Сожги меня дотла

      Как ни странно, Катарина не растеряла свою уверенность даже у покоев матери. Девушка решительно постучала и стойко выдержала взгляд открывшей дверь Доротеи — сперва обеспокоенный, а затем наполненный чем-то, слишком похожим на надежду.       — Мне нужна помощь. На корабле нет человека, к которому ещё я могу обратиться. Я здесь только потому, что у меня нет выбора, — вместо приветствия выпалила Катарина. Звучало жестоко, но прежде всего ей хотелось быть с матерью честной.       Доротея понимающе кивнула, и если слова дочери её и задели, она этого не показала.       — Хорошо, но прежде чем ты зайдешь, я хочу извиниться за прошлый раз. Мне не стоило удерживать тебя и говорить, что ты должна мне что-то только потому, что я твоя мать. Прости, Катарина.       Говоря это, Доротея не выражала бурных эмоций и выглядела довольно сдержанной и бесстрастной. Но в её голосе звучало искреннее сожаление, и Катрине быстро стало стыдно за свою излишнюю резкость.       — Проехали, все нормально, — неловко пробормотала девушка, отводя взгляд.       Доротея пропустила Катарину в покои, жестом предложила сесть в свободное кресло, и сама устроилась на стуле напротив дочери.       — Так, что случилось?       — Ты хорошо знаешь Амору? — начала Катарина.       Доротею вопрос удивил, но она не стала тратить время на встречные расспросы и покачала головой, отвечая:       — Лично — нет. В Асгарде я часто видела её на официальных приёмах или балах. Но, насколько я могу помнить, наши разговоры никогда не заходили дальше формальных приветствий.       — А в целом что можешь о ней рассказать?       — Она всегда была заметной, — сказала Доротея после недолгой паузы. — Древний богатый род, блестящие успехи в магии… Многие её любили, многие — нет, но равнодушия она никогда не вызывала. Ходили разные слухи о её манипуляциях людьми из ближайшего круга Одина, но… — женщина пожала плечами. — У Аморы всегда было много завистников, а у слухов никогда не было оснований.       — Хорошо, — соврала Катарина, потому что столь расплывчатые факты не вписывались в «хорошо» и вообще не помогали понять, могла ли Амора в теории стоять за поджогом. — А что насчет Тюра? Ты знала его тогда?       — Знала, — сухо отрезала женщина.       По её реакции легко было понять, что Катарина затронула тему, о которой Доротея почему-то не хочет говорить. Но девушка все ещё собиралась докопаться до истины, даже если это заденет чужие чувства, а поэтому осторожно продолжила:       — Ты думаешь, он правда мог сделать то, в чем признался?       Доротея снова помедлила с ответом.       — Последний раз я разговаривала с Тюром за несколько дней до того, как мы с твоим отцом покинули Асгард. С тех пор прошло много лет, не знаю, как сильно он мог измениться. Но тот Тюр, которого я знала тогда, никогда бы не рискнул народом таким образом.       — Но если он считал меня такой сильной угрозой для Асгарда… Может, решил выбрать меньшее из зол? Рискнуть людьми, но подставить меня, чтобы в будущем не рисковать еще больше из-за моего присутствия на корабле.       — Ты считаешь, он ненавидит тебя? — вдруг спросила Доротея, и, что странно, в её голосе слышалась изрядная доля скепсиса.       — Да, он этого никогда и не скрывал, — уверенно заявила Катрин, прекрасно помня о всей той грязи, что Тюр выливал в её адрес. — Говорил, что я угроза Асгарду, что от меня стоит избавиться, и ещё много всего.       — Вот как… — несколько отстраненно протянула Доротея, вовсе не выглядя удивленной или рассерженной. — Видишь ли, я думаю, его причина подобной нелюбви к тебе не в том, что ты оказалась в центре пророчества о Рагнареке. По крайней мере, не только в этом.       — А в чем еще? — Катрина недоверчиво нахмурилась.       — В том, что ты моя дочь.       — Поясни?       Доротея опустила глаза, нервным жестом смахивая с ткани её брюк несуществующую грязь. Женщина глубоко вздохнула и наконец произнесла, будто тщательно подбирая слова:       — Много лет назад я и Тюр… Мы были влюблены.       Повисла пауза, поскольку сначала Катарина честно надеялась услышать закадровый смех или нечто подобное. Но Доротея выглядела более чем серьёзной, и девушке пришлось поверить, что сказанное — не шутка.       — Что, прости? — выдавила Катрин.       Всё это не укладывалось в голове. Катарина могла по-разному относиться к матери, осуждать за эксперимент с Вечным пламенем и за то, что Доротея оставила её на столько лет. Но при этом девушка понимала, что в Доротее нет намеренной жестокости или злобы. А Тюр всеми силами поддерживал идею убийства Катарины и вышвыривания её в открытый космос. И отдай Один или Тор подобный приказ, Бог Войны бы первым сделал это собственными руками.       Тюр — патриот до мозга костей и самый верный Одину человек, и Доротея, которая сбежала от царя и получила клеймо предательницы Асгарда.       — Я была очень и очень молода тогда, немногим старше тебя сейчас. Первая любовь, ветер в голове… — Доротея едва заметно улыбнулась, наверняка окунувшись в ностальгию о своей юности. — Мы думали, всё, что между нами — всерьез и надолго, даже говорили о свадьбе и детях, но… Так бывает, если ты ослеплен страстью. Через время она исчезает, и ты видишь больше. Понимаешь, я начала сомневаться в нем. Тюр не был плохим человеком, но и не был тем, с кем я хотела провести остаток дней. Мы были разными, слишком, хотели разных вещей и по-разному смотрели на мир.       — Это уж точно, — тихо проговорила Катрин.       — А потом встретила твоего отца. И то, что я чувствовала к нему было по-другому. Не подумай, между мной и Тюром не было измен или чего-то такого, — поспешно добавила Доротея, неверно истолковав общий ошарашенный вид Катарины. — Я просто сказала ему, что хочу всё закончить. Он не хотел отпускать, просил остаться, даже обещал, что измениться ради меня, но… Выходит, я разбила ему сердце. И я думаю, это было для него больно — увидеть тебя.       — Почему? — растерянно спросила Катрин.       — Катарина, ты очень сильно похожа на меня внешне, вот только волосы — рыжие из-за пламени в крови, — Доротея горько усмехнулась. — Рыжие, прямо как у него. Жестокая ирония, согласись?       — Боже мой, — потрясенно выдохнула Катарина. — Поверить не могу.       — Ладно, — отчеканила Доротея, резко втянув в себя воздух. — Ты говорила, нужна моя помощь. В чем именно?       Способность Доротеи моментально глушить лишние эмоции и концентрироваться на деле с холодным рассудком Катарине явно не передалась. Девушке потребовалось еще несколько минут тишины, чтобы собраться и вспомнить, зачем она вообще пришла.       — В общем… — Катрин наконец прочистила горло и взяла себя в руки. — У меня есть подозрение, что Тюр невиновен, но нет адекватных доказательств. Так что, мне нужно задать ему пару вопросов, но я не знаю, где его держат. К тому же, он не станет со мной говорить. Я надеялась, ты поможешь найти его и договориться о встрече, но теперь думаю, это плохая идея.       — Я помогу, — твердо заверила Доротея. — Узнаю, где он, попрошу об услуге.       Катрин поморщилась, качая головой.       — Это как-то жестоко — заставлять вас встречаться снова. Еще и просить его о чем-то.       — Может быть, — не стала спорить Доротея. — Но более жестоко держать невиновного в заточении. К тому же, я виновата перед ним.       — Нет! — воскликнула Катарина. Доротея удивлённо вскинула брови, и девушка стушевалась, добавляя куда тише:       — Я имею в виду… Мы же не можем контролировать свои чувства. Не можем приказать сердцу, кого нам любить, а кого нет. То, что ты предпочла моего отца Тюру, это твой выбор и твои чувства. Но не твоя вина.       На мгновение Доротея растерялась, не ожидая услышать подобного от Катарины.       — Я… Спасибо, — голос женщины едва заметно дрогнул, и Катарина отвела глаза. — Полагаю, мне было нужно это услышать.       — Мне пора идти, я думаю. Тогда… — Катрина замялась, не зная, сколько времени у Доротеи займет поиск места заключения Тюра и договор о встрече. — Я зайду завтра? Послезавтра?       — Дай мне пару часов, Катарина, — в голосе Доротеи мелькнула тень самодовольства, и Катрин не смогла сдержать улыбку. — Но ещё позволь спросить. В самом начале ты интересовалась об Аморе. Ты подозреваешь её?       — Да, — не стала увиливать девушка.       — Я не спрашиваю, что заставило тебя так думать, но… Не забывай, что она была заперта со мной в момент пожара и тоже могла пострадать. Конечно, это может быть уловкой, чтобы отвести от себя подозрения, но всё же не спеши с обвинениями, хорошо?       — Да, конечно, — Катарина встала и направилась к выходу, но вдруг остановилась. — Могу и я задать последний вопрос? Эрн, мой отец… Я почти не помню, каким он был, поэтому… Ты не пожалела, что выбрала его?       Катрин могла поклясться, что на долю секунды в глазах Доротеи блеснули слезы.       — Никогда.

***

      Выйдя из покоев матери, Катарина еще чувствовала себя оглушенной и вымотанной. Первый шок прошел, но ей все равно нужно было чуть больше времени, чтобы окончательно переварить всю эту историю. К тому же уставший организм некстати напомнил, что последний раз девушка спала еще до прилёта на Ксандар.       Катарина присела на низкий железный выступ в стене, не успев отойти далеко от комнаты Доротеи, и прижалась затылком к холоду металла, закрывая глаза.       — Привет, ангел! — через время раздался рядом бодрый голос Валькирии, выдергивая Катрину из состояния дремоты. — Ты была у Доротеи? — удивленно спросила воительница, вспомнив, чьи покои находятся рядом.       — Ага, — отстранённо отозвалась Катарина, потирая глаза.       — Вы помирились?       — Что? — Катрин моргнула и сфокустровала взгляд на Валькирии. — Нет, я пришла, потому что мне нужна была её помощь.       — А я было обрадовалась, что ты решила наладить с ней отношения, — укоризненно бросила Валькирия, садясь рядом с Катариной.       — Давай сейчас не об этом, — буркнула Катрин, и воительница примиряюще вскинула руки.       — Ладно-ладно, молчу. Говоришь, за помощью к ней пришла. Что случилось?       Катарина ненадолго задумалась. Вряд ли Валькирия могла чем-то помочь ей прямо сейчас, но кто знает, что Катрин сможет узнать у Тюра и куда это её приведет. К тому же, Валькирии девушка доверяла.       — Я хочу поговорить с Тюром, но пока не хочу, чтобы это было известно Тору. Доротея обещала помочь.       — Зачем тебе разговор? И почему без ведома Высочества? — подозрительно прищурилась Валькирия.       — Есть подозрение, что Тюр невиновен, но оснований почти нет, — пояснила Катарина. — Не хочу раньше времени беспокоить Тора своими домыслами.       — Ну, хорошо, — согласилась воительница. — А с Локи ты об этом говорила?       — Почему именно с Локи?       — Не знаю, — Валькирия пожала плечами. — Он придурок, конечно, но ваши отношения иногда кажутся… — воительница задумалась, подбирая слова. — Доверительными, может.       — Я подозреваю кое-кого конкретного вместо Тюра, — быстро проговорила Катарина, не желая задумываться о степени доверительности своих отношений с трикстером. — И думаю, Локи может этого не оценить, поэтому пока не хочу с ним ничего обсуждать.       — Только не говори, что подозреваешь его самого, а то я обрадуюсь слишком сильно, — довольно произнесла воительница, заставляя Катарину засмеяться.       — Нет, я про Амору, на самом деле.       — Какие основания? — полюбопытствовала Валькирия.       — Весьма расплывчатые.       Катрина быстро пересказала ситуацию с Эйтри и его странную фразу о поцелуе и информацию, полученную от Стрэнджа, понимая, что всё это выглядит ещё глупее, когда сказано вслух. Да и Валькирия не выглядела впечатленной или обеспокоенной, вряд ли принимая слова Катарины всерьез. И девушка не могла ее за это осуждать.       — Слушай… — с осторожностью начала Валькирия, выслушав Катрин. — Только не злись на то, что я сейчас скажу, но ты не думаешь, что подозреваешь именно Амору немного по другой причине?       — О чем ты?       — Ты ревнуешь.       — Что, прости? — Катрина вполне буквально подавилась воздухом.       — Ангел, я вижу, как ты выглядишь, когда видишь Локи и Амору вместе, — серьезно сказала Валькирия.       — И как же я выгляжу? — фыркнула Катарина.       — Как будто тебе больно.       Катарина открыла рот, чтобы уверенно оспорить слова воительницы, но… Проблема была в том, что оспаривать ей было нечего. Как бы Катрин ни хотела это отрицать, Валькирия была недалека от правды.       — Давай начистоту, мне тоже не слишком нравится Амора. Но ты не объективна, — справедливо заметила Валькирия. — Ты ведь и сама понимаешь, что это всё не доказательства. Да, это как-то объясняет странное поведение Эйтри, но только и всего. К тому же сейчас он ведет себя абсолютно нормально, да и Тюр признался. А Амора и вовсе была с твоей матерью во время поджога. Многое не сходится.       — Это всё так, но ведь многие до сих пор сомневаются, что Тюр способен на такое. А я просто хочу найти того, кто виноват!       — Нет, ты хочешь, чтобы виноватой оказалась именно она, — возразила воительница.       — Но… — вспылила Катарина, но резко замолкла, внезапно осознавая, что Валькирия снова права. Ей в целом было плевать на судьбу Тюра — после всего того, что он говорил и делал, Катарина не рвалась вершить справедливость ради него. А вот мысль о том, чтобы показать всем, какая Амора на самом деле, по-змеиному грела сердце.       — Твою мать, — обречённо застонала Катарина. — Я плохой человек.       Валькирия тихо рассмеялась, взъерошив девушке волосы.       — Конечно, нет. Я одобряю твое желание найти настоящего виновного, просто смести фокус на то, что ты хочешь докопаться до правды, а не наказать Амору. Иначе в этом не будет объективности.       — Да, ты права, — Катрин тяжело вздохнула, потирая переносицу. — Слушай, насчет ревности… Может быть, так оно и есть. Но тогда это дружеская ревность, ничего больше, ладно? Такое тоже бывает.       — Конечно, — легко согласилась Валькирия. — Прости, что завела эту тему. Составишь мне компанию за едой? — воительница встала и протянула Катарине ладонь, помогая встать.       — Я бы с удовольствием, но сейчас мне больше нужен сон, если честно.       Попрощавшись с воительницей и вернувшись в покои, Катарина рухнула на кровать, прекрасно понимая, что не заснёт при всем своем желании. Потому что еще больше, чем сон, ей были нужны тишина и одиночество, чтобы подумать над словами Валькирии ещё раз.       «Ты ревнуешь».       Признать то, что её отношение к Аморе продиктовано ещё и ревностью, было сложно. Ревность всегда была для Катарины тем, что она не одобряла — будь то отношения между друзьями или влюблённой парой. Да и сама мысль о том, чтобы ревновать Локи, казалась дикой. Ровно до того момента, пока Катрин не вспоминала, как всегда инстинктивно искала у него защиты, как скучала, находясь в Щ.И.Т. и у Стрэнджа, и как горела её кожа, когда Локи её касался...       Катарина простонала что-то бессвязное, накрываясь одеялом с головой. Кажется, ей ещё много о чем нужно было подумать.