19 лет спустя

Гермиона тяжело опустилась в кресло, отчаянно надеясь, что тепло камина каким-то образом проникнет в ее холодные конечности. В комнате было темно, но она не потрудилась включить свет, так как темнота, казалось, соответствовала ее настроению. Она была измотана не только физически, но и морально. Гермиона не спала прошлой ночью и все еще пыталась переварить события вчерашнего и сегодняшнего дня. То, что она думала, должно было произойти, и то, что произошло на самом деле, было очень, очень разным. В прошлый вторник Гермиона послала сову директору Дженкинсу, сообщив ему, что приедет в субботу днем, чтобы провести с детьми целый день. Роуз и Хьюго были очень рады видеть ее, и втроем они провели прекрасный день, посещая все ее старые любимые места вокруг Хогвартса. Гермиона даже почувствовала, что слегка расслабляется, слушая, как Роуз и Хьюго спорят о своих любимых и нелюбимых учителях и их уроках. Особенно Хьюго, который унаследовал ненасытный аппетит Рона и взволнованно говорил о предстоящем на следующей неделе Хэллоуине. "К счастью, не его манеры за столом", — думала Гермиона, улыбаясь сыну. После чудесного совместного ужина в Большом зале Гермиона отвела детей в астрономическую башню, чтобы наедине сообщить им о предстоящем разводе. Излишне говорить, что они восприняли это не очень хорошо. Роуз, выкрикнув несколько очень обидных обвинений в адрес Гермионы, выбежала из комнаты в слезах, а Хьюго, все еще очень похожий на маменькиного сынка, просто забрался к ней на колени и выплакал свое смущение. После того, как она ушла, противоречивые мысли продолжали крутиться в ее голове. Что же ей теперь делать? Могла ли она действительно пройти через это, зная, как это влияет на ее детей? В глубине души она понимала, что окончание брака было правильным решением для нее, но, очевидно, не для детей. Теперь, когда Хьюго был в Хогвартсе, дети бывали дома только на две недели на Рождество, одну неделю на Пасху и два месяца летом, конечно, она и Рон могли бы достичь какого-то соглашения на это время. С этими свежими мыслями этим утром она аппарировала в их дом, чтобы обсудить все это с Роном. Не раздумывая, она вошла в него без предупреждения и обнаружила Рона, уютно устроившегося на диване с очень молодой и очень худой блондинкой. Она не знала, кто был более удивлен, Рон, блондинка, которую он представил как Мэнди, или же она сама. Быстро извинившись, она подождала на качелях заднего крыльца, пока Рон одевался. Он не извинился за присутствие Мэнди и не ответил, когда она спросила, как давно они видятся. Гермиона понимала, что ей должно быть больно от его неверности и лжи, но кроме легкого укола, она поняла, что на самом деле ей все равно. Ее сердце жаждало кого-то другого, и как только развод будет окончательным, она собиралась заполучить именно того, кого и хотела. Сосредоточившись на причине своего визита, она рассказала Рону о своей печальной поездке в Хогвартс и о реакции Роуз и Хьюго на новость об их предстоящем разводе. Гермиона молчала, пока Рон обдумывал ее слова, и она знала, что они тоже беспокоили его. Он попросил ее дать ему день или два, чтобы все обдумать и поговорить с адвокатом. Они договорились встретиться через несколько дней, чтобы все обсудить и при необходимости внести поправки в свое соглашение. Уходя, Гермиона удивлялась тому, что им с Роном потребовался развод, чтобы по-настоящему вежливо поговорить друг с другом. Она знала, что это, вероятно, не продлится долго, но это была приятная перемена. Она провела вторую половину дня, обсуждая свои варианты с адвокатом, и была почти уверена, что они пришли к компромиссу, который будет работать для всех. После того, как ее адвокат ушел, чтобы составить новое соглашение, Гермиона наполнила ванну и уже собиралась войти, когда получила сову из Хогвартса, сообщающую ей, что Роуз подралась с каким-то студентом. Гермиона немедленно послала сову Рону, быстро оделась и аппарировала в Хогсмид, чтобы суметь взлететь с "Трех метел" прямо в кабинет директора. Оказавшись там, она обнаружила упрямую Роуз, сидящую рядом с другим студентом, который был покрыт большими фиолетовыми фурункулами. Им пришлось подождать несколько минут, пока приедут Рон и родители мальчика; все это время Роуз просто смотрела на Гермиону, отказываясь говорить. Гермиона знала, что Роуз ведет себя обиженно и сердится из-за вчерашних новостей, хотя и понимала, это не означало, что она потворствует поведению Роуз. После того как прибыли остальные три родителя, выяснилось, что мальчик, Томас Хилт, издевался над Роуз в библиотеке, как это, очевидно, было в его обычае, и вместо того, чтобы игнорировать, как привыкла она, Роуз заколдовала его. К несчастью для нее, нашлись свидетели, и так как Томас даже не вынул из-под мантии палочку, ее дочка оказалась единственной, кто был виноват. После долгих споров, в основном жарких, было решено, что Роуз получит недельное наказание под руководством мистера Филча, теперь еще более раздражительного, чем когда Рон и Гермиона учились в Хогвартсе. Она также потеряет возможность посещать Хогсмид в следующие выходные. Когда собрание закончилось, Рон решил, что настало время поговорить с Роуз. И стало очевидно, что Гермиона тоже намерена остаться для обсуждения. В эту минуту Рон бросил на нее очень многозначительный взгляд, показывая, что она должна уйти. Гермиона поцеловала Роуз в макушку, несмотря на очевидную попытку дочери уклониться от этого, и неохотно вернулась в "Три метлы". Там она решила выпить на тот случай, если Рон придет сюда, а не отправится прямо домой. Она искренне надеялась, что он заглянет и расскажет, как все прошло с Роуз, хотя и признавалась себе, что он больше не обязан это делать. Гермиона была расстроена поведением Роуз; она никогда не вела себя так раньше, и Гермиона надеялась, что это был единичный случай. Она всегда считала, что ей повезло, что у них с Роуз близкие отношения, несмотря на ее постоянную карьеру. Теперь она задавалась вопросом, а не изменится ли это. Гермиона заказала бокал вина и заняла кабинку в глубине зала, подальше от основной суеты бара. Он был довольно полон для воскресного вечера, что удивило ее, и, потягивая вино, она оглядела других посетителей. Внезапно сердце остановилось; через несколько столиков, частично скрытый большим растением в горшке, сидел человек, который почти весь последний месяц занимал ее мысли... Люциус Малфой... и был не один. Первой реакцией Гермионы было броситься к его столу и спросить, кто эта худая брюнетка, поскольку с того места, где она сидела, был виден только ее затылок. Как он посмел снова начать встречаться с кем-то, он должен был носить траур по Нарциссе, должен был укреплять свои отношения с сыном и, черт возьми... должен был тосковать по ней. Мысли Гермионы понеслись вскачь. "Так вот почему он не выходил на связь и не пытался увидеться со мной в последние полтора месяца", — с горечью подумала она, чувствуя, как боль и ревность сжигают ее изнутри. Гермиона исподтишка наблюдала, как Люциус смеется над чем-то, сказанным брюнеткой, и осознание того, что Люциус никогда так не смеялся с ней, врезалось в ее солнечное сплетение, как тонна кирпичей. Его смех был совершенно безудержным взрывом веселья, и она закрыла глаза, когда звук словно бы завибрировал в ней. Может быть, она слишком остро реагирует, может быть, он просто невинно выпивает с кем-то и обсуждает свой бизнес или... или... члена семьи, с которым встречается... или... может быть, может быть... Гермиона исчерпала все возможные объяснения, когда снова посмотрела на Люциуса, и ее глаза увидели то, что мозг отказывался принять. Люциус потянулся вперед, чтобы нежно провести пальцем по щеке женщины, и Гермиона почувствовала, как внутренности скрутило, когда она изо всех сил старалась не закричать от несправедливости этого. Она ждала, потому что они оба все еще были связаны с другими людьми, она отказала себе в том, что, по ее убеждению, было бы самой сексуальной привязанностью в ее жизни, она отказывала себе... да и ему... но он, очевидно, не чувствовал того же самого. "Как будто мне нужно еще одно доказательство того, что ему нравятся худые женщины, неудивительно, что он не интересуется мной..." — ее уверенность в себе потерпела еще один удар, и она презрительно осмотрела свою пополневшую фигуру. Гермиона почувствовала, как горячие слезы потекли по щекам, и поняла, что должна уйти отсюда, подальше от того, что Люциус сидит с другой женщиной, подальше от боли, которую причинял их вид вместе, и от того, что это делает с ее мечтами о будущем. Она тихонько оставила деньги на столе, втайне разочаровавшись в себе, и направилась к двери. Проходя мимо их столика, она услышала, как Люциус тихо сказал: — ...Знай, что нам придется перестать прятаться и выйти наружу... — остальные его слова были прерваны, когда ослепленная слезами Гермиона бросилась к двери, совершенно не заботясь о том, с кем она сталкивается. "Итак... — с горечью думала она, — очевидно, это продолжается какое-то время..." Гермиона знала, что не имеет права злиться, обижаться или ревновать, но ничего не могла с собой поделать. Она выбралась наружу и сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем аппарировать домой и рухнуть в кресло у камина. К счастью, Поппи зажгла его перед сном, хотя по воскресеньям у Поппи был выходной, и Гермиона была ей очень благодарна. Это было четыре часа назад, и она все еще не могла избавиться от холода, который переполнял ее. "Почему, когда я узнаю, что мой муж после шестнадцати лет брака завел интрижку, это почти не затрагивает меня, но когда я вижу человека, с которым у меня тоже нет никаких привязанностей, и я действительно знаю его меньше двух месяцев, это полностью разрушает меня?" Гермиона чувствовала себя полной идиоткой. Люциус никогда не давал ей никаких обещаний, черт возьми, они даже почти не говорили о том, что произошло между ними, и вот она здесь, будучи типичной вожделеющей женщиной. Черт, она даже представляла себе, как невероятно он будет выглядеть в смокинге. Гермиона вздохнула. Она казалась самой себе такой дурой!