19 лет спустя

Двери наконец оказались захлопнуты во всем алом поезде, Хогвартс-экспресс потихоньку двинулся, и контуры стоящих на перроне родителей потихоньку становились для детей все более размытыми, превращаясь для них лишь в воспоминание. Альбус вскочил в вагон последним, и Джинни закрыла за ним дверь. Почти все ученики свешивались из ближайших окон, и большинство их лиц были повернуты в сторону Гарри Поттера. – Куда все так смотрят? – удивленно спросил Альбус, как и Роуз он вытягивал шею, глядя на будущих соучеников. – О, не стоит беспокоиться, – отозвался Рон. – Это все из-за меня. Я вообще личность известная. Альбус, Роуз и Хьюго рассмеялись. Поезд уже вовсю двигался, а Гарри все шел и шел рядом с ним, наблюдая, как тонкое лицо сына, пылает от волнения. Гарри продолжал улыбаться и махать, несмотря на то, что отъезд младшего сына почему-то стал для него достаточно тяжелой утратой. Последний след белого дымка уже испарился в осеннем воздухе. Поезд завернул за угол вокзала, а рука Гарри все еще была поднята в прощальном жесте. – Не переживай. С ним все будет хорошо… – пробормотала Джинни. Глянув на нее, Гарри опустил руку и рассеянно коснулся светлого шрама у себя на лбу. – Знаю... Шрам не беспокоил Гарри уже девятнадцать лет. Все было хорошо. Все было хорошо. Гарри подумал об этом, и, повернувшись к Джинни и Рону с Гермионой, вздохнул. – Ну, с детьми, по крайней мере, все будет в порядке. Гермиона же бросила последний взгляд вслед уходящему поезду и почувствовала какую-то волну печали, прокатившуюся по ней. Хьюго был ее любимцем, но теперь он тоже уехал в Хогвартс. «Дом вместе с обоими уехавшими детьми теперь будет казаться совсем пустым...» Она повернулась к Гарри, Рону и Джинни, которые неловко топтались, ожидая ее. Гермиона уже видела недовольный взгляд на лице Рона, хотя тот и пытался скрыть его за преувеличенно вежливой улыбкой ради своей сестры, и слегка напряженный взгляд на лице Гарри, сказавший ей то, о чем обычно не говорилось вслух. Джинни выглядела же слегка раздраженной и уже готовой уйти с вокзала, но пыталась успокоить тихо всхлипывающую Лили. Дождавшись подошедшую Гермиону, все молчаливо направились к барьеру, что отделял платформу 9 и ¾ от вокзала Кингс-Кросс. Оказавшись в основном здании, Рон коротко обнял Лили, потрепав ее по длинным рыжим локонам, клюнул в щеку Джинни и быстро зашагал к выходу, даже не попрощавшись с Гарри. Гермиона поняла, что ей придется почти бежать за ним, чтобы поспеть за широкими шагами своего более длинноногого мужа. «Ненавижу, когда Рон ведет себя так!» – сердито подумала она. Гермиона вздохнула, зная, по дороге домой снова придется слушать припев все той же старой песни, и, сказать по правде, поняла, что ей уже порядком надоело это. Она повернулась, чтобы обнять Гарри и прошептала ему на ухо: – Извини, дорогой, ты же знаешь, какой он… Пришли мне сову, когда снова сможешь со мной пообедать, хорошо? Как правило, раз в неделю Гермиона и Гарри обязательно обедали вместе, но обычно это происходило без участия их драгоценных супругов. А уж совместные семейные дни рождения и праздники с годами превратились просто в пытки. Гарри повернулся, чтобы обнять ее и чмокнуть в щеку, но, увидев недовольное лицо жены, передумал и просто кивнул. Гермиона же опустилась на корточки, чтобы поговорить с насупившейся Лили, которая до их пор держалась за руку Джинни. Она потянула маленькую и обиженную племянницу к себе: – Не горюй, сладкая, зато теперь мамочка будет только твоя и сможет уделять тебе больше времени. Представляешь, как это здорово, – и улыбнулась девочке, когда лицо той заметно посветлело. Гермиона пробормотала Джинни: – Еще увидимся… – и наконец-то направилась к парковке. Вот уже много лет ее отношения с сестрой Рональда были далеки от дружеских, но что поделать… они по-прежнему оставались родственниками. Гермиона вздохнула и зашагала быстрее, зная, что чем дольше Рональд должен будет ждать ее, тем больше он будет злиться. «Мерлин… как же я устала от перемен его настроения...» Подойдя к машине, она увидела Рона уже на пассажирском сидении и вздохнула. Гермиона знала, что, несмотря на имеющиеся у того теперь водительские права, за рулем он чувствовал себя все еще некомфортно, во всяком случае, для того, чтобы передвигаться по Лондону в оживленное обеденное время. Успокаивающе вздохнув, Гермиона села в автомобиль и поправила зеркало. – Нет, ты это видела? – с горечью выплюнул Рон, как только она пристегнула ремень безопасности. – Девятнадцать чертовых лет, а люди все еще по-прежнему не перестают пялиться на него! Конечно! Этот хвастун всегда любил внимание… Рон никогда не справлялся со своей ревностью по отношению к известности Гарри и уж конечно не упускал возможности пожаловаться на того. – Ну Рон… – с сарказмом пробормотала Гермиона, пытаясь сосредоточиться на дороге, – в конце концов выросло уже целое поколение, для которого Гарри остается героем, чему удивляться? Но, проигнорировав комментарий Гермионы, Рон продолжил свою горькую тираду: – Удивлен, как это он сегодня не нацепил свою медаль, чтобы все вокруг поглазели на нее! – ядовито продолжил он. Рон уже много лет возмущался тем, что Гарри получил орден Мерлина первой степени, а они с Гермионой лишь второй. – Конечно, Рон, скажи еще, как обычно ты это делаешь, что будь его воля, он бы сделал себе татуировку на заднице и бегал бы без штанов, как помешанный, если б Джинни ему разрешила, – Гермиона понимала, что сдерживать свой сарказм сил у нее осталось и уже просто кипела от гнева. Рон демонстративно проигнорировал ее... снова. – Да! Я и до сих пор говорю, что мы заслужили такие же ордена. Мы были с ним все это время, и он ничего не мог бы сделать без нас. Но разве кто-нибудь подумал об этом? Конечно же, нет! Рон всегда очень удобно для себя забывал, как он отказался от Гарри и оставил их в лесу одних. – Да, Рон, я помню, – в отчаянии выдохнула Гермиона, – ты всегда был ему верным другом и никогда не покидал Гарри! А особенно помог ему победить Волдеморта. Прям даже не знаю, чего бы он делал без тебя. Понимая, что ее уже просто бесят причитания завистливого супруга, Гермиона сосредоточила свое внимание на интенсивном дорожном движении и не заметила яростный взгляд мужа. – О, ну конечно! Ты всегда на стороне этого героя, – проворчал он обиженно, – как же… Главная защитница! – Рон, просто прекрати, хорошо? Я действительно не в состоянии выслушивать твои глупые придирки. День и так был тяжелый, а мне еще нужно вернуться в суд во второй его половине, – резко сказала она, когда заметила упрямый взгляд Рона. – Ну да! Как же я смею мешать блестящей Гермионе Грейнджер? Мерлин знает, что мне довелось услышать, если бы попытался стоять у тебя на пути, – брезгливо сплюнул Рон. И Гермиона прикусила язык, чтобы не сказать что-нибудь, о чем потом пожалеет. Она знала, что Рона возмущает, как быстро она вошла в ряды лучших сотрудников Департамента Магического Правопорядка, а уж теперь, когда Гарри стал главой аврората, и Рон работал под его началом, его ядовитым брызгам на успешность их карьер не было видно конца. Вообще-то, Гарри и Рон стали аврорами вместе сразу после окончания войны и начали быстро подниматься по карьерной лестнице вверх, успешно занимаясь модернизацией аврорского корпуса и какими-то революционными преобразованиями многих процедур, да и подготовки новичков. Обида Рона на старого друга достигла своего пика около пяти лет назад, когда Гарри назначили главным Аврором, а следовательно, начальником Рона. Вот тогда-то ему и начало казаться, что жизнь ужасно несправедлива к его талантам. А вскоре после этого он начал и тонко намекать, что Гермиона тоже виновата в отсутствии его продвижения по службе; как будто ее успех каким-то образом преуменьшал его достижения. В течение последних нескольких лет отношение Рона к работе становилось все более воинственным, и как раз на прошлой неделе он получил письменное предупреждение с занесением в личное дело о недопустимости ехидных комментариев и ложных обвинений в адрес Гарри. Понятно, что последствий это никаких не имело, за исключением того, что разглагольствовал ее муж перед нынешним Министром магии. «Если Рон не угомонится и позволит своей ревности пожирать себя и дальше, то рано или поздно терпение министра лопнет, а Рональд вылетит с работы…» Нет, конечно, поначалу она пыталась поддержать мужа, но, честно говоря, ей уже очень надоело его нытье на тему, как ужасно недооценен великий и всемогущий Рональд Уизли. Так получилось, что потихоньку-потихоньку Рональд начал выпадать из списка ее приоритетов. Однако она еще раз попыталась восстановить между ними мир. – Слушай, Рон, как насчет того, чтобы сходить куда-нибудь на выходные? – предложила Гермиона, пытаясь успокоить гнев мужа, который в этот момент очень напоминал ей маленького капризничающего Хьюго. – Мы уже почти пять лет ничего не делали вместе, я даже вспомнить не могу, когда в последний раз мы были близки. Дети уже выросли. Давай пойдем куда-нибудь, потом устроим романтический ужин и… – Гермиона замолчала, увидев на его лице выражение недоверчивости и отвращения. – Ну так, Гермиона, это ты же у нас всегда должна работать, – выплюнул он. – Помнишь, я приглашал тебя на чемпионат мира в прошлом году? Но ты не согласилась пойти. А теперь, значит, ты хочешь, чтобы мы пошли куда-нибудь? Гермиона снова сдержалась из последних сил, чтобы подавить гнев, прежде чем ответить ему. Рон, опять весьма удобно для себя, забыл, что она присутствовала на матче в течение первых двух дней и только тот факт, что матч затянулся почти на неделю, заставил ее покинуть стадион. Сказать по правде, тогда она даже не предполагала, что квиддичный матч может продлиться настолько долго. Но Рон до сих пор не мог позволить забыть, что она, по сути, разрушила их семейный отпуск… Правда, потому что все же знали, что мир вообще вращается вокруг квиддича! Подсчитав в голове до десяти, Гермиона ответила, радуясь, что голос не отражает внутреннюю борьбу, бушующую в ней. – И все же, Рон, как насчет того, чтобы поделать что-нибудь вместе в эти выходные? Но тот упорно продолжал смотреть в окно, ничего ей не отвечая, и Гермиона добавила более серьезно: – Рон, нам нужно серьезно поработать над нашими отношениями, если мы хотим продолжать их… Рон кинул на нее острый взгляд, прежде чем отвернуться в окно и что-то невнятно пробормотать в ответ, и Гермиона поняла, что тратит время впустую, пытаясь рассуждать с Уизли о чем-то важном, особенно, когда он в таком настроении. Вскоре они приехали домой, и Гермиона быстро занялась обедом, прежде чем вернуться на работу, будучи очень благодарна этому поводу, чтобы избежать напряженности со стороны своего мужа, почти заслуживающего прозвища «Грозный Глаз Грюм». Ах, да, девятнадцать лет спустя ее жизнь была просто прелестна…