко, как себя вести? Он весь день с ума сходит от одного лишь жаркого, полного страсти и жадного желания взгляда Чонгука в свою сторону, не говоря о его прикосновениях, которых хочется больше. Хочется, чтобы Чонгук был везде, чтобы кусал, целовал, рычал, брал по праву то, что отныне навсегда принадлежит только ему. Тэхён хочет Чонгука до взрывающихся на кончиках пальцев молний, ожидает его возвращения с трепетом и нетерпением, ведь знает, что получит всё то, о чём так долго думает. Но это смущает его ещё невинную душу, ведь он никогда подобного не желал, а теперь все его мысли заняты одним лишь королём. Кажется, словно он совсем рядом, словно стоит сзади, обвивает талию руками, словно утыкается носом в его шею, словно его сладкий пьянящий аромат прямо сейчас окутывает. Омега настолько поддаётся собственным мыслям, что ему правда кажется, что он совершенно реально ластится к чонгукову телу, словно все те поцелуи на и шее плечах — реальны, а их руки правда сплетены вместе в районе его живота. Это настолько нежно, сладко, ненавязчиво, что Тэхёну даже думается, что всё это — правда. Он одёргивает себя, возвращая в реальность и стараясь отогнать плод собственного разыгравшегося воображения, но когда горячие губы короля касаются тонкой кожи на шее и несдержанно прикусывают, он осознаёт, что всё более, чем реально. И даже если это пугало его до этого, сейчас, когда оказывается в сильных родных руках, становится легче. Как можно переживать о том, что что-то пойдёт не так, когда Чонгук рядом, когда он настолько нежный и ласковый, что Тэхёну самому кажется, словно он — чистый хрусталь. Омега совсем расслабляется, когда король оставляет первый поцелуй за ухом — то самое чувствительное место, после касания к которому по телу омеги пробегается дрожь. Тэхен выгибается в спине, более чувствительным, чем обычно, телом ощущая парадную одежду Чонгука, когда руки альфы исследуют его, проходятся по животу, вниз, к бёдрам, возвращаются обратно, словно играя, а губы, горячие и сухие, целуют его шею. — Ты невероятно красивый, — Чонгук укладывает голову на плечо Тэхёна, чтобы встретиться с его несколько взволнованным и смущённым происходящим взглядом в зеркале. — Et seulement le mien (И только мой), — альфа неприкрыто, даже жадно, с полным желания взглядом, таким, под которым Тэхён смущается сильнее, рассматривает в зеркале только для вида спрятанное под прозрачным одеянием смуглое, ещё не познавшее любви тело: стройные длинные ноги, пышные бёдра, тонкая талия, руки, выглядывающие ключицы, полувозбужденный из-за течки член — нереально соблазнительно, и только для него. Приглушённый свет от камина мешает рассмотреть желаемое полностью, поэтому сорвать с омеги одежду хочется ещё сильнее, чтобы коснуться, поцеловать, рассмотреть… Он хотел увидеть это весь день, а сейчас наглядеться не может, спешить не хочет, наоборот, желает растянуть эту ночь так, чтобы она перетекла в утро, чтобы Тэхён её никогда не забыл, чтобы просил ещё, ещё и ещё… От осознания того, что только он может видеть Тэхёна таким, только он может сполна наслаждаться телом, только он может хотеть его, у Чонгука кровь закипает в венах. Он желает омегу прямо сейчас, хочет взять его, показать всю свою любовь, и этому свидетельствует возбуждение, кровью отдающее в низ живота. Но так же он не хочет торопиться, хочет растянуть момент, хочет, чтобы Тэхён расслабился, понял, чего он хочет, и просил его об этом. Единственное, что волнует и останавливает Чонгука, это то, что Тэхён смущён донельзя, что тело его ему навстречу идёт, а омега, глупенький, стесняется этого, в глаза альфе посмотреть не решается, все время отводя взгляд. С этим нужно разобраться, потому что альфе не нравится, что омега смущается его — он хочет, чтобы ничего не мешало им этой ночью. Но как помочь Тэхёну преодолеть смущение, как доказать, что всё происходящее правильно, что последний, кого он должен стесняться — Чонгук? Конечно, однажды они уже попробовали поддаться страсти, казалось бы, почему должны стесняться сейчас, но то было не так, то было в отчаянии не попробовать, то было совсем невинно по сравнению с тем, что Чонгук собирается сделать сегодня. Тем более, юноша совсем не знает о том, что ждёт его, поэтому боится, что кажется альфе совершенно понятным, пусть даже это и глупо. Но прежде, чем постепенно подтолкнуть омегу к тому, чтобы он забыл собственные глупые страхи, прежде, чем окунуть его в любовь, Чонгук должен сделать кое-что ещё. Да, конечно, он подарил Тэхёну их общую комнату сегодня днём, но этот подарок, как никак, идёт и ему на пользу, поэтому альфа подготовил кое-что ещё, но упорно ждал вечера, когда они смогут остаться наедине. Он, заставляя юношу заинтересоваться, отходит к ночному столику, открывает позолоченный шкафчик и достаёт оттуда бархатную коробочку, возвращаясь обратно, точно так же вставая со спины омеги и встречаясь с его взглядом в зеркале. — Сегодня твой День рождения, и я помню, что ты не любишь громоздких украшений, поэтому заказал у ювелира кое-что, что, как мне кажется, очень тебе подойдёт. Но я пойму, если ты откажешься, ладно? — Чонгук искренне волнуется, потому что знает, что Тэхён правда не любит украшений, что отличает его от других омег. Альфа дрожащими пальцами открывает коробочку, следя за реакцией мужа. Он сам рисовал эскизы ночами, пока омега спал, долго искал тот самый вариант, сам долго-долго выбирал камень, который хотел бы, чтобы Тэхён носил, поэтому переживает сейчас так, словно дарит подарок впервые. А Тэхён теряется, потому что никак не ожидал ещё одного подарка. В коробочке он находит тонкую цепочку с прозрачным камушком на ней, и если даже ему не нравятся украшения, это он будет носить всегда. Он касается кончиками пальцев поблескивающего в свете камина украшения, встречается пальцами с чонгуковыми, которые держат коробочку, оглаживает, а после поднимает смущенный и благодарный взгляд вверх, чтобы встретиться с глазами альфы. — Я с удовольствием буду его носить, — с улыбкой говорит Тэ. — Наденешь его на меня сейчас? — словно в подтверждение собственных слов просит. В ответ Чонгук с улыбкой без слов вынимает золотую подвеску из коробочки, обвивает её вокруг тэхёновой тонкой шеи, а после застегивает, оставляя ещё один поцелуй на смуглой коже. Он так переживал, что подарок омеге не понравится, долго сомневался, стоит ли, но теперь, когда Тэхёну точно нравится, когда он, не любящий украшения, с восторгом на подвеску смотрит, касается пальцами камушка, принимает его подарок, не остаётся никаких сомнений. — Merci à toi (Спасибо тебе), — шепчет омега, вновь встречаясь взглядами с альфой. Чонгук ему в ответ улыбается, с восхищением рассматривает, как идеально и по-настоящему по королевски смотрится на его медовой коже золотая цепочка и камушек, особенно сейчас, в неярком свете камина, который создаёт ту самую волшебную, намекающую на интимное атмосферу. — Это тебе спасибо, — улыбается альфа, чуть смущаясь вдруг, что для него не свойственно, но, кажется, Тэхёна это совсем не останавливает — омега всегда заставляет его ощущать то, чего он не чувствовал ранее. — Устал? — тихо спрашивает, впитывая сладкий аромат и проводя руками по животу омеги. Тэхён смущённо мотает головой и шепчет «нет», так неуверенно, так мило, что Чонгук не выдерживает, снова целует глупыша в шею. — Устал, я же вижу. Есть предложение, — шепчет на ухо, прикусывая мочку и заставляя Тэхёна прикрыть глаза в наслаждении. — Nous prendrons le bain ensemble (Примем ванну вместе)? — Чонгук уверен, что это наверняка поможет Тэхёну перестать смущаться, или хотя бы поможет ему ощутить себя комфортнее, расслабиться и открыться. Тем более, после долгого бала и общения с гостями, альфа уверен, принятие ванны им пойдёт только на пользу. — Ensemble (Вместе)? — Тэхён тут же напрягается, раскрывает глаза так широко, что немало забавляет этим короля. Выглядит он при этом как самый настоящий ребёнок, и Чонгук даже удивляется, каким образом это невинное создание вызывает в нём нереальное желание и откровенные мысли. Он оставляет ласковый поцелуй на макушке принца, утыкается носом в его волосы прежде, чем ответить. — Seulement ensemble (Только вместе), — кивает Чонгук. Он уверен, что это поможет им преодолеть тот невидимый барьер, который заставляет Тэхёна смущаться и волноваться, мешая до конца расслабиться. Чонгук хочет, чтобы Тэхён не боялся его, не смущался, чтобы сгорал в его руках, просил большего, выгибался навстречу, а для этого нужно справиться с его страхами. — Не стесняйся меня, солнце. Знаю, это волнительно для тебя, потому что в первый раз, но не стесняйся меня. Соглашайся… — шепчет король, потираясь носом о плечико омеги. — Я… Хорошо, — соглашается, пусть даже сомневается в правильности своего решения. Это ужасно смущает, ведь они ни разу не видели друг друга обнажёнными, разве что той жаркой ночью, но тогда было по-другому, совсем по-другому. Тогда Тэхён не видел тела Чонгука, да и альфа в основном лишь касался его. Теперь Тэхён знает, что этой ночью должно произойти что-то большее, чем тогда, поэтому волнуется, и сам с волнением своим не справляется, но всё же соглашается на предложение альфы, потому что Чонгуку доверяет больше, чем кому-либо ещё, знает, что его альфа никогда не сделает больно. Чонгук знает, что короли обычно ванну не готовят, всё это делает прислуга, но он с удовольствием делает это для Тэхёна: включает воду, добавляет ароматное масло, зажигает свечи. К тому же, вызывать совсем не нужных в этот момент слуг ему не хочется — они только испортят атмосферу, лишь больше засмущают Тэхёна, который и без того волнуется очень. И только когда все приготовления закончены, когда он убеждается в том, что температура воды не слишком высокая и не слишком низкая, позволяет себе сделать первый шаг к тому, чтобы помочь Тэ перестать смущаться — снимает с себя одежду. Тэхён же, сгорая от стыда, поддаётся собственному интересу: украдкой посматривает на него в это время. Он никогда особо не разглядывал тело Чонгука, потому что не было возможности, а сейчас, когда взору предстают омытые тусклым светом камина сильные руки, крепкая спина с перекатывающимися мышцами под кожей, довольно тонкая талия, а после массивные бёдра, округлые ягодицы, не может оторвать взгляда: его альфа великолепен. Тэхёново тело загорается, когда омега, под действием течки, вновь позволяет себе подумать о том, как Чонгук будет прикасаться, целовать его, позволять себе большее, о чём омега пока не знает, но позволит ему сделать это. Он позволит ему сделать всё, что угодно. Юноша отводит взгляд, когда уже полностью обнажённый Чон разворачивается и медленно подходит к нему, сжигая тёмным взглядом. Тэхён не позволяет себе смотреть туда, куда смотреть слишком смущающе, даже когда альфа оказывается совсем рядом, вплотную к нему. Омега зажмуривает глаза, а Чонгук, замечая это, усмехается, цепляет его подбородок, заставляя поднять голову. — Посмотри на меня, Тэхён, — шепчет в губы омеги. Момент настолько интимный, хрупкий, что он не позволяет говорить себе во весь голос, не хочет спугнуть притяжение, которое образовалось между ними. Только когда омега открывает глаза, встречается со взглядом тёмных, пылающих желанием глаз, он продолжает. — Ты не должен стесняться, — берёт ладонь Тэ, ту, на пальце которой в неярком свете поблёскивает колечко, в свою. — Moi tien (Я твой), — шепчет альфа, кладя горячую ладонь Тэхёна на свою грудь. — Абсолютно весь, — Чонгук сталкивается губами с тэхёновыми, мягко целует, не позволяя самому себе пойти на поводу у инстинктов. Нельзя испугать или поспешить. Он целует неглубоко, оглаживая подбородок омеги большим пальцем, пока омежья ладонь до сих пор лежит на его груди, не смея пошевелиться. Тэхён ощущает, как быстро бьётся сердце Чонгука, насколько горячая у него кожа, и ему хочется почувствовать ещё больше. — Сними одежду, солнце, — шепчет Чон в поцелуй, а щёки Тэ воспламеняются. — Ты бы мог… отвернуться? — заглядывает юноша в глаза напротив. Он ужасно смущён, ведь показать своё тело вот так, открыто, позволить на себя смотреть, даже собственному альфе — это заставляет стесняться. — Или нет, нет, я сам… Я сам отвернусь, — Тэхён кивает, словно пытается сам себя убедить, пока Чонгук осторожно улыбается в знак согласия. Если так омеге будет легче, хорошо, хотя альфа бы очень хотел, чтобы Тэхён позволил ему на себя смотреть. Но, в конце концов, у них для этого впереди ещё вся ночь, даже больше, целая жизнь, поэтому Чонгук не торопится. Тэхён разворачивается спиной, прижимает ладонь к сердцу, которое бьётся так быстро, что он слышит его, а после медленно вдыхает и выдыхает. Чонгук ведь показал своё тело, и, кажется, он совсем не стеснён этим, наоборот даже, ощущает себя комфортно. Чонгук ему доверяет, так почему бы Тэхёну тоже не довериться? Он выдыхает ещё раз, медленно, дрожащими от трепета руками тянется к одежде, когда ощущает, как сзади к нему прижимается альфа, а большие ладони ложатся на его бёдра, собирая ткань. — Не бойся, хорошо? Я — твой Чонгук, ты не должен меня бояться, хорошо? — Тэхён кивает незаметно. — Я хочу помочь. Можно? — в ответ снова получает неуверенный кивок, а после, отвлекая поцелуями в шею, собирает ткань длинной ночнушки на бёдрах, чтобы через мгновение потянуть вверх, откинув ненужную одежду подальше и открыв вид на то, что так давно хотел увидеть. Неширокие плечи, изящная линия спины, тонкая талия, мягкие, пышные бёдра с округлыми половинками, длинные стройные ноги — Тэхён великолепен. Чонгуку кажется, что в сгустках пара и мягком оранжевом освещении он — его наваждение, сон, фантазия, но, когда альфа кончиками пальцев проводит линию по выступающим позвонкам омеги, убеждается, что его омега более чем реален. Чонгук не выдерживает: целует дрожащего и выгибающегося от насыщенности ощущений юношу в шею, руками осторожно касается бёдер, живота, талии, а губы его целуют, целуют, целуют, пока сам он подходит так близко, что уже возбуждённый член упирается в мягкие половинки, от чего омега вздрагивает и чуть слышно стонет, неосознанно, на уровне природы и инстинктов потираясь ягодицами о Чона, а после шепчет смущённое «Прости», пытаясь отойти подальше. Король на это только порыкивает, прижимает его ближе, не оставляя между телами ни сантиметра, пока Тэхён постанывает от близости тел. Альфа клянётся, что если услышит подобное ещё раз, точно не сдержится, возьмёт Тэхёна раньше, чем тот успеет опомниться, потому что возбуждение становится невыносимым, тем более, когда рядом его течный омега, у которого, между прочим, постепенно усиливается аромат — действие настойки медленно, но верно прекращается. Однако ему нельзя спешить, нельзя напугать, сделать больно, потому что Тэхён хрупкий, маленький, нежный, к нему нужно относиться с особой бережностью, любовью. Он честно старается, как может, хотя изредка бёдра и подаются навстречу ягодицам омеги, заставляя член проезжаться между ними, заставляя обладателя столь шикарного тела смущаться ещё сильнее. Он ласкает горячее тело, зажимает бусины возбуждённых сосков Тэхёна между пальцами, заставляя омегу выгибаться и откидывать голову на его плечо, проходится кончиками пальцев вниз, по животу, но не касается того, что находится ниже, дразня, целует в шею, плечи, спину, уши, щёки — во всё, до чего дотянется, пока Тэхён нежится в его объятиях, постепенно и медленно, но расслабляясь. Только когда омега, расплавленный и разнеженный, сам тычется носом в его щёку, он позволяет себе развернуть его и наконец-то прикоснуться к желанным губам в жарком поцелуе. Тэхёну кажется, что он сгорает, когда руки альфы, лежащие на его талии, опускаются ниже, к ягодицам, с силой сжимают их, а язык пробирается в его рот, сплетаясь с чужим. Омега на уровне подсознания обвивает руками мощную шею, зарывается руками в тёмные волосы стонет в поцелуй, прижимаясь к альфе и совсем не отдавая себе отчёта в происходящем. Ему так нравится, безумно нравится, когда Чонгук порыкивает в нетерпении, нравятся руки альфы на своём теле, так бережно оглаживающие, что, когда король останавливается, тяжело дыша, он еле слышно стонет в разочаровании. А Чонгук, улучая момент, подхватывает лёгкое, разморённое ласками тело на руки, заходя в тёплую ванну, тут же опускаясь на её дно и усаживая омегу между своими бёдрами спиной к себе. Тэхён совсем обмякает, когда тёплая вода обволакивает тело, когда он откидывается на крепкую грудь, сильные руки обнимают его, а горячие губы оставляют поцелуи-бабочки на его плечах. Смущение отпускает, хотя щёки до сих пор горят, но уже вовсе не из-за стеснения, а от желания вновь почувствовать силу Чонгука на себе. Тэхёну безумно хорошо в его руках, особенно, когда они под водой выводят на его животе узоры, когда вино обволакивает полностью, когда он позволяет себе совсем забыться, откинуться головой на плечо альфы и закрыть глаза, наслаждаясь моментом. — Ты так вкусно пахнешь, солнце, — альфа втягивает мёд глубже, так, что места в лёгких не остаётся, но оно и не нужно, когда всё занимает аромат омеги. Кажется, он никогда не сможет надышаться мёдом. — Боже, ты невероятен, — Чонгук оставляет поцелуй на плече, когда руки Тэхёна ложатся под водой на его. — До сих пор не верится, что ты мой. Так много хочу сделать, показать тебе… Тэхён-а, J'ainsi t'aime fortement (я так сильно люблю тебя)… — Чонгук утыкается носом в шею, принюхиваясь к уже смешивающимся ароматам, а после легко поворачивает голову омеги в свою сторону и утягивает в смазанный, влажный, но полный нежности поцелуй. — Je t'aime (Я люблю тебя), — чуть смущённо шепчет омега, прижимаясь к чонгукову телу ближе. — И я весь твой, прямо сейчас я весь принадлежу тебе, — юноша утыкается носом в чонову щёку, оглаживая вторую кончиками пальцев. Ему так хорошо, пусть даже находиться в одной ванне с Чоном довольно смущающе, ему невероятно хорошо и тепло, когда тело после долгого дня наконец-то расслабляется, когда совсем рядом находится любимый человек. — Помнишь, мы читали книгу, давно, ещё в Гримдольфе, и там был строчки: Vous êtes le faisceau qui m'a soudainement regardé de derrière un nuage et a illuminé ma vie sombre? — Вы — луч, который внезапно посмотрел на меня из-за облака и осветил мою темную жизнь, — тихо говорит альфа в подтверждение тому, что прекрасно помнит тот день. Он помнит все дни, проведённые с омегой, помнит каждое его слово, каждую улыбку, каждый смущённый взгляд. — Думаю, нам стоит заменить «Вы» на «Ты», как думаешь? — омега хихикает, соглашается, а после прикрывает глаза, наслаждаясь лаской, которую дарят губы альфы, невесомо касаясь его шеи. Тэхён играется с водой, обливает колени Чонгука, выглядывающие из-под темноты воды, смеётся, когда альфа его щекочет под водой, а король в это время ощущает себя самым счастливым. В неярком свете свечей Тэхён выглядит великолепно: его глаза поблёскивают, улыбка заставляет хотеть подарить ему мир, а алые то ли от смущения, то ли от берущей своё течки щёки заставляют его испытывать небывалую нежность и желание. Как давно они оба мечтали об этом? Как давно Чонгук хотел стать всем для Тэхёна, как давно он хотел сделать его своим, и сейчас, прямо сейчас, он его. Он будет его всегда. В образовавшейся вдруг уютной тишине, которую разбавляет лишь треск дров в камине в соседней комнате и капельки, стекающие с крана и разбивающиеся о воду в ванне, Чонгук утыкается носом в шею Тэхёна, и только спустя некоторое время понимает, что медовый аромат перебивает аромат масла, которое он налил в воду, а омега незаметно ёрзает. Возбуждение накатывает на альфу с новой силой, когда он вдыхает желанный аромат глубже, а Тэхён постанывает от самых простых прикосновений к своей коже, льнет ближе. Странные ощущения вдруг появляются в теле принца в этот момент: становится душно, Чонгука хочется ближе, хотя, казалось бы, ближе уже некуда, а в животе становится тяжело до слёз. Он даже не замечает, как аромат усиливается, в то время как Чонгук с ума сходит: течка берёт своё. — Гук-а, что это? — Тэхён заглядывает мутными от внезапного возбуждения глазами в тёмные, тяжело дыша тычась носом в щёку альфы. По телу проходится волна возбуждения, становится жарко, так, словно он сгорает, а сзади зудит, поэтому усидеть на месте не получается никак. — Чонгук-а… — стонет, когда спазмы в животе усиливаются. — Не бойся, солнце, — тихонько успокаивает альфа, поглаживая возбуждённое тело под ещё тёплой водой. — Течка начинается, — он прикусывает мочку тэхёнового уха, заставляя мурашки пробежаться по юному телу, а самого омегу негромко простонать. Он тут же стыдливо прикрывает рот рукой, с волнением смотря на Чонгука, но альфа тут же ладонь его убирает, нежно целуя пальцы на руке. — Доверься мне, — шепчет, а потом ловко переворачивает тяжело дышащего омегу лицом к себе, тут же утягивая во влажный смазанный поцелуй, мокрыми руками оглаживая стройное тело. Тэхён же подаётся навстречу ласке, потирается ягодицами о член альфы, стонет в поцелуй, сгорает от прикосновений, таких необходимых в этот момент, не замечая даже, как сильные руки подхватывают его, заставляя ногами обвить торс альфы, а после выносят из ванной. Он всего себя отдаёт в поцелуй, пальцами зарываясь в густые тёмные волосы, сжимая их, не отдаёт отчёта собственным действиям, с ума сходит от близости Чонгука, от того, как надёжно сильные руки сжимают его, от прерывистого шёпота короля, в котором он просит Тэ довериться, после которого на пути в комнату зажимает дрожащего омегу между своим телом и стеной. Целует его страстно, не упуская из вида ничего: касается губами лба, висков, кончика носа, закрытых в наслаждении век, раскрасневшихся щёк, подбородка, губ, пока омега потирается о него, вынуждая вновь поднять и продолжить путь к постели.Люби меня так, как можешь любить только ты, Люби меня так, как можешь любить только ты, И касайся так, как можешь только ты
Когда сознание Тэ ненадолго возвращается, он находит себя уже на кровати, с нависающим над ним и выцеловывающим его ключицы Чонгуком. Тэхён откидывает голову назад, в наслаждении закрывает глаза, зарывается пальцами в длинные густые волосы альфы, пока тот теряет рассудок: слизывает капельки воды с нежной смуглой кожи, прикусывает, заставляя омегу выстанывать своё имя, а руками касается везде, где не мог раньше. Такой Тэхён, разморённый, возбуждённый, мокрый, пахнущий мёдом, становится для Чона зависимостью, заставляет его рычать, впиваясь руками в кожу на бёдрах, совсем не задумываясь о том, что после там могут остаться следы. Каждый его поцелуй отдаётся дрожью в тэхёновом изгибающемся под лаской теле, каждый его укус вынуждает омегу постанывать, стыдливо прикрывая рот ладонями. А Чонгук, довольный реакцией омеги, спускается поцелуями ниже, с ключиц к соскам, захватывает один языком, играется с ним, прикусывает, пока юноша изгибается под его умелыми ласками. Альфа языком проводит линию по животу Тэхёна, спускаясь к подрагивающему члену, но его не касается: хочет заставить омегу просить. Хочет, чтобы Тэхён этой ночью кричал его имя в желании получить удовольствие, и он добьётся этого. Чонгук, опьянённый, останавливается на мгновение, приподнимается, чтобы рассмотреть Тэхёна во всех подробностях, чтобы запомнить: светлые волосы его растрёпаны по подушке, глаза прикрыты, руки сжимают одеяло, грудь поднимается высоко от тяжёлого горячего дыхания. Король рычит, буквально набрасывается на омегу с поцелуем, тут же врываясь в рот своим языком: он хочет всего Тэхёна, себе, прямо сейчас, и берёт по праву своё. А Тэхён, кажется, тает под ласками своего альфы, крошится на части, сгорает, а после собирает сам себя по кусочкам, чтобы вновь ощутить горячие губы на своих, чтобы ответить Чонгуку с не меньшим желанием, чтобы касаться разгорячённого сильного тела любимого, ощущать, как их тела соприкасаются, а после снова умирать и снова возрождаться. Он пьянеет, по настоящему пьянеет от винного аромата Чона, поэтому следующее, что помнит — то, как лежит на животе, а Чонгук потирается членом между его ягодиц, языком вычерчивая узоры на его спине, заставляя выгибаться от желания получить больше. Альфа ладонями с лаской оглаживает хрупкое тело, языком спускается по худой спине, чтобы после устроиться между ногами омеги и склониться к пышным ягодицам. Руки его сами тянутся к нежной коже, сминают, пока омега стыдливо прячет лицо в простынях, а тело его само подаётся навстречу, просит ласки. Чонгук на это ухмыляется, на пробу склоняется к ягодицам оставляет поцелуй на одной, заставляя Тэхёна тонкими пальцами схватиться за простынь и вновь опустить ласкающий слух альфы полустон. Король, в желании подарить своему омеге удовольствие, спускается поцелуями-бабочками к бёдрам, надкусывает нежную кожу, оставляя след на чистой коже, а после продвигается по длинным ногам дальше: целует, ласкает, пока тело принца выгибается под его умелыми ласками. Чонгук, возвращаясь к притягивающим его внимание ягодицам, руками их раздвигает, наблюдает за пульсирующей и истекающей смазкой дырочкой омеги с животным желанием, которое буквально разрывает его, заставляя хотеть сильнее, а после, поддаваясь собственным инстинктам, склоняется, чтобы лизнуть на пробу. И он стонет от того, насколько сладок оказывается Тэхён, стонет, потому что хочет большего, хочет попробовать омегу всего, и он делает это: наклоняется вновь, языком слизывая смазку и шепча: — Ты безумно вкусный, малыш, — чем заставляет Тэхёна смутиться ещё больше, но податься вперёд, навстречу языку, когда тот кружит вокруг колечка мышц, а после проникает глубже, толкаясь внутрь. Тэхёну хорошо до темноты в глазах, до звёздочек в этой самой темноте, он ртом воздух хватает, утыкается в расшитые узорами простыни, не позволяя себе стонать, он навстречу касаниям подаётся, теряет связь с миром, когда язык альфы проникает всё глубже. И даже не думает о том, что это может выглядеть ужасно пошло, не думает о том, что это грязно, потому что приятные ощущения, доставляемые ему любимым, и огонь внизу живота заставляют вмиг забыть о подобных мыслях. Омеге в руках любимого спокойно, он отдаётся альфе, позволяет ему делать всё, что тот захочет, а Чонгук пользуется этим: вылизывает его, языком раздвигает стенки, в желании сделать Тэхёну хорошо старается проникнуть так глубоко, как может, а руками оглаживает то талию, то ягодицы. Он останавливаться не желает, всасывает, лижет, целует до тех пор, пока бёдра Тэхёна инстинктивно не подаются выше резче, чем это было до этого, что может означать только одно: омега на грани. Чонгук останавливается, ласково оглаживая спину скулящего омеги, поднимается поцелуями выше, прикусывает шею тяжело дышащего и что-то мычащего омеги, не удерживаясь и потираясь членом между ягодиц, сдавленно рыча от наполняющего тело желания. — Ммф, — стонет омега, выгибаясь навстречу альфе, судя по всему, пытаясь что-то ему сказать. Чонгук прикусывает мочку уха, целует омегу в щёку, сплетает пальцы с тонкими омежьими, не останавливаясь и продолжая имитировать толчки, пока омега, до сих пор лежащий на животе, потирающийся истекающим смазкой членом о простыни и одновременно с этим ягодицами подающийся навстречу альфе, стонет что-то, пытается сказать, задыхаясь. — Чонгу… Чонгук-а… Гук-а, пожалуйста… Я… — альфа резко переворачивает задыхающегося в ощущениях и раскрасневшегося омегу на спину, вовлекая того во влажный поцелуй, а Тэхён жмётся к нему, руками его шею обвивает, к себе притягивая, а когда осознаёт, что этот самый язык, который сейчас так нежно ласкает его, раньше находился в совсем другом месте, стонет в поцелуй, сплетаясь с языком альфы своим и сгорая от жара в теле. Чонгук, сам распалённый до предела, разводит ноги омеги, пальцами впиваясь в нежную кожу на них, удобно размещается между ними, а после обхватывает рукой свой и тэхёнов члены, водя вверх и вниз. Альфа выдыхает облегчённо, ведь собственное возбуждение уже давно пульсировало, прося внимания, и теперь, когда он соединяется с омегой, перед глазами звёзды взрываются. Он знает, что, возможно, это слишком, потому что омега и так возбуждён до предела, но вновь доводит его до края, когда тот ощущает своей плотью чужую, когда большим пальцем давит на головку, заставляя его самого прекратить поцелуй, откидываясь на кровать. Чонгук наслаждается податливостью, склоняется к шее, вновь целует, а рукой продолжает доводить Тэхёна до скулёжа ему на ухо, и ему это настолько нравится, настолько он сходит с ума от своего омеги, что он врывается языком в чужой рот, но отвечать на поцелуй не даёт, пресекает все попытки, жадно берёт то, что принадлежит ему, а когда бёдра Тэхёна вновь дрожат, водит рукой уже только по его члену, прикусывая зубами алые губы, которые уже распухли от поцелуев. Тэхён в волосы альфы зарывается пальцами, оттягивает, стонет ему на ухо, шепчет «Ещё, Гук-а», а когда альфа останавливается, ухмыляясь в поцелуй, стонет разочарованно, прикусывая крепкую шею в отместку, но не понимая, что делает. Чонгук на это посмеивается, а после утягивает уже ничего не понимающего и разморённого настолько, что может лишь выгибаться навстречу ласкам, омегу в нежный, сладкий поцелуй, в перерывах чмокая его раскрасневшееся лицо и вслушиваясь в хныкания и просьбы продолжить. — Чонгук, пожалуйста, — шепчет прикрывающий глаза омега, даже не подозревая, что альфа сейчас не меньше с ума сходит. И как тут не сходить с ума, когда его омега от его же рук теряет разум, когда он поддаётся ему, когда просит большего, выглядя при этом так сексуально и желанно, что от одного лишь взгляда на него у альфы член болезненно дёргается. В приглушённом свете, исходящем от огня в камине, тело Тэхёна светится, волосы его мокрые на кончиках, сам он в капельках пота, пахнет сладостью, смотрит из-под полуоткрытых глаз маняще, а пальцами очерчивает крепкое тело альфы: проходится лёгкими касаниями по крепкой груди, по кубикам пресса, но того, что ниже, не касается, не позволяет себе. — Ну же, тише, тише, — Чонгук чмокает омегу в лицо без разбора: в губы, в лоб, в прикрытые веки, щёки, скулы, кончик носа, подбородок. — Сейчас, солнце, сейчас, — альфа позволяет себе оставить ещё один поцелуй на губах, прежде чем тянется к пузырьку с маслом, чтобы растереть его по пальцам, а после поднести их к сжимающейся дырочке. Он целует омегу вновь, заставляет забыть обо всём, а пальцем кружит у входа, изредка позволяя себе толкнуться чуть глубже. Только когда Тэхён выдыхает возбуждённое «Хочу», позволяет себе протолкнуть палец на одну фалангу, всматриваясь в лицо юноши и пытаясь доставить как можно меньше неприятных ощущений. И, кажется, ему удаётся, потому что Тэхён сжимается, но явно не от боли, скорее от того, что не привык, потому что когда Чонгук толкается ещё глубже, позволяя пальцу войти до конца, он откидывает голову на подушки, в забытьи шепчет «Хорошо» и подаётся навстречу медленным движениям Чонгука. Однако король не позволяет себе добавить второй палец, пока первый не входит легко. Только после он вставляет уже два пальца, а следом за ними три, наблюдая за тем, как юноша под ним мечется в желании получить большее, хотя до сих пор не знает, чего именно хочет. Юноша поскуливает в шею альфы, вновь руками собирает простыни, уже насквозь пропахшие давно смешавшимися ароматами, дышит тяжело, а когда Чонгук находит нужную точку, выгибается до хруста в спине, стонет высоко, и альфа всё отдать готов за то, чтобы омега его всегда чувствовал себя настолько хорошо. Он ловит горячие влажные губы своими, утягивает в поцелуй, а пальцами при каждом новом толчке касается комочка нервов, вновь заставляя бёдра омеги содрогаться. Тэхён же с ума сходит, совсем неприлично стонет в поцелуй, ощущает уже когда-то испытанные с Чоном ощущения тяжести и одновременной лёгкости, когда тело, кажется, взлетит от удовольствия, когда альфа вновь не даёт ему кончить, убирая пальцы. Омега возбуждён до предела: сколько раз он был на грани, сколько раз Чонгук не позволял ему, останавливал на самом краю? Он не знает. — Чонгук, я хочу… Чонгук, прошу, — заглядывает мутными от возбуждения светлыми глазами, которые отражают пламя в камине, в тёмные, глубокие альфьи, когда кладёт ладони на его скулы и прижимается взмокшим лбом к чужому. Альфа на это ухмыляется, и, чёрт возьми, одна лишь улыбка его вызывает в Тэхёне бурю эмоций, заставляет его хотеть настолько сильно, что он говорит то, чего бы в другой ситуации себе никогда не позволил, — Я хочу тебя, — выдыхает. — Малыш хочет меня? — Чонгук сам на грани, но ему настолько нравится доводить омегу, настолько нравится видеть его, невероятно красивого в мягком освещении огня, возбуждённого и мокрого, отчаянно желающего его, Чонгука, что он не может позволить себе не поиграть. Альфа не понимает, как до сих пор держится, потому что взять Тэхёна хочется ужасно, но продолжает испытывать обоих. И он не думал, что омега правда сдастся первый в эту ночь, пусть даже хотел этого. Тэхён кивает, на секунду отводя взгляд — он наверняка будет безумно смущаться наутро. — Я тоже хочу тебя, — альфа проходится языком по нижней губе омеги, щёки которого, кажется, загораются с новой силой от этих разговоров. — Ты даже представить не можешь, насколько ты красивый… — Чонгук потирается носом о шею омеги, тяжело дыша. Держаться становится сложнее — аромат Тэхёна уже везде, заполняет комнату, заполняет его лёгкие полностью. — Однажды я покажу тебе, насколько ты нереальный, — обещает, представляя, как возьмёт омегу перед зеркалом несмотря даже на его наверняка сильное смущение. От этих мыслей король рычит, несдержанно толкается бёдрами навстречу тэхёновым, вновь имитируя толчки. Тэхён же от слов Чона стонет, вновь начинает хныкать, потому что губы альфы везде, точно так же как и его руки. Омега задыхается, когда Чонгук купает его в любви, в своих поцелуях, когда Чонгук везде, когда кажется, что они срастаются в единое целое, когда кажется, что Тэхёна без альфы просто напросто существовать не может, потому что его существование без Чонгука бессмысленно У Тэхёна на кончиках пальцев молнии взрываются, он теряется в ощущениях, забывает о времени, слепо касается тела альфы, пока тот целует его глубоко, влажно, пока его сильные руки нежно оглаживают его ягодицы, сминают. Так продолжается недолго, так продолжается до тех пор, пока юноша, забывающийся, в перерыве между поцелуями не шепчет «Молю», после чего глаза Чона застилает дикое, почти животное желание взять, кусать, целовать и ни в коем случае не останавливаться. Альфа отвлекает омегу поцелуями, пока подставляет член к проходу, безумно надеется на то, что растянул Тэхёна достаточно, потому что не уверен, что после того, как войдёт, сможет сдержаться, потому что знает, что как только сделает это, остановиться будет невозможно, но последнее, чего он хочет, даже накрытый страстью — причинить боль Тэхёну. Он хочет обратного, хочет сделать омеге так хорошо, чтобы он кричал о том, как ему приятно, чтобы он просил большего сам. Он целует любимого глубже, руками оглаживает стройное гибкое тело, кладёт их на худые ноги, которые омега уже давно обвил вокруг его торса, когда осторожно вводит головку. Тэхёново тело отзывается тут же, втягивает его глубже, просит ещё, а сам омега стонет в поцелуй, жарко выдыхает в перерывах, не в силах что-либо сказать, потому что накрывающие ощущения наполненности и тепла внутри настолько родные, настолько желанные, что не хочется отвлекаться на неважные слова, хочется испытывать это снова, только с Чонгуком. А альфа распадается на кусочки, осознавая теперь, что истинные связаны не только душами — природа предусматривает всё, тело Тэхёна подходит ему идеально, настолько, что оно само словно бы зовёт альфу, и он не смеет противиться, входя всё дальше, стараясь не сорваться, тяжело дыша и наблюдая за откидывающим голову на мягкие подушки омегой. А когда заполняет Тэхёна полностью, выдыхает и зажмуривает глаза, потому что настолько хорошо ему не было никогда. Он тут же накрывает омегу нежностью, целует его мягко, ласково, чмокает лицо, спрашивая, не больно ли, на что получает смущённую улыбку и стоны, когда принимается медленно двигаться. Этого достаточно для того, чтобы понять, что Тэхёну сейчас более, чем хорошо, и от того, что причиной этого состояния является он, альфа ощущает себя нереально. Он вновь целует прикрывающего глаза юношу, когда толкается уже сильнее и глубже, а омега зарывается пальчиками в волосы, тяжело выдыхает, откидывая голову и вынуждая альфу оставлять поцелуи на шее. Тэхён не в состоянии подать голос, потому что прямо сейчас он сходит с ума от чувства заполненности, оттого, насколько приятно делает ему Чонгук. Он уже не вспоминает о своём утреннем страхе, не может думать ни о чём, кроме как о своём альфе, он хватается за него, впивается кончиками ногтей в спину, утыкается носом в шею, пока тот ласкает мочку уха горячим языком, пуская по телу дрожь. И только когда Чонгук делает первый, более сильный, чем прошлые, толчок, Тэхён раскрывает рот в стоне, дышит тяжело, а перед глазами его расходятся искры удовольствия, пока по телу проходится волна возбуждения, более сильная, чем раньше, смывающая на своём пути всё, кроме лица Чонгука. Становится так жарко, что омеге кажется, словно тело его на самом деле сгорает: кончики пальцев на руках, на ногах, низ живота — он весь горит, но ему безумно нравится сгорать, ему хочется больше, поэтому он притягивает альфу ближе некуда, шепчет ему на ухо обжигающее «Ещё», прикусывает мочку уха, на что тот вдруг рычит: — К чёрту всё! — Чонгук впивается жадным поцелуем в губы омеги, для удобства подхватывает его рукой под поясницу, а после, не разрывая поцелуя, срывается, вбивается в тело с новой силой. Он с ума сходит от узости, от жара, от аромата страсти в комнате, целует Тэхёна глубже, пока омега хнычет прямо в поцелуй, руками в его волосы зарывается, бёдрами ему навстречу подаваясь. И, чёрт, Чонгук вечно готов слушать стоны омеги и шлепки его бёдер о нежную кожу ягодиц омеги. Он вечно готов дарить Тэхёну любовь, клянётся, что будет делать это всю жизнь, и сейчас, когда наконец-то берёт своё по праву, остановиться уже не может, не контролирует себя, спускается поцелуями к шее, кусая. Он кусает глубоко, впускает клыки в нежную кожу над ключицами, а когда чувствует на языке капельки крови, слизывает, ненадолго отстраняется, продолжает глубокие толчки, наблюдает за Тэхёном, тело которого изгибается в страсти, пока по его шее вниз, к простыням течёт кровь из подаренной альфой метки. Король спускается вновь к метке, слизывает кровь, шепча «Мой», пока Тэхён вторит ему «Только твой». Тэхён его. Только его. Только он может просыпаться с ним по утрам, только он может целовать, только он может снимать с него одежду, только он может одаривать лаской, только он может позволять себе ласкать тело омеги, только он может брать его. Только он, никто больше. Потому что Тэхён его омега до конца, потому что он любит его так сильно, что иногда кажется, что человек не в состоянии выдержать подобные чувства, но он любит, находит в любви утешение, необходимую страсть, желание жить, просыпаться. Быстрые, неконтролируемые толчки сменяются на медленные, плавные, но более глубокие, когда Чонгук укладывается на бок, вновь входя в омегу сзади, вылизывая тонкую шею и кладя руку на его талию, всё время спускаясь ладонью на бедро, пока Тэхён откидывает голову ему на плечо и жарко шепчет: — Гук-а, так хорошо… — на что Чонгук увлекает его в смазанный из-за их положения, но от этого не потерявший своей страсти, поцелуй. Альфа толкается всё глубже, заставляя Тэхёна выгибаться, кусает его шею, усыпает поцелуями метку, утыкается носом в волосы, пока их с омегой ноги сплетаются, а рука юноши ложится на его. — Я люблю тебя, — шепчет омега, задыхаясь, когда Чонгук позволяет себе руководить его рукой и ведёт ей по животу, вниз, а после заставляет обхватить собственный, просящий внимания член, накрывая ладонь принца своей, чтобы помочь. Тэхён забывает, как дышать, забывает обо всём, кажется, забывает даже своё имя, когда собственная рука его, направляемая чонгуковой, проходится вверх-вниз, заставляя при этом звёздочки перед глазами взрываться. Омеге кажется, что они с альфой врастают друг в друга, когда его член в нём, когда он продолжает двигаться, когда его губы всё целуют шею, иногда прикусывая, а руками они вместе делают это. Тэхён закусывает губы, когда ощущает желание слиться с альфой воедино, когда скомкано, забывая слова, просит брать себя глубже и быстрее, когда бабочки в животе сгорают, перерождаясь во что-то новое, готовое взорваться в любой момент. У него на пальцах, кажется огонь, как и сам он из огня состоит, когда Чонгук внимает его просьбам, убирает свою руку с его, кладёт на бедро и толкается глубже, настолько, что Тэхён изгибается с новой силой, кричит его имя, рукой продолжая водить по своему члену. Чонгук любит Тэхёна безумно, сильно, приятно, любит его до охрипшего голоса, до меток по всему телу юноши, до громких стонов. Король рычит, вдалбливается в хрупкое тело с особой силой, ощущает скорую разрядку, рукой неосознанно впиваясь в мягкое бедро омеги крепче, до боли, которую тот не чувствует лишь потому, что все его ощущения сейчас скапливаются где-то внутри тела, где растёт что-то, что грозит лопнуться в скором времени. Тэхён выгибается навстречу альфе, свободной рукой обвивает его шею, когда тянется за необходимым поцелуем, без которого, кажется, жить не сможет, если не получит ласку сейчас. А Чонгук целует, целует со страстью, глубоко, сбивчиво, потому что быстрые глубокие толчки не дают целовать нежно и ласково, но юноше этого более, чем достаточно. Он выстанывает в губы Чону что-то, чего король не понимает, прижимается своими к чужим, таким же алым от вечных покусываний поцелуев, когда рука на члене сама собой двигается быстрее, а ощущения обостряются настолько, что ему кажется, словно он впервые сам себя ощущает. Омега закатывает глаза от нарастающей волны наслаждения, целует Чонгука в губы с трепетом, с любовью, так невинно, совсем не подходяще тому, чем они занимаются, когда дрожит от разрядов молний в самом себе, выплёскивая белёсую жидкость на простыни и свой живот. Чонгук же шепчет в ответ «Люблю тебя», последний раз толкается внутрь, шипит, а после не выдерживает узости, кончает внутрь омеги, утыкаясь носом в его шею, чтобы наполнить лёгкие ароматом медового вина настолько, чтобы места воздуху там не осталось. Он закрывает глаза в наслаждении, изливается глубоко, рычит, кусает плечо принца, пока бёдра его дрожат, а после, тяжело выдыхая, выходит раньше, чем случается сцепка — тэхёнова течка продлится ещё как минимум три дня, у них ещё будет время для того, чтобы сделать это. Альфа откидывается на кровать, руками зачёсывая мокрые волосы назад и позволяя себе отдышаться после оргазма, прежде чем привстать, удерживая вес рукой, и повернуться на бок к омеге. Тэхён уставший, разморённый, мягкий, безумно милый, и Чонгук это уложить не может с тем, что он делал с этим омегой только что. Он поворачивает голову юноши к себе, мягко улыбается, а после склоняется, чтобы поцеловать с нежностью, любовью. Тэхён находит в себе силы, чтобы положить ладонь на скулы Чона, отвечает на поцелуй медленно, не спеша, улыбаясь. Чонгук отстраняется, чтобы убрать мешающиеся прядки светлых волос принцу за ухо, чмокает его в кончик носа и обнимает, когда Тэхён утыкается носом в его шею и закидывает ногу на его талию, погружаясь в сон. Но прежде, чем уснуть, шепчет: — Я люблю тебя, Гук-а, — а после целует альфу в шею детским невинным чмоком. Чонгук в ответ шепчет «Я тебя сильнее», накрывает их обоих одеялом, расфоркусированным взглядом наблюдает за потухающими угольками дров в камине, и, только убедившись, что Тэхён уже спит, позволяет себе уснуть.✤✤✤
Тэхён просыпается так же внезапно, как засыпает. Омега сонно разлепляет глаза, вслушивается в утреннюю тишину, взглядом всматривается в голубое небо за окнами, в цветочные узоры на тюле, улавливает каждое движение штор под действием осеннего ветерка, прежде чем найти себя на груди альфы. Юноша приподнимает голову, осматривает кровать, замечает сбитые ночью на пол подушки, смущается, краснея щеками, а потом переводит взгляд на мирно спящего Чонгука. Омега отрывками вспоминает прошлую ночь, прислушивается к собственным ощущениям в теле, находя, что ему снова жарко, а само тело чуть-чуть ноет. Тэхён находит так же, что ему безумно хорошо, и что в груди его что-то замирает от счастья, от того, что он проснулся в постели со своим мужем. Юноша осторожно, так, чтобы не разбудить, тянется кончиками пальцев к лицу альфы, легко, ненавязчиво касается его, проводит невесомые линии, тихонько посмеиваясь, когда король хмурится. Тэхён тянется к губам альфы своими, целует невинно, даря нежность, уже хочет лечь обратно, когда Чонгук приоткрывает глаза, сонно осматриваясь по сторонам и восстанавливая в памяти события прошлого дня и ночи. Он переводит взгляд на омегу, нежно улыбается ему, потягиваясь, а после кладёт руку под одеялом на тонкую талию, ощущая вновь усиливающийся аромат мёда. Кажется, времени на разговоры у них совсем мало, потому что если он ещё раз подумает о том, что Тэхён сейчас рядом с ним обнажённый, говорить в ближайшее утро они точно не смогут. — Доброе утро, солнце, — хрипло приветствует юношу альфа, пальцами проходясь по позвонкам омеги, на что тот прикрывает глаза и кусает губы, утыкаясь в его шею и бормоча «Доброе утро». Чёрт бы её побрал эту течку, потому что омега ощущает накатывающее возбуждение от одного лишь касания альфы к себе. Чонгук смеётся, опрокидывая омегу на кровать и нависая над ним. — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоено спрашивает, потираясь кончиком носа о щёку принца, когда тот укладывает ладони на плечи альфы, подушечками пальцев оглаживая смуглую кожу и ища ласки - Чонгук берёт на заметку, что во время течки юноша становится ещё более тактильным. — Мне снова жарко, и в животе тяжело… — жалуется юноша, сводя брови вместе, получая поцелуй в щёку и зажмуриваясь. Руки альфы исследуют тело омеги, а после откидывают ненужное одеяло в сторону, позволяя глазам рассмотреть тело, на котором взгляд тут же находит метку и множество следов ночной страсти. Чонгук скользит взглядом темнеющих глаз по стройному телу, отмечая каждую деталь: возбуждённые соски, часто поднимающаяся грудь, мягкий живот, уже возбуждённый член — так очаровательно и привлекательно, что Чонгуку завтрак, кажется, больше не понадобится, потому что Тэхён намного вкуснее, и он обещает себе попробовать омегу этим утром ещё не один раз. Тэхён глаза прикрывает, потому что оказаться перед глазами альфы обнажённым в утреннем ярком свете оказывается намного интимнее, чем ночью. — Эта ночь была лучшей в моей жизни, — шепчет Чонгук в губы омеги, прежде чем накрыть их в мягком поцелуе. Он целует не торопясь, ласково, гладит тело, возбуждая омегу сильнее, когда пробирается руками к ягодицам, сжимая и рыча «мой», и пальцами проскальзывает в дырочку. Тэхён, уже забывающийся, выстанывает «В моей тоже» в поцелуй, откидывая голову на подушки, когда альфа устраивается между его разведённых ног. Чонгук выцеловывает тело, рассматривает, вслушивается в тихие стоны юноши, но прежде, чем продолжить, шепчет, — Спасибо тебе за то, что согласился, что стал моим. Я безумно люблю тебя, Тэхён-а. Je t'aime (Я люблю тебя)… Чонгук не даёт ответить, вместо этого увлекает омегу в намекающий на продолжение поцелуй, потому что ответ ему не нужен — он знает его. Все слова сказаны, поэтому альфа не хочет тратить время на них, хочет любить своего омегу, любить страстно, сильно, отчаянно, нежно и ласково. Он и без слов знает, что Тэхён точно так же его любит, потому что иначе омега никогда бы не простил ему того, что он скрывал, потому что иначе он никогда бы не позволил Чонгуку даже поцеловать себя, не позволил бы альфе ничего, не подпустил бы к себе, не говоря о близости. Они оба знают, что впереди наверняка ещё много трудных дней, но ради того, чтобы быть вместе, чтобы любить, пройдут все препятствия ради любви друг к другу, пройдут всё плохое ради хорошего, которое им суждено пережить вместе. Они оба благодарны звёздам за то, что они свели их тогда, весенним днём на обрыве, когда ещё не знали о том, что станут друг другу больше, чем судьбой, что станут друг для друга больше, чем миром, что будут любить настолько сильно, настолько привяжутся друг к другу, что не будут видеть смысла друг без друга. Потому что безумно, крышесносно, со страстью любят и отдают сердца. Они ещё не знают, что их любовь станет настоящей легендой в будущем, что про их любовь, жертвенную, страстную, отдающую всю себя, без остатка, искреннюю, пошедшую против всех правил, будут говорить, как об идеале любви.