Его Светлость

      Он не знал его любимого блюда, не знал его предпочтений и вкусов. Не был уверен, ест он тот или иной продукт, но всё равно готовил. Мама всегда говорила Кихёну, что даже если человек мёртв, то нужно продолжать делать для него приятные вещи, ведь он всё видит. И Кихён старается, правда, очень старается. Но вместо соли продолжает добавлять свои непрекращающиеся горькие слёзы. Всё валится из рук, и когда падает на пол только что испеченный корж для торта, юноша сдаётся и просто садится у окна, по луне стараясь прикинуть, который сейчас час. Не выходит.       В доме Минхёка темно и сыро, потому что окна оказались настежь открыты, когда прошёл ливень. Пахло незаконченными блюдами и взмокшей древесиной. Кихён накрутил прядь волос на палец и больно потянул, чтобы отвлечься и не заплакать вновь. Почему он вообще должен страдать по совершенно чужому для себя человеку? Вопрос, оставшийся без ответа.       В груди жгло, а в животе неприятно болело. Кихён отодвинул стол и сел поближе к окну, кладя голову на подоконник. В небольшом тёмном саду носилась тощая беспризорная дворняжка. Редкие деревья из-за сырости и тяжести сильнее склонились к земле, и юноша видел в их ветвях силуэты. Неужели начал сходить с ума? Хотя, какая разница. Просто он устал.       Кихён прикрыл глаза, подпирая ладонью щёку. Ненужной мыслью пронеслось в голове, что он не вымыл руку после теста и сейчас оно, вероятно, размазалось по его лицу, если не успело засохнуть. Не было желания проверять, поэтому он просто распахнул окно и, не поднимая головы, подставил ладонь под едва ощутимый дождик. — Почему ты в моём доме, малыш? — эхом раздался тихий, убаюкивающий голос Минхёка, и Кихён слабо улыбнулся. — Я не хотел бросать тебя, как это сделали остальные, — медленным шёпотом ответил он своему разыгравшемуся воображению. Так обычно и сходят с ума? — Хотел быть со мной? — по голосу отчётливо чувствуется мягкая улыбка. — Почему не сказал мне, когда я был ещё жив? Кихён сжал дрожащие губы в одну тонкую линию. Больно. — Я.. — Это не упрёк, милый, — Кихён по голосу определил чужую добродушную ухмылку. — Не вини Вонхо, пожалуйста. Если бы не он, то мой друг бы тоже мог… — продолжил он свой сумасшедший диалог. — Никто не виноват. — Спасибо тебе, — он снова улёгся на подоконник, вновь вытягивая руку в окно. — Что планируешь делать? — загробный голос двоился эхом. — Я не знаю, — спокойно сознался тот, разглядывая свои взмокшие пальцы, — вернусь к маме, найду хорошую работу. — А если бы я предложил тебе отправиться за мной? — вечная минхёкова издёвка. — Я не собираюсь умирать, — вздохнул он. — Даже ради меня? — драматично взвыл тот, и Кихён вдруг понял, что мёртвый Минхёк раздражает не меньше, чем живой. — Почему ты преследуешь меня даже после смерти? — почему он сейчас так зол на собственный внутренний голос, который появился от эмоциональной истощённости? — Как же я могу бросить своего хомячка? — И теперь я всегда буду слышать тебя и медленно сходить с ума? — Но ты уже сошёл. — Вот почему даже сейчас я хочу обнять тебя? — проглатывая отчаянные слёзы, спросил Кихён. — Тогда продолжим нашу игру? — тихонько уточнил голос. — Как же я могу, ведь ты уже.. — Который час? — прервал его Минхёк, и Кихён вздрогнул от неожиданного вопроса, который на мгновение выбил его из колеи. — П-полночь..? — Я люблю чай, ты знал? — хохотнул лекарь.       Что-то медленно коснулось озябших пальцев, и Кихён удивлённо вскинул голову, сталкиваясь с лисьим взглядом мужчины. Минхёк стоял на улице весь мокрый до нитки. Одаривал его своей самой довольной улыбкой и поглаживал мокрую от дождя руку юноши. И чужие прикосновения казались.. тёплыми? Живыми?       Кихён зажал рот рукой, чтобы не закричать. Подскочил со своего места и просто топтался по полу, совершенно не понимая, что ему делать. — Просто обними меня, — приказал Минхёк, цепляясь за подоконник и просовывая голову. — Идиот, дверь же есть! — самое глупое, что только мог выдать сейчас юноша. — Боюсь, до двери я не дотерплю, — неуклюже пролезая в собственный дом, прокряхтел мужчина.       Кихён смог лишь открыть рот и начать громко выть долгое «а-а-а», на что лекарь лишь рассмеялся и прижал его к своей груди. — Что ты там говорил про то, что не хотел меня оставлять? — не пряча улыбку, уточнил он, разглаживая растрёпанные волосы мальчишки.       Возможно, они никогда не смогут искренне полюбить друг друга, потому что один — сумасшедший, а второй — его сломанная игрушка. Возможно, их история прервётся быстро, а может и продлится вечность. Возможно, они никогда не смогут понять и принять друг друга. Возможно, это их самое глупое решение. Но всё это абсолютно неважно. Потому что правила уже установлены, и их игра продолжается. Сейчас. …       Окно приоткрыто. В комнату пробирался лёгкий вечерний ветерок. Громко поют сверчки. Настроение было обоснованно хорошим впервые за долгое время, и Хёнвон с большим удовольствием выводил аккуратные буквы на листе бумаги. С излишней заботой поставил точку в конце предложения и вышел из комнаты. Вонхо он застал на улице бурно обсуждающим что-то с подчинёнными. Стоя прямо на крыльце, мягко дотронулся до крепкого плеча и, когда мужчина обернулся, маняще помахал перед его лицом сложенной вдвое бумагой. — Я сейчас, Хёнвон-а, пять минут ещё, — мальчишка понимающе кивнул и вернулся в дом. Ему безумно хотелось сообщить хозяину нечто важное, и он поймал себя на том, что в нетерпении даже начал раскачиваться из стороны в сторону. В груди приятно щекотало, и он не мог сдержать улыбку. Вонхо завалился в спальню как раз в это время: — Чего довольный такой? — заражаясь его эмоциями, полюбопытствовал мужчина, опускаясь рядом с ним на кровать. Хёнвон, продолжая давить улыбку, зажёг две лампадки. Они оба молчаливо посмотрели на стену, на которой плясали их тени-силуэты. Их двое. Они вдвоём. Они вместе.       Хёнвон томно вздохнул и, не отводя взгляда от стены, протянул руку к груди Вонхо. И хоть сидели они чуть поодаль друг от друга, и он на самом деле не задел мужчину — тень же достигла своей цели. Силуэты слились воедино. Вонхо с упоением наслаждался моментом, пока не обратил внимания, что тень Хёнвона изменилась — мальчишка развернулся и протянул ему листок. — Продолжим наш урок? — мужчина принял бумагу и начал вчитываться в содержимое. — «Я люблю тебя», — сходу прочёл он и умилительно рассмеялся. — У тебя хорошо получается, — Хёнвон действительно был горд, но в большей степени своими педагогическими способностями, ведь они занимались всего два дня, а хозяин уже делал большие успехи в чтении, — погоди немного, — он по постели дополз до прикроватной тумбочки и открыл ящик. Особо не копаясь, выудил из его недр ещё одну бумагу, — держи. Вонхо немного недоверчиво развернул её, когда Хёнвон подполз обратно и обнял его со спины за шею. Немного кривые чернильные буквы плясали в хаотичном порядке, и ему было сложно сфокусироваться, потому что он уже успел привыкнуть к хёнвонову почерку.

«Ку-ку, плешивый наёмник. А я жив. С любовью, твой Минхёк».

      Вонхо пару раз ошарашено моргнул, надеясь, что он неправильно прочёл. Осмысление заняло ещё минуты три, пока он с громким стоном не повалился на спину, придавливая собой Хёнвона, который хохотал и скулил от лёгкой боли одновременно. — Ненавижу этого поганца! — искренне, но с невероятным облегчением прошипел он и перевернулся на бок, освобождая худое тельце из ловушки. Мальчишка продолжал смеяться и даже утирал скопившиеся в уголках глаз слёзы. — Мне и Кихён написал, — успокоившись, проговорил он, — Минхёк уговорил его уехать в другой город подальше от тех событий. Вонхо приподнялся, усаживаясь у ног юноши и нежно заглядывая ему в глаза: — Мы тоже можем сбежать куда-нибудь вместе, хочешь? — тихонько проговорил он, оглаживая его ногу, согнутую в колене. — Нет, — отозвался тот, — мне и здесь хорошо. Если честно, то я просто устал от постоянной беготни. Хочу тихой и мирной жизни, и ещё… — он резко замолчал, отвлёкшись на стену, на которой тени сейчас находились в очень недвусмысленной позе: будто ноги Хёнвона покоились на талии Вонхо. Наёмник проследил за его взглядом и тихо хмыкнул. — Ты не договорил, — он провёл ладонями по внутренним сторонам бёдер и потянул его ноги вверх, теперь на самом деле вынуждая обвить свою талию. Хёнвон нервно сглотнул, — и что же ты желаешь ещё? — Не заставляй меня произносить «тебя». Это смущает, — пожаловался он, не зная на чём фокусироваться: на тенях, что со стороны показывали ему происходящее, на Вонхо и его жарких прикосновениях, или на своих собственных ощущениях. Совсем не хотелось выбирать что-то одно, ведь всё вместе действовало на него, словно магия. Он взглядом пробежался по телу Вонхо и плавно выдохнул, словно давая долгожданное разрешение на продолжение, которое они оба оттягивали.       Наёмник, разрываясь на части, не прекращал думать над причиной своей сдержанности. Оправдывался тем, что Хёнвон был болен. Затем думал о неподходящем для них обоих времени, о невозможности уединиться. А потом, наконец, осознал, что просто боялся не угодить Хёнвону. Сделать ему больно и разочаровать. Мальчишка совсем юн, он не знал многих тонкостей, тем более о том, как спать с мужчиной. Из-за этого на плечи ложился большой груз ответственности, потому что для любимого человека хотелось казаться идеальным. Но сейчас что-то резко изменилось, будто сознание, что всегда шло одной прямой дорогой его жизненных принципов, резко свернуло на повороте. Он понял, что все его переживания больше ничего не значат, потому что его любовь взаимна, а для тех, кого любишь — не нужно быть идеальным.       И Хёнвон активно подтолкнул его к действиям, когда вдруг потянулся к пуговицам своей рубашки, норовя расстегнуть их. Вонхо, спохватившись, остановил его мягким поцелуем, одновременно удерживая тонкие запястья. Вот чего бы ему точно не хотелось, так это торопиться. Потому что ожидание и сдержанность абсолютно не стоят того, чтобы потом второпях просто заполучить податливое (хоть и безумно желанное) тело.       И с души с этими мыслями спал огромный камень, который всё это время сдерживал его. Вонхо облегчённо хохотнул в поцелуй, выдыхая в чужие губы особенно чувственно, на что тут же получил ответный трепет. Хёнвон, вторя тихой полусонной атмосфере, обвил шею мужчины руками, прижимая к себе как можно ближе. А затем ощутимо дёрнулся, почувствовав горячий язык на своей ключице. Вонхо облизнул тонкую кожицу и, оставив невесомый поцелуй на щеке, стал ластиться, проводя носом по раскрасневшемуся ушку. Едва заметным теперь казался естественный запах тела Хёнвона. В воздухе больше не витает аромат постельного белья, застиранного какими-то приятными травами. Больше не тянутся шлейфом нотки лекарств.       Просто он уже давно пропах еловым лесом, и теперь этот аромат принадлежал Хёнвону по праву. Это их аромат. Их время. Их история.       Окно всё ещё открыто, а в комнате непозволительно жарко. Хёнвон хочет сделать вдох прохлады ночи, а вместо этого непроизвольно выдыхает горячий пар. Ноги сладко тянет, а в глазах стоит прочная муть, которая наверняка сойдёт ещё нескоро. Вонхо продолжал изводить его, выцеловывая впалый живот и оглаживая напряжённые бёдра. Долго. Слишком долго, чтобы продолжать нормально соображать. Юноша лишь благодарно молился за то, что ему удалось скинуть с себя хотя бы рубашку. И он бы давно отдался пьянящим ощущениям, но его смущал тот факт, что Вонхо выглядел вполне «трезвым», будто только Хёнвон здесь один млеет от возбуждения. Так и должно быть? Он не был уверен, поэтому стало как-то стыдно. Мужчина с трудом заставил себя оторваться от сладкой кожи, когда вдруг перестал слышать тихие хёнвоновы стоны. Он поднял взгляд и немного удивился, когда заметил растерянного юношу. Тот смотрел куда угодно, но только не на него, и выглядел так, будто что-то произошло. — Всё хорошо? — хрипло поинтересовался он, продолжая медленно водить своими широкими ладонями по его ногам. И Хёнвон немного расслабился, тихо выговаривая: — Я всё правильно делаю? — А? — он такого явно не ожидал. — Ты о чём? Смущаться смысла больше не было, учитывая, чем они планировали заняться, поэтому он не медлил: — Я не совсем уверен, что мне делать, чтобы подготовить себя..? И Вонхо чуть не поперхнулся от его слов, но на такой прямолинейный вопрос решил ответить соответствующе: — Не волнуйся, я подготовлю тебя сам, — но он до конца не мог понять, об одной ли и той же «подготовке» они сейчас говорят. Хёнвона, похоже, мучило что-то ещё, поэтому он поспешил его успокоить, — не бойся, я буду аккуратен. Юноша, переживая, что Вонхо сейчас усомниться в его доверии, стал оправдываться: — Я не боюсь. Просто не могу понять, чувствуешь ли ты сейчас то же, что и я? — и он неосознанно кинул взгляд чуть ниже своего живота, но наёмнику хватило и этой доли секунды, чтобы во всём разобраться. Он едва сумел подавить в себе умилительный смешок — его мальчишка слишком милый.       Стараясь больше не пустозвонить, он мягко перехватил хёнвонову лодыжку и прижал его ступню к своему паху, прямыми действиями поясняя свои ощущения. Юноша кончиками пальцев ног чувствовал налитый кровью твёрдый член и, почему-то, вместо смущения в нём полыхнула непонятно откуда взявшаяся гордость, что в возбуждённом состоянии такого привлекательного мужчины виноват он. И ему совсем не было стыдно за эти глупые грязные мысли.       Он на пробу потёр чужой пах ногой, но Вонхо, довольно ухмыльнувшись, остановил его: — Поверь, тебе понадобится куда больше времени, чем мне. Поэтому просто делай то, что я буду говорить, хорошо? И Хёнвон с азартом кивнул и закусил губу, чувствуя, как сильные руки легли на его зад, вынуждая подняться чуть выше. В следующую секунду он уже остался без штанов и нижнего белья. Полная нагота для него не была чем-то преступным, потому что зачастую, когда он жил в особняке, отец частенько пристраивал рядом с ним кого-нибудь из круглосуточных нянек, и ему приходилось переодеваться у них на глазах. Но он решил, что никогда не расскажет этого Вонхо, потому что не хочет волновать его лишний раз.       Зато, когда сам мужчина стянул с себя сорочку, у Хёнвона вдруг перехватило дыхание. Он лихорадочно пытался рассмотреть всё сразу: и кубики пресса, и подкачанную грудь с ореолом затвердевших сосков, и едва заметную дорожку тёмных волос от пупка, скрывающуюся за кромкой штанов. Слишком сексуально.       Он облизнул губы и послушно перевернулся на живот, немного расстраиваясь, что ему не дали насладиться возбуждающей картиной в полной мере. Сердце лихорадочно билось, когда Вонхо стал оглаживать каждый участок его кожи и оставлять мокрые поцелуи на плечах.       Слишком приятно, чтобы быть правдой. Вонхо же тем временем любовался другой картиной: как мальчишка под ним бесконтрольно комкал простынь в тонких пальцах, как он вздрагивал каждый раз от ощутимых поцелуев в поясницу.       Слишком сладко, чтобы быть правдой. В голове начинало гудеть от сильного напряжения, Вонхо поспешил расстегнуть штаны, ставшие сейчас такими узкими. Вот теперь медлить больше не хотелось. — Хёнвон-а, — позвал он, но мальчишка с трудом соображал, — Хёнвон, встань на колени, — и, не дожидаясь, пока тот выполнит просьбу, сам дёрнул его вверх, удерживая в нужной позе. Внизу живота закрутило волнами, и наёмник непроизвольно простонал: — Боже, что ты со мной делаешь.. Он плюнул на свои пальцы, немного переживая, что не подготовился заранее, и его мальчишке будет больно. Одно знал точно — ничто не заставит его остановиться сегодня. — Потерпи и не зажимайся, хорошо? — Хёнвон в ответ промычал, сильнее прогибаясь в пояснице, чтобы мужчине было удобней.       Туго прошёл даже первый палец, и Вонхо понял, что им будет куда сложнее, чем он предполагал. Он ощутил укол вины, что сейчас своими действиями заставляет любимого чувствовать боль. И делает он это для себя, для утоления своей похоти, а Хёнвон терпит ради него. «Я — чёртов эгоист», — расстроено подумал он, замечая, как задрожали напряжённые бёдра юноши. — В-вонхо, — прошипел тот, чуть морщась, — мне немного больно. И в доказательство своим словам он вдруг болезненно сжался и замычал, едва удерживаясь, чтобы не упасть на матрац. — Прости, — искренне извинился он, теряясь в противоречивых эмоциях: если он остановится сейчас, то потом они рано или поздно всё равно к этому вернутся, но и мучить его не хотелось, — сможешь чуть-чуть потерпеть?       Хёнвон неуверенно кивнул, стараясь глубоко дышать. Ожидаемого «вселенского удовольствия», про которое он наслушался — не было совсем. Он уже начал паниковать, что с ним что-то не так.       Вонхо с трудом добавил второй палец и остановился, давая привыкнуть к ощущениям, прежде чем начать растягивать сильнее. Целовал ямочки на пояснице, оглаживал живот и стройные бока, изредка проводил ладонью по его аккуратному члену — старался максимально отвлечь от боли.       А затем весь напрягся, когда Хёнвон в очередной раз неожиданно затих. Перепуганный и взволнованный он скорее поднял голову, чтобы узнать, что случилось. И замер, видя, как мальчишка с интересом рассматривал их тень на стене, которая в полной мере показывала всё происходящее со стороны. Юноша видел собственный силуэт и то, как сексуально он прогибается в пояснице, как неописуемо красиво смотрится рядом с ним Вонхо, рельеф тела которого не смогла утаить даже неровная стена. И всё это выглядело чертовски правильно и гармонично, что у Хёнвона проскочили странные ребяческие мысли о том, что молодые девицы и почтенные дамы наверняка обзавидовались бы ему. Наёмник склонился к нему, слизывая с острой лопатки выступивший солоноватый пот. Шепнул, продолжая касаться светлой кожи губами: — Нравится? — Да-а, — на одном выдохе тихонько ответил тот. — Смотри на нас и не отводи взгляд, понял? — дождавшись, пока мальчишка кивнёт ему, Вонхо вытащил пальцы и снова плюнул на них, размазал слюну по колечку мышц и протолкнул три пальца по очереди. Туго. Хёнвон почти вскрикнул, но вовремя сдержался. Теперь, когда он мог наблюдать за действиями мужчины, это казалось чем-то ужасно пошлым и грязным, будто он подглядывал за кем-то. Он быстро вытер выступившие слёзы, ему повезло, что Вонхо этого не заметил.       Он уже потерял все надежды, думая, что с ним какие-то проблемы, и что хозяин уже злится. Но быстро успокоился, когда тот в очередной раз спросил: — Как ты? — и прислушавшись к своему телу, юноша понял, что сквозь боль он чувствует что-то ещё. И от этих ощущений как-то тянуло в животе чуть сильнее. — Ты можешь.. чуть глубже? — почти уловимо попросил он. Но Вонхо сейчас сконцентрирован только на нём, поэтому хорошо расслышал. — Так? — он вытащил безымянный палец и поменял немного угол, проникая остальными двумя. И до его ушей наконец-то донёсся первый тихий стон, наполненный удовольствием. Мужчина с облегчением выдохнул — теперь у них точно всё получится. Он продолжил разрабатывать Хёнвона чуть активней, и решив, что тот готов, убрал пальцы.       Аккуратно развернул млеющего мальчишку к себе лицом, перехватил его ногу, закидывая её к себе на плечо. Тот моментально вцепился в его предплечье одной рукой, а второй потянулся за поцелуем, таким же мокрым, как и он сам. Вонхо, не теряя момента, приставил головку к входу, стараясь проникать как можно медленнее, но когда Хёнвон укусил его за губу, понял, что простого «медленнее» — недостаточно. — Расслабься, — скомандовал он, — глубоко выдохни и расслабься. Наёмник обхватил его член, принимаясь неторопливо водить по нему рукой. Мальчишку всего подкинуло на кровати, он резко уставился на это действие. Сейчас, пока тот отвлёкся, Вонхо позволил себе первый толчок, чтобы войти до конца. Слишком тесно, что даже он невольно поморщился, а Хёнвон и вовсе потерял связь с реальностью.       Юноша следил, как крупная капля пота стекала по крепкой груди и исчезала во впадинке пупка. Он смотрел, пытаясь навсегда запечатлеть в памяти раскрасневшееся лицо Вонхо, его тяжёлое надрывное дыхание, его сильные руки, что сейчас прочным замком удерживали мальчишку за бёдра. Запомнить то, как часто он облизывал пересохшие губы, и то, как тёмные волосы медленно становились влажными. Он чувствовал жар его тела, а в ответ отдавал себя всего. И Вонхо умело этим пользовался, забирая его без остатка. Мужчина заметил, что с каждым последующим движением, Хёнвон всё больше прогибался под ним и открывал рот в сладком едва слышном стоне. И возбуждение накатывало с новой силой, от осознания того, что это его заслуга.       Он с упоением поддался, когда юноша потянулся за очередным поцелуем. И в этом незамысловатом касании губ было намного больше чувств, чем могло показаться. Они оба понимали, что теперь зависимы друг от друга.       Вонхо, чуть наращивая темп, провёл ладонью по взмокшим светлым волосам. Хёнвон в беспамятстве нащупал его бёдра и ухватился за них, оставляя на коже небольшие красные полосы от коротких ноготков. Вонхо чуть не сошёл с ума, громко шипя от удовольствия, потому что мальчишка стал непроизвольно сжиматься сильнее, чем раньше. Они оба испуганно замерли, когда вдруг со стороны распахнутого окна раздались чьи-то шаги. Благо, Хёнвон всё это время был тихим, и их не услышали заранее. Знакомый голос неуверенно произнёс: — Хозяин, Вы здесь? — наёмник узнал одного из своих подчинённых. — Там Шону вернулся, и мы хотели узнать, пойдёте ли Вы его встречать? И Вонхо, видя, как Хёнвон взволнованно заметался по подушке в поисках места куда спрятаться, сильно разозлился. Хриплым низким голосом рявкнул: — Убирайся! — даже мальчишка от неожиданности вздрогнул. И не дожидаясь, пока шаги отдалятся, возобновил движения. Но теперь входил плавно, стараясь успокоить и приласкать. — Прости, — поцеловал куда-то в уголок губ и виновато улыбнулся. Хёнвон, расслабившись, ухмыльнулся в ответ и бесстыдно обронил: — Быстрее, — и от этого пошлого голоса захотелось кончить уже сейчас.       Характерный хлюпающий звук заполнил всю комнату. Юноша уже не ориентировался в пространстве и просто стонал в своё предплечье. Происходящее вокруг для него уже даже не подходило под описание «слишком». В голове было абсолютно пусто, он попытался прислушаться к своим эмоциям, но ничего не мог уловить, потому что всё сознание сейчас сосредоточено на ощущениях, которые ему дарил любимый человек. Тугой узел в животе стал волнами развязываться, и тело задрожало в оргазме. Хёнвона заколотило приятной судорогой, и он бесконтрольно промычал, запрокидывая голову назад.       Пик наслаждения мальчишки для Вонхо — его маленькая персональная победа. Чтобы больше не навредить хрупкому телу и дать юноше отдохнуть, он вышел из него и решил довести себя до разрядки рукой. Хёнвон с прочной пеленой перед глазами, не отрываясь, смотрел за его действиями. Закусил губу и поманил мужчину к себе. Вынудил того убрать руку и обхватил его член своей ладошкой. Повторил его быстрый темп и с упоением поддался страстному поцелую. Под аккомпанемент хриплых стонов Вонхо пальцы обожгло горячим семенем. Совсем не ощущая брезгливости, он даже не стал вытирать руку. Запрокинул голову назад, подставляя шею для приятных благодарных поцелуев.       Ещё несколько долгих минут потребовалось, чтобы прийти в себя после пережитого. Вонхо, лёжа на животе, с упоением принимал ласку, когда Хёнвон лениво гладил его по голове, запутывая на пальцы пряди его волос. Они оба молчали, понимая, что слова сейчас абсолютно не нужны. Пока вдруг мальчишка не посчитал важным сообщить: — Мне было хорошо. — Я заметил, — хохотнул Вонхо, обхватывая его талию чуть сильнее.       Приятная нега, разлившаяся по телу, разморила обоих, поэтому уже через некоторое время они задремали, наслаждаясь объятьями друг друга. И они могли с уверенностью сказать, что все пережитые ими невзгоды определённо стоили того, чтобы сейчас чувствовать это ответное тепло. …       Хёнвон шаркал ногами по высохшим осенним листьям и оглядывался по сторонам, вдыхая приятный аромат сменившегося сезона. Ветер был чуть сильнее, чем хотелось бы, и уши начали постепенно побаливать от прохлады. Он потёр их и ускорил шаг, когда в конце улицы показался их с Вонхо дом. — Слушай, — привлёк он к себе внимание, одновременно стягивая с себя обувь, — ты Чангюна не видел? — А что? — Вонхо развалился у стола и хлебал овощной суп. — Он обещал научить меня стрелять, но я не могу найти его с самого утра. — Он поехал в родной город, — приглашая сесть рядом, ответил тот, — скоро должен вернуться. — В город? Зачем? — Хочет посетить свой дом. Хёнвон понимающе промычал. Отказался от предложенной ложки супа и стал катать сухие крошки хлеба по столу. — А ты умеешь стрелять? — вдруг выдал он, заглядывая наёмнику в глаза. — Конечно, — уже догадываясь, что последует за этим вопросом, отозвался Вонхо. — Эй-эй, дай хоть доесть. Куда побежал? — Жду на улице, — коротко кинул мальчишка, лучезарно улыбаясь и скрываясь в дверном проёме. — Боже, ну что за чудо. …       Чангюн испытывал двоякие чувства. Находиться дома после стольких лет скитаний — нечто просто невообразимое. Подошёл к забору, ностальгически рассматривая протёртый след на дорожке от провисшей деревянной калитки. Та поддалась со скрипом, пропуская его на участок. Хоть он и дед до этого не следили особо за своими угодьями, сейчас всё и подавно заросло высокими сорняками. Чангюн отыскал давно припрятанный им ключ и, отперев замок, прошёл в дом. И воспоминания огромным потоком захламили его голову. Картинки моментов из детства сменяли друг друга, пока он медленно осматривал тот или иной предмет их скромного интерьера. Он так и не решился заглянуть в комнату деда. Ещё тогда он понял, что просто не может заставить себя посмотреть на кровать, на которой спал его старик. Зато в рабочий кабинет прошёл с замиранием сердца. Здесь всё, как прежде. Их книги, которые они читали вместе. Мамины письма. Его исписанные холсты, когда он учился рисовать. Мальчишка чуть не расчувствовался, но вовремя взял себя в руки. Больше смотреть здесь было не на что, поэтому он взял лишь любимую книгу деда и направился к выходу. И уже на крыльце у самой двери на глаза ему попалась неаккуратная стопка писем. Какие-то из них совсем испортились из-за дождя или снега, что шёл ещё прошлой зимой. Какие-то были новыми. Он волнительно схватил самое верхнее, быстро срывая сургуч. Бегло вчитался в первые строки и упал на подкосившихся ногах, комкая конверт в подрагивающих ладонях. Слёзы моментально полились по щекам, срываясь с подбородка и впитываясь в рубашку на груди.

«Чангюн-а, мой мальчик, я пишу тебе уже полгода, но не получаю ответа. Как ты? Как я уже сообщал раньше — мне удалось избежать заболевания, но из-за прошедшей эпидемии нас пока не отпускают. Как только разрешат выезд из Франции, я примчусь домой. Предположительно нас выпустят из страны ближе к зиме, поэтому дождись своего деда. Мальчик мой, мне так грустно сообщать тебе это каждый раз, потому что я не знаю, какие письма доходят, а какие — нет, но твоя матушка не справилась с болезнью и покинула нас. Она умерла не от чумы, а ещё за месяц до начала эпидемии от сердечной недостаточности, с которой боролась долгие годы. Но ты же знал это? Я помню, ты копался в моём столе и прочёл выписку от врача. Она сама решила уехать, когда поняла, что ей здесь не помогут. Прости свою маму, что она оставила тебя. Она не хотела этого. Она искренне любила тебя. Чангюн-а, ты же умный мальчик, я надеюсь, ты хорошо заботишься о себе? Тебе сейчас должно быть уже шестнадцать… Как же ты вырос. Есть ли что-то, чем ты увлекаешься на этот раз? С кем дружишь? Может, у тебя появилась любовь? Я скучаю, мой мальчик. Надеюсь, это письмо дойдёт до тебя. Твой дедушка».

Чангюн бросился обратно в дом, выискивая на столе чистый лист. Принялся быстро-быстро писать:

«Деда, я так скучал по тебе. Как же я рад, что ты жив. Знаешь, я точно решил, кто я есть в этой жизни. А ещё я познакомился с замечательными людьми. Они…»