***
Ах да, ещё по поводу цитат. Возможно, насчёт всех я и погорячилась, но одну точно чувствовала на все сто пятьдесят процентов. Ту, которая гласила, что сердце может разрываться от боли. Кстати, её я считала чушью чуть ли не в первую очередь. Откуда эта дурацкая метафора? Человеку может быть обидно, грустно, плохо, больно, на худой конец — но что это за недоописание инфаркта такое? Теперь я знала, что так бывает. Сердце не разрывалось в буквальном смысле, конечно. И всё же… И всё же что-то будто сдавливало грудную клетку изнутри. Настолько сильно, что становилось панически страшно — а вдруг так теперь будет всегда? Но скорее всего дело было ещё и в том, что я проплакала минимум четыре часа подряд. Прерываясь лишь на то, чтобы сделать очередной тонущий во всхлипах вздох и ослабить тиски под рёбрами хоть на секунду. Помогало не очень. Если быть честной, не думаю, что все эти слёзы были «посвящены» только ситуации с Локи. Большая их часть — да, определённо. Но ещё это были слёзы из-за всего, что вообще случилось со мной в последний месяц. Половина жителей Земли исчезла, моя подруга в их числе. Меня пытались ограбить, а потом мой бывший-убийца послал громилу, чтобы похитить меня. Ну и… И Локи, конечно. С того самого часа, как свалился в мой двор и до сегодняшнего дня Локи был чем-то вроде моего главного смысла жизни — опять же, как бы пафосно ни звучало. «Самое большое происшествие» — так я, кажется, ему сказала, когда он спас меня? Что ж, справедливые слова, только уже совсем не в позитивном ключе. Локи был живым, был рядом — и это то, что позволило мне пережить потери и потрясения легче. Отрицать это было бы глупо. Я даже призналась себе, что любила его — что уж теперь скрывать, тем более в своих собственных мыслях? Ещё утром я бы сказала, что Локи был ещё и настоящим, но… что могло быть настоящего в пришельце из другого мира, который пару лет назад пытался захватить твою планету, разгромил половину твоего города, а потом притворялся… кем? А правда — кем? На краю сознания вдруг забилась мысль о том, что Локи не притворялся на сто процентов. Ведь были же эти слова, эти… признания? «— Не надо подходить ко мне. — Почему же? Я тебе противна? — Я сам себе противен, ясно?» «— Ну, о чём ты хочешь поговорить, смертная? О том, какое я чудовище? Или о том, как я подвергаю тебя опасности, просто находясь рядом?» «Я не заслуживаю любви, смертная. Я монстр, который слишком много натворил в этой жизни. Слишком много». Зачем он называл себя монстром? Хотел надавить на жалость? Но ради чего? Ведь тогда я уже доверилась ему. Мы уже спали друг с другом. К чему игры, фарс, лишний пафос и притворство — если это было притворство? К чему это самобичевание, к чему такие откровения, которые глупой и наивной смертной, казалось бы, знать вовсе не обязательно? Что ещё могло быть ему нужно? Исходя из моей любимой логики — ничего. Получается, он страдал из-за того, что считал себя монстром? И говорил хоть частичную, но правду? Я усмехнулась сквозь слёзы. Да, Эрика. Тысячелетний бог лжи и коварства говорил тебе правду. Всё сходится. Всё логично. Но всё-таки. Зачем?..***
Мне не хотелось думать. Я не могла думать. Тысячи мыслей одновременно пытались прорваться сквозь пелену слёз и той бессознательной боли, что перекрывала всё внутри. И те, что всё-таки прорывались, делали ещё больнее. Да, было бы просто замечательно не думать больше никогда. Монстр, не монстр… Что он говорил, зачем говорил… Что я говорила, зачем говорила… Боль, боль, боль и ещё раз боль. Каждая мысль, каждая попытка анализировать, вспоминать, сопоставлять — сплошная боль. Я вдруг обнаружила, что всё ещё сижу на полу в гостиной. В ладони как-то странно подёргивало — поднеся её к глазам, которые саднило от слёз, я увидела запёкшуюся кровь. Да, точно, я же угробила свою любимую кружку… И запачкала ковёр. Интересно, чем можно отмыть кровь с такой поверхности? Надо погуглить. Ковёр-то новый, специально для квартиры купила. Жаль его, даже больше, чем кружку, хотя и та была мне дорога, пусть ей уже года три… Цепляясь за подобную чушь — единственные подобия мыслей, что не причиняли страданий и большего давления в груди — я кое-как поднялась с пола. Пол покачнулся. Гостиная как-то странно поплыла перед глазами, а потом выровнялась. И снова чуть накренилась. И снова выровнялась. В груди вдруг возникло новое чувство, никак не связанное с «разрывающимся сердцем». К горлу подкатил ком. Банальная тошнота. Почти приятная на фоне той самой боли. Вот бы можно было просто выблевать все чувства вместе с желчью и внутренними органами. Чтобы не осталось ни давления в груди, ни сожалений, ни любви, из-за которой хоть вой и лезь на стену от безысходности. От которой внутри так горько и мерзко одновременно, что никакая тошнота не сравнится. Чтобы остались только блаженная пустота и покой. Чтобы можно было не вспоминать и не думать. Никогда. Больше. Не думать. Ни о чём. На ум вдруг пришли студенческие тусовки в моём университете. Там получалось не думать. Все мысли вытесняла музыка, которая «ещё чуть-чуть и лопнут барабанные перепонки». Танцы, безудержные и хаотичные. Алкоголь рекой из дешёвых пластиковых стаканов. Кстати, об этом… Подождав, пока комната окончательно перестанет качаться перед глазами, я сделала небольшой шаг вперёд. К тошноте и лёгкому головокружению тут же прибавилась головная боль — будто иголки всадили куда-то прямо под череп. Так вот что бывает, когда рыдаешь четыре часа подряд. Интересно! Медленно ступая вперёд и стараясь держаться ближе к стене, я с любопытством малость свихнувшего экспериментатора прислушивалась к себе: как ещё тело отзовётся на столь… бурный по части проявления эмоций день? Пока отзывалось с трудом и мстительной болью в голове, тошнотой, головокружением и лёгким расфокусом перед глазами. Ещё начали слегка подрагивать ноги, а опухшую от слёз кожу на лице неприятно стянуло. Да, и саднящая ладонь… Но она не в счёт, там чисто физические причины. Занятая своим «экспериментом», я смогла кое-как добраться до кухни. Ноги дрожали уже чуть сильнее — кстати, они ещё и затекли, ведь я, кажется, сидела на коленях в гостиной. Уже не помню. Достать аптечку? Кажется, у меня где-то должен быть «Тайленол» или «Адвил»*… Нет, не хочу. Я не за этим пришла. Обезболивающее лишь уберёт симптомы. Мне же надо заглушить причину, которая всё билась и билась в сознании, перекрывая всю физическую боль, что испытывал сейчас мой организм. Мне было остро необходимо перестать думать. Чем раньше, тем лучше. Хотя бы на время. Чтобы отпустить тиски в грудной клетке и ненадолго вернуться назад — к оглушительной музыке, диким беспорядочным танцам и пластиковым стаканам. Там, в этих моментах, не было боли. Потому что не было Локи, родителей, Дилана, не было даже Китти, хоть она и прыгала под музыку совсем рядом в своём любимом красном платье на три пальца выше колен. Только я, ритм в ушах и абсолютная пустота в мыслях. Дверца шкафчика над кухонным столом призывно скрипнула, открываясь от лёгкого касания. Одна, две, три, четыре, пять… Сколько-то там ещё во втором ряду. Да, я запаслась совсем недавно. Будто бы что-то знала. Под очередной приступ тошноты вкупе с головокружением я замерла, покачиваясь на носочках и прижимая к груди драгоценный груз. Не хватало ещё разбить мою путёвку в беззаботную жизнь на ближайшие пару… часов? Дней? Не знаю. Знаю только, что поможет. Где-то совсем рядом, под ногами, беспокойно мяукнул Сэймонд. Я только сейчас заметила его и только сейчас вообще о нём вспомнила. Есть ли у него корм? Был, кажется. Надо насыпать. Чуть позже сделаю это, обязательно… Не знаю, сколько времени я добиралась до спальни, но все мои антидепрессанты благополучно добрались вместе со мной и уместились на прикроватном столике. Впритык: кажется, я даже столкнула на пол что-то стеклянное — при падении на ковёр оно глухо зазвенело. Я не посмотрела, что это: какая разница? Никуда не денется. Завалившись на кровать, я вытащила из ящика в тумбочке пульт и щёлкнула кнопкой. Всё же купить второй телевизор в спальню — замечательная идея! Почему я когда-то ругала себя за это? Обожаю телепрограммы. Обожаю смотреть телевизор! Не глядя, я взяла с тумбочки первое «сокровище». Пиво. И впрямь, совсем как студенчество! То, что мне нужно. На музыкальном канале запела Бейонсе. Предусмотрительно захваченная на кухне открывалка помогла справиться с крышкой бутылки. Я сделала глоток. Не думать. Только не думать.