Где вода есть

      Суйгин гонялась за Шисуи по полигону, пылая праведным гневом: из всего класса с ней худо-бедно разговаривал только Хьюга Хидэо, Мими дулся уже вторую неделю, Хори выносила мозг усерднее обычного, а этот вредитель постоянно появлялся с сияющей улыбкой.       Догонялки с «Мерцающим» Шисуи были тем ещё удовольствием: поймать его, естественно, было нереально для такой улитки как она. Даже несмотря на то, что она уже выучила проклятый шуншин, разница в скорости была слишком велика, чтобы Суйгин могла всерьёз задуматься о том, что сможет его словить, но попыток не прекратила.       — Ты пакостник! Вредитель! Гад! — не имея возможности настучать ему по голове, Суйгин отводила душу простым и старым, как мир, способом: обзывалась и сыпала пустыми угрозами. — Ты погоди у меня, как только я тебя поймаю, ты крупно пожалеешь!       Сидящий неподалёку на камне с книжкой Итачи не читал вот уже минут десять, с долей интереса наблюдая за попытками Суйгин поймать Шисуи, и запоминал интереснейшие выражения, которых ему ещё не доводилось слышать в Академии, вроде «Глаза на жопу натяну и моргать заставлю», «Отравлю тебя и скормлю твой хладный труп кошкам, так и знай», «сыграю твоей головой в футбол», «кунай в задницу загоню» и прочее из той же серии. Шисуи только заливисто хохотал, продолжая носиться по всей поляне: было очевидно, что всерьёз он подобные угрозы не воспринимал и попросту считал, что его подруге стоит проораться.       Итачи было даже немного интересно, что же он такого сделал, но спрашивать он не стал.       Через полчаса Суйгин, наконец, надоело гоняться за Шисуи, она остановилась, и обманчиво спокойно медленно приблизившись к камню, села рядом с ним. Возникший рядом Шисуи с ещё более широкой улыбкой, чем раньше, осведомился:       — Ну что, я прощён?       — Много хочешь! — фыркнула Суйгин, скрещивая руки на груди. — Твоей милостью чёрт знает сколько времени мне теперь терпеть девчачьи истерики! Мими со мной не разговаривает уже две недели, а всё потому, что тебе захотелось повеселиться!       — Но ведь это не я тебе предложил ту игру, — вскинул брови Шисуи, широко разведя руки в стороны. — Почему бы тебе не обвинить инициатора?       Суйгин глубоко вздохнула, испытывая чудовищно сильное желание встать и продолжить гонять паршивца. Он не только не чувствовал себя виноватым, он, похоже, не понимал, что этот его «невинный эксперимент», как он выразился, сотворил с мозгами детишек! Она закрыла глаза и медленно отсчитала до тридцати и обратно.       — Вот вроде гений, а дурак дураком, — в конце концов, сказала она, окинув Шисуи возмущённым взглядом. Тот всё так же радостно пожал плечами и предложил:       — Так что мне сделать, чтобы я был прощён?       Суйгин крепко задумалась. Беситься на Шисуи и дальше было бы бессмысленно, только свои нервы зря тратить, рассчитывать на то, что после рассказа о романтических отношениях он сменит свою модель поведения, тоже не приходилось. Судя по тому, что он заявлял, всё он прекрасно понимал, но продолжал придуриваться, потому что так ему хотелось или было удобно. Поразмышляв ещё немного, она пришла к выводу, что просить ей в общем-то нечего: они и так вместе тренируются. Вспомнив, как именно обычно откупался от неё Юсаку, она решила повторить манёвр с Шисуи.       — Я хочу данго, мно-ого данго, — потребовала Суйгин. Никто его за язык не тянул, сам ведь спросил, что сделать. — И не попадайся мне на глаза без своего откупа! — пригрозила она.       Шисуи, воспринимавший все её угрозы так, будто она была маленьким злобным хомячком, радостно хлопнул в ладоши.       — Ну, сегодня твой любимый магазин сластей уже закрыт, но завтра я притащу тебе столько сладкого, что ты лопнешь, — пообещал он.       — А что он всё-таки сделал? — не сдержался Итачи, захлопывая книгу. Суйгин с Шисуи одновременно обернулись на него и сощурились, явно прикидывая, стоит ли посвящать его в произошедшее или нет.       — Да так, — решила отговориться общими фразами Суйгин. — Заявился к нам на тренировку и подставил меня перед всем классом.       — И у вас так всегда? — поинтересовался Итачи, окидывая их внимательным взглядом.       — Иногда она пытается защекотать меня до смерти, — поделился с ним Шисуи с таким видом, будто выдавал страшную тайну.       — У меня до сих пор руки чешутся тебя придушить, — заверила его Суйгин.              На следующий день она таки решила сменить гнев на милость, однако не успела испытать радости от примирения. По дороге к воде, где на пирсе Шисуи собирался закормить её сладким, она услышала новость, которой испугалась до полусмерти.       «Узумаки Кушина беременна», — эти слова были, фактически, приговором. Почти надгробным камнем на её могиле.       Сидя на пирсе и болтая ногами в воде, Суйгин мрачно размышляла о том, что дальше тянуть было нельзя. У неё никогда не будет достаточно сил, чтобы, например, пойти и лично перерезать горло, скажем, Обито или Данзо, чтобы предотвратить грядущие события. Она была всего лишь ученицей Академии. Даже если бы она была сейчас также известна, как Шисуи, то всё равно ни на что не смогла бы повлиять. Вспоминая, как, где и почему он распрощался с жизнью, Суйгин думала о том, что как ни посмотри, её единственным спасательным кругом был и остаётся Намиказе Минато. Она уже видела, к чему привели действия третьего Хокаге, а значит оставалось лишь надеяться на то, что планы четвёртого сработают лучше.       Суйгин было страшно, действительно страшно. Помощь она могла получить только в одном случае: рассказав всё, что знает, руководству деревни. Однако это не означало, что её захотят выслушать, или что ей поверят, или что оставят в живых, если поверят. В её понимании был только один вариант, который гарантировал ей, что к ней прислушаются: отдаться в руки кому-нибудь из клана Яманака. Тот мужик, который закинул её сюда, конечно, говорил, что без разрешения в голову к ней никто не пролезет, но это означало лишь то, что это разрешение придётся дать. И молиться, чтобы после того, как в её голове покопаются, не упекли за решётку или не убили.       «Мне-то будет уже всё равно, если прибьют, а вот что станет с Юсаку? Ни родителей, ни сестры…» — Суйгин невидящим взглядом смотрела на воду. — «Нет, нельзя так думать, Минато хороший», — одёрнула себя она. — «Если мне дадут шанс доказать, что я живая не представляю опасности для деревни, и у меня получится, у меня будет шанс выжить. Надеюсь…»       С другой стороны, что толку от того, если она сейчас снова струсит и проживёт ещё несколько лет? Учихи непременно соберутся поднять восстание, и в ту роковую ночь она ничего не сможет сделать. Глупо будет думать, что она сможет спасти себя или Юсаку или ещё кого-то знакомого. Если Итачи попадётся Данзо, спутается с Обито, то песенка клана будет спета. Обито вряд ли помогал устраивать резню в одиночестве: Суйгин была более, чем уверенна, что ему помогали Зецу. Если бы не помогали, то клан успел бы понять и организовать хоть какое-то сопротивление, но почти все они умерли раньше, чем поняли, что происходит.       Суйгин чувствовала себя такой жалкой, что хотелось плакать. Пора было сделать ставку на Минато и молиться. Пока ещё не поздно.       — Йо! — Шисуи хлопнул её по плечу и помахал перед носом внушительным пакетом со сладостями.       Окинув его мутным взглядом, Суйгин вяло кивнула: есть не хотелось, её начинало подташнивать.       Нахмурившись, Шисуи скинул обувь и сел рядом. Наблюдая за тем, как он распечатывает упаковку с данго, Суйгин кусала губы.       — Тебя что-то беспокоит? — участливо поинтересовался Шисуи, протягивая ей сладости. — Выглядишь ты не как человек, который радуется вкусняшкам.       Суйгин машинально приняла сладкое, разглядывая его во все глаза и прокручивая в голове проклятую новость про беременность Кушины.       — Да так, знаешь, думаю, я наконец-то решилась, — сказала она, прокручивая между пальцами палочку с разноцветными данго.       — Позвать меня на свидание вместо того чтобы пытаться придушить? — чувствуя напряжение, попытался разрядить обстановку Шисуи.       — Разве это не выглядит как свидание? — с невесёлым смешком отозвалась Суйгин. Было странно говорить об этом в неполные десять лет, но, как она успела заметить, у большей части девчонок именно свиданиями с мальчишками в этом возрасте и была забита голова, и никакая тяжёлая военная или послевоенная обстановка не могла на это повлиять.       — Я думал, на свиданиях девчонки должны быть повеселее, так что нет, не выглядит, — слопав целую палочку данго, соизволил ответить Шисуи. — Или ты всё ещё злишься на меня? Прости, я действительно не думал, что твои одноклассники так среагируют…       — Да забей, не в этом дело, — ответила она и тут же пожалела, что не воспользовалась предложенным объяснением: Шисуи внимательно разглядывал её.       — Тогда почему ты выглядишь так, будто собралась умирать?       Суйгин, не жуя, проглотила свою порцию. Ей показалось, будто сладкие шарики упали в желудок как кирпичи.       — Не выспалась, — предложила не слишком-то убедительное объяснение она.       — Врёшь, — ожидаемо не купился на столь хилое оправдание Шисуи, откладывая пакет с данго в сторону. — Может, ты решила, наконец, рассказать мне свою «страшную тайну» об источнике слухов?       Суйгин молчала, будто воды в рот набрала. Шисуи терпеливо ждал, разглядывая их отражения в воде. Она понимала, что своим поведением только подкидывает ему лишних подозрений, но ничего не могла с собой поделать.       — Не сегодня, — всё-таки выдавила из себя она. Сказать Шисуи о том, что она нечто из другого мира с кучей знаний означало подставить его перед руководством деревни ещё сильнее. Если он будет знать, кто она, то непременно пострадает, если тот же Данзо решит заняться теми, с кем она общалась. Незнание о том, что она такое, освобождало Шисуи от излишней ответственности.       — Это касается клана? — тихим, свистящим шёпотом осведомился Шисуи. С его точки зрения, конечно, у неё была только одна причина расхаживать со скорбным видом, учитывая, что он наверняка знал, что Юсаку отправился на задание только сегодня с утра, а значит повода для беспокойства о нём не было. Обычно Суйгин начинала дёргаться только тогда, когда он вовремя со своих заданий не возвращался.       — И да, и нет, — неопределённо качнула головой Суйгин. Врать не хотелось, но и сказать она тоже не могла.       — Ты узнала что-то?       Суйгин поджала губы.       — Что ты задумала, Суйгин? — хватая её за плечи и явно с трудом сдерживая тон своего голоса, поинтересовался Шисуи.       — Ничего такого, — нервно улыбнулась она, с сожалением скинув с плеч его руки. — Просто думаю обо всём подряд.       — Я прекрасно вижу, когда врёшь или недоговариваешь, — обиженно заметил Шисуи. — Что ты такого узнала, что на тебе лица нет?       — Я не могу сказать, — обессилено отозвалась Суйгин. Сейчас ей хотелось только плакать, она пожалела, что просто не забрала сладкое и не сбежала домой под каким-нибудь благовидным предлогом. Наверное, ей было слишком страшно, чтобы переваривать услышанное в одиночестве, но в итоге вышло только хуже.       — Кому ещё ты можешь рассказать то, что узнала, кроме меня? Я тебе всё рассказываю!       — Это опасно, — со вздохом протянув руку, Суйгин не сильно сжала его плечо. Ей было совестно, что она ведёт себя с ним так, но мысль о том, что у Шисуи будет больше шансов выжить, если он ничего не будет знать, не давала ей покоя. — Это… моя забота. Ты ничем не сможешь помочь.       — У меня ощущение, будто ты сейчас прощаешься со мной, — недовольно отозвался Шисуи. — Хотя звучит это предположение как бред. Ты ещё даже Академию не закончила.       Суйгин слабо улыбнулась, убрала руку и поднялась на ноги.       — Прости, Шисуи, — она отвернулась, не в силах больше сдерживать слёзы. — Если я расскажу тебе сейчас, то ты можешь попасть под раздачу. Я не хочу этого.       — По-моему я не тот, кого стоит оберегать, — раздражённо заметил он, рывком разворачивая её к себе лицом. Он запнулся, сбитый с толку её слезами, но быстро взял себя в руки. — Уж я-то посильнее тебя буду. Раз это касается клана, ты должна мне сказать! Это не только твоя битва, Суйгин! Я тоже хочу предотвратить трагедию! Вот что ты можешь сделать в одиночестве?!       Он и подумать не мог, что именно этот вопрос заставит её взять себя в руки. Суйгин вздрогнула, снова освободилась от его хватки и стёрла с щёк слёзы.       — То, что могу сделать только я, — она кивнула своим собственным мыслям. — Я встречусь со своим ночным кошмаром. Если проснусь, значит, всё получилось.       — Ночным кошмаром? — не понял Шисуи. Он был уверен, что только что они говорили не о кошмарах: и речи не было о том, что она, например, боится или не может из-за чего-то уснуть. Суйгин несла какой-то бред и наверняка просто пыталась его запутать.       — Если потом ты узнаешь, то, думаю, ты поймёшь… — обречённо пробормотала она. — Да… уж ты-то поймёшь… Но если вдруг нет, то это знание не понадобится тебе когда-либо в будущем.       — Объясни мне что происходит, — потребовал Шисуи. — Немедленно объясни.       Понимая, что после устроенной сцены Шисуи ни за что от неё не отвяжется, она похлопала себя по щекам и, стараясь выглядеть пободрее, произнесла:       — Если ты сегодня оставишь меня в покое, то, обещаю, расскажу тебе, в чём дело, при следующей встрече. Думаю, у меня просто сдают нервы, ничего такого страшного я не узнала, мне просто надо поспать и всё пройдёт. Ну? Когда я тебя обманывала?       — Никогда, — неохотно признал Шисуи. — Но ты уверена, что тебя стоит оставить в покое сегодня?       Суйгин лихорадочно закивала. Если он будет ходить за ней по пятам, у неё не будет ни шанса осуществить задуманное.       «Сегодня или никогда», — решила она.       Прощание вышло скомканным: Шисуи выглядел обеспокоенным, и отпустил её очень неохотно. Вернее даже не отпустил, а принудительно проводил до дома, впихнул в руки пакет со сладостями и, убедившись в том, что она действительно просто собирается лечь спать, без особого желания ушёл, сообщив, что собирался потренироваться с Итачи и, если что, то она знает, где их искать.       Суйгин чувствовала себя ужасно разбито, в конце концов, Шисуи не заслуживал такого отношения с её стороны. Ему наверняка казалось, что она ему не доверяет, отказываясь что-либо рассказывать, и она была уверенна, что он чувствует себя обиженным. Суйгин не хотелось его обижать, но она ничего не могла с этим поделать. Оставалось только попрекать себя за то, что она не повела себя как умный человек. Всего-то и стоило взять себя в руки притвориться весёлой, съесть вместе сладости и распрощаться, прикрывшись делами, а не устраивать сцен. Она чувствовала себя героиней второсортной слезливой истории, которая ничего не делает и только и может давить на жалость. Впрочем, в какой-то степени это было правдой: именно на жалость она и собиралась давить.       «Жалкая трусливая слабачка» — корила она себя, принимая душ, чтобы хоть немного успокоиться. — «Что тебе такого страшного предстоит? Придти к Хокаге и сказать ему словами через рот, что ты какой-то инопланетянин. Всего-то!»       Успокоиться душ не помог. Матеря себя через слово, Суйгин оделась, вытащила из стола бумагу, ручку и села писать объяснительное письмо для Юсаку, если тот вернётся, а сестры, которая всего-то ученица Академии, в Конохе не окажется.       На ум не шло совершенно ничего. Не представляя, что вообще можно сказать в столь неопределённой ситуации, Суйгин просидела над листом несколько часов.       «Ты был лучшим братом на свете. Не беспокойся обо мне, просто так получилось. Я не спрыгивала с водопада, так что не ходи туда» — получившиеся слова звучали почти как призыв к самоубийству. Она была уверена, найди Юсаку такую записку на своей кровати и он изроет весь водопад вдоль и поперёк в поисках её хладного трупа.       Разозлившись на себя ещё больше, Суйгин скомкала бумажку и кинула её под кровать, сил идти до мусорки на кухне не было.       «Спасибо тебе за всё, ты лучший брат на свете».       Этот вариант «предсмертной записки» был ничем не лучше предыдущего. Скомкав лист, Суйгин отправила его составить компанию первому. Подумав о том, к кому Юсаку побежит, если что, узнавать что с ней стало, Суйгин написала то, что по её мнению выглядело не так уж и плохо по сравнению с предыдущими:       «Я сделала то, что должна была, чтобы спасти всех нас. Береги себя, лучший брат на свете. Шисуи ничего не знает».       Поразмышляв о местоположении бумажки, Суйгин оставила её на своём столе, захватила розовый девчачий блокнот и такую же розовую ручку и, нацепив на лицо широкую улыбку, понадеялась, что та не превратится в нервный оскал, пока она будет идти до места своей возможной смерти.       «Дыши глубже, Суйгин», — увещевала она себя, открыв дверь. Шагнуть за порог дома оказалось неожиданно тяжело. — «Сегодня ты попытаешься спасти множество жизней. Это хороший поступок, достойный поступок».       Дверной проём казался вратами в преисподнюю.       «Всё будет хорошо, всё получится, и не важно, чем закончится. Это лучше, чем просто сидеть и ждать своей смерти. Минато хороший. А даже если и нет, то если хорошо подумать, а чего тебе бояться? Ты уже умирала. Ну встретишься ещё раз с тем мужиком, всего-то…»       Это были довольно слабые попытки успокоиться: какой бы не была по счёту жизнь, умирать всё равно не хотелось. В прошлый раз она почти ничего и не прожила, да и этот раз обещал быть не таким уж и долгим, пусть и куда более насыщенным событиями.       До боли сжав кулаки и глубоко вздохнув, Суйгин заставила себя выйти на улицу. Медленно закрыла дом, едва не выронив ключи, и неторопливо направилась к цели. Дрожь была такой сильной, что она начала всерьёз опасаться, что до резиденции Хокаге попросту не дойдёт. Однако её нервы оказались крепче, чем она думала. Где-то на середине пути её посетила мысль, что нет смысла оттягивать неизбежное, и она зашагала бодрее.       «Перед смертью не надышишься», — говорила бабушка, и была права. Чем медленнее она шла, тем больше беспокоилась, чем быстрее бежала, тем легче ей становилось. Добравшись до резиденции, Суйгин не стала мяться у входа и поспешно зашла внутрь.       Попасть к Хокаге оказалось куда легче, чем она думала. Призвав на помощь всё своё актёрское мастерство и силу воли, она попросту притворилась восторженной фанаткой. Время было обеденное, так что охрана, закатив глаза, проводила её до дверей кабинета и даже любезно расписалась в розовом блокноте с розовыми страницами, когда она выразила надежду, что доблестные защитники Хокаге будут добры. Явно польщённые мужики даже сердечки ей нарисовали. Во внешности маленькой милой девочки, определённо, было множество плюсов. Будь она взрослой куноичи, такой финт точно бы не прокатил. А тут всего-то малявка из Академии, что с неё вообще возьмёшь?       Намиказе Минато сидел за своим столом и просматривал какие-то бумаги.       — Подожди минутку, ладно? — попросил он, стоило только Суйгин осторожно прикрыть за собой дверь.       Она послушно замерла, собираясь с силами. Через несколько минут Минато жестом подозвал её к себе и с добродушной улыбкой поинтересовался, протягивая руку к её блокноту:       — Не расскажешь, чем детям так нравится моя подпись?       — Она красивая? — предположила Суйгин. Дождавшись, пока Минато распишется на чистом листе блокнота, она прижала его к груди и выпалила:       — На самом деле, я здесь не ради этого, Минато-сама. Я должна кое-что рассказать.       Минато склонил голову на бок и весь его вид говорил, что он готов выслушать маленькую девочку, что бы она ему не сказала.       — Я не из этого мира и знаю, что во время родов вашей жены один человек вырвет из неё девятихвостого.       Выражение лица Минато резко изменилось. Теперь он не выглядел как добрый милый парень, скорее как человек, который забрал бесчисленное количество жизней на войне.       После этого Учиха Суйгин исчезла. На следующий день её не было нигде, ни в Академии, ни дома, ни на полигонах. Никто не знал, где она или что с ней случилось. Будто бы её никогда не существовало.       Однако Шисуи знал, что она зашла в резиденцию Хокаге и не вышла. Он сам проводил её до дверей. Вернее, проследил за ней.