Эпилог
Чимин устало вздыхает, откидываясь в кресле и потирая глаза, которые разрывает режущей болью. Ему бы ещё немного сил, дабы закончить уже работу, но истощение накрывает резко и заставляет встать из-за стола и направиться на кухню, где слишком пусто и темно. Озноб пробирает от одной мысли об одиночестве в квартире, но деваться некуда — уехать не может из-за работы, а пригласить и некого совсем. Единственной возможной кандидатурой на роль разбавителя тоски является Чонгук, которого и набирает, даже не представляя — в какой тот сейчас стране. — Привет, Чимин! Как ты? Снова будешь ругаться, что я пропал совсем? — Привет, Гуки. Да нет, не собирался. Лишь хотел спросить — ты сможешь приехать? В одном Пак уверен точно — Тэхён сейчас на съёмках в Японии. Именно поэтому отпал в качестве собутыльника, одновременно давая надежду на незанятость Чона. — Погоди секунду, — на фоне у альфы шумно, но совершенно не распознать по какой причине, вот и приходится теряться в догадках — чего собственно ждать. — Через часа полтора ещё не будешь спать? Парень кидает взгляд на часы, маленькой стрелкой сообщающие о приближении полуночи, и прикидывает свои силы, отвечая коротко: — Не буду. — Тогда жди, — не менее короткое с последующим скидыванием звонка без ненужных прощаний. Поджимая губы и снова ёжась, делает крепкий кофе и заставляет себя вернуться к работе, со старательным выкидыванием из головы всего лишнего.***
— Чего так погано выглядишь? — удивлённо и без обиняков, огибая хозяина квартиры и отправляясь на кухню. — Вымотался, — тихо бурчит, закрывая дверь и отправляясь следом, потирая предплечье. По пути кидает взгляд в зеркало, признавая про себя — и правда погано. Наверное, они оба не привыкли, что, вечно холёный, Пак может ходить в растянутой кофте, которая и изначально-то не по размеру, с беспорядком на голове и слишком тёмными кругами под глазами. Рядом с ним чрезмерно контрастен Чонгук — светящийся жизнью, весь такой залихватский в своей косухе, белой футболке и тёмно-синих джинсах с художественными дырками. — Ты ел вообще? — спрашивает, впрочем, риторично, зная заранее ответ и из пакета, принесённого с собой, доставая закуски и лашпу в коробочках. — Сам знаешь, — узостью плеч пожимает и устраивается на подоконнике, где обычно любит сидеть Тао. Поскольку данный факт известен всем, младший спрашивает: — Как там чета Ву? — Прекрасно. Улетели в Китай, где Тао должен камбекнуться с новым альбомом, а Крис вроде как открывает небольшой филиал фирмы. Пробный, как он сам это назвал, — Чимину зябко, поэтому натягивает рукава сильнее, скрывая в них кисти. Смотрит в окно немного отстранённо, даже и не пытаясь подавать признаков гостеприимства, пока Чонгук разогревает еду и вытаскивает из ящиков приборы, поскольку они оба не любят одноразовые, что были выданы в комплекте к покупкам. — Как-то все разъехались, — бормочет альфа, задумчиво качая головой и цыкая. — Тебе повезло, что я вернулся из тура, да? — Ещё бы, — кивает с усмешкой, немного выходя из оцепенения, благодаря весёлости в голосе друга. — А как Тэхён? Он последний раз появлялся в скайпе около недели назад, — нехотя слезая и старательно сдерживая зевоту, перебирается на стул, ведь уже почти всё готово к их позднему ужину. Картину дополняет сам — доставая соджу и разливая сразу по стаканам, куда незамедлительно добавляется вода с алоэ, призванная приятно разбавить горечь забористого алкоголя. — У него осталось два эпизода. Говорит, что вернётся к концу месяца, но, скорее всего, пропустит мой концерт, — последнее звучит с явной обидой, над которой подтрунивает Чим: — Остаёшься в ответственный выход без самого ярого поклонника? — Так ты же придёшь, — пикирует в ответ, довольно щурясь возмущению не ожидавшего такого подвоха. — Но, на самом деле, я расстроен. Ведь мы думали объявить об отношениях как раз перед, чтобы посмотреть на реакцию и на то, сколько фанатов меня покинет и сдаст билеты. — Надеюсь, всё пройдёт не так ужасно, как в прошлом году у твоего коллеги. Мне до сих пор его жалко, — морщится, протягивая руку и сжимая чужое запястье, так и замершее в воздухе поднятым с пустыми палочками. — Я тоже. Хотя Чен через это прошёл, сохраняя присутствие духа, и оказался победителем в конце. Будем верить, что мне хватит стойкости на такое же. — Даже не сомневаюсь! Ты же — Чон Чонгук! В конце-то концов. Младший усмехается, и далее они уже говорят на темы более отвлечённые и простые, чтобы не позволять друг другу соприкасаться с негативными эмоциями. Спустя несколько часов Чимин уговаривает альфу заночевать у него, так как уже слишком поздно, а из-за обстоятельств они вынуждены будут остаться в одиночестве оба. С трудом соглашаясь, Гук предупреждает, что выехать придётся очень рано и наверняка разбудит своим подъёмом. Ему отвечают безразличным пожатием плеч, хотя за этим кроется лишь одно — огромное нежелание оставаться одному стирает любые придирки к возможным неудобствам.***
Следующие несколько дней Чонгук наведывается с завидной частотой, уделяя всё свободное время старшему, у которого ночует уже без разговоров и условностей. Лишь на четвёртый вечер, решается поднять вопрос: — Слушай, нам нужно поговорить, ты ведь понимаешь… — Не нужно, — резкостью огрызается, подбирая под себя ноги и обнимая ту, что согнута в колене. — Кроме меня тебе не с кем обсудить… — Тут нечего обсуждать, — вновь ершится, скалясь, когда Чон устраивается рядом и обнимает, прижимая к себе. — Нечего… Следующие минуты тянутся в бесконечности непрошеных слёз, так долго сдерживаемых, но прорвавших оборону от малейшего намёка на проблему. И Гуку совершенно не нужно больше ничего говорить или делать что-то кроме текущего поглаживания по спине, с подставлением плеча под чужую боль. — Понимаешь, это впервые… — дыхание сбито в край, горло задушено спазмом, но слова всё-таки рваностью выходят. — Впервые он ушёл вот так — ничего… со мной не обсудив. Мы так сильно поругались… А он просто взял… и исчез, только и бросив… это своё… «вернусь, как соберусь с мыслями… и хоть каким-то пониманием будущего». Альфа хмурится, вникая в смысл и пытаясь собрать пазл чужого несчастья, в которое он плохо посвящён. Ему бы телепорт и поменяться местами с Тао или Тэхёном, осведомлёнными гораздо подробнее о чём речь, но в распоряжении друга лишь он, а потому приходится уточнять: — Снова на ту же тему поругались? — У нас и не бывает других тем… для ссор… Нашу идеальную жизнь… крошит моя чёртова… дефектность… — Не говори так, — сердце сжимается тисками чужих страданий, заставляя только крепче обнимать, давая хоть такую поддержку. — Уверен, что он так не думает. Никто из нас так не думает. — Легко вам всем говорить… Тао с Крисом растят Рохара… Вы с Тэ знаете, что можете… Но ждёте… Сами… У вас есть выбор… Последнее слово выходит таким жалостливым и отчаянным, что Чон целует друга в макушку и быстро от него уходит, возвращаясь через минуту с успокоительным — хорошо намешанным коктейлем, который принят без возражений и немного проливается на одежду и шею, поскольку руки Чимина безудержно дрожат. Успокоиться у Пака выходит лишь через долгий час, после коего друг укладывает его спать и, убедившись, что омега действительно заснул, выскальзывает из спальни, уходит на кухню, где набирает вполне очевидный номер. Аппарат абонента выключен или находится вне… Морщится и отбивает неудачную попытку, пробуя тут же зайти с другой стороны. Два гудка радуют непродолжительностью, а бодрый голос вообще даёт надежду на лучшее: — Чонгук? Ты чего так поздно? — Ты такой приветливый, что просто до глубины души трогает, — язвит непозволительно нагло, вторя манере самого старшего, а после спрашивает со вздохом. — Тао рядом с тобой? У него телефон выключен. — Да, мы вместе в машине, и ты на громкой связи сейчас будешь, а то я по блютуз ответил. Погоди, — после непродолжительного шуршания раздаётся уже голос панды: — Привет, Чонгук. Как там твой невменяемый? Всё ещё покоряет японские телеэкраны? — Да когда вы уже прекратите?.. Но я сейчас не об этом! Светскую беседу отложим на тот момент, когда мой друг перестанет подыхать от боли из-за вашего друга. Находящиеся на другом конце «провода» беспокойно переглядываются, и омега дрожащим голосом переспрашивает. — Они снова поругались? Что происходит? Ёль звонил мне вчера и спрашивал по поводу филиала, но не говорил, что у них проблемы. — Как ты сумел с ним поговорить?! Его трубка мертва уже не первый день! Выяснение насчёт того, что Пак связь поддерживает с неделю через рабочий номер американского филиала, доводит младшего до исступлённого непонимания ситуации. — Что он вообще делает в Америке? — устало произносит, оседая на стул, за спинку которого непроизвольно держался всё это время. — Если честно, у нас просто времени не было спросить, — вклинивается Крис, пребывающий в прострации и даже остановивший с минуту назад машину на обочине. — Я могу вернуться в Корею или полететь к нему, чтобы узнать… — Не надо, — парень вертит головой, проверяя не открылась ли дверь спальни, ведь Чимин вполне мог проснуться от очередного кошмара, которые мучают его всё время их совместного проживания. — Вообще, выкиньте из головы и занимайтесь своими делами. Постараюсь во всём разобраться сам и сразу вам всё сообщу… Чон отчётливо слышит сорванный всхлип Тао, но тот не успевает ничего сказать — ему что-то быстро доказывает Крис. К сожалению младшего, разговор проходит на китайском, а потому он ни черта не понимает и просто ждёт, пока не раздаётся: — Я вернусь через два дня, — Крис звучит даже почти спокойно. — Если что — вместе этого придурка из-под земли достанем. — Хорошо. Главное — не теряйте голову и занимайтесь своими делами, — настойчиво повторяет, добавляя сразу же. — У меня сейчас достаточно свободного времени, чтобы приглядывать за Чимом.***
Больше никаких душевных разговоров друзья не заводят. Чимин относительно успокаивается, когда Чон убедительно ему аргументирует простую истину — даже с их проблемой, Чанёль не бросит своего омегу и никуда не денется. Вся проблема лишь в том, что неизвестен момент разговора и выяснения дальнейших действий. Старший не верит в это, но ввязываться в спор не хочет. На шестой день пребывания в чужой квартире, Чон идёт открывать дверь с ужасным приступом тахикардии. У него предположение о пришедшем слишком скверное… И ему явно бы стоило догадаться, что хозяин квартиры не стал бы звонком пользоваться. И стоило бы не удивляться, что внутрь порывисто заходит именно Крис. — Так и не объявился? — задаёт устало вопрос, хотя наличие Чона в квартире и серость его лица и так намекают на ответ недвусмысленно. — Нет. И мне даже через Чонсу с Шивоном не удалось ничего выяснить. Один в больнице с братом, и я побоялся его беспокоить, а второй в командировке и вне зоны доступа. — Будто сговорились, да? — почти рычит Ву, проходя, наконец, из коридора в гостиную, где сидит, обняв ноги, Чимин. — Привет, друг. Пак лишь удивлённо дёргает бровью, едва выйдя из уже привычного оцепенения, а затем смотрит хмуро на Чонгука с явно читаемым на лице «Зачем?». — Так, мне нужно… Договорить мешает второй по счёту звонок в дверь, на который снова отзывается именно младший из присутствующих, пока Крис, даже не обидевшийся на отсутствие приветствия, устраивается на подлокотнике дивана прямо в пальто и тихо спрашивает у омеги, как его дела. Забывая посмотреть в глазок и ожидая увидеть кого угодно, кроме Чанёля, Чонгук слишком резко сталкивается с фактом того, что за дверью именно он. И слишком резко глаза застилает красная пелена, как тогда — четыре года назад — произошло с самим Паком, по той же причине — из-за беспокойства о Чимине. И словно зеркаля ту ситуацию, Гук бьёт друга в челюсть, оправляя того, всего одним ударом, на более тесное знакомство с лестничной клеткой. Младший альфа не понимает, как рядом успевает оказаться Крис. Как тот умудряется его оттащить и не позволить избить Ёля, очень быстро поднимающегося и игнорирующего их обоих, поскольку тому важно ворваться в собственное жилище и промчаться к ничего не понимающему омеге, не сменявшему свою дислокацию ни на миг за прошедший час. Гук дышит, как разъярённый бык, и Крису даже приходится дать ему лечебный подзатыльник для приведения в чувства. Только после этого они переглядываются, мучительно рассуждая — идти к друзьям или переждать на кухне. Принимают второй вариант за верный, а потому не видят, как Чимин ретируется от своего альфы в спальню, хотя это слегка бесполезно, ведь отступать тот не намерен и хочет объясниться. — Иди туда, где пропадал все эти дни, — сухо и довольно ровно произносит младший, откуда-то вытянув силы на такую постановку речи и сдерживание истерики. — Прости, но смогу это сделать только с тобой, — устало произносит Ёль, сохраняя дистанцию между ними, чтобы не нервировать своего омегу ещё больше. Так и получается, что стоят в разных концах комнаты — один опирается поясницей о подоконник и складывает руки на груди, а другой приваливает к двери, заодно блокируя возможность проникновения чрезмерно заботливых. — Но ты же как-то обходился неделю без меня. Вот и иди дальше этим занимайся, — бесцветностью слов ранит, но рыжий слишком хорошо чувствует свою вину, чтобы заморачиваться собственными эмоциями. — Ты уже бросил меня, можешь не произносить это вслух и не приводить аргументов. Они мне ни к чему. Слишком очевидно всё. — Я «бросил» тебя лишь на неделю в плане физического присутствия. Не более. И я занимался не посторонними вещами, а нашей проблемой, — вкрадчиво произносит, старательно давя на здравый смысл, чтобы хоть как-то отвлечь от обиды и переключить внимание. — Поскольку у меня не было ни в чём уверенности, решил всё сделать сам, чтобы лишний раз тебя не тревожить. Из-за последней фразы у Чимина начинают подрагивать губы, но переспрашивает нарочито о другой: — О каких таких наших проблемах речь? — отворачивается к окну, теряя контроль над отслеживанием перемещений старшего, но признавая невозможность дальнейшего даже касательства взглядом того. — У нас нет больше никаких проблем. Чанёль пользуется представившейся возможностью и медленно начинает подходить со словами: — Но ты ведь… Устал от врачей… Сказал, что у тебя панические атаки именно из-за походов к ним, — будь его воля — не давил бы на больное, но иначе всё не объяснить. — Плюс твоё состояние ухудшилось настолько, что стало даже из дома выходить тяжело. Так? Не видя никакого смысла, кроме лишнего причинения ему боли, Чимин не думает даже отвечать, беззвучно роняя слёзы на рукав собственной-чужой кофты. Он все эти дни не мог вылезти из вещей своего альфы, поэтому и сейчас на нём одна из них… Окутывающая родным ароматом, который, вероятно, и не даёт окончательно расклеиться. Будто бы поддерживает остатки их почти разорванной связи. — Тебе не под силу было заниматься чем-то кроме работы, поэтому я уехал сам, — говорит совсем рядом, осторожно прикасаясь к плечу, которое тут же отводится, дабы уйти от контакта. — Я не спал почти всё это время, но приготовил для тебя сразу несколько вариантов… — Чанёль решается и пропускает руки под чиминовыми, складывая свои на его животе и прижимая самое ценное в жизни к себе. — Первое… — и почему-то младший слушает, забывая, что нужно вырываться, ругаться и сопротивляться. Ему слишком хорошо и правильно в этих объятиях. — Я нашёл врача. Он занимается гормонами. Не просто имеет к ним касательство, а проводит исследования и действительно лечит. Не борется с симптомами и прочее. Даже встречался с одним из его пациентов. Это отдельная прекрасная история, но расскажу её позже, — альфа осторожно целует изгиб шеи, плавя уставшего и измотанного, которому бы хотелось вот так и замереть в вечности в этом положении. Без борьбы очередной, ссор и непониманий. — Второе… Ты их не любишь, но я отыскал психиатра. Он поможет тебе справиться с атаками и всем остальным. Мы не можем больше позволять тебе страдать и лечиться «народными» методами. Чимину не хочется слушать до нестерпимости. Но Чимин воскресает и ощущает себя более цельным с каждым сказанным словом. — Третье… — Ёль проводит носом по шее и шепчет в итоге на ухо. — Я нашёл агентство…***
Стоя в аэропорту и переминаясь с ноги на ногу, нервно дёргая мужа за руку и тихо ноя, не перестаёт нервничать ни на секунду. — Да прекрати же! — не выдерживает Крис, глядя на Тао почти обозлённо. — Такое ощущение, что это ты… — Привет! Чё? Какие дела? — Тэхён обнимает за шеи друзей, повисая почти на них и вертя головой, чтобы рассмотреть обоих. — Не. Сами тут давайте, — уходит от прикосновений Крис и утаскивает за руку сына и за шиворот — Чонгука, оставляя омег наедине. — Какой-то он у тебя дёрганный. Твоя работа? — парень удивлённо вскидывает брови и приоткрывает рот, хотя реакции лица не мешают ему уводить друга в ближайший алко-бутик. Тао не отвечает, а потому следующие пятнадцать минут Тэхён трещит без умолку, утаскивает его в зону, где нет камер, и они вместе пьют виски из горла. Только после этой терапии китаец, наконец, говорит: — Я ему просто намекнул, что сам не прочь… — Ууууу. Тогда им с Чонгуком есть, что обсудить, — понятливо кивает парень, после делая ещё один глоток и слегка морщась. — Они через сколько прилетают хоть? А то я не интересовался и притащился сюда прицепом за Гуком. Ву чуть осуждающе смотрит на младшего, вечно витающего в облаках. Тот, конечно, за пять лет их знакомства повзрослел. Особенно после четырёх месяцев активного хэйта от фанатов, которые чем только не грозили ему и его парню, когда свершилось признание на публику об их отношениях. Правда, лишь Тао и видел, как заливался слезами Тэхён, для других остающийся весёлым и невозмутимым. И не то чтобы одному хотелось подобное слушать, а другому выговариваться именно Тао… Просто семья Тэ уже давно от него отвернулась, Чонгуку требовалась и самому поддержка, а Чанёль с Чимином не могли взвалить на себя ещё чьи-то проблемы, кроме собственных. Но стоит признать, что именно тогда — в бессонных ночах вместе — они стали по-настоящему близкими друзьями. — Немного уже осталось. Вот-вот посадка, а после — контроль и выдача багажа, — вздыхает старший, косясь на окно, за которым видно, как разгорается закат. Тэхён медленно моргает, а затем неуверенно кивает, потирая ладони и тоже засматриваясь на огненно-рыжие всполохи на небе. — Чонсу с Шивоном не приедут? — спрашивает тихо, накрытый внезапно негой от алкоголя. — Они ждут в доме, — так же тихо отвечает Тао, потирая шею и спрашивая неловко. — Ты не в курсе… Чимин говорил с родителями? Мне он ни словом не обмолвился, а выпытывать не решился. — Как я понял, его отец с новым мужем приедут. А вот папа… — Ясно. Они стоят ещё немного в тишине, а после отправляются к зоне встречи, по пути вылавливая в одной из кафешек своих альф. Тэхён берёт за руку Рохара, который в нём души не чает (что пару лет назад дико бесило Тао) и весело с ним переговаривается, давая взрослым поговорить без них двоих. — Они не обидятся, что мы с собой ничего не взяли? — Мы это уже обсуждали, — усмехается Крис, ероша мужу волосы и стараясь успокоить. — Всё будет отлично. — Плюс, они и так с вещами, лучше с ними помочь. Да и две машины на нас всех — не так уж много. — Но… — Тао! — в один голос возмущаются альфы, после чего все трое смеются, уже останавливаясь и разглядывая выходящих людей, среди которых должны быть друзья. А те не заставляют себя ждать и уже через секунду их компания гомонит, все здороваются друг с другом, а потом Чимин улыбается и шепчет на ухо ребёнку, омеге лет четырёх, сидящему у него на руках: — Скажи, как тебя зовут. — Пак Чонмин! — с улыбкой и громко произносит, после смущённо краснея и с любопытством глядя на Рохара, очевидно, вызывающего доверие тем, что является единственным ребёнком кроме него, и выглядит довольно дружелюбно. Чимин счастливо оглядывает свою семью, которая шумно переговаривается и местами даже переругивается, двигаясь к парковке. Он старается не захлебнуться в собственном счастье и принять, как факт, что всё происходит на самом деле. И скажи ему кто-то пять лет назад, даже за день до подработки на концерте, что он влюбится в парня, не способного прикасаться ни к кому, а затем будет вместе с ним бороться непродолжительно с болезнью — не поверил бы. Как и не поверил бы спустя три недели в то, что после той болезни покажется, что всё самое страшное позади, а жизнь в дальнейшем докажет несправедливость этого суждения. Сперва — переживанием развода его родителей, который слишком тяжело всем троим дастся, хотя в глубине души и были готовы. Потом — продолжительными и выматывающими проблемами со здоровьем и невозможностью к тому, чего так хотелось. И он бы точно не поверил ни пять лет назад, ни четыре года назад, что проблема в нём — в его дурацких гормонах, испорченных и искорёженных. А ещё — год с небольшим назад не поверил бы, что их с Чанёлем отношения ожидает перерождение, поскольку он в тот период совершенно забыл, насколько у него потрясающий и фантастический альфа. Альфа, который подарил ему названного сына, что уже совершенно точно стал родным. Альфа, который с десятой попытки уговорил выйти за него. Альфа, который дал ему возможность ощутить все прелести первого триместра, который, благо, вот только закончился и уже удалось выдохнуть, поскольку симптомы второго не так страшны и мучительны. Чимин улыбается Чанёлю и целует того в губы, прижимаясь крепко и шепча в губы. — Я люблю тебя, — которое оседает россыпью приятных мурашек у обоих на коже.