On his skin

      Шевелиться желания нет абсолютно.       Открывать глаза — тем более.       По телу прокатываются лёгкие электрические заряды, сродни чему-то среднему между щекоткой и чувством, что отлежал конечность.       Чанёль шумно вдыхает и тихо выдыхает, готовя себя к какой угодно реальности, поскольку память отказывается подсказывать — какой та будет. Он медленно моргает, осматриваясь и обнаруживая прямо перед собой панорамные окна, затянутые в плотность штор, среди которых лишь одна полоска света — маленький недочёт, дающий понять, что уже наступил день.       Неожиданно липкий страх подступает к горлу, пережимая его, ведь, опуская взгляд, обнаруживает чужую руку, обнимающую поперёк талии. Несколько мучительных секунд уходит на анализ, после которого сваливается разом толща воспоминаний — словно плотину прорывает.       Альфа фигурально барахтается в потоке собственного сознания, где весьма отчётливые картины того, как они с Чимином неопределённое количество времени порочили весь домик, то занимаясь любовью, то скатываясь в какое-то животное безумство…       После восстановления в памяти событий остаётся только бесконечность вопроса — что случилось с болезнью?.. Или даже — с болезнями?       Аккуратно переворачиваясь и соскальзывая с постели, Чанёль улыбается спящему омеге, выглядящему абсолютно спокойным и умиротворённым.       Наспех приняв душ (впервые, кажется, в жизни), парень натягивает домашние штаны, отказываясь от верха одежды, и в таком виде и появляется на кухне, где обнаруживается захватчик в виде омеги-блондина, жующего крекеры и запивающего их кофе.       — Доброе утро, герой-любовник, — со смешком здоровается, выдавая оттенок смущения.       — Почему ты?.. — прерывает сам себя и оглядывает голый торс. — Мне одеться?       — О, милый, ничего нового ты мне уже не покажешь. Мне удалось лицезреть всё ещё вчера, — хмыкает Тао, которого друг впервые видит реально смущённым. — Мы заходили вас проведать, а окно было не зашторено… Конечно, не подойди мы так близко — ничего бы и не заметили, но…       — Сильно… Травмировали? — откровенно спрашивает, открывая холодильник и выуживая продукты, попутно надеясь, что холод от техники остудит горящее лицо и уши.       — Ну так… Я ещё нормально, а вот Крис слегка потерянный ходил с час где-то. Потом, наверное, удалил из памяти и успокоился, — пожимает легко плечами, переключаясь на более позитивный лад. — Мы продлили домики ещё на три дня, поскольку поняли крайнюю необходимость отдыха для нас всех. Родители твои уехали утром, выразив надежду на то, что, когда ты «оклемаешься», найдёшь силы им позвонить. И да — переживать не о чем. Оплачивает всё мой дорогой мажор.       — Подожди… Если родители уехали… Какой сегодня день?       — Вторник, — с ехидством выдаёт, наслаждаясь шоком на чужом лице. — Мы тут до пятницы. Хотя может…       — Родители сильно… Расстроились, что мы пропали?       Тао смеётся, складываясь пополам и закрывая себе рот рукой, дабы слишком не шуметь. В ответ получает неодобрительное покачивание головой, после которого альфа начинает заниматься готовкой, ожидая спокойствия от друга. И тот относительно быстро приходит в себя, продолжая вещать:       — Они были счастливы. Ты, конечно, считаешь подобные вещи чушью, но мы все ждали, когда ты встретишь истинного, — соскакивает со стола и перебирается на столешницу, чтобы быть ближе к другу и иметь возможность таскать у него еду. — Ведь есть даже медицинские показания, доказывающие её реальность, — пережёвывает кусочек бекона и продолжает. — Например, в вашем случае всё вообще вышло чрезвычайно интересно!..       — Чего? — Ёль едва ли не режется, услышав заявление старшего.       — Того! Мы уже всё выяснили, пока вы предавались безумству… Безумству, да. Так вот — мы, то есть я и этот придурок — Тэхён, пообщались с вашими врачами и покопались в показателях… Ладно-ладно, я тебе потом ещё объясню, насколько мы молодцы. Суть в том, что существовало три фактора, не дающих вам раньше осознать принадлежность друг другу. Первый — приём Чимином целого батальона лекарств, которые должны были стабилизировать его ментальное состояние. Побочное действие — дисбаланс гормонов. Второй — твоё слабое обоняние. Мы ведь когда-то обсуждали это? Ты меня даже при первой встрече едва ощущал, хотя я тогда свободным был, — Чанёль с усмешкой кивает, понимая теперь — спустя столько времени — как глупо он был влюблён в Тао и как глупо страдал из-за невозможности полноценно ощутить аромат того. — Третье — блокаторы твоего парня снижали выработку феромонов. И это самое интересное! Врачи почти дошли до этого сами, но сложилось всё чётко лишь в вашем случае…       — У меня складывается ощущение, что ты не журналист-музыкант, а врач, — вздыхает Чанёль, разминая шею и уже почти доделывая завтрак.       — Думаю… Мы с Тэ вполне можем получить докторскую. Плюс — из-за своего заболевания он действительно осведомлён о многих… Хорошо-хорошо, не смотри на меня так. Суть в том, что феромоны твоего омеги должны были бы заглушить болевой синдром. Что-то с влиянием на сигналы между мозгом и телом. Если коротко — вариант исцеления из истинности не чушь, а вполне доказуемая штука, — встаёт на пол и потягивается, после подходя чуть ближе. — Ты как себя чувствуешь? — и, не дожидаясь ответа, кладёт руку на плечо друга, сжимая то пальцами.       — Хорошо, — рыжий прекрасно понимает цель действий старшего, а потому поворачивается и сжимает того в объятиях, вырывая из чужой грудной клетки задушенный выдох и тихое:       — Я так рад за тебя…       Чанёлю приходит почти сразу в голову — его парень вполне мог уже проснуться и станет чрезвычайно неловко всем, если тот обнаружит картину, которую он сам прорисовал на кухне, а потому отстраняется и достаёт поднос из шкафа, краем глаза отмечая — Чимина нет в пределах видимости.       — Я тебе всё вроде основное рассказал… Про родителей передал… Ах да — Тэ просил передать «спасибо», а Чонгук — что он не обижается.       — Ещё бы он… Спасибо?       — Ага. Я не уверен в причинах. Он отказался объяснять и даже не намекнул. Чокнутый придурок, — ворчит, уже самоликвидируясь из помещения. — Если ещё что вспомню — кину смс.       — На связи, — кивает и направляется к лестнице, добавляя напоследок. — Спасибо огромное, Тао.       Лёгкостью шагов чертит полы спальни, где пока ещё тишина и мирное дыхание спящего, которое даже немного обидно тревожить, ставя поднос на тумбочку и забираясь в постель, где тут же льнут к боку и тихо бурчат:       — Я просыпался минут двадцать назад… Понял, что один, обиделся на реальность и отказывался её принимать, пока ты не объявишься.       — Как мило, — смеётся в ответ, поглаживая по волосам и впервые сознательно проходя через все изменения своей жизни. — Выспался хоть?       — Конечно, — довольно щурится и неожиданно отстраняется, сидя теперь взъерошенным воробьём и спрашивая шокировано. — А сколько мы?..       — С тех пор, как вернулись в дом, не покидали его трое с лишним суток, — говорит нарочито медленно, с удовольствием наблюдая вытягивающееся лицо парня, очевидно шокированного. — Аренда была продлена, так что тут беспокоиться не о чем…       — Мы сорвали праздник твоих родителей?!       — О… Они считают, что мы его им устроили. Излечение сына-инвалида оказалось гораздо значимее, чем его присутствие на мероприятии, — хмыкает, качая головой. — Плюс — у них же был в наличии названный сын, который сделал гораздо больше, чем кровный.       — Ага… — до Чимина плохо доходит, ведь туман из головы ещё не улетучился. Он ползёт к краю кровати, встаёт не очень-то бодро и поясняет на ходу. — Сейчас вернусь.       Старший кивает, хотя адресант этого не видит, и задумывается о том, что за эти дни действительно не замечал смены дня и ночи, а о потребностях организмов в еде они совсем не вспоминали. Это объясняет недовольный рёв желудка и лёгкое головокружение.       Возвращается омега ещё более бледным и, кажется, готовым грохнуться в обморок. Рыжий предполагает причиной всё тот же голод, но его догадки очень уж резко опровергают:       — Мы… — падает рядом на кровать и чрезвычайно жёстко хватает старшего за запястье, выглядя помешавшимся. — Ёль, мы же не… Я же теперь… Мы… А что если… — вдыхает-выдыхает пару раз, блокируя подступающую истерику и спрашивая. — А что если мы теперь беременные?       Секунды тишины имеют весьма нескромное продолжение в виде смеха Чанёля, едва способного выдавить:       — Но я-то точно не… — растерянность младшего его приводит немного в чувство, а потому резко успокаивается и серьёзно говорит. — Даже если так — ты сильно против?       — А учёба?.. А работа?.. Что мы делать будем?       — Не хочу показаться банальным, но разве мы не пройдём теперь через что угодно вместе? — придвигается и гладит по щеке, уверенно смотря и улыбаясь самыми уголками губ. — Даже если так — всё будет хорошо. Веришь?       — Конечно, — усмешкой ответствует, подаваясь к широкой ладони и прикрывая глаза.

***

      Сидеть на крыше дома с друзьями, которые пребывают в чрезвычайно прекрасном расположении духа — замечательно.       Так думает Чимин, поглаживающий большим пальцем одной руки запястье своего альфы, а другой — горлышко бутылки, опустошенной наполовину.       — Как вообще возможно, что у тебя бывают свободные дни? — почти ноет Тао, гипнотизирующий Чонгука, беззаботно улыбающегося и пожимающего плечами:       — Наверное, не беру на себя больше, чем способен вывезти.       — А тебе стоит у него поучиться! — восклицает Крис, с деланным удивлением переводя взгляд с одного на другого, а после обращаясь к Чону. — Сколько денег за курсы возьмёшь? Ты не представляешь, какого это — жить с вечно уставшей пандой!..       И даже удивительно, что фразу договорить успевает, прежде чем получает от той самой панды под рёбра локтем и начинает задыхаться. Тэхён же, проявляя свой великий актёрский талант, в сердцах бросает:       — Это было бы отличным шансом пополнить бюджет нашей семьи, но… — трагично прикусывает губу и кивает на своего парня и Чимина, поясняя всю соль ситуации и реакции. — У этих двоих запись начинается на следующей неделе и никаких шансов их увидеть не будет, — мгновенно меняет настрой и хитро подмигивает рыжему альфе, которому адресовано томное слишком. — Зато мы с Чанёлем будем проводить больше времени вместе!       Пауза длится недолго, поскольку почти все разражаются смехом, кроме омеги, преспокойно отпивающего пиво и фыркающего:       — Так говоришь, словно мы из студии вылезать не будем…       — Там есть два дивана и холодильник! — парирует Чон, едва сдерживая ехидную усмешку, что адресована бы должна быть его парню, совершенно беспечно заявляющему:       — Ты там вот жить в случае чего и останешься. А нашу квартиру наконец смогу всю перекрасить в более яркие!..       Пока неугомонного затыкают поцелуем, остальные переглядываются и прыскают от новой вспышки смеха.       Чанёль ярко улыбается и смотрит на них всех: лучшего друга, находящегося рядом много лет и нашедшего при нём своего омегу, с которым обручился ещё на Чеджу, чем подписал им всем смертный приговор в виде грядущей подготовки свадьбы; на самого Тао, преданного и вечно инициативного друга, так и не сумевшего избавиться от кругов под глазами за время отдыха на острове; на своего дальнего родственника, который (спустя всего три недели) почти перестал вызывать стойкое раздражение одним своим присутствием, и его смешного парня, отличающегося неадекватностью ровно настолько, насколько и добротой, при всей кажущейся язвительности…       В самом конце окидывает взглядом своё персональное счастье, перекрасившееся на днях в блонд, который ему очень идёт. Он думает о том, что всего за месяц с небольшим жизнь сделала уж очень крутой разворот, подарив слишком много всего хорошего. Почему-то Ёль даже слегка жалеет, что его предложение руки и сердца отвергли, ещё там — на острове, но понимает прекрасно — это будет исправлено всё равно, поскольку Чимин принадлежит ему.       И это, в буквальном смысле, прописано на его коже.