В твоих руках

В комнате душно и пахнет бумагой. Принтер продолжает выплевывать испечатанные черным листы для очередной презентации, тихо гудя. Если бы человеческие мысли сопровождались звуковыми эффектами, Тэхён гудел бы сейчас точно так же, как этот дебильный принтер. Он созерцает потолок уже минут десять, в тысячный раз пытаясь найти себе оправдание. Одно-единственное. То, которое на раз-два решит его внутренние конфликты и сотрет в порошок все противоречия. Оправдание, после которого можно будет, подрываясь с постели, щелкнуть пальцами и воскликнуть: «Ну, конечно! Почему я вообще так долго тупил?» Но оправдание не приходит. Не вертится навязчивой «вот-вот» мыслью на кончике языка, не ломится в дверь и вообще вряд ли существует, раз уж на то пошло. Тэхён вляпался. Очень сильно и давно. Под тихие потуги агрегата в углу стола губы красит кривая усмешка, адресованная жалким остаткам самоуважения. Учеба последние дни дается сложнее. Наверняка немалую роль играет дерьмовая погода – начало зимы как-никак. С темпом жизни Тэхёна вообще сложно уследить за стремительно сменяющимися днями в календаре, еще и сессия не за горами. Сам он не батрачит на работе с утра до ночи и не является суперобразцовым студентом экстра-класса. Оказывается, страдания и бесцельные думы убивают кучу времени, и кто бы знал? А пьедестал номера один в их семье занимает Чонгук. Дух соперничества в Тэхёне как-то не горит, да и он вообще-то искренне рад за брата. Чонгук заслужил, и он по-настоящему старается быть первым во всём: учеба, спортивные соревнования, уроки музыки. Мысли Тэхёна. Последнее он, конечно, не нарочно, но болеть из-за этого у Тэхёна не перестанет. Так уж вышло, что их родители сошлись восемь лет назад. Точно так же, совершенно случайно вышло то, что Чонгук оказался чрезмерно заботливым младшим братом. И первым достойным альфой в тэхёновом окружении. Наверное, вся эта псевдопривязанность к нему и случилась на подсознательном уровне. Чонгук – защитник, здесь просто сработали природные инстинкты. Тэхён был рад за папу, как и был рад новоиспеченному брату, который, как оказалось, тоже тогда коллекционировал карточки из хлопьев для завтраков (не самое интересное увлечение в тэхёновы четырнадцать, но голографические выглядели круто, и с этим ни один из них не стал бы спорить даже сейчас). Только он, в отличие от Тэхёна, не боялся говорить о таких глупостях в лоб. У Чонгука вообще всегда всё просто: захотел – сказал или сделал. Он никогда ничего не скрывал, не прятался за маской безразличия и не увиливал от ответов. Такого образцового по всем параметрам брата на свете не сыщешь. По крайней мере, Тэхён точно о таком даже не мечтал: Чонгук помогал ему во всём, да и сам Ким никогда не оставался в должниках. Вообще, если бы не он, то стипендии, благодаря чоновой нелюбви к истории, уже можно было бы махать ручкой – Чонгук ненавидит тупую зубрежку. Куда проще, когда у тебя есть старший брат, который разжует годы правления династий и выдаст за элементарное «спасибо». Чонгук в свою очередь стал Тэхёну лучшим другом. Срочно нужно перемыть кому-то кости – Чонгук только за. Обсудить новый выпуск комикса и прийти к единому мнению, что сюжет скатился – Чонгук эпитеты посмачнее выберет и сможет выразить всё недовольство одним своим «херня полная». Можно даже поплакаться в жилетку или просто помолчать – они всегда были идеальным тандемом, угадывающим мысли и настроение друг друга. Чонгук не осудит и поможет, а Тэхён сделал в ответ худшее, что только мог. Влюбился. Он закрывает глаза и устало трет пальцами переносицу. Еле заметно выдыхает через приоткрытые влажные губы и накрывает глаза рукой. Сложно, наверное, быть еще большим придурком, но у него вся жизнь впереди. Дверь в комнату тихо приоткрывается, а внутренности скручивает от знакомого аромата. Он окутывает с ног до головы, кожу щек обдает невесомой прохладой, а ладони потеют. Ким не шевелится, прислушиваясь к тихим шагам и вглядываясь в темноту под веками. Чистый ворс ковра еле слышно хрустит, а в груди сердце бьется чуть быстрее обычного, когда кровать прогибается под чужим весом. На губы ложится теплый выдох, лаская кончик языка, и Тэхён облизывается, надеясь случайно задеть чужие губы: теплые и мягкие. Он делает вдох, когда его щеки нежно касаются костяшки пальцев, и под ребрами вспыхивает пламя. Он хочет получить этот поцелуй. До дрожи хочет и свое моральное уродство пихает поглубже, чтобы не вякало, размыкая губы. На язык ложится сухое тепло от вдоха, и принтер замолкает, погружая спальню в постыдную для Тэхёна тишину. Внезапный стук заставляет Кима вздрогнуть. Чонгук без лишних церемоний толкает дверь плечом, вваливаясь в спальню брата, и устало морщится. – Через неделю у меня гребаный коллоквиум! Угадай, по какому предмету, – он слабо смеется, и смех этот больше походит на истерику. В пару шагов Чон оказывается у кровати и заваливается рядом, двигая Тэхёна к стене, пока тот пытается привести себя в чувства. Чонгук напугал до смерти, пока он наслаждался одной из своих любимых фантазий. В висках стучит набатом от неожиданности, а в горле застревает ком из нервов, воздуха и корицы. Она повсюду. Колет легкие и забивается в нос нещадно, абсолютно не заботясь о том, что для Тэхёна это слишком внезапно и вообще просто слишком. – Хуже коллоквиума по истории может быть только ремейк на «Людей в черном» без Уилла Смита. Чонгук шумно выдыхает, подкладывая под голову руку, и зевает. – А что насчет твоего препода по философии? – напоминает Тэхён, наблюдая за тем, как парень морщится. – Не будем о плохом. Подготовишь меня? Вчера я облажался и перепутал даты в тесте из-за тебя, вообще-то. – Будто это я заставлял тебя отвлекаться на сообщения от интернет-магазинов, – Тэхён отворачивается, глядя в потолок, который он уже изучил вдоль и поперек за всё время их проживания в этой квартире. – Ты просил меня заказать эту «крутецкую, блин, игрушку». И чтобы ты знал, «Дэд спэйсу» я предпочту коллоквиум по истории, так что даже не проси меня составить тебе компанию. – Не собирался, всё равно сам припрешься. Между ними виснет молчание. Конечно, Чонгук, ты можешь вот так просто вломиться в спальню и лечь невозможно близко, чтобы было, о чем пострадать сегодня ночью. Тэхён становится параноиком. В каждом действии брата пытается найти скрытый намек на хорошо замаскированную симпатию. И сам он еще недавно пытался Чону о своей всячески намекнуть. Сказать прямо Тэхён бы не решился, а подойти к Чонгуку и обнять по-братски, вкладывая в это объятие все накипевшие чувства, он вполне мог. Сжимать в объятиях до хруста костей, конечно, не получалось. Так умеет только Чонгук, и вообще надеяться, что до младшего дойдет этакий завуалированный посыл, не приходится, поэтому Тэхён сдался. Он шумно выдыхает через нос, когда Чонгук ложится на бок к нему лицом. Корица вяжет горло, а брюнет ныряет одной рукой под подушку. Вторую кладет Тэхёну на плечо, удобнее устраиваясь. Тэхён привык и смирился, но тупому сердцу не прикажешь биться не так сильно, ладони потеть не перестанут, а богатая фантазия в таких ситуациях сродни Дамоклову мечу – у него может встать в любой момент. Последние дни сложно держать себя в руках и не возбуждаться от аромата, который с ума сводит уже не первый год. Сложно и не хочется. Хочется лишь повернуться лицом к лицу, убрать ладонь с плеча, сплетая пальцы, и позволить Чонгуку себя целовать. Сплетать языки и жадно глотать воздух меж поцелуями. Полный отстой. Тэхён чувствует возбуждение, а Чонгук излучает усталость. Хотел бы спать, валил бы уже к себе и не мешал в таком случае. Ким скидывает чужую ладонь с плеча и слабо толкает Чона, намекая, что тому пора валить, и отворачивается к стене. – Если завтра будешь ныть, что опять завалил тест, моей вины здесь уже не будет, – бурчит Тэхён. Сложно строить из себя заботливого старшего брата, когда ты пытаешься выгнать из головы сцену поцелуя, чтобы хоть как-то сбавить давление в штанах. – Завтра нет никаких тестов, после первой пары окно, а третьей философия. Тренировку отменили, – Чонгук двигается ближе, а Тэхён напрягается, чувствуя руку на талии и теплый выдох в шею. – Не пойду никуда, лучше подготовь меня к этому гребаному коллоквиуму. Ким не шевелится. Он пропустил половину из того, что там сказал Чонгук, и сердце бешено отбивает чечетку. – Хён, – зовет брюнет. Тэхён вопросительно мычит в ответ, пытаясь понять, что нашло на Чонгука, а тот тычется носом ему в шею, обжигая нежную кожу выдыхаемым теплом. По спине бегут мурашки, но расслабиться не получается. – Вкусно пахнешь. Ким сглатывает и теперь всё понимает – его аромат усиливается. Последние полгода Чонгук ему любезно напоминает о скорой течке. Тэхён в благодарность молча скидывает руку со своей талии и пытается перелезть через брата. Он перекидывает ногу, но в горле застревает воздух, когда Чонгук хватает его за бедро, усаживая себе на живот. – Почему всякий раз, когда я начинаю говорить о твоём запахе, ты убегаешь? Брюнет хмурится, и меж бровей залегает складка, а Тэхён вздыхает, нервно натирая лоб ладонью. – Убегаю? Принтер, Чонгук, – он указывает пальцем себе за спину, на стол, где тихо пищит устройство. – Краска закончилась. Не то чтобы такие ситуации типичные. Они дохера нетипичные, поэтому Тэхён пытается не нервничать. Последний раз он сидел на Чоне, когда они подрались пару месяцев назад из-за игры. Кто сказал, что они взрослые и неконфликтные личности? Также никто не говорил, что Тэхёна это не заводит. – Тебе стыдно? Мистер Проницательность в деле. Ким фыркает, отцепляя от себя руку Чонгука, но тот усиливает хватку, хмурясь еще сильнее. – С чего бы вообще? – Тэхён немного не знает, куда себя деть, но вздохнуть устало у него получается почти ровно. – Вот и я спрашиваю: с чего бы? – он отпускает Кима, позволяя тому слезть с себя, а сам приподнимается на локтях, наблюдая за братом. – Я всего лишь сказал, что ты вкусно пахнешь, а ты подорвался, как ужаленный. Тебе противно? Если бы, думает Тэхён. Если бы было противно, всё, может быть, было бы проще. Он бы не обращал внимания на всякие мелочи типа чужих запахов, которые исходят от Чона после занятий или тренировок. Он бы не придавал такого огромного значения уделяемой ему помощи, когда приходит из магазина, а Чонгук уже ждет его, чтобы разобрать пакеты. Или встречает его по пути домой, болтая о том, что Чимин опять забыл вернуть ему диск, который брал еще месяц назад. Он бы не любил человека, с которым рос восемь лет бок о бок. Он был бы рад не любить Чонгука. – Мне так больше не делать? Тэхён раздраженно выдвигает ящик стола, пытаясь найти картридж на смену, и кидает недовольное «нет». – Нет, тебе не противно, или нет, мне так больше не делать? Ящик стола громко хлопает. Хорошо, что Чонгук видит только спину, а не трясущиеся руки. Тэхён вообще плохо контролирует себя и свои эмоции, он не виноват в том, что не может заставить собственное тело никак не реагировать на Чона. Никто не любит сам себя ограничивать, а оттого обычно все и бесятся. Тэхён исключением не стал. – Нет, не противно, и делай, что хочешь, – звучит вполне себе пофигистично. Сказать, что у Тэхёна груз с плеч упал, когда дверь тихо открылась и так же тихо закрылась – ничего не сказать. Он вздохнул, как вынырнувший утопающий, опираясь о стол и кидая взгляд на мятую постель. Она наверняка будет всю ночь и еще даже утром пахнуть Чонгуком. Пора заканчивать со всем этим. На Чонгуке свет не сошелся клином, без него планета вертеться не перестанет, небо не обрушится на землю, а врата ада не разверзнутся... Зато без Чонгука не будет теплых вечеров, шуток на двоих и вкусных завтраков. А еще он знает, когда нужно что-то сказать, когда лучше промолчать, когда утешить или послать на все четыре (последнее Тэхёна очень отрезвляет, чем Чон научился умело пользоваться). Ким снова бросает взгляд на мятую постель. Наверное, Чонгуку в определенный день он бы предпочел врата ада, а пока что нужно поменять постельное. Не сейчас, конечно, но он обязательно поменяет. Сначала надо разобраться с принтером, потом в душ, потом помочь Чонгуку с готовкой. Потом вряд ли останется время на постельное, но если не сегодня, то завтра. Обязательно завтра. Аромат корицы крошкой оседает на стенках глотки, когда Ким утыкается лицом в подушку, на которой вчера вечером лежал Чонгук. Он глубоко вдыхает, втягивая носом воздух, и обещает себе – последний раз. Последний раз он позволяет себе эту слабость. Парень проводит ладонью по хлопковой ткани, в горле першит, а через плотную завесу штор пытается пробиться уже дневной свет. Дома тихо, его постель пахнет Чонгуком, и рука по привычке тянется к штанам, поглаживая член через ткань. Чтобы возбудить себя много времени не требуется – у него уже стоит, стоит только представить, что он грязно дрочит на Чона. Рука ныряет под резинку штанов, а Тэхён так и остается лежать на животе. Немного неудобно, но он привык, и есть в этом что-то заводящее, когда ты делаешь это так – трешься щекой о подушку и слышишь собственное учащенное дыхание. Легкие заполняются терпкостью, а с губ слетает выдох, когда ладонь обхватывает член. Привык, хах. Не любить Чонгука на самом деле очень просто. Достаточно каждый день убеждать себя в том, что ты его хочешь и ничего больше. Потому что он – альфа. Уверенный, сильный, способный защитить. Но мягкий, заботливый и добрый, способный сострадать. Смог бы Чонгук чисто из сострадания подрочить своему брату? Тэхён так не думает. Не хочет об этом думать, чувствуя под пальцами вздувшиеся вены. Он упирается лбом в подушку, тяжело дыша и облизывая пересохшие губы, горло дерет от сухого воздуха, а в голове неизменная картина – Чонгук берет его сзади. Вплотную прижимает к себе, толкаясь глубже, срывая с губ протяжный стон удовольствия. Он считает себя грязным, и это не кажется чем-то плохим. Тэхён готов положить руку на сердце и поклясться, что он получает неземное удовольствие, представляя, как его имеет собственный брат. Сводный, конечно, думает он, будто это имеет значение. И ему не стыдно. Не тогда, когда в состоянии эйфории с губ слетает любимое имя, а в голове голосом Чонгука, где-то на периферии сознания, треплется тепло брошенная фраза: «Я так давно хотел тебя». О подобном точно только мечтать. Задохнуться можно от того, насколько сильно Тэхёну хочется почувствовать в себе Чонгука. Даже если бы это был простой секс по пьяни, о котором они бы оба молчали. Наверное, оба. Только вот пьяный Чонгук что-то не загорается идеей нагнуть своего брата в туалете клуба, находясь под градусом. Он любит уже после закидывать руку на плечо, шагая до остановки с Кимом под боком. Если повезет, опустит ее до талии, прижимая к себе, чтобы было не так холодно, но чаще всего Тэхёну достается куртка Чона и никаких рук. Запах тоже имеет свойство согревать, разжигая в груди тлеющее обожание и трепет. Именно то, что чувствует он сейчас. Или всегда рядом с одним определенным человеком. Член сочится смазкой, которую парень размазывает по стояку, сжимая свободной ладонью наволочку. Теперь постельное придется точно менять, но Чонгук ведь всегда может прийти в его спальню и немного полежать с ним, чтобы весь вечер Тэхён снова обещал себе сменить простыни. Точно в последний-двухсоттысячный-раз. Вторая рука скользит по постели, пояснице, забираясь под штаны и слабо скребя ногтями ягодицу. Пальцы раздвигают мягкие половины, размазывая выступившую смазку по кругу сжатого кольца мышц. Неудобно, но хочется, потому что к сексу привыкаешь. Тэхён пробовал как-то раз встречаться с парнем, его одногодка, но тот с факультета истории. Чонгук тогда при любом удобном случае говорил о том, что историю он немного недолюбливает. Или много. Потому что Минхо, которого Тэхён как-то раз притащил домой, Чон высказал свою точку зрения относительно истории и всего, что с ней связано. Он ненавидит опираться на чужой опыт, не учит даты, имена и подвиги своих предков не потому, что не уважает их, а потому что это – прошлое. Ну и, может быть, немного из принципа. Отказывается принимать то, что можно знать историю страны и творить собственное будущее, не опираясь ни на чей опыт. Но Чонгук – новатор и переубедить его невозможно, а заученные даты вылетают из головы сразу же после теста за ненадобностью. По телу растекается нега, потому что Чонгук такой – упертый, волевой и непреклонный. Но когда дело касается семьи – покладистый, послушный и уступчивый. Только все равно у них в доме этого Мин-как-его-там-этого-историка он видеть не хотел и сказал об этом прямо, как обычно. Тэхён рискнул понадеяться, что это ревность. Даже в свой первый раз он думал о том, что Чонгук ревнует. Это грело, поэтому однажды с Минхо он чисто случайно, наверное, по привычке из-за постоянной дрочки, кончил с именем своего брата на губах. Минхо не понравилось, но закатывать истерик никто не стал. Более того, они до сих пор общаются, и тот помогает Тэхёну с историей, который в свою очередь помогает с этим Чонгуку. Расстаться они расстались, но только вот Чон больше внимания уделять не стал, первые пару дней даже не подходил – ссылался на слишком неродной аромат, исходивший от брата. Больше Тэхён ни с кем не искал отношений, ему более чем хватало того, что их квартира пахнет Чонгуком. Его постель пахнет Чонгуком. Он сам иногда им пахнет, когда они подолгу занимаются и сидят рядом. Этого иногда достаточно, а иногда слишком не, но терять хотя бы эти крохи он не хочет. Сейчас хотелось бы, чтобы крепкое тело прижало его к кровати, чтобы руки обхватывали бедра, а внутри был твердый член вместо его собственных двух пальцев, растягивающих почти самый край входа, чтобы ощутить болезненное удовольствие. Чонгука всегда будет мало с такими отношениями, но о большем просить стыдно и страшно. Его презрение и отвращение Тэхён не переживет, хотя периодами Чон сам давал повод думать о том, что тот ему не безразличен и привлекает не как что-то родное, а как парень, которого можно хотеть. Сила инстинктов – мощная штука. Всех подробностей Ким не помнит, но однажды он чуть ли не признался Чонгуку в своих чувствах сразу после того, как наклюкался с Хосоком. И все надежды тихо скулят под ребрами, не подтвержденные и не опровергнутые. Самолюбие тешится тем, что он Чонгуку нужен хоть как-то, когда тот, весь из себя такой независимый и самодостаточный перед другими, ноет Тэхёну о своем преподавателе по философии или предстоящем коллоквиуме по истории. О том, что на тренировках, как кажется, Чимин справляется лучше него, что «только ты, Тэхён, умеешь так понятно объяснять, а я в этом полный ноль». «Только ты, Тэхён» Из горла вырывается тихий стон, заглушенный подушкой, когда ладонь начинает скользить по члену быстрее, а пальцы другой руки двигаются внутри почти у самого входа. Этого всегда недостаточно. Пальцы Чонгука длинные и аккуратные, и как красиво бы они смотрелись во рту у Тэхёна. Как крепко он бы обхватывал их губами и скользил языком по фалангам и подушечкам. Как при этом смотрел бы Чонгуку в глаза, выводя узоры языком, смачно смачивая пальцы слюной, чтобы после те оказались внутри него, растягивая. Под языком скапливается слюна от одних только представлений, а ладонь двигается в одном быстром темпе, собирая смазку с сочащейся головки. Парень закусывает губу, тяжело дыша и сдерживая рвущийся стон, чувствуя, что уже готов кончить, но в дверь комнаты стучатся, и возбуждение почти улетучивается из-за испуга. Он рвано дышит, переворачиваясь на спину, и пытается восстановить сбитое дыхание. Когда в комнату заходит Чонгук, Киму не на шутку страшно. – Утро доброе, – буднично кидает Чон, пока Тэхён зарывается под одеяло чуть ли не с головой, надеясь, что его не было слышно. – Почему ты не на учебе? – голос осип, а под одеялом до невозможности жарко, но Тэхён терпит, хотя в груди все горит. Чонгук за пару шагов оказывается у окна, распахивая плотные шторы, и смотрит в окно. – Я же сказал, что никуда не иду сегодня. Чем ты меня вчера слушал? Он подходит к постели и хмурится, внезапно прикладывая ко лбу Тэхёна ладонь. – Ты заболел? Сердце у Кима стучит уже не так бешено, и он спокойно выдыхает, лениво моргая и пытаясь сделать вид, будто только проснулся. Убрать руку Чонгука сам он не может, одна в смазке, а вторая... вообще-то тоже, и как Чонгук этого не учуял – неясно, но Тэхён благодарен судьбе за то, что такие очевидные вещи до его брата вообще долго доходят. Точнее никогда. Он поворачивается на бок, лицом к двери, тем самым заставляя Чона убрать ладонь, и хрипит что-то о том, что в комнате просто душно и жарко. – Я сжег хотток, – разочарованно выдает брюнет, возвращаясь к окну и открывая его. Тэхён только сейчас чувствует запах горелого. – Поэтому на завтрак хлеб, соль и вода. Ким улыбается, стараясь не морщиться. – Моё любимое. – Так и знал, – Чон снова подходит к кровати, когда Тэхён начинает заворачиваться в одеяло еще сильнее, и брюнет хлопает его ладонью по бедру. – Поднимайся, иначе я сам съем все хлопья. – О, не-ет, – наиграно стонет в ответ парень. – Ты не можешь так со мной поступить. – В этом мире выживает сильнейший. Кто первым захочет есть, тот идет в магазин добывать еду. – Или просто звонит в доставку, – кидает Тэхён уже в спину брюнету, а тот жмет плечами и уходит, не закрывая за собой дверь. Парень рвано вздыхает, уже полностью придя в себя, и сжимает-разжимает ладони. Липкие. Будоражит то, что Чонгук был так близко и ничего не понял, но разочарования Тэхён не чувствует. Только слабое облегчение, однако что-то выбивается из общего сценария. Что-то было не так, но мысль ускользает, не давая себя поймать, когда с кухни до него доносится голос Чонгука. – Я, вообще-то, не шутил насчет хлопьев! Возбуждение прошло, но чувство неудовлетворенности осталось, а мысль, вертевшаяся на кончике языка, была мастерски задавлена Чонгуком. Наверное, это было не так уж и важно. Главное – Тэхён все еще перед Чоном чист... хотя бы в переносном смысле.