On his skin

      — Давно не был на море, — тихо говорит омега, завороженный видом: бесконечная синяя гладь в лучах заходящего солнца. На остальные детали — небо оранжевого цвета, пустынный пляж и город вдали — не хватает взгляда.       — А я здесь довольно частый гость, — отвечает с улыбкой Пак-старший, доставая из багажника плед и еду. — Идём?       Чимин кивает, не отрывая взгляда тёмных глаз от пейзажа. Они устраиваются на небольшом камне, и только тогда младший замечает всё, что взял с собой его спутник. Улыбается обворожительно и говорит почти шёпотом, едва скрывая волнение:       — А ты всё продумал.       — Это было несложно, — лёгкое пожатие плечами ответом, пока рассматривает лицо, которое впервые имеет возможность увидеть при хорошем освещении и вблизи (ниша при клубе не в счёт — было темно и боль слишком заволакивала сознание).       В первую очередь взгляд притягивают пухлые и яркие губы омеги, которые он то и дело облизывает (Чанёль ещё не определился — это у него от волнения или привычка такая), затем скользит по тонкому и ровному носу, который сейчас находится в полупрофиль от наблюдателя, уделяет внимание глазам, но надолго не задерживается, чтобы не посмотреть в них (сейчас вышло бы крайне неловко). Альфа про себя отмечает, что Чимин безумно красив и притягателен, ощущение это только усиливается при сближении с ним.       — …ты меня слышишь? — задавая вопрос, машет рукой перед лицом старшего.       — Прости, — улыбка становится шире, но выглядит виноватой. — Иногда выпадаю из реальности, задумываясь о чём-то.       — Со всеми случается, — кивает понятливо и не расспрашивает об этом, переводя после взгляд снова на море и тему тоже — переводя. — Спросил — почему ты согласился встретиться?       От прямолинейности рыжему становится слегка неудобно, хотя скорее — из-за того, что не видит иного выхода, кроме как дать искренний ответ:       — Ты мне понравился. Поэтому и захотелось быстрее увидеть.       Уши Чанёля краснеют, выдавая смущение, а глаза он опускает, утыкаясь в песок под их ногами, где виднеются редкие ракушки и камушки. По коже расходятся электрические импульсы, но в этот раз они иные — это нечто приятное, чему не успевает удивиться, поскольку слышит ответ:       — Ты мне тоже понравился.       Логичные слова в общем-то, учитывая обстоятельства, но Пак-старший прежде этого не слышал в свой адрес, а потому открывает рот от удивления и так и смотрит на омегу, пока тот со смешком не выдаёт:       — Тебе так муха в рот залетит, а во мне… Просверлишь дырку и не буду таким красивым, — чистый и тихий смех завершает эту фразу очень мелодично, вызывая у Ёля волну тепла внутри. Чтобы исключить даже вероятность появления неловкой паузы, Чимин задаёт новый вопрос. — А где ты учишься?       Разговор сперва идёт о Чане, что нисколько не напрягает, он весело и увлечённо рассказывает о своей жизни, а после начинает расспрашивать сам, узнавая таким образом много интересного, ведь прошлым вечером особо и не говорили ни о чём жизненном.       Оказывается, что Чимин учится заочно на экономическом факультете, получая образование «для галочки», поскольку настоящее увлечение и «причина дышать» — это музыка.       Он в красках расписывает, как начал заниматься написанием песен ещё в глубоком детстве, помимо этого постоянно получая уроки игры на пианино и гитаре. Университетское образование его мало волновало, но родители настояли на нём, свято веруя, что у любого человека должен быть безопасный тыл, а не только воздушные замки и далёкая мечта. Так же Чимин поведал о том, что четыре года стажировался в одном из известных энтертейментов, даже должен был дебютировать, но лидер их группы сломал ногу, лишившись возможности танцевать, а главный рэпер уехал на родину — продвигаться сольно, из-за чего было принято решение об отмене создания группы. Если до этого Чанёль в основном только внимательно слушал и кивал, то тут не выдерживает и вслух возмущается:       — Но это же не повод всех лишать будущего и обещанного! Сколько вас было?       — Всего — семь. Осталось бы пятеро… Но, думаю, наших талантов не хватило бы. Хотя макнэ называли «золотым» за то, что он всё умел. Но даже так…       — Даже так — жутко несправедливо! — от всплеска эмоций Ёль подскакивает на месте, через секунду уже ощущая, как чужие мягкие ладони хватают его успокаивающе за запястье. Первые секунды — шок, а затем мгновенная боль, пронзающая существо. Альфа уже не раз с таким сталкивался за жизнь, а потому лишь медленно отходит, заставляя спутника отпустить его.       Из-за болезни перед глазами плывёт, а кожа горит огнём, но Пак-старший спокойно выдыхает и говорит легко:       — Всё же — несправедливо, согласись, — улыбается, старательно не пуская болезненность в выражение лица, и добавляет вкрадчиво. — Просто жутко не люблю несправедливость.       Чимин, который завис в то самое мгновение, когда увидел непонятную реакцию Ёля, лишь медленно кивает:       — Ага. Я тоже, — находит в себе силы вернуть улыбку на лицо и взглянуть снизу вверх на собеседника, внося неожиданное предложение. — Давай останемся тут на ночь? Сейчас тепло и вполне можно себе позволить спать на улице…       Пока приводит доводы «за», рыжий прикидывает хватит ли у него лекарств, чтобы пережить ночь не на родных простынях, а на взятых с собой пледах. Он озадаченно чешет в затылке, затем озвучивая почти уверенно:       — Да, я только за. Но придётся проснуться около пяти-шести утра, чтобы успеть добраться до твоего дома, затем до собственного… Ну и по делам потом. Подготовка к экзаменам, всё такое, — проговорив это, Пак-старший смотрит на омегу, который доволен безгранично, но всё-таки предупреждает:       — Не выспимся совсем…       — Да кого это волнует? — со смехом фыркает, ловя себя на том, что ему позарез хочется подскочить и броситься альфе на шею. Хочется до дрожи в руках обнять и прижаться, впиться в губы… Но почему-то он этого не делает, а задаёт вопрос:       — А ты сам музыкой не увлекаешься?

***

      Когда начинают загораться звёзды, парни раскладывают на пляже пледы и убирают то, что осталось от еды, в мини-холодильник, предусмотрительно взятый с собой альфой.       Думая, что делает это незаметно, Чанёль быстро принимает таблетки и после этого отправляется обратно — туда, где уже лежит его спутник, сложивший одну ногу на другую и болтающий верхней. Тот явно глубоко задумался, ведь Паку-старшему трижды приходится повторить вопрос:       — Не замёрзнешь так? — кивком указывает на одежду, непроизвольно хмурясь и прикидывая температуру, которая должна быть ночью.       — Не должен. Но в случае чего… — прикусывает язык и, вместо отдающего пошлостью «согреешь меня?», выдаёт:       — В машине куртка ещё лежит.       — Хорошо, — немного успокаивается, хотя с горечью думает о том, что в его жизни до сих пор не было момента, когда бы столь сильно хотел кого-то обнять. — А у тебя много экзаменов будет? Не помню спрашивал ли уже.       — Да нет, четыре, но замороченные, — произносит слегка устало и ложится на бок, чтобы разглядывать собеседника, а не звёздное небо. Где-то в глубине его сознания бьётся мысль о том, что тот не менее эстетичен. — Что насчёт тебя?       — Шесть, кажется. Обычно я сдаю досрочно, но в этом семестре возникли проблемы, не смог договориться с двумя преподами. Они как сговорились, — усмехается совсем не весело. — Хотя сам виноват. Меня на первом же занятии предупреждали, что пропуски эти двое терпеть не могут.       — Почему тогда делал это? — искренне удивляется, приподнимая брови и даже чуть подаваясь вперёд непроизвольно.       Чанёлю ужасно не хочется обманывать, но и правду говорить — тоже. Спасает его от мук выбора неожиданно заигравший в кармане куртки телефон.       «Прости», — одними губами, а затем в трубку:       — Что?       — Ты как будто не рад меня слышать! Отвлёк от чего-то интересного? — в вопросе сквозит такое любопытство, что альфа даже злиться перестаёт и про себя решает — не стоит просто так грубить другу.       — Немного. Что-то спросить собирался? — рыжий смотрит куда-то вверх, укладываясь на спину, елозя и старательно выбирая позу, чтобы боль была минимальной.       — А… Ты с ним, да? — многозначительно вопрошает Тао, в голосе которого явственна усмешка. — Просто если — да, это отменяет мой вопрос.       — Угадал, — хмыкает Пак, краем глаза улавливая, что омега рядом с ним садится, а затем и вовсе встаёт и идёт к кромке воды, которая плещется всё спокойнее — ветер стих примерно двадцать минут назад. Хочется попросить быть осторожнее, ведь уже почти ни зги не видно, но отвлекает голос панды:       — Не буду мешать вам, счастливчикам.       — Почему «счастливчикам»? — удивлённость в тоне не скрывает, не отрывая взгляда от Чимина.       — Потому что слышу шум волн, дурашка, — смеётся в ответ и в следующую же секунду отключается, за что альфа его мысленно благодарит, в очередной раз отмечая тактичность, так же удивляясь далеко не впервые — как они с Крисом уживаются, если тот является абсолютной противоположностью Хуана, как в этом, так и во многих других вопросах.       — Ты такой красивый, — говорит Чанёль почти на ухо своему спутнику, тут же отступая в сторону и наблюдая на прекрасном лице удивление, смешанное со смущением, которые, как уже он понял, обычно не свойственны младшему и почему-то прорываются наружу только с ним.       — Спасибо. Прозвучит, наверное, как ответная вежливость, но это не так, — тараторит, едва дыша и после выпаливая:       — Ты безумно красивый, я думаю.       Реакция слегка странная следует за этим — Пак-старший смеётся в кулак, после произнося неловко:       — И тебе спасибо. Прозвучало вполне искренне, не как вежливость.       — Я задам один вопрос? — подходит ближе и смотрит внимательно в тёмно-карие глаза.       — Конечно. Разве для этого необходимо моё разрешение? — непонимающе улыбается Ёль, который едва ли дышать не перестаёт от того, насколько сократилось между ними расстояние.       — У тебя есть кто-то? Омега? — старается не стушеваться и смотреть с вызовом, распрямляя плечи и вздёргивая подбородок, чем напоминает альфе обиженного котёнка. А тот, пусть на душе и очень неспокойно, даже умудряется пояснить. — На тебе… Чей-то запах… А ещё периодически на телефон смотришь… Так, словно ждёшь чьего-то сообщения или звонка… Знаю, ты сказал, что нравлюсь тебе, и ты не такой человек… — слова льются нескончаемым потоком, из-за чего собеседник теряется и никак не может сообразить — как прервать тираду и успокоить, ведь чужие переживания — на пустом месте.       Ответ Пак находит в своей памяти — в одном из фильмов, не так давно просмотренных. Резко подаётся вперёд и припечатывает желанные губы, заставляя прекратить говорить. Уже думает, что является законченным идиотом, так как позволяет себе забыть о болезни, но удивляется в итоге — губы ничуть не болят и даже приятно от чужих несмелых ответных действий. Альфа голову теряет и продолжает то, что начал, однако мгновенно отстраняется, как только чутьём улавливает — Чимин собирается обнять его.       Неловко отходя на шаг и почти заикаясь, объясняет:       — Я… Св-вобод-дный… Не встречаюсь н-ни с кем и не ж-женат, если ты об этом, — пытается перевести дыхание и говорить увереннее, даже не в силах найти причину — трясёт его из-за болезни или из-за первого поцелуя. — Запах на мне лучшего друга, он со своим парнем ночевал в моей квартире, да и общаемся мы тесно, а потому некоторые улавливают его запах на мне, — непривычно вот так всё объяснять, но очень не хочет, чтобы между ними осталась недосказанность, которая может всё испортить. — На телефон смотрю из-за того, что лекарства вынужден пить по времени, а ещё потому что может омма позвонить. Он дико нервный и будет очень раздражающим следующие несколько дней, если не отвечу сразу же. Вот, — один-единственный взгляд на омегу даёт Ёлю понять, что тот ему верит.       — Прости, что допрос устроил. И спасибо.       — За что?       — За честность, — с улыбкой выдаёт Чим.