19 лет спустя

Присмотревшись, Гермиона узнала в эльфийке одну из личных служанок Нарциссы и внезапно почувствовала себя невероятно глупо. Конечно, различные обереги и охранные заклинания не могли удержать свободное перемещение домовых эльфов, но они с Гарри и предположить не могли, что одна из домових Нарциссы приведет кого-то прямо сюда. — Ну, хорошо... Должен сказать, я уже давно не видел тебя, грязнокровка, — раздался голос Нотта. — С тех пор, как тебе и твоим маленьким засранцам-друзьям так повезло и они смогли убить моего хозяина... а также разрушить и мою жизнь, — выплюнул он ей, сокращая расстояние между ними. Рука Гермионы потянулась за спину в поисках волшебной палочки, которую она по глупости оставила на столе после того, как подогрела воду для чая. Она не могла дотянуться до нее, но искала что-нибудь, чтобы отвлечь Нотта, так чтобы у нее было время схватить его, надеясь одновременно увернуться от Эйвери. Ее глаза метнулись к Эйвери, который стоял у двери, держа испуганную эльфийку, с кривой улыбкой на покрытом шрамами лице, и попыталась вычислить, сколько времени у нее будет, прежде чем он сможет отреагировать. — А где же наш Люциус? — прошипел Нотт, подходя еще ближе, его зловонное дыхание почти обжигало лицо Гермионы. — Лучше скажи, грязнокровка, а то потом тебе будет гораздо хуже... "Люциус... я должна удержать их как можно дальше от Люциуса! Он же совсем не вооружен и не может защитить себя, да и вообще не в состоянии сражаться сейчас. Я просто должна отключить их обоих, чтобы вытащить его отсюда в целости и сохранности". — Его здесь нет, — сказала она с большей уверенностью, чем чувствовала. Казалось, внутренности превратились в желе, и она все еще так и не могла дотянуться до своей палочки, но должна была как-то защитить Люциуса. — Он в госпитале Святого Мунго с Нарциссой, — Гермиона надеялась, что ее слова звучат убедительно, поскольку никогда не была хорошей лгуньей. Это, казалось, временно остановило Нотта, пока он обдумывал ее слова: — И как же там поживает моя маленькая Цисси? — его хихиканье жутко напомнило Гермионе Беллатрикс, и в ту долю секунды, когда он отвернулся, чтобы посмеяться вместе с Эйвери, Гермиона начала действовать. Она схватила единственную вещь, которая была в пределах ее досягаемости, — чайник с уже заваренным чаем. Вытащила его из-за спины и с силой швырнула в голову Нотта. Крышка отлетела в середине полета, и обжигающая жидкость ударила Нотта прямо в лицо. Он упал на колени, а крики боли эхом разнеслись по кухне, пока Эйвери не заставил его замолчать, наложив "Обезъяз". Гермиона же развернулась в поисках своей волшебной палочки, но обнаружила ее лишь секундой позже, после того, как та уже пролетела через всю комнату. А сама Гермиона внезапно упала спиной на стойку, когда кулак Эйвери врезался ей в челюсть. Она почувствовала, как подбородок охватила боль, а рот наполнился кровью. Кое-как поднялась и выплюнула полный рот крови прямо в лицо Эйвери. После небольшого смешка, тот вытер кровь со слюной со своего лица, обхватил Гермиону за шею и, наклонившись, злобно прошептал: — И это все, что ты можешь? Если хочешь поиграть в свои грязнокровные игры, можем поиграть, но обещаю, что тебе не понравится, — он наклонился ближе и провел языком по щеке. Гермиона, содрогнувшись от отвращения, отвела взгляд. Эйвери быстро обернулся, чтобы посмотреть на Нотта, который все еще корчился на полу от безмолвной боли, а Гермиона воспользовалась этой возможностью, чтобы изо всех сил ударить его коленом в пах. К сожалению, нанести сильный удар ей не удалось, так что этим она только разозлила его даже больше, чем причинила боль, и Эйвери громко зарычал, швырнув ее на пол. Стоя над ней, дрожащей от ярости рукой он направил палочку ей лицо и прошипел: — Грязнокровка, думаешь, что сможешь победить меня?.. А теперь говори, когда вернется этот мерзкий предатель или я сделаю тебе так больно, как ты и представить себе не можешь. Гермиона изо всех сил пыталась придумать, как бы ей дотянуться до своей волшебной палочки, когда лицо Эйвери внезапно наполнилось удивлением, и он опустил глаза на свою грудь. Именно тогда Гермиона заметила кровь, растекшуюся по его рубашке спереди. Он упал на колени, и Гермиона увидела, что позади Эйвери с грозным лицом стоит Люциус. Когда Эйвери свалился, Гермиона увидела рукоять большого охотничьего ножа, торчащую у него из спины, а Люциус проговорил самым холодным голосом, который Гермиона когда-либо слышала. — Да я, знаешь ли, и впрямь здесь! — проревел он, сообщая о своем присутствии. Люциус еще не увидел Нотта, поскольку тот лежал на полу за холодильником, но уже в следующую секунду поднялся и палочкой указал прямо на Малфоя. Лицо Нотта было побагровевшим от гнева, и было очевидно, что хотя он и испытывает все еще сильную боль, но, заговорив с Люциусом, старался держать руку твердо. — Ах, вот ты где, Малфой, значит, прячешься за юбками грязнокровки? Как это подходит для такого гребаного предателя, как ты, — Нотт дрожал то ли от гнева, то ли от боли, то ли от того и другого, Гермиона не знала, или ей было все равно, только глаза лихорадочно искали свою палочку, вздохнув с облегчением, когда она наконец-то заметила ее. Гермиона медленно вытащила ее из заднего кармана Эйвери, чтобы не потревожить Нотта резкими движениями. Люциус, увидев, что она делает, слегка отодвинулся, чтобы не загораживать ее. А потом заговорил, чтобы как-то отвлечь его, давая Гермионе занять верную позицию. — Ты убил мою жену. Использовал ее, сделал ей ребенка, а потом отравил. Ты и есть предатель! — Люциус горько сплюнул. Лицо Нотта стало по-настоящему красным от переполнявшей ярости. Он закричал: — Авада кед!.. — но прежде чем успеть закончить фразу, Гермиона вскочила и оглушила его, швырнув тело Нотта в дорогущий родительский холодильник, чтобы тот свалился без сознания. Она быстро и осторожно подобрала его палочку и связала Нотта, прежде чем повернуться к Люциусу и броситься в его объятия. Она уткнулась лицом ему в грудь и прижималась, пока дрожь не утихла. После того, что казалось часами, но на самом деле было всего лишь минутами, отстранилась и посмотрела на Люциуса. — Спасибо тебе за то, что спас меня, — пробормотала она сквозь боль в распухших рту и челюсти. — Нет, это тебе спасибо, что спасла меня, — прошептал он, нежно целуя ее в нос, и глаза его наполнились беспокойством, когда он нежно провел пальцем по ее раскрашенному ударами лицу. Отстранившись, Люциус направился за льдом. — Гермиона!.. — отчаянно провопил Гарри, ворвавшись на кухню в сопровождении трех авроров с палочками наготове. Он резко остановился, увидев Эйвери, затем оглянулся на Нотта и наконец повернулся к ней. — Ох, милая, с тобой же все в порядке? — спросил он, разглядывая разбитую челюсть Гермионы. Та только пожала плечами, потому что говорить ей было слишком больно. — Почему ты не воспользовалась своим медальоном, чтобы подать мне сигнал раньше? Гермиона вдруг вспомнила о медальоне и потянулась за ним, но обнаружила, что тот пропал. Должно быть, Эйвери снял его, схватив ее. Она снова смущенно пожала плечами, но наклонилась вперед и крепко обняла Гарри. — К счастью, мы получили сигнал от медальона Люциуса и направились сюда, поскольку дом в Уэльсе оказался пуст. Как они попали в этот дом, я абсолютно не понимаю? — в замешательстве спросил он, переводя взгляд с Гермионы на Люциуса. Гермиона оглядела комнату и обнаружила, что та, кого она искала, прячется под кухонным столом, дрожа и тихо плача. Она осторожно поставила эльфийку на ноги и подвела ее к Гарри, показывая, что именно она была той, благодаря которой Эйвери и Нотт вошли к ним. Гарри опустился на колени перед съежившейся эльфийкой и мягко спросил ее: — Не могла бы сказать мне, зачем ты привела этих двух мужчин в этот дом? Эльфийка начала всерьез причитать, рассказ ее перемежался всхлипываниями, и Гарри попросил одного из своих авроров записать все это для официального отчета. Напарник скоро закончил. А Поттер еще размышлял над тем, что сообщила Бинки, пока Лара отводила расстроенную эльфийку к ее мертвой хозяйке. Судя по всему, именно Бинки сопровождала Нарциссу во всех ее визитах в Азкабан, но разочаровалась в этом, всегда оставаясь начеку. Бинки знала и о ребенке и о любви Нарциссы к Нотту, а также об их планах сбежать вместе. Затем Бинки рассказала, как Нотт прибыл в поместье и убедил эльфийку, что Нарцисса нуждается в ее помощи, потому что серьезно ранена. Единственной заботой Бинки было добраться до своей хозяйки, поэтому она и позволила мужчинам следовать за собой, до самого своего прихода не понимая, какую ужасную ошибку совершила. Бинки не понимала, что именно Нотт отравил Нарциссу, убив ее, и когда Гарри сообщил, что Нарцисса мертва, та стала совсем безутешной. Лара, прибывшая сразу после Гарри и тут же принявшаяся за исцеление ран Гермионы, по просьбе Поттера отвела безутешную эльфийку к Нарциссе. Как только на кухне воцарилось некоторое подобие тишины, Гарри и его команда начали собираться, чтобы забрать мертвое тело Эйвери и бессознательное тело Нотта, слушая, как Гермиона и Люциус обсуждают произошедшее. Когда тела наконец увезли, Гарри снова повернулся к Гермионе. — Я так рад, что с тобой все в порядке, ты напугала меня до смерти. Я думал, мое сердце остановится, когда почувствовал, что мне сигнализирует медальон Люциуса, — Гарри снова крепко обнял Гермиону и на мгновение прижал к себе, прежде чем повернуться к Люциусу. — Спасибо, что спас ее, — Гарри протянул ему руку в примирительном жесте, и после недолгого колебания Люциус принял ее, возвращая Гарри крепкое рукопожатие. — Она тоже спасла мне жизнь, так что мы квиты, — тихо добавил тот. Казалось, адреналин бурлит в ней до сих пор. "Неужели прошло всего пятнадцать минут?" — удивленно подумала Гермиона, ей казалось, что прошло уже больше десяти часов, но наконец-то Гарри удалился, и она в изнеможении опустилась на ближайший стул. Мысль, которая беспокоила ее и раньше, наконец-то вырвалась на передний план ее сознания. — А где же Поппи? Я дважды звала ее, но она не приходила. Она в порядке? — с тревогой спросила она у Люциуса. — Боюсь, что это моя вина, — начал Люциус. — Я отправил Поппи обратно в поместье за необходимыми вещами, чтобы подготовить Нарциссу... к похоронам. Я должен рассказать обо всем Драко и не хотел, чтобы он видел свою мать такой, какой она выглядела, когда ее доставили сюда, — он говорил так, как будто боялся сказать обо всем Драко, но знал, что это должно быть сделано. Драко... Гермиона совсем забыла о нем. Конечно, ему придется сообщить об убийстве матери, но из того, что рассказали ей Поппи и Люциус, встреча будет в лучшем случае неловкой, и Гермиона подозревала, что Драко каким-то образом обвинит своего отца в смерти Нарциссы, так что встреча может оказаться для Люциуса ужасной. Но ему не нужно было больше испытывать чувство вины, навалившееся целой грудой. Он и так постоянно винил во всем, что произошло, только себя. — Я послал ему сову и попросил встретиться со мной в поместье, Драко прибудет в три часа дня, — Гермиона посмотрела на часы и поняла, что у него всего десять минут, чтобы добраться до Малфой-мэнора. — Я бы хотел поговорить с ним и попытаться объяснить все, прежде чем вести сюда, так как не уверен, что он захочет увидеть мать в таком состоянии, — Люциус казался побежденным, и Гермионе очень хотелось обнять его, но она знала, что сейчас не время, и о том, чтобы она отравилась в мэнор с ним, тоже не могло быть и речи. Гермиона осознавала, что Драко будет опустошен и воспримет гораздо лучше, если она не увидит его горя. — Я буду здесь, если понадоблюсь тебе, — тихо сказала она Люциусу, положив руку ему на плечо. Тот хотел что-то сказать, но потом передумал, накрыл ее руку своей, сжал, а потом повернулся и тихо вышел из кухни. — Извини, но мне тоже пора, Гермиона, — озабоченно сказал Гарри. — Я должен позаботиться об этих двоих и привести в порядок дела в министерстве да и в Азкабане. Ты точно сможешь побыть здесь одна? — его искренняя забота наполнила ее теплом, и Гермиона еще раз мысленно поблагодарила богов за то, что они подарили ей такого замечательного друга. — Да, я буду в порядке, но ценю твою заботу. Гарри, просто иди и сделай то, что тебе нужно, чтобы убедиться, что этот негодяй не сможет сбежать снова, — добавила она с легкой улыбкой, чтобы показать Гарри, что она в порядке. На самом деле, Гермиона была далеко не в порядке, но у Гарри было уже достаточно забот, и не хотелось беспокоить его еще больше. — Хорошо, я вернусь после того, как все уладится, — он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Люблю тебя, малышка, — добавил он, прежде чем уйти и оставить Гермиону на кухне одну.