Паразит

      Мы появились у Серого Дома в конце гнилого лета, сменившего, наконец, слёзы на песок. Небо издевалось, дразня последним теплом уходящего солнца. Настроение было ни к чёрту.       Мой отец шёл чуть впереди, держа под руку мою мать. Интересно, замечали ли они на себе пристальный взгляд Серого Дома? Потому что я ― да. Шёл и упорно смотрел себе под ноги, но всё же чувствовал на коже липкие любопытные щупальца. Я вглядывался в носки своих кроссовок, краем глаза замечая крепкую спину отца. Затем переводил взгляд и видел худые пальцы матери, её острые плечи двигались в такт осторожным шагам. Перед тем, как войти внутрь Серого Дома, мать поцеловала нательный крест, быстро упрятав его обратно под одежду, и что-то прошептала себе под нос. Удостоверившись, что родители ушли вперёд, я отделился от них, всё ещё не отрывая взгляда от носков своих кроссовок. Я выбрался во внутренний двор Дома.       И враз стал похож на себя же, но лет пяти: с любопытством рассматривал цветастые стены, разрисованные какими-то безумцами; изучал окна, ни одно из которых не казалось пустым. Я чувствовал на себе тысячи скрытых глаз, наблюдавших за мной. Над крышей с её бессчётными антеннами и проводами в ослепительном голубом небе, вереща, метались птицы. А я стоял, задрав голову и раскрыв рот. Моя бейсболка упала на песок позади меня, но я совершенно не обратил на это внимания.       Меня нетерпеливо окликнули. Наваждение прошло. Детский восторг испарился как влага на асфальте в летний зной. Опустив голову, я попытался проморгаться от солнечных бликов, перед глазами всё было жёлтым и пятнистым. Затем поднял с земли бейсболку и осмотрелся. Уже ничего не казалось мне таким красочным и чудесным. Я заметил гаражи и мусорные баки за проволочным забором, заброшенные щербатые дома через пустырь… Дом предстал передо мной таким же, как и многие подобные: заброшенным жилищем, которое облюбовали местные маргиналы и фрики. Птичий писк давил на мозг и выводил из себя. Нелепая раскраска по растрескавшейся штукатурке раздражала ещё больше. Кто это вообще сделал?       Дом встретил прохладой, запахами столовой, курева и ещё чего-то непонятного. После солнечного дня непривычно было входить в полумрак. Изнутри он оказался ещё больше испещрён трещинами штукатурки и рисунками, которые вихрились и дальше по длинному коридору. Я решил, что можно провести целый день, разглядывая только его. Интересно, все ли этажи такие? Опять почувствовал на себе хитрые прячущиеся глаза, но коридор был тих и пуст. И куда подевались все обитатели?       В молчании мы с отцом добрались до кабинета директора. Говорить было не о чем. Отец уже всё объяснил: мол, отдают не просто так, да и всего на год. Так будет лучше и безопаснее. После того, как меня заподозрили в том, что я захватил чужое тело, заняв место их сына, я уже не удивлялся ничему. И, возможно, это пятнистое место действительно безопаснее, чем родной дом. Главное, чтобы кормили и не приставали с глупыми вопросами. Драться я умею. Вздохнув, я потянулся в карман за сигаретами — тут ясно не относятся к курению строго. Да и стены здесь жёлтые совершенно точно не от старости.       Отец беззлобно хлопнул меня по рукам. Я уцепился за пачку, но зажигалка всё же улетела в неизвестном направлении.       ― Подними голову, на тебя хотят посмотреть, — негромко посоветовал отец.       Оказалось, что мы добрались до кабинета директора. Директор ― сухой, пятнистый, как и этот дом, и косматый, как пень в лишайнике ― восседал за столом, над ним алел огромный огнетушитель. Я откинул назад волосы, показав татуировки на лице. Чётко и ясно произнёс свои имя и фамилию, назвал возраст. Я делал так уже тысячи раз в отделении милиции своего родного района. Ничего сложного. Директор что-то хмыкнул в ответ. Затем вступили в разговор родители, раздалось шуршание каких-то бумаг. Я что-то слышал: директор возражал по поводу моего возраста, и, наконец, сдался, сказав что-то похожее на «был тут уже один случай». Его прервал внезапный крик матери.       — Крест выбросил! Не признаёт креста! — мать тыкала в меня худым пальцем. Её лицо исказилось, рот кривился, сухие губы поджались, обнажив зубы. — Не мой это сын! Не мой! Демон в нём сидит! Подкинули! Подменили! За решётку его, чёрта рогатого! Письмена сатанинские на лице нарисовал!       Отец крепко ухватил мать сзади, удерживая её за острые локти. Она судорожно билась в его руках, платок съехал на затылок, волосы выбились из пучка и теперь мотались из стороны в сторону. Трясущимися руками она сжимала нательный крест. С проклятий мать перешла на молитвы. Я оцепенел и, как обычно, таращился, прося какого-нибудь бога, может, даже того, которому мать возносила молитвы, чтобы он прекратил этот кошмар. Мне было больно, стыдно и неприятно.       Директор упорно рассматривал бумажки и прочую ерунду на столе, стараясь за ними спрятаться. Я попятился, предполагая, что сейчас мать начнёт брыкаться ногами. Беспокойно покосился в сторону, ища подходящее средство для обороны, но отец уже уговорил мать выпить хотя бы воды. А может, он незаметно дал ей таблетку?.. Так или иначе, она стала затихать, быть может, устала. Я вспомнил кое о чём и содрогнулся: раньше ей хватало сил очень долгое время бегать за мной с ножом и совершенно не уставать. А вот я выматывался.       Она удалилась в угол кабинета, кособоко натянув на волосы платок, не переставая ни на секунду бормотать молитвы. Я посмотрел на отца. Мать, вырываясь, исцарапала ему руки. Я молчал, пытаясь проглотить липкий комок в горле. Отец без слов понял меня. Послышался тихий стук. Мы, не сговариваясь, посмотрели в угол. Мать, всё ещё бормоча молитвы, перемежающиеся со странными словами, начала биться лбом о стену. Я, как и мой отец, как и мой старший брат, знал, что одним стуком тут не ограничится. Бормоча что-то, понятное только ей, она будет каждый раз калечить себя всё больше и больше. Я нырнул в сильные руки отца, не стыдясь даже того, что в носу предательски защипало. Как в детстве. Он дал своё непременное напутствие, которое помогало мне всю мою короткую жизнь: давать отпор, наказывать всех, кто оскорбляет.       Послышался скрип. Это директор нервно заёрзал на своём месте. Кажется, мы ему тут уже надоели. Тогда папа напоследок хлопнул меня по плечу и быстро вывел мать из кабинета. Я остался сидеть один.       Тощий директор шуршал в бумажках, совершенно забыв про меня. Я отвернулся, стараясь смотреть на свои руки. Шарил от скуки в карманах. С печалью осознал, что зажигалку, которую брат отдал мне на память, вряд ли уже найду. Кажется, мы сидели так очень долго. Сидели и молчали.       Через какое-то время послышался стук в дверь. Директор вскинул густые брови и пригласил войти. Я тоже поднял голову и с интересом уставился на пришедшего человека.       Сначала я подумал, что он один из воспитанников, но при ближайшем рассмотрении увидел, что это молодой мужчина. Впрочем, для воспитателя всё равно мелковат... Наверное, местные держатся с ним как с приятелем. Горбоносый, коротко стриженый, глаза навыкате. Он мне напомнил какого-то грызуна, разве что двух острых зубов не хватало для сходства.       Видимо, воспитатель пришёл по своему вопросу, но директор тут же взял его в оборот. Я заметил тень недовольства у чужом на лице. Директор пятнистым пальцем указал в мою сторону. Я медленно поднялся на ноги.       Воспитатель поздоровался и забрал мою сумку. Я немного сопротивлялся, но позволил ему тащить эту громадину. Всё равно она тяжёлая.       Мы вышли в коридор и направились к лестнице. По дороге воспитатель представился.       — Имён у нас нет. У тебя тоже пока что нет, дети сами дадут, ты подожди. Ну, а меня зовут Жид. Так меня и называй. Директора зовут Акула, если что.       Мы поднялись на второй этаж.       Я кивнул, хотя толком не понял эту странную фишку с именами. Из столовой повеяло запахами готовящейся еды. Как же есть охота…       Здесь по стенам тоже вились рисунки и надписи, но очень осторожно, с опаской. Мы прошли мимо каких-то классов, комнат, странной рекреации со сломанным телевизором и дряхлым диванчиком, и после этого перекрёстка безумие на стенах расцвело, раскрылось в полной мере, даже заползло на потолок. Имена, записи, рисунки, цвета — всё смешалось, штрихи налезали друг на друга. Я, обалдев, смотрел по сторонам. Жид шёл чуть впереди, совершенно не обращая на это внимания. Я заметил, что на этаже окон нет. Значит, они только в комнатах?       Мы как раз проходили мимо очень шумной комнаты, за дверью которой кто-то странно копошился и ужасно вопил. Секунду спустя оттуда высунулась башка с ирокезом и подозрительно уставилась на нас. Затем вылез сам панк, весь в цепях и прочей дребедени. Жид посторонился, давая ему пройти. Я попытался заглянуть за эту странную дверь, но её уже закрыли.       Следующими у нас на пути оказались прыщавые парни в кожанках. Теперь уже они вежливо отошли, пропуская Жида первым, окинули меня заинтересованным взглядом и удалились, гремя сапогами на весь коридор.       — Твоя комната Третья… — указал Жид на дверь. Он протянул руку, чтобы передать мне сумку, но его перебил вылетевший из соседней комнаты парень. Он засмеялся и лихо закрутился на своей коляске, весь увешанный побрякушками, типа какой-то этно-бижутерии. Из-за таких ловких трюков в разные стороны полетели бусинки и мелкие пёрышки. И этот парень, сука, вопил!       Я прислушался к его странной «песне». Оказалось, что она обо мне.       — Вот он и пришёл! Вот и пожаловал! Вот и явился тот парень! Тот парень с чернилами, что скрывают его бледный лик!       На его завывания откликнулся хор недовольных голосов, слёзно умоляя заткнуться. Откуда-то выехал блондинистый парень так вцепился в воющего, словно собирался задушить. Но он только заткнул ему рот, а затем брезгливо поморщился и отъехал, оттирая руки от слюней первого.       Я моргнул, получше рассматривая чудиков. Этот блондин… Такие красивые люди вообще существуют в природе? И почему другой парень носит бусы? Мне казалось в тот момент, что я попал на самое масштабное сборище неформалов, которое когда-либо видел.       Лохматый парень, человеческое олицетворение Вудстока, снова завёл свою песню о «странных письменах на бледной коже, что сравнима лишь с Луной», но я его уже не слушал.       Все те невидимки, тайно наблюдавшие за мной на первом этаже, здесь обрели плоть и предстали во всей красе. Разношёрстный пёстрый балаган: одноногий, двуногий, стоящий и сидящий — окружил меня. Мне стало казаться, что они заполонили весь коридор.       — От тебя пахнет Наружностью, — прошептал кто-то прямо мне на ухо. Я резко оглянулся, но так и не увидел говорящего.       Хлопнула дверь Третьей комнаты. Все в ту же минуту затихли. Остались только мелкие смешки, остатки вздохов и тихий шорох. А потом вдруг и это исчезло. Меня оглушила внезапная тишина. Я поднял голову, видя, как ко мне приближается высокий худощавый парень, прихрамывая и стуча тростью. У него были длинные светлые волосы и странные желтоватые глаза (как у какой-то замысловатой птицы), спрятанные под чернотой век. Он сделал жест рукой в знак приветствия, ключи на его одежде звякнули в такт.       — Добро пожаловать, — просто сказал он.       Я молчал, чувствуя себя полнейшим идиотом.       — Это Стервятник, — Жид взял инициативу в свои руки и, вручив сумку, подтолкнул меня в сторону открытой двери. Я покорно последовал за Стервятником.       В комнате пахло теплицей и влажной землёй. Мне указали на мою тумбочку и кровать, на которую я и залез, затихая. Обвёл взглядом пустые стены и различные горшки. Запах тихо обволакивал меня, успокаивая.       — Птенчика не трогайте. Пусть обвыкнется, потом и познакомитесь, — мягко сказал Стервятник.       Оказывается, в комнате было ещё несколько детей. Я их слышал, но не видел. Они попрятались как птицы среди растений этой странной комнаты…       Опять показалось, что за мной кто-то наблюдает. Я чувствовал на себе взгляд этого странного парня, но краем глаза заметил, что и он задремал. Я тоже потихоньку проваливался в сон, надеясь, что скоро можно будет поесть.       «К входящему Дом поворачивается острым углом. Это угол, об который разбиваешься до крови. Потом можно войти».       Я вычитал это на какой-то из разрисованных стен. Помню, как долго смотрел в пустоту. С каждой проведённой здесь минутой моя кожа покрывалась парящим в воздухе соком растений и влагой, смешанной с горьким запахом подкормки. Кажется, даже свежие простыни пахли не порошком, а тепличной землёй. А потом я незаметно для себя провалился в сон, впитывая этот терпкий аромат каждой своей порой.       Проснулся совершенно разбитым ― нечего было спать днём. Я поднял голову и нос к носу столкнулся с мальчишкой совершенно средней внешности. Он не счёл нужным представиться.       — Папа Стервятник сказал, чтобы я обязательно отвёл тебя поесть, — пробормотал он, нелепо разворачивая свою коляску к выходу.       Я сполз на пол, нащупал кроссовки и двинул за ним.       Коридор мы миновали молча. Я продолжал рассматривать рисунки на стенах, пытаясь понять странные завитушки-надписи, а этот парень то и дело посматривал на меня… как на идиота.       Столовая пахла как ей и полагается, а вот выглядела необычно. Моё внимание привлекла изразцовая печь в углу. Сколько же лет этому Дому? Поглазев на местный контингент, я таки смог заметить Птиц, как они сами представились, где-то вдали. Туда и уехал мой провожатый. За столом уже собралась вся стая ― чистой воды цирк: у каждого, кроме Стервятника, был слюнявчик со смешным детским рисунком, что ярко контрастировал с их хмурыми физиономиями. Стервятник глядел на меня не моргая. Наконец он кивнул, вполне себе дружелюбно, и пригласил присоединиться к трапезе. Любопытные глазёнки зевак жгли мне спину, а периферийным зрением я ежесекундно натыкался на косые взгляды исподтишка.       «Ничего, ― утешал я себя, ковыряя вилкой сгоревшую котлету, ― обычный интернат». Скоро им надоест пялиться, и они займутся рутинными делами. Ведь игра в гляделки ― довольно скучное занятие.       — Ты понимаешь, всё из-за твоего лица, — сказал мне кто-то из состайников, — новичков обычно так долго не рассматривают.       Хотелось съязвить, но я передумал, вместо этого вымещая всю свою злобу на котлете. Закидывал в себя еду, практически не глотая. После котлеты в рот отправились бутерброды, которые я тоже почти не жевал. Через несколько минут, когда из еды остался только чай, я решил, что всё же сыграю по их правилам, и начал таращиться на тех, кто сидел за столом. Типичная готическая стайка с крючконосым лидером во главе и смехотворными слюнявчиками на шеях. Вожак, вопреки всему своему гротескному великолепию, спокойно постукивал ногтями по подносу. По его левую руку, через одно место, копался в тарелке тот парень, что проводил меня сюда, а по правую ― темноволосый мальчик со сросшимися густыми бровями. Он сидел бок о бок с красивым как ангел парнем и время от времени мило ему улыбался. Весь ужин я ломал голову, но так и не понял, почему то место рядом со Стервятником пустовало. Боятся его, что ли?       После ужина я поднялся вместе со всеми и побрёл к выходу, надеясь затеряться в толпе Птиц в странном чёрном одеянии, похожим на мои шмотки. Интересно, меня поэтому сунули в Третью? Очевидно, что я не вписываюсь к панкам с каким-то безумным рыжим типом во главе или же к колясочникам, что похожи на свидетелей Иеговы из-за своей чёрно-белой одеждой. Ещё там были парни в кожанках и заклёпках, но, эм… Нет. И в самом центре ― совершенно разношёрстный стол, как парад фриков со всех закоулков города. Я так и не понял, кто там главный. Наверное, лысый безрукий верзила со сломанным носом или же белобрысый качок. Думаю, всё-таки последний.       Замешкавшись на выходе, я совершенно по-идиотски столкнулся с очень тощим длинноволосым типом. Присмотревшись, я понял, что его волосы были спутанными и сальными, а вся одежда и голые пятки ― в засохшей грязи. Пахло от него соответствующе.       — Да вот же бля! — это вырвалось из самой глубины души. Когда я понял, что он испачкал мою одежду крошками свежей земли, мне стало очень противно. Я принялся отряхиваться. — Сука! Слепой, что ли, раз не видишь, куда прёшь? Кривоногая жопа, блядь!       — Вот тут ты чертовски прав, собака, — парень резко обернулся и сверкнул мутными зрачками невидящих глаз. Покрытые плёнкой радужки будто прожигали меня насквозь.       — Пиздец, — я как ребёнок шарахнулся в сторону, потому что слепой тип собирался меня обнюхать, бля! ― Пиздец…       По спине поползли мурашки. На этот спектакль уже сошлась посмотреть добрая половина столовой. Слепой вдыхал мой запах как какое-то дикое животное, запоминая его. Я же попытался взять себя в руки.       — Ты бы помылся, что ли, — шипел я, трясясь от омерзения. ― Или руки тоже нерабочие?       Передо мной в непотребной близости был его лягушачий рот, весь покрытый гнойными болячками в корках.       ― Так ты не стесняйся, попроси кого-то из своей стаи помочь!       Парень промолчал, и тогда я отпихнул его плечом к стене, направляясь к своей стае. Меня тут же догнал лысый с протезами вместо рук. Пришлось остановиться и послушать его.       — Это плохая идея ― выпендриваться на хозяина Дома, парень, — предупреждающе сказал он, блеснув кошачьими глазами. — И никаких тебе скидок, раз ты первый день тут.       — Хозяина? Дома? — я усмехнулся и краем глаза заметил, как испуганно Птицы смотрели на меня, а Стервятник осуждающе качал головой. — Он его что, обоссал, раз Дом теперь его? Не смешите меня! Да я этого «хозяина» в два счёта сломаю!       И уже серьёзно добавил:       ― Передайте: пусть ко мне не лезет, а я не буду лезть к нему ― и всё будет заебись!       Нагло сплюнув на пол, я направился за Птицами, пока не забыл, где меня поселили.       Всё началось с того, что я нашёл зажигалку у себя в кармане. Я прекрасно помню, как искал её, ползая по полу, заглядывал в каждый угол и за каждый горшок, но так и не нашёл. Может, кто-то нашёл её первым? Поиграли и подбросили обратно? Но откуда они узнали, чья она? Этот Дом меня до мурашек пугал своими слепыми коридорами без окон, трещинами-паутинами по потолку, постоянными взглядами в спину, когда ты, казалось бы, один.       У меня отняли прошлую жизнь и имя. Тюрьма ли это? Нет, не совсем. Я волен делать что угодно, но стою в начале пути и дрожу от каждого шороха. Это ли называется «свободой»? Или, скорее, пожизненным заточением? Я принял самое логичное на тот момент решение ― вышел в ночной коридор, путаясь в причудливости татуированных стен. Бесцельно брёл по Дому ― печальный, безымянный и потерянный. Я потерялся сам, потерял счёт времени и сигаретам, что выкурил, не зная, где достану ещё. Я, подобно щенку, обыскивал каждый угол, желая спрятаться, но нигде не мог найти уединение.       Так я спустился на первый этаж, прошёл по пустому коридору до самого его конца. Прошёл игровые автоматы, прачечную, библиотеку. И тут в тупиковом ответвлении я увидел старую, побитую жизнью дверь. Немного посветив зажигалкой, я заметил истёртую табличку с надписью «Бассейн». Мне стало интересно.       С любопытством я посмотрел в замочную скважину, ожидая, что она будет забита каким-нибудь мусором. Но от удивления отпрянул: из щели пробивался мягкий голубой свет, чем-то похожий на ртутные лампы. Чёрт! Мне непременно нужно было попасть внутрь.       Я в каком-то лихорадочном возбуждении заметался на месте. Подёргал ручку ― заперто. Ну, неудивительно. Вдруг замер и прислушался. Мой уставший мозг принялся генерировать все возможные варианты появления этого странного мерцания. А если за дверью кто-то есть? С трудом могу представить, что это естественное свечение, созданное природой.       Неожиданно для себя я рванул в противоположном направлении, ловко маневрируя в темноте, будто живу тут давным-давно. На удивление беспрепятственно выскочил на крыльцо Дома. На самом деле я думал, что на ночь здание запирается. А тут и сторожей нет… Что ж, тем лучше!       Быстро сообразив, я пошёл наугад направо, в темноту. Пробирался через заросли, то и дело спотыкаясь. Должно быть, это здесь. Я поднял голову и посмотрел на угол здания. При внимательном рассмотрении стало ясно, почему бассейн закрыт ― обвалилась крыша, причём давно, судя по тоненьким деревцам, неловко обосновавшимся на осколках черепицы. Чуть дальше под окнами валялись какие-то мешки. Похоже ремонт бросили, не успев начать. Значит, эта пристройка точно никому не нужна. Или же я наткнусь на очередную кучку неформалов, только и всего. Возможно, они будут враждебно настроены. Или нет. Терять мне всё равно нечего.       Пока я думал, ноги сами понесли к груде кирпичей. Кряхтя, взобрался на неё и махнул в пульсирующую темноту абсолютно не глядя. Я просто сиганул в тёмную пропасть. К счастью, только завалился на задницу, но быстро поднялся. Оказался я в подсобке или раздевалке. Везде было темно и затхло, и нигде ни намёка на странное голубое свечение. Мне почему-то стало тоскливо до слёз в этой пыльной клетке. Кажется, я даже проскулил, напугав сам себя.       Миновав душевые, выбрался в просторный зал с высокой крышей. Шаги гулко отдавались в тишине покинутого помещения. Казалось, зал бесконечен, потому что его дальние углы тонули в темноте. И ― бинго! ― я был прав! Стены и бассейн были облицованы голубой, синей, зелёной и белой плиткой, но светились не поэтому. Бирюза мерцала отовсюду. Заворожённо я смотрел по сторонам, прекрасно понимая, что не найду источник странного свечения, потому что оказался в самом его центре.       Немного побродив, я нашёл единственную лестницу и спустился в бассейн, давно не заполняемый водой. Лёг на дно, ещё хранившее тепло уходящего лета, и уставился вверх, в потолок. Необъяснимая темнота простиралась надо мной величественным каменным сводом. Я отбросил мысли о том, что когда-то, миллионы лет назад, это был просто задрипанный интернатовский бассейн. Теперь это место ― мой личный храм. Почему нет?       В темноте зияла дыра, через которую в помещение затекало ночное небо и ещё по-летнему яркие звёзды, лаская и целуя побитый кафель, грязные швы. В плохую погоду, должно быть, здесь стоит болото. Но об этом я не думал. Я просто лежал и вбирал в себя энергию, которая фонтаном била со дна. Казалось, я и сам превратился в сгусток энергии.       Я эгоистично решил, что теперь это моё место, и снова потерял счёт времени. Я не знал, сколько так пролежал, уснул или нет. Решил подняться, когда понял, что окончательно замёрз.       И тут что-то привлекло моё внимание, что-то, на миг попавшее в поле зрения, а затем пропавшее. Что-то вело меня, дразнило. Возможно, это была пивная крышка или осколок стекла, но я, как сорока, хотел это заиметь. И тогда пополз в ту сторону на четвереньках. Цапнул это что-то и повертел в руках. Обычный жетончик прямоугольной формы с закруглёнными краями, болтавшийся на цепочке. Что удивительно, он даже не блестел ― походил цветом на старую медь. На жетончике не было ни имени, ни комнаты, ничего, что помогло бы определить личность владельца. Только одна неаккуратно вырезанная буква «М». Я положил находку в карман. Всё. Больше ничего не напоминало о том, что здесь кто-то когда-то был.       Я намеревался заночевать тут, но что-то меня остановило: какое-то странное ощущение, будто за мной наблюдают. Тогда и понял, что пора уходить. Выбирался тем же путём. Думал, пф, а оказалось сложно. Сначала подтягивание на руках, потом заброс ноги на препятствие… Всё. Поблагодарив бокс за натренированные мышцы, я рухнул на траву, шипя под нос ругательства, и решил для себя, что нужно будет придумать другой путь, иначе когда-нибудь точно сломаю здесь ногу. Позже вспомнил про мешки, которые могли бы послужить ступеньками.       Я отлёживался, вдыхая тяжёлый запах травы и земли. Кажется, даже внимал земле, упрашивая дать мне сил. Я был вымотан и хотел спать. Тело не слушалось, но я заставил себя подняться. Напоследок обернулся и быстро взглянул в слепые, пыльные окна. Голубого сияния не было. Меня опять пробрало, но не от холода. Я поёжился.       Пока крался до крыльца, сзади то и дело раздавались шорохи. Я напрягся. Кто это? Воспитатель бы не таился. Кто-то из детей? Тот мерзкий слепой пацан? Ещё чего не хватало! На всякий случай я проверил в кармане нож. И похолодел ― его не было.       Замешкавшись, не заметил, как кто-то подошёл со стороны. Услышал только последние «топ-топ-звяк», и тут же когтистая лапа легла на плечо. Разумеется, от неожиданности я закричал.       ― Блядь! Ебать тебя в рот, Стервятник! Ты меня до усрачки напугал! ― обернувшись, я столкнулся нос к носу с вожаком Третьей.       Стервятник сонно взирал на меня жёлтыми глазами. Затем нахмурился, придав своему облику хищный вид.       ― Ты зачем вышел? Моё упущение ― стоило сразу сказать тебе, чтобы не шнырял по Дому по ночам. Многое можешь увидеть, многих можешь встретить. И не все они дружелюбны… Пошли, я провожу тебя.       Я непонимающе смотрел на предводителя Птиц. Сейчас мне хотелось одного ― поскорее оказаться в комнате, своей безопасной теплице. Слова Стервятника отозвались мурашками по всему телу, всё желание ночных прогулок было отбито. Я дрожал от холода и страха, а про сияние в бассейне и думать забыл. Ну его к чёрту.       Стервятник пропустил меня вперёд, дыша теплом в спину и позвякивая своими ключами. Мы ощупью пошли через тёмный холл к лестнице. Мне хотелось зажмуриться и припустить до своей кровати, как в детстве. Воображение разыгралось, с удовольствием демонстрируя тени, будто сотканные из тумана, шевелящиеся по углам Дома. Что-то проскользнуло крысой по потолку. Где-то что-то скрипнуло в темноте. Я брёл на звуки ключей Стервятника, воображая себя перепуганным птенцом, жмущимся к папиному крылу. Увидев простенькую дверь и зачуяв запах растений, я обрадовался им, как родному дому, тут же нырнул под одеяло и затих.       Но сон не шёл. Когда я успокоился, то до ужаса захотел спросить Стервятника про бассейн. Разузнать, почему он закрыт, почему не ремонтируют крышу, почему обитатели Дома не ходят туда. Так много вопросов и никаких ответов… С этими мыслями я и провалился в сон.       Несколько раз за день ― в спальне, в классной комнате, в столовой ― я собирался спросить. Но стоило только встретиться с жёлтым взглядом пытливых глаз, как тут же закрывал рот. Не то, чтобы Стервятник был такой устрашающей фигурой, однако не зря его прозвали папой. Было в нём что-то такое, что не вязалось с его юным возрастом. О его истории спросить тоже не решился. Пока я без имени, думалось, так и останусь непринятым.       Как же я ошибался. Прошло несколько дней с тех пор, как Стервятник стал моим Крёстным, что оказалось весьма хорошо, как я понял по завистливым взглядам некоторых птичек. У нас появилась некая незримая связь, но я всё ещё не мог вести с ним разговоры. Появление имени ничего не решило. Я так и остался в Доме чужаком. Что уж там, я единственный, помимо Стервятника, не признавал дурацкий слюнявчик! Ото всех так и сквозило холодом, как из окон в январский день.       В очередной серый день Стервятник примерял одну из своих чёрных рубашек, как обычно позвякивая ключами. Меня убаюкивал этот звук. Я валялся на кровати и от безделья пялился на всех. Предложенные Птицами так называемые «развлечения» мне не нравились. Я не горел желанием выращивать кактусы, собирать гербарий или, блин, крестиком вышивать! От этого чувствовал себя ещё паршивее. Я подумывал поучиться играть в карты, но так и не пришёл к этому.       ― Скучно тебе? ― Стервятник обернулся, потирая ухо, всё в многочисленных серёжках. ― Так пошли в Четвёртую, тогда тебе будет ещё милее наша тишина.       Я удивлённо посмотрел на него. Что-то упустил момент, когда Птичий Вожак стал снова со мной разговаривать. И я был бы полным дураком, если бы этот момент проворонил.       Также не стал упоминать, что там заседает ебучий Слепой. Я поднялся с кровати и последовал за Стервятником в полумрак коридора. Цокот его трости помог мне не заблудиться.       Четвёртая встретила тёплым светом настенных ламп. Одна большая кровать, собранная из нескольких, подобно плоту дрейфовала среди моря разнообразного хлама. Вещи были везде: на шкафах, под шкафами, под кроватями ― позже я присмотрелся и увидел, что, несмотря на хлам, на полу ничего не валялось ― и ещё у кроватей, что одиноко стояли в другом углу комнаты.       Пёстрый табор расположился на одной большой кровати, застеленной пледом, по углам шуршал кто-то мне невидимый. Пахло табачным дымом и кофе, который был мне тут же предложен.       Я поздоровался и умостился с краю. Стервятнику отвели места побольше, чуть ли не в центре. Как оказалось, он притащил с собой какую-то бутылку со странным содержимым, закрытую самодельной пробкой. Стервятник открыл её, поддев своими длинными когтями, принюхался и тут же потёр нос. Кажется, из Четвёртой пить это никто не собирался. Я тоже не рисковал. У меня с собой было курево.       В середине вертепа сидел знакомый мне по первому дню мальчишка. Он снова пел свою песню и так размахивал руками, что я стал опасаться за блондина, который бесстрашно использовал его колени вместо подушки. Но им вместе вроде как было хорошо.       Стервятник сам назвал моё имя, пока я молча озирался и старался запомнить имена всех, тут же смешавшиеся у меня в голове.       Оказалось, что у Стервятника было припасено ещё несколько таких бутылок. По рукам пошли стаканы, горько запахло полынью. Как только я пригубил, мои глаза полезли на лоб. Так и знал, что не стоило этого делать.       ― Тебя неспроста окрестил Лицом наш многоуважаемый Птичий Вожак, — разглагольствовал Табаки. Он давно уже что-то говорил, но я опять пропустил этот момент. Меня здорово укачало от трав Стервятника. — Не потому, что бледный лик твой в чернилах. А потому, что лик твой не один.       Парень по имени Лорд, тип с золотистыми волосами, что лежал на коленях Табаки, нервно закурил, и все как-то заёрзали в предвкушении чего-то несильно радостного для них. Только Стервятник спокойно попивал свои травяные смеси, от которых не вело только его самого.       Табаки меж тем начал свою странную историю. По телу пробежала сладкая волна тепла, меня разморило окончательно и унесло на тёплых словесных волнах.       — Был Бог. Он и есть, но не суть. Был Бог. Бог дверей, Бог входов и выходов. Бог отпирающий и запирающий. Всегда с ключами, как и наш разлюбезный папа Стервятник. И был он двулик, как символ конца и начала. И был у него праздник в самый холодный месяц века ― праздник Агонии…       Слушая пламенную речь Табаки, я совсем запутался.       — О, мой дорогой мальчик, не двуличие, как ты, может быть, подумал, а двери здесь ключевое слово. Ты должен что-то открыть. И только тебе дано понять, как же открыть это что-то.       Табаки сделал глубокий вдох, собираясь продолжить, но я его перебил.       — Предлагаешь мне собирать ключи, как Стервятник? — глупо себя ощущая, переспросил я, окончательно запутавшийся.       Вместо ответа Табаки пожал плечами.       — Не знаю, детка. Ты только не переусердствуй. Я прямо физически могу ощутить каждую брешь в твоём биополе. Оно как решето.       Я последовал примеру Лорда и крепко затянулся.       — Чё? — снова переспросил.       Вот уж не думал, что сказка внезапно обретёт такой конец. Какая, к чёрту, дверь? Он шутит? Я покосился на Стервятника. Тот только оттирал себя от карандаша для глаз и никого вокруг не замечал.       — Тебе нужно открыть какую-то дверь, дурашка, — весело ответил Табаки, не собиравшийся ничего объяснять. Я поник.       — Да из него Ходок как из дерьма… — Слепой выбрался из ниоткуда как ядовитый паук. — Застрянет на Изнанке — и прощай. Или в Лесу будет сожран. Не забивай ему голову своими сказками, Табаки, иначе он и впрямь полезет куда не надо искать несуществующую дверь.       Я скривился и затушил окурок. Наплевать на всякие там двери, леса и другую чепуху. К Слепому у меня было другое дело.       Совершенно одуревший от настоек Стервятника я пошёл в атаку.       — Это ты украл мой нож, собака?       Сфинкс предупреждающе ткнул меня протезом. Слепого никто не собирался останавливать, меня никто не собирался защищать. Оно и к лучшему: никто не помешает выбить всю дурь из этого бледного скелета. Тем более, за пределами Дома я добоксировался до золотых медалей. Он уже с одной моей двойки упадёт.       ― Зачем мне твой нож? ― безмятежно отозвался Слепой. От его агрессии не осталось и следа. Притворяется агнцем, а сам таскает чужие вещи, слепая сука!       ― У тебя был с собой нож? ― вставил Стервятник. ― Опасные игрушки, птенчик.       ― Ну и к лучшему, что ты его потерял, Лицо, ― а это был Табаки.       ― Нет, это он украл мой нож. Когда, блядь, обнюхивал меня! ― я распалялся в тупой злобе и бездумно тыкал пальцем в парня.       Слепой медленно поднялся. Четвёртая расползлась по углам. Сфинкс хмурился, Лорд мечтательно улыбался, что немного пугало.       ― А если и так, зачем желторотому такая игрушка? ― вдруг сказал Слепой.       Я слез на пол. Практически тут же меня повело, но на ногах удержался. В слепой ярости я подлетел к парню и зарядил ему кулаком в нос, но он тряхнул лицом, как собака мордой, и я даже не успел сообразить, как тут же получил мощный удар в ухо. Я пошатнулся, но устоял, ответив ему затем ударом в челюсть.       Мы столкнулись лбами, вцепились друг другу за шиворот и принялись кружить на месте. Меня здорово замутило, но я держался, пытаясь придушить этого мерзкого паука.       Табаки заворожённо ахнул и всплеснул руками. Уже потом, со слов Стервятника, я понял, что произошло, к чему было всё это напускное удивление. Со стороны казалось, что дерутся два близнеца ― в безумном кружении мелькали одинаковые бледные лица в обрамлении чёрных волос.       Но почему Стервятник стыдливо отвернулся тогда ― я так и не понял.       Мы кружили и рычали, а Табаки выл свою навевающую ужас песню.       ― И вот их первый бой! Что принесёт нам поединок? О-о-о, как же нелегко-о-о…       А потом ― только мычание. Наверняка это Лорд в который раз прервал завывания Шакала, закрыв ему рот.       Я попытался прекратить эту карусель, и мне действительно удалось повалить Слепого на пол. Это дало преимущество. Я с удовольствием прописал ему по мерзкой слепой роже.       Но в следующий момент, совершенно неожиданно для меня, ситуация изменилась. Этому скелету удалось скинуть меня с себя. Он запрыгнул сверху как вонючий демон, вцепившись руками, не знавшими мыла, в мою шею. Я хватал ртом воздух, отравленный вонью немытого тела. И не понимал, откуда у него взялось столько сил и как он может так драться, будучи слепым?       Внезапно руки на моей шее разжались, но в тот же момент щёку, практически у глаза, что-то обожгло, будто оса впилась тонким жалом. Сначала я подумал, что Слепой хочет и меня ослепить, сделав подобным себе. Оказалось, он надумал вырезать татуировки как сувенир.       ― Нахуй они тебе? Ты же не видишь нихуя! ― хрипел я, задыхаясь.       ― Я вижу многое, идиот, ― равнодушно отозвался парень, продолжая без малейшей эмоции ковырять моё лицо. ― И многое из этого не видно вам, зрячим.       Я собрал в рот слюней, смешанных с кровью, и зарядил мощный плевок прямо в его поганую рожу. Больше ничего и не мог сделать ― кровь заливала мне глаза и рот, щёки адски жгло. Пришлось повернуть голову, чтобы не захлебнуться.       Слепой куда-то уполз, а я кое-как поднялся, то и дело тряся лицом, которое горело огнём. Кто-то предложил мне помощь и выпивку. Пробившись через преграду рук и пару протезов, я вывалился в тёмный коридор. Ощупью нашёл стену и побрёл вдоль неё, ища выход из тьмы, чтобы зализать свои раны.       Мне казалось, что я бродил по коридорам вечно. Умом понимал, что ответвление здесь только на перекрёстке, но мои ноги успели несколько раз повернуть. Наконец, мне удалось найти лестницу. Из последних сил я преодолел первый этаж и выбрался на крыльцо. Осталось добрести до знакомой дыры в стене и…       Я пустился бежать, прикрывая руками израненное лицо от хлёстких веток кустов. За поворотом рухнул. Перевернулся и так и остался лежать, глядя на звёздное небо. Не смог встать. Не смог.       «Ты думал, что Дом примет тебя с распростёртыми объятиями? Накроет заботливо крылом? Нет-нет. Дом не отец. Дом такой же мальчик, как и ты, шаловливый и набивающий шишки. Просто мальчишка, не знающий меры в своих играх и заходящий слишком далеко…»        Говорил ли кто-то мне это в реальности? Я не знаю.       ― Тебе больно, ― пробился в сознание вполне реальный голос Стервятника, ― но это будет тебе уроком.       Я с трудом открыл глаза, веки от чего-то слиплись. Во рту был противный железный привкус. Надо мной всё так же нависало ночное небо. Нос уловил знакомый запах полыни. Я повернул голову. Рядом, обняв колени, сидел Стервятник. Он протянул руку, но не для того, чтобы ударить. Он поправил плед. Вот почему я не дрожал от холода. Он протёр мои липкие веки и сосредоточенно занялся компрессами для лица. Было больно, я терпел, сцепив зубы, пока Стервятник продолжал свою работу. После он приподнял мою голову и влил мне что-то горькое травяное в горло. Я закашлялся, во рту стало горячо как от алкоголя. Помню, что перед тем, как отключиться окончательно, я выблевал весь свой ужин, а Стервятник держал мои волосы.       И вот они с Большой Птицей идут по болотам. Пахнет перепрелой травой и мокрыми камнями. Лес настороженно следит за гостями. Большая Птица ведёт мальчика всё дальше в Лес, ловко обходя топи, высматривая невидимые тропы. То тут, то там вспыхивают и гаснут болотные огни. Шорохи не умолкают, сонные лесные глаза наблюдают. Луна окрашивает лесной мир в бледное серебро. Большая Птица всё топает вперёд и очень громко молчит. Слышно только тихое позвякивание его ключей. Пахнет чем-то горьким. Но разве это полынь?..       Внезапно луна скрывается за тучей. Мальчик поднимает голову и видит Тень Большой Птицы. Как это так? Вот он, Птица, рядом, а Тень его в небесах закрывает собой луну. Она пикирует с небес и обвивается как сигаретный дым вокруг Стервятника, тот с нежностью принимает её. И вот уже два мальчишки, абсолютно одинаковые на вид (разве что три ноги на двоих), стоят под сенью деревьев. Призрачные и бесплотные. Глядят одинаковыми жёлтыми глазами, провожая взглядом, и исчезают.       Я вновь открыл глаза, судорожно хватая ртом холодный ночной воздух. Повернул голову и увидел пару тощих ног в остроносых ботинках с цепями. А рядом, чуть позади, ещё две ноги, в светлых джинсах и поношенных кроссовках.       Первые ноги ― это Стервятник. А вторые ― Жид.       Совместными усилиями они подняли моё тело, которому я был точно не хозяин. Меня поволокли к Дому. Я еле передвигал ногами.       ― Я видел тени, ― пытался сказать, но вырвался лишь непонятный сип.       Мы остановились. Меня облокотили о стену и дали выпить воды, но я жадно вырвал бутылку из рук Жида и начал пить сам. Затем снова взвалили как мешок и поволокли. На крыльцо я забирался с помощью Жида. Стервятник проковылял вперёд.       ― Чёрт бы тебя побрал, Р… Стервятник, с твоими попойками, ― тихо проворчал воспитатель, но Стервятник его уже не услышал.       Увидев, что меня ждёт мрак Дома, я принялся сопротивляться. Кричать не удавалось, так как малейшее движение причиняло адскую боль моему лицу.       ― Пустите, ― цедил я сквозь зубы, обращаясь то к одному, то к другому. ― Я не пойду в Дом!       Жид предупреждающе шикнул. А если меня завтра отведут к Акуле? Что со мной будет тогда?       ― Тебе придётся придумать хорошее оправдание для учителей, чтобы объяснить, что с твоим лицом, ― нарушил молчание Жид. ― Не думаю, что им нужно знать о потасовке. И я ничего не знаю об этом.       ― Меня не поведут к Акуле?       ― Сдался ты ему. О Пауках лучше беспокойся.       ― А что с моим лицом? ― спросил я темноту слева, похолодев. По ощущениям, воспитатель был там, потому что костлявые пальцы Стервятника впивались в меня справа. Тело начало мелко трясти. Я поднёс руки к своему лицу, но тут же отдёрнул.       ― Что с моим лицом? ― снова провыл я. На меня тут же зашикали, мол, не хватало, чтобы нас тут видели. Но мне казалось, что эти двое беспокоятся не за их безопасность, а боятся моего обезображенного лица. Совершенно точно с ним случилось что-то ужасное. Значит, Слепой отрезал себе лоскуты моей кожи на память, и там сейчас зияет голое мясо. А я же до сих пор в шоке, и, когда он пройдёт, боль наступит адская. Ещё хуже, чем сейчас. Быть может, я умру от болевого шока. Или буду с ужасными, уродливыми шрамами. И останусь в этом Доме навсегда, потому что за его стенами никто такой ужас не захочет видеть. Буду позорно скрывать своё уродство в тёмных углах Дома. Я не хочу в тёмные коридоры, не хочу бродить там без кожи. Покончить с собой? Возможно, это будет моим спасением. Или кто-то с милосердием ангела задушит подушкой во сне.       А меня вели и вели по темноте, которая сгущалась до такой степени, что её можно было ощутить. Мои ноги вязли в тенях. Тени хватали мои икры, я отбивался как мог, но пятки вязли как в иле. Я видел тени там, на болотах. Я видел Лес. И тень Стервятника. Они должны об этом знать!       Зажегся тусклый свет. От неожиданности я вздрогнул и что-то жалобно мяукнул. Рядом с раковинами стояли только мы. Я с ужасом вгляделся в своё отражение, но разглядел только ошмётки, похожие на бинты в болотной жиже, покрывающие моё лицо на том месте, где были татуировки. Не думаю, что они держатся на голом мясе. Я непонимающе смотрел на своё отражение. Царапины вдруг стали выглядеть глубже, чем показалось на первый взгляд. И вот они уже стали просто провалами в черепе.       За нами стоял кто-то ещё. Кто-то четвёртый.       Свет погас так же резко, как вспыхнул.       ― Ночь ― не время для зеркал, ― пояснил голос Стервятника. ― Зеркала ― обманщики.       И меня снова вывели в темноту коридора, где тут же подхватили слева. Должно быть, Жид. Я, чуть не плача от бессилия, вцепился в чужую руку.       ― Я видел его тень, ― горячо прошептал куда-то в район его шеи. Мой рот накрыла ладонь. Я чуть не взвыл от боли, и мне пришлось закусить губу. Ну, хуже уже не станет.       Я замолчал и покорился своим провожатым. Процессия безмолвно добрела до Третьей. Жид ушёл не попрощавшись. Он будто испарился, когда открылась дверь в спальню Птиц.       До утра я промаялся в полусне, в тенях. Только начинал засыпать, как тут же со вскриком просыпался. Мне мерещились острые когти, разрывающие плоть и сдирающие кожу заживо. После того, как я несколько раз успел разбудить всех обитателей Третьей, Стервятник снова влил в меня какую-то горечь, отчего в горле стало горячо, а на языке снова сухо. Тело сразу стало ватным, и я, наконец, провалился в глубокий сон.       Проснулся только к обеду. Жутко хотелось пить. Я как можно скорее дополз до раковины и напился прямо из-под крана.       ― Хотел припрятать тебе булочку, но её склевали голодные птенчики, ― сообщил мне Стервятник.       Я зализал мокрые волосы назад и уставился на своё отражение.       ― Спасибо, ― запоздало догадался ответить я, занятый игрой в гляделки со своим отражением, ― дождусь обеда.       Стервятник исчез из моего поля зрения, но я всё ещё ощущал кого-то рядом с собой.       Решил сосредоточиться на своём отражении: три пластыря, уже отходящие по краям ровно там, где были мои татуировки; синяков я не заметил, только пара ссадин; затуманенный взгляд. Я попробовал пощупать пластырь под глазом. Твою ж мать! Пожалуй, сегодня не стоит трогать своё лицо.       Пока дожидался обеда, я пытался вспомнить вчерашние события. Но после драки со Слепым помнил только какие-то огрызки воспоминаний и вкус крови во рту.       Сегодня меня рассматривали с ещё большим интересом.       ― Это ты сам? ― спросил кто-то из Второй. Я пожал плечами, посмеявшись про себя над его восхищённым еблом.       Птиц либо не удивил мой вид, либо они не подали виду. Стая меланхолично черпала ложкой суп. Стервятник уставился куда-то в пространство. Меня подташнивало, но я знал, что от похмелья помогает что-то горячее. Не став заморачиваться с манерами, я поднял тарелку с супом и выпил его так. Стало получше. По крайней мере, желудок перестал трепыхаться как ненормальный.       Я бросил взгляд на стол Четвёртой. Слепого не было. Все сосредоточились на еде. Только Табаки, заметив мой взгляд, подпрыгнул на месте и принялся махать двумя руками как заводная обезьянка. Я махнул в ответ. Послышался звон посуды. Это Табаки всё-таки снёс тарелку своими руками-мельницами. Кого-то это сильно рассмешило, послышался довольный смешок, а затем лязг ложки, упавшей на кафель.       Из столовой я собирался уходить самый первый. Уже поднялся со своего места. Но тут ко мне подошёл Жид. Наверное, решил не дожидаться, когда неуправляемая лавина детей ломанёт к выходу.       ― Зайди к Акуле.       Воспитатель чуть ли не шептал, но его слова всё равно прозвучали громко в относительной тишине столовой. Думаю, что многие догадались, куда мне нужно отправиться. Напоследок я снова бросил взгляд на стол Четвёртой. Не думаю, что они ещё раз меня пригласят на вечерние посиделки. Я надеялся заручиться поддержкой хотя бы Жида, но со мной он не пошёл. Только хлопнул по плечу и вернулся на своё место.       Во внезапном гробовом молчании, возникшем в столовой, я направился к выходу. Как только за мной захлопнулись двери, сработал детонатор ― поднялся невообразимый гам, визг, хохот, грохот и скрежет. Я нервно сглотнул. А Жид говорил, что я Акуле на хер не сдался. Вот же он крыса.       Спускался по лестнице я как можно медленнее. В голову не приходило ничего путного. Что я вчера делал? Бухал. А потом отпиздил слепого пацана, и меня порезали ножом. Неплохо для новичка. Но ничего такого, чтобы вызывать на ковёр, да?       Я шкрябнул дверь Акулы. Он пригласил войти. Снова начало мутить, но тут случилось нечто очень странное. Акула даже не обратил на меня внимания, зато тут же отправил в приёмную и оставил ждать там. Кто-то кого-то звал. Оказалось, это звали меня. С тех пор, как я стал Лицом, имя из Наружности стало потихоньку испаряться из моей памяти за ненадобностью.       Когда первый шок прошёл, ноги побежали вперёд меня навстречу к брату. Мы похлопали друг друга по спине, потолкались плечами, а потом смотрели друг на друга как два восторженных идиота.       ― Прости, что не пришёл с родителями.       Мы сели на продавленный диванчик с отломанным подлокотником, пружины жалобно скрипнули под нами.       ― Хорошо, что не пришёл. Там пиздец, ― отозвался я.       ― Она опять?..       ― Ну да.       ― Это… Что с лицом-то?       ― Следую заветам отца, ― расплылся я в улыбке дурачка. ― Всё норм, даже не болит почти.       ― А дела как?       В этот момент я остро почувствовал, что уже перестал быть частью того мира. Не хотел знать, что творится в Наружности. Дом не принял меня, но и там я был чужим. Я чувствовал знакомое тепло от брата. Но что-то было не так. Я просто ткнулся в его плечо и постарался запечатать это чувство как кусочек ушедшего лета в стеклянную баночку, чтобы пережить долгую зиму.       Мы распрощались. Я сказал, что храню его зажигалку как память. Он только улыбнулся и дал мне немного денег, обещая навестить при первой возможности. Я проводил его до дверей и, как только он вышел, пустился бежать во двор Дома. С размаху влетел в проволочный забор, уцепился пальцами за сетку, выглядывая брата. Издалека увидел его спину. Я следил за ним, пока его не поглотил автобус. Больше мне тут было делать нечего.       Я обернулся к Дому, чувствуя на спине чей-то взгляд. Окна были пусты. Дом притих. Я петлял по двору ещё некоторое время, утомляя невидимых наблюдателей, а потом зарослями добрался до своего залаза.       Обратно меня вёл голод. Пришлось выбираться из своего уютного укрытия ради ужина. Я ещё не обзавёлся приятелями, чтобы они могли таскать мне еду, если вдруг захочу уединения.       Всё это время я провёл, таская частички отвалившейся мозаики, плитки, мелкие камешки и подобную дребедень. Раскидывал их на две кучки. Наружность и Дом. Хочу вернуться ― не хочу возвращаться. Кучки вышли одинаковыми, и я разозлился. Распинал их ногами, попытался раздавить. Я был обижен на Дом. За то, что он мне не даёт никаких подсказок, за то, что не получаю никаких ответов, за то, что вижу эти кошмары, за то, что он следит за мной!       Мне так хотелось сорвать своё раздражение на ком-нибудь, но я держался из последних сил.       ― Нечасто у нас бывают посетители.       Я прошёл мимо колченогого пацана.       ― Прямо-таки летний лагерь! Сегодня день посещений? ― завопил кто-то рядом со мной.       Я отмахнулся.       ― Передачку-то дали? ― поинтересовались у меня на входе в столовую.       ― Да чего сюда-то прёшь?       ― Да ебала закрыли! ― я растолкал прыщавую патлатую братию и ввалился в столовую.       Ел как можно быстрее. Булку запихнул в карман на потом. Выскочил одним из первых. По дороге дал кому-то в ухо и отобрал фломастер. Воровато озираясь, направился к ближайшей стене, подыскивая кусок побледнее. Я нарисовал круг, внутри точку, вышел глаз. За ним ещё один, и ещё. Я осатанело возил фломастером по стене, вырисовывая круги и точки, превращая их в глаза Дома. Так и возился, пока не вспотел и не выдохся окончательно.       «ХВАТИТ ПЯЛИТЬСЯ» ― вывел я напоследок и, тяжело дыша, отбросил измочаленный фломастер.       Я осмотрел стену и обалдело уставился на количество глаз, которые нарисовал на стене. От этого зрелища мне стало ещё хуже. Теперь невидимые глаза Дома стали настоящими. Я сам подписал разрешение шпионить за мной.       Из столовой повалили сытые стаи. Я поспешил ретироваться.       В Третьей меня ждал Жид.       ― Жидяра, блядь! ― заорал я. ― Да вы охуели меня пугать! Ты, Стервятник, Дом! Вы хотите, чтобы я седым отсюда ушёл?       ― Не думаю, ― странно отозвался Жид.       Я вытер вспотевший лоб. Снял толстовку и кинул её куда-то в сторону Жида, а сам пошёл умываться.       ― Ты стаей ошибся! ― крикнул я из ванной. ― Тебе к Крысам!       ― Здесь тоже ничего так, ― Жид появился за моей спиной. ― Хорошо, что ты здесь, — продолжил он, закрывая дверь.       ― Чё те надо? Я не курил давно. Драться буду, ― на всякий случай предупредил я.       ― Стервятник попросил заняться твоими порезами.       ― Нет, ― тут же бросил я. ― Забудь.       Жид встал перед дверью. В таком узком пространстве я не смог бы прорваться через эту преграду.       ― От его трав у тебя может начаться заражение. Я не разделяю такие методы лечения.       ― Ты Паук, что ли? Нет? ― я пошёл в атаку. ― Тогда чего рассуждаешь про лечение?       ― На твоё счастье, ― Жид надел медицинские перчатки из принесённого с собой свёртка. ― Садись на бортик.       Он указал мне на ванну. Я вздохнул и сел. Жид подошёл ко мне.       ― Сначала снимем пластыри.       ― Я сам, ― замотал головой. От Жида пахло медицинским кабинетом. Меня замутило.       ― Нет, у тебя руки не обработаны, ― Жид крепко цапнул меня за подбородок.       Я хотел укусить его, но передумал.       ― Готов? ― Жид прицелился к первому пластырю. ― На три.       ― Нет…       ― Раз.       Жид резко дёрнул пластырь, отрывая его, как мне показалось, вместе с мясом.       ― Ебать! ― взвыл я. ― Не подходи ко мне больше, бля! Сука!       ― Ещё два, ― спокойно отреагировал на мой крик Жид.       ― Только попробуй, ― так как воспитатель покрепче ухватил моё лицо, мне пришлось цедить сквозь зубы. ― Изверг.       Жид избавился от пластырей и изучающе посмотрел на мои порезы. Я же чуть не ревел. Хоть мне и было интересно, что там, но я не имел никакого желания разговаривать с воспитателем.       Он начал обрабатывать раны, пришлось прикусить губу.       ― Не дёргайся, ― посоветовал он, ― будет хуже. Кстати, не всё так плохо.       ― Здорово, ― мрачно отозвался я.       ― Теперь зелёнка, ― предупредил Жид.       ― Нет! ― я подорвался, оттолкнул Жида и собрался выскочить из ванной. Воспитатель попытался схватить меня за шкирку, но я вырвался.       ― Сидеть! ― вдруг рявкнул Жид. От неожиданности я споткнулся и грохнулся, больно ударившись затылком.       ― Я же сказал, будет хуже, ― на меня надвигался покрасневший от напряжения Жид. Я пополз от него наощупь, стараясь не терять из виду. К сожалению, был загнан в угол. Я провёл рукой по волосам, отбрасывая их от глаз.       ― Только лицо не трогай! На руках микробы, ― скривился он.       Жид открыл зелёнку и навис надо мной.       ― Кричать будешь?       ― Буду, ― честно ответил я.       ― Ну кричи, ― пожал плечами воспитатель.       И я заорал. Я кричал и дёргал ногами как мелкий мальчишка. Не от боли, а просто из вредности, чтобы оглушить этого пучеглазого садиста.       Налепив пластыри, Жид наконец отпустил меня. Я подорвался и выскочил из ванной. Птицы таращились на меня во все глаза.       ― Кыш! ― проворчал я и протолкался на свою кровать. Затем сдёрнул с неё простынь и сделал импровизированный полог. Достали пялиться…       Я решил тайно перетаскивать в новое убежище ― тайник в раздевалках бассейна ― мои нехитрые «сокровища»: вкладыши от жвачек, пока ещё рабочий тетрис, несколько книжонок в жанре ужасы и фантастика, стопку журналов, в том числе и порно, и комиксов, всякую мелкую дребедень. Что-то из этой кучи можно выменять, как я выяснил. Значит, пусть лежит в надёжном месте. Хотя кассетный плеер и кассеты я перенёс первым делом. Их ни за что не выменяю.       Я уже остался без ножа и чуть не остался без зажигалки. Нужно быть предусмотрительнее.       Задержавшись у двери Третьей, я немного подумал и пошёл дальше, в Четвёртую. Прислушался. Внутри было тихо. Я приоткрыл дверь, навострил уши, а затем осторожно прошёл в полутёмный коридорчик. Вежливо постучался о дверной косяк и смело сунулся в комнату. Я был готов к тому, что после того, что из-за Слепого тут произошло, меня выпроводят с почётным пинком под зад или отходят веником по спине как случайно залетевшую в комнату птичку.       ― М-м, здрасьте, ― оскалился в добродушной улыбке. Мне было немного неловко, но я уже перешёл территорию стаи соседей, оставалось дождаться, примут меня или не примут.       В спальне было тихо и немноголюдно. Характерного запаха Слепого я не учуял, поэтому уже стало легче на душе. На кровати-таборе я встретил те же лица ― всклокоченный, уже расплывшийся в приветственной улыбке Табаки и медоволосый Лорд, кажется, не заметивший моего появления. После он всё же махнул мне рукой.       ― Здравствуй и тебе! ― Табаки с интересом подпрыгнул на месте. Он уже протягивал мне подушечку, чтобы я присоединился к ним.       Я почесал лицо и подошёл к кровати.       ― Драться будешь? ― усмехнулся Лорд.       ― Извиняюсь, ― я снова поковырял болячку над глазом. ― Неловко тогда получилось.       ― Ох, ну что ты, детка, ― Табаки махнул рукой, ― это было потрясающее сражение! Два бледных вихря сошлись в славной битве! Один был слеп, другой зряч…       ― Табаки, умоляю, ― простонал Лорд. ― Узнай лучше, что ему надо.       ― Я это, я по делу, ― ещё больше проваливаясь в трясину неловкости, проговорил я. ― Табаки, ты, говорят, многое можешь рассказать.       Табаки в предвкушении потёр ладошки.       ― Что тебе рассказать? Обязательные списки для новичков? Правила Дома? Могу что угодно!       ― А расскажи про бассейн, ― я решил рискнуть.       Из ниоткуда перед моим носом материализовалась чашка с горячим чаем. Я подскочил от неожиданности. Македонский. Отдышавшись, я поблагодарил его.       Табаки скуксился.       ― Ах, бассейн… Да нечего про него рассказывать. Мы туда не ходим. Крыша обвалилась, ремонт идёт уже века. Скучное место.       Заскучавший Табаки решил развлечь себя волосами Лорда, пытаясь вплести в них бусинку. Лорд не возражал.       ― Давай я лучше тебе расскажу про Кофейник? ― снова вспыхнули огонёчки в глазах Табаки. ― Ты даже и не знаешь, что это за место такое. А там весело, ты заходи. Кофе-булочки можно покушать. А вот вчера такое произошло! Значит, Сфинкс…       Я был вынужден перебить тараторящего Табаки.       ― А он когда-нибудь работал?       ― Кто? Сфинкс? ― удивлённо посмотрел на меня Табаки. ― Нет, зачем ему работать?       ― Бассейн, ― терпеливо напомнил я.       ― Ах, бассейн. Точно. Бассейн, ага, ― мне показалось, что Табаки больше занимала бирюзовая бусинка, которую он вертел в пальцах, присматриваясь, куда бы её вплести. ― Не помню, чтобы он вообще работал, ну. На моей памяти его не открывали. Да…       Я отпил довольно вкусный чай и притих. Уходить было неловко, любопытство моё не удовлетворено.       ― Про Стервятника тогда расскажи. Про Птиц. Что это за стаи у вас вообще такие? ― я решил разузнать информацию другого рода.       ― Ох, ну наконец-то правильный вопрос! ― Табаки отвлёкся от бусинки.       ― А что, твой Крёстный тебе вообще ничего не рассказывал? Да-а, дела, ― он почесал кудлатую голову. ― Ну да ладно, ему это простительно. Наш разлюбезный Птиц знай себе по лесам да по болотам топает, на разговор по душам его редко выведешь… Я тебе ещё списочек напишу специальный для новичков.       Табаки потянулся куда-то, чем вызвал недовольство задремавшего Лорда. Наконец, парню удалось выцепить чистый листок и ручку. Он принялся что-то там быстро царапать, а в процессе рассказывать мне о Птицах. Затем всучил листок, исписанный живучим непоседливым, как и его хозяин, почерком.       Я пробежался глазами. Многое мне показалось чудным и многое из этого доводилось наблюдать: растения в горшках, вышивание, слюнявчики… А вот наблюдать за Стервятником на стремянке ещё не приходилось. Я галопом пробежал по строчкам о трауре, завешанных зеркалах и подобном и с размаху впечатался в странное имя.       ― А кто такой или такая Тень? — полюбопытствовал я.       Табаки прокашлялся, наводя на лицо серьёзное выражение.       ― Всё началось в те годы, когда комната наша именовалась Хламовником, а мы ― Чумными Дохляками, когда ещё Сфинкс был волосат и были у нас другие имена…       Табаки, активно жестикулируя, гримасничая, даже подражая разным голосам, рассказывал мне историю зарождения стай. Я практически ничего не понимал, но слушал, кажется, раскрыв рот. Ещё никогда с таким интересом не слушал чью-то историю детства.       Лорд же только посмеивался над моим выражением лица, но я старался не обращать на него внимание.       Послушать историю про себя или про кого-то знакомого подтягивались и «старики» Дома, и те, кто младше. Хотя, я был уверен, некоторые из них мечтали, чтобы Табаки наконец закрыл рот.       О смерти второго сиамца сказано было мало, но так, что у меня волосы встали дыбом.       ― Если есть вопросы ― задавай, ― переводя дух, сообщил Табаки. Я только замотал головой и принялся шарить по карманам в поисках сигарет. Мне нужно было срочно переварить информацию, тоннами вылитую Табаки в мою несчастную черепную коробку.       Шакал был доволен произведённым эффектом, зазывал меня в гости, заманивая мешком историй и вкусным кофе. Пошатываясь, я встал, пообещав напоследок зайти как-нибудь в Кофейник. Пожалуй, нужно действительно это сделать, если хочу лучше понять Дом.       Я вывалился из Четвёртой немного ошарашенный. Истории Шакала нагнали на меня жути, отчего я был сам не свой. После недавних событий у меня отпало желание бродить по коридорам. Я покинул островок света и тепла и оказался в вязком полумраке коридора. Свет ещё не погасили, но тени уже клубились по углам, выплясывали вокруг перегоревших ламп. Я смотрел только себе под ноги, ориентируясь по вязи букв на стенах левее меня.       Вбежал в Третью и нырнул под свой полог, который так и не снял. На улице ещё стояла тёплая погода, и под пологом было жарко, но безопасно. Стервятник не первый день жаловался на своё колено, а значит, скоро пойдут дожди, как мне объяснили птицы. В непогоду мой полог и пригодится.       Я вертелся и не мог уснуть. Попытался заставить себя, подольше полежав в одной позе, но тут же тело затекало, и хотелось вертеться дальше. Попытался посчитать пружины над кроватью сверху, но глаза слишком быстро устали. Я вздохнул и приготовился к бессонной ночи.       В голову тут же без спроса заползли мысли о настоящих сиамских близнецах, сросшихся бок о бок. Провалившись в полудрёму, я снова их увидел. На этот раз это был младенец с двумя птичьими головами, а тело его тут и там темнело будущими пёрышками. Младенец сучил тремя ногами и открывал жёлтые клювы, издавая жуткий писк. Я так сильно дёрнулся, что выпал из дебрей снов. Наверное, к лучшему.       Гнездовище спало, но какой-то из обитателей тоже вертелся без сна. Я осторожно приподнял полог и прислушался. В лицо мне тут же повеял прохладный воздух. Я как можно тише глубоко вдохнул и выдохнул, затем притих. Поскрипывание кровати теперь было слышно чётче. Похоже, это Стервятник.       ― Стервятник? ― прошептал я в темноту. ― Это ты?       ― А кому же ещё не спать по ночам.       Мне показалось, что Стервятник не ожидал моего вопроса. Я будто выдернул его из потока мыслей, в котором он блуждал. Получилось неловко.       ― А чего не спишь? ― обратился я к темноте.       ― Колено.       ― Птицы сказали мне, что это на дожди, ― вспомнил я недавние разговоры.       ― Верно.       Стервятник был неразговорчив. Я замолчал, полагая, что он не настроен на беседу. Теперь тишину нарушало только сонное сопение Птиц.       Я уже подумал, что Стервятник уснул, но он снова подал голос. Теперь он звучал по-детски, будто Большая Птица вернулась к воспоминаниям о своих желторотых днях.       ― Везёт тебе, Лицо. У тебя ноги не болят. И их две.       Я выпучил глаза в темноту, будто она могла дать ответ. После скольких настоек так заговорил Стервятник?       ― У тебя будто одна, ― я осторожно подал голос, ощущая, как волосы на загривке становятся дыбом.       ― Одна, ― прошелестел Стервятник. ― Три ноги на двоих. Так было и так будет.       Клацая зубами, я засунул голову под подушку. И так зажмурил глаза, что чуть не вдавил их в череп.       Мне показалось, что, засыпая, я увидел, как мимо окна пролетела очень большая птица, которая громко хлопала крыльями.       На следующий день я всё бродил вокруг да около, пытался начать разговор так да эдак. Я маялся в учебном классе, искоса поглядывая на Стервятника и мучительно соображая, с какой же стороны мне подойти.       Случай представился сам собой. После ужина я выбрался в коридор, в голове продумывая варианты вопросов. Обогнул длинный коридор туда и обратно и, проходя второй раз мимо Перекрёстка, заметил, что на диване кто-то сидит. Пригляделся и увидел знакомые тонкие ноги в чёрных джинсах, а затем и трость, которую сжимали когтистые пальцы в кольцах. Я подошёл.       Стервятник не сразу посмотрел на меня, он, как всегда, пребывал в меланхолических раздумьях, смотря куда-то сквозь пространство.       ― Присаживайся, птенчик. Я не кусаюсь, ― подал голос Стервятник.       Я подошёл ближе и сел. Поняв, что без сигарет и слова не произнесу, достал из кармана пачку.       ― Позволишь? ― Стервятник протянул руку к моей зажигалке, и я вложил её в узкую ладонь.       ― Занятная вещь, ― он присмотрелся, повертел в пальцах зажигалку и вернул мне. ― Память о ком-то?       ― Это моего брата. Он приходил недавно, ― пояснил я, чувствуя себя идиотом. Новость о том, что у меня был посетитель, до сих пор обсасывали по всем уголкам дома. Эта история обросла такими невиданными подробностями, что уши вяли.       Стервятник закурил. Я тоже.       ― Как твоя нога? ― решился на разговор. Чем больше тянешь, тем хуже. И разве в этом доме не привыкли к странностям?       ― Вполне ничего, спасибо. Скоро пойдут дожди, и она успокоится.       ― А… вторая?       ― Прости, я не понимаю, ― Стервятник повернулся. Меня коснулись его длинные волосы, и всё вдруг стало очень неловким.       ― Ты вчера сказал что-то про три ноги, ― смутившись, выпалил я, тут же слишком глубоко затягиваясь сигаретой.       Стервятник уставился на меня своими пугающими жёлтыми глазами. Я молчал и давился рвущимся из горла дымным кашлем.       ― Что я вчера сказал и когда?       Я боялся когтей Стервятника и уже чётко видел, как он разрывает ими мою кожу.       Проглотив кашель, я понадеялся, что слезящиеся глаза не растекутся дальше.       ― Вчера ночью, ― выпалил я, ― ты сказал: «Три ноги на двоих. Так было и так будет».       ― Лицо? ― моего подбородка коснулся острый ноготь. Мне пришлось продолжить смотреть в серьёзные глаза Стервятника. ― Вчера ночью я играл в карты в библиотеке. С кем ты говорил?       Ноготь исчез, и я тут же отодвинулся. Я был не в силах сидеть в такой близости с ним.       Я потупил голову и, обращаясь к своим рукам, принялся сбивчиво лепетать что-то про Лес, про тени, про Стервятника, который мне привиделся в отключке. Мне хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю. Я чувствовал, как мои уши полыхают огнём. Лучше бы меня драли когтями, чем эта напряжённость из-за молчания птичьего папы.       Стервятник резко поднялся, отбрасывая недокуренную сигарету в сторону.       ― Ладно, пусть Лес! Но, Лицо, тебе не говорили, что невежливо говорить про Тень? ― он был в ярости, но какой-то очень печальной. ― Это слишком жестоко. Пока не поздно, птенчик, признайся, что это шутка.       Я молчал, нервно сглатывая слюну. Меня мутило.       ― Я клянусь! ― прошептал. От отчаяния мне хотелось драть на себе волосы. ― Я всё это видел!       Вместо волос случайно отодрал себе пластырь под глазом. Тут же защипало в носу.       ― Клянусь…       Стервятник отозвался тяжёлым вздохом.       ― Ту ли ты дверь открыл, Лицо... — прошелестел он, прежде чем скрыться в полумраке коридора.       Погасили свет.       Я вздрогнул и подорвался. Бездумно бросился в темноту, ища Стервятника, сам не понимая, для чего? Объясниться? Извиниться?       Вскоре понял, что заплутал. Я метался по этажам, но нигде не нашёл и следа Большой Птицы. В отчаянии я выбежал в ночь.       ― Я видел! Видел! ― кричал в беззвёздное небо. ― Я видел Лес! Я видел Тень!       Меня колошматило. Пока кричал, содрал с себя последние пластыри.       С неба сыпала мерзкая морось. Оскальзываясь, я забрался на кучу кирпичей и спрыгнул вниз. Заполз в угол бассейна как побитая собака и затих.       Я не мог заснуть от страха и холода. Сгустки теней вырисовывались зубастыми и когтистыми монстрами. Так я промаялся до рассвета. Как стало светать, выбрался из своего угла и переполз в раздевалки, где было темнее, но теплее. Там я кое-как лёг на одну из жёстких лавок, неловко скрючился и забылся беспокойным сном.       Проснулся рывком, толком не понимая, что меня разбудило. Почудился какой-то скрип. Кажется, в бассейне кто-то был.       Я с трудом разогнулся. От неудобной позы моё тело затекло. Еле передвигая ноги, я подкрался к двери и сунул нос в щель. Рядом с краем бассейна бродил Жид, вынюхивая что-то подобно крысе. Я затаился, надеясь, что воспитатель ничего тут не найдёт и поскорее слиняет.       Мне, как назло, нестерпимо хотелось в туалет. Долго выжидать я не мог. Надеясь, что Жид меня не услышит, отлил в неработающий унитаз.       Затем я проверил, есть ли ещё выход из раздевалок. Его не было. Поэтому снова подкрался к двери. Вроде тихо. Может быть, уже ушёл по своим воспитательским делам? Тогда я рискнул осторожно приоткрыть дверь и… тут же столкнулся нос к носу с Жидом!       Из меня посыпались гневные выражения про него и его мать. Я до чёртиков испугался.       ― Не стал тебя будить, ― усмехнулся мужчина, ― решил подождать, пока проснёшься сам.       ― Какого хрена ты здесь делаешь? ― задал я вполне логичный вопрос.       ― Меня больше интересует, как оказался здесь ты, ― проигнорировал вопрос Жид.       ― Не твоё дело, понял? ― огрызнулся я.       ― Всё, кончай. Пошли, ― Жид нетерпеливо подтолкнул меня к двери.       ― Нет.       ― Тебя уже обыскались, — Жид начал терять терпение, но меня это только радовало.       ― Не пойду, ― продолжал упрямиться. ― Я остаюсь здесь.       ― А где твои пластыри? ― вдруг переключился Жид и прищурился, всматриваясь в моё лицо. Я попятился.― Тебе в рифму? Мне твои пластыри не упёрлись!       ― Так, пошли. Сначала обработаем твоё лицо, затем на занятия, ― Жид предпринял ещё одну попытку сдвинуть меня с места. Чтобы нас не услышали, приходилось шипеть как двум ненормальным.       ― Ты лучше вот что скажи, ― я хитро ухмыльнулся, ― а точно ли ты припёрся искать меня? Что у тебя тут за дело?       Жид молчал. Я победно усмехнулся.       ― Так и знал!       ― Не кричи, ― шикнул на меня воспитатель. ― Отдыхал я, ясно тебе?       ― Ну, значит я тоже отдыхал, ― пререкаясь, мы сами не заметили, как дошли до дверей. ― Дай ключ от бассейна.       Жид показал мне средний палец.       ― Здесь находиться запрещено и очень опасно.       ― Сдесь находиця заплесено и осень опасьно, ― передразнил я. ― Мне похуй.       ― Какая же ты птица ― ты крысёныш самый настоящий! ― Жид уже покраснел от раздражения. Я только усмехнулся.       Воспитатель остановился.       ― Знаешь, почему дети сюда не ходят? Потому что у них другие развлечения есть. Сходи вон в Кофейник или в библиотеку. Всё, пойдём.       ― Да не, я лучше своим способом, ― попытался отмазаться я, тем временем наблюдая, как Жид отпирает дверь и куда затем убирает ключ. Тот проследил за моим взглядом и подозрительно сощурился.       ― Узнаю, что ключ пропал, сразу пойму, что это ты. Ясно тебе?.. Пошли, провожу тебя, ― добавил он после того, как мы вышли в пустой к нашему счастью коридор.       ― Вот уж нахер, спасибо! Хватило того, что вы со Стервятником тащили меня как мешок картошки! А потом ты ещё мне лицо изнасиловал! ― я предупреждающе замахал руками.       ― Умеешь же ты принимать помощь, Лицо, ― съязвил Жид.       ― А я о помощи не просил! ― отмахнулся, и, обгоняя Жида, направился на второй этаж. Живот крутило с голодухи. Я надеялся, что стая не даст мне пропасть и угостит чем-нибудь съестным.       Гнездовище было пустым. Пара-тройка птиц сидела по кроватям, занимаясь своими делами.       ― А куда все разлетелись? ― протянул я, ни к кому конкретно не обращаясь. Шансы мои на перекус с каждой секундой уменьшались.       И всё же Ангел поделился со мной бутербродами. Причём безвозмездно и добровольно. А вот Дорогуша настойчиво предлагал идти куда-нибудь подальше, например, в Кофейник.       Птицы либо в открытую не замечали меня, либо откликались ворчливо ― того и гляди заклюют! Что ж, всё-таки я был виноват, ведь очень сильно обидел птичьего папу. Но им же не объяснить, что я совсем не хотел этого делать.       Я выбрался в коридор и пошёл искать неприметную дверь. Быть может, в Кофейнике знают, где Стервятник. Или кто-то его видел.       Я зашёл внутрь, озираясь. Из магнитофона стонал и плакал джаз, бумажные фонарики покачивались от ветра, оригами парили белыми призраками по воздуху, двигаясь в такт музыке. Вполне себе обстановочка. Чуть поодаль я заметил знакомые лица.       Проигнорировав вопросы о передачках из Наружности, я прорвался через преграду тощих ангелов ада, воняющих средством от прыщей, обогнул Крыс, опасаясь, что меня вовлекут в игру (ножей на этой неделе мне хватило), и столкнулся взглядом с Птицами, сычами, глядящими на меня из самого тёмного угла.       ― Привет, ― махнул я рукой. Лорд снова холодно поприветствовал. Зато Табаки явно рад меня видеть. С ними ещё был лысый тип с протезами вместо рук. Сфинкс, кажется. Он задумчиво смотрел на меня своими кошачьими глазами. Я наконец сообразил, что нужно рассказать, зачем припёрся.       ― Видели Стервятника? ― втайне я надеялся, что он сидит вместе с Птицами, и разочаровался, когда не увидел его костлявой фигуры на стремянке.       ― Нет, ― ответили три голоса.       Я устало опустился на стул, хотя меня и не приглашали.       ― Отчего нос повесил? ― поинтересовался Табаки. ― Может, хочешь кушать?       ― Не ведись, ― предостерёг меня Лорд, ― он сожрёт твою еду в два счёта.       Но Табаки уже звал некого Кролика. Я пошарил в карманах, извлекая на свет мятые купюры.       Мне достались вполне сносный кофе и булочки. Табаки, как и предсказывал Лорд, уже поглядывал на мою тарелочку.       ― Птицы со мной не разговаривают, ― я набил рот едой, двигая челюстями как ненормальный. Лорд смотрел на меня как на подбитую галку, морща свой бледный лоб. Табаки уже щипал мою вторую булку. Сфинкс молчал. Его молчание и подбило меня говорить дальше. Кажется, не только ему не хватало пояснений. ― Не знаю, почему. Кажется, я ему что-то вчера ляпнул.       Но и этого оказалось мало. Цапнув большой кусок булки, Табаки сверлил меня жадным взглядом в предвкушении оплетённых подробностями историй. О ночных ужасах и о том, что всю ночь провёл в бассейне, а потом меня выкурил оттуда Жид, я рассказывать не хотел. Но под напором любопытных глаз немного сдал позиции.       ― Ну, что-то про его брата, ― сознался я и понял, что мои уши горят, просто полыхают. Я был очень рад, что их не было видно за волосами. ― Честное слово, не хотел! Мне приснился кошмар, и я, как полагает Птице, рассказал об этом Стервятнику. А он обиделся и ушёл. И теперь я везде ищу его, чтобы объясниться…       ― Ну что же ты, Лицо. Стервятник не любит, когда с ним говорят про Тень, ― напомнил мне Табаки про свой список для новичка.       ― Говорил же, Табаки, ― Лорд закурил, смахивая с одежды крошки, ― от твоих историй люди не спят по ночам.       ― Но ты же спишь, ― проворковал Табаки, ― да ещё и так сладко!       Лорд бросил испепеляющий взгляд на Шакала, но тот только захохотал ещё больше от его полусерьёзных тычков в бок. Я допил кофе, грустно осознавая, что зашёл в тупик.       ― Будь у меня коляска, справился вдвое быстрее, ― продолжил я уныло вздыхать, уже не соображая, что несу.       ― Да что ты говоришь, ― ядовито процедил Лорд. ― Ты хотя бы раз в неё садился?       Я понял, что снова нарвался. На этот раз на эльфийскую принцессу. Видимо, мои слова его сильно задели.       ― Верно, не так-то просто управляться с такой махиной! ― радостно подхватил Табаки.       ― Я дам тебе свою коляску только чтобы посмотреть, как ты сломаешь свою дурью голову, ― оскалился Лорд.       ― Давай наперегонки! ― захлопал в ладоши Табаки, кажется, не расслышав слов Лорда о моей сломанной черепушке.       ― Гони коляску, блонди, ― ввязался я в спор. ― На что спорим?       Цепкая рука Табаки сжала мою ладонь, Сфинкс разбил нас граблей.       ― Желаю удачи, лицо с болячками, ― хмыкнул Лорд, выбираясь с помощью Сфинкса из коляски.       ― Большое спасибо, принцесса с прыщиками.       Кто-то подслушивающий захихикал. Я успел отбежать от рвущегося навалять мне Лорда.       Кофейник вывалился в коридор. Кажется, только Птицы не стали смотреть на очередную глупость своего безголового состайника. Лорд, поддерживаемый граблями Сфинкса, плохо, но держался на ногах. Почему он не ходит на костылях? Впрочем, это не моё дело. Как и недовольные взгляды Табаки в сторону Сфинкса, который вцепился жёсткими протезами в хрупкие бока Лорда.       Я сел в коляску и понял, что Табаки на своём грохочущем Мустанге сделает меня в два счёта. Но поворачивать назад уже поздно. Старт был дан. Лорд провожал меня кровожадной улыбкой.       Под улюлюканье Крыс и Псов мы помчались в полумрак коридора. Табаки с боевым воплем вырвался вперёд, я, потея и стирая ладони, сел ему на хвост, безнадёжно отставая с каждым метром. Кажется, забыл спросить, как тормозить. А тормозить нужно было очень срочно.       Табаки со свистом пролетел мимо меня и лихо развернулся на финише. Со стороны Кофейника послышались победные возгласы. Я полетел дальше в лестничный пролёт. Всё тут же завертелось перед глазами, а потом меня накрыло коляской Лорда. Моё колено жалобно хрустнуло, в ушах зазвенело, а перед глазами замелькали мушки. Я слышал, как толпа высыпала на лестницу. Кто-то отбросил коляску, но я не разглядел, кто. Меня больше занимало моё горящее огнём колено.       В моих мечтах это соревнование выглядело совсем не так.       ― Летаешь, птенчик? ― Стервятник, как всегда, подоспел вовремя. Я испытал острое чувство дежавю, разглядывая знакомые остроносые ботинки перед собой. Вашу ж мать…       Кто-то попытался поставить меня на ноги.       ― Осторожно с коленом! ― прикрикнул Стервятник на этого «кого-то».       ― Что с моим коленом?!       Толпа поволокла меня обратно в Кофейник, а Стервятник растворился. Я брыкался, надеясь прорваться к нему, хотя сам не мог стоять на ногах. Вот же чёрт! Он же сейчас опять уйдёт!       ― Ты мне коляску сломал, придурок! ― на входе меня тепло поприветствовал слетевший с катушек Лорд. Его держал Сфинкс и крепкий парень-блондин, тоже из Четвёртой. ― Я тебе сейчас ебло сломаю! Дайте его сюда!       ― Ну так подойди и въеби, ― отозвался я, заваливаясь на стул. Моё колено опухло и, кажется, вообще съехало вбок.       Лорд будто только этого и ждал. Он выскользнул из державших его рук и бросился на меня. Я полетел на пол, спасая свои глаза от его пальцев. Передо мной возникло искажённое яростью лицо.       Всё же от меня оттащили вопящую фурию. Напоследок Лорд оторвал одну из корок под глазом, а я только и смог, что дёрнуть его за волосы, как девчонка.       ― Какого хрена здесь происходит?! А ну на место! Разошлись! ― я пропустил момент, когда Жид зашёл в Кофейник. С порога он разорался так, что слышно было, наверное, на всех этажах.       Злого Лорда водрузили на колени Табаки и увезли в Четвёртую. Кто-то с ирокезом шмыгнул за дверь, спасаясь бегством. Более смелые или похуистичные остались поднимать опрокинутые стулья. Жид поволок меня в Третью, не обращая внимания, что я вою на весь коридор от боли.       ― К Паукам хочешь? ― пригрозил он мне. ― Тогда ебало завали, будь так добр.       Из последних сил я показал ему два средних пальца. Жид втащил меня в Третью чуть ли не за волосы, сорвал мой драгоценный полог и кинул меня на кровать, сопя как чайник.       ― Снимай штаны, ― велел он.       ― Нахуй иди, ― простонал я. ― Изнасиловал моё лицо, лишил девственности мою кровать, меня вообще, бля, не трогай!       Я понимал, что выбора нет, отчего хотелось набить лупоглазую морду ещё больше. Накрывшись одеялом с головой, подвывая от боли, я кое-как стянул джинсы с распухшего колена. Высунул голову и больную ногу из-под одеяла.       ― Ну что ж, ― почесал голову Жид. Он снова обрабатывал руки вонючей медицинской жидкостью. ― Стервятник, не поможешь?       ― Разумеется, ― откликнулся Стервятник. Он отложил свои болотные мази и потопал к нам. Хоть мне и было больно, но я всё же обрадовался, что он здесь. Теперь хотя бы не придётся искать.       ― Ну что-что, а летел ты красиво, ― протянул Жид, осматривая моё колено, кое-где надавливая, отчего я сразу выл от боли.       ― От-со-си, — по слогам огрызнулся, пытаясь потрогать, что там у меня с болячкой. Жид тут же дал по рукам. ― Наблюдал и не помог.       ― Так ты и не любитель помощи, ― припомнил мне Жид. Он уже подготовил какие-то мази и бинты.       ― Стервятник, будь добр, подержи Лицо, ― Жид уже приценивался к моему колену. Стервятник возник рядом с чистым полотенцем.       ― Помогает, ― коротко сообщил он и засунул полотенце мне в рот. Птицы со своих мест с интересом наблюдали за нами.       Я сжал зубами полотенце и приготовился к худшему. Жид ухватил мою ногу. Послышался хруст. Стервятник крепко держал меня, впиваясь когтями в кожу. Я выл и кусал полотенце. По щекам покатились слёзы, под левым глазом тут же защипало.       Жид замотал моё несчастное колено и потянулся за зелёнкой.       ― Пожалуйста, подержи его ещё немного, пока у него кляп во рту, ― попросил он. Я отчаянно замотал головой. Стервятник и не думал меня отпускать.       Снова мазали зелёнкой. Когда дошла очередь до пластырей, я вырвался, потому что Стервятник меня уже не держал. Жид разозлился. Кажется, он хотел залепить мне леща, но передумал. Вместо этого он начал собирать свои инструменты обратно.       ― Дай сигарету, ― взмолился я.       Жид сел на кровать рядом со мной.       ― Что же с тобой делать, Лицо? ― Жид смотрел на меня как на диковинного зверя. На диковинного, омерзительного зверя. Но всё же протянул мне сигарету.       Стервятник просто подпирал плечом косяк и молча смотрел на нас, видимо, решив не присоединяться к диалогу. Расспросы, почему они с Жидом не разговаривают и стесняются смотреть друг другу в глаза, я решил оставить на потом.