Старкервит

      В колледже Тони звали Слаш. Не то чтобы с ним много кто общался или дружил — разница плюс-минус в пять лет сказывалась на отношении, так же как и его неприятно быстрые успехи, — но были те, с кем он сносно разговаривал больше раза в неделю, и да. Его трюком на вечеринках неизменно оставался кубик льда, тающий в его кулаке медленнее, чем такой же, оставленный в стакане.       Вместе с этим неотъемлемой частью его жизни были горячий утренний и вечерний душ, чтобы привести кровь в норму, и толстые одеяла, свитера и термобелье, чтобы эту норму поддержать и оставаться работоспособным. Люди без соулмейтов, «хладнокровные», без подобных предосторожностей легко впадали в анабиоз, особенно зимой. Тони любил зимние сессии и старался пить больше какао; в отличие от кофе, дававшего быстрый эффект и после определенного количества выпитого делавшего только холоднее, какао работало всегда.              Тони выпал минут на пять, когда, тяжело вздохнув на пороге душевой кабинки, оставил на стенке быстро исчезающее пятнышко пара. Руки у него тряслись, когда он заваривал чай для термоса на случай экстренной необходимости в горячем.       После этого термобелье стало можно не носить летом; Тони все еще был довольно далеко от соулмейта, особенно если уезжал из Нью-Йорка, так что все остальное время процедуры оставались теми же, но это было неважно. Сжав кулак, Тони через какое-то время начинал чувствовать тепло собственной ладони.              Как выяснилось, работа с горячим металлом и плавкой для него все еще оставалась плевым делом: тело было слишком холодное, чтобы страдать от жары.              Дни в катакомбах начинались одинаково: Тони просыпался с тяжелыми, неповоротливыми мышцами, смотрел на огонек камеры и сползал с лежанки. Растирался, пока Йинсен готовил завтрак, и старался не садиться и не останавливаться за работой. Пленников, конечно, пытались одеть теплее, но отопления в горе не хватало, так что Тони радовался каждый раз, работая с горном.              — Да, у меня есть семья, — слабо улыбается Йинсен, тянется за гайками, заменяющими им нарды, и задевает руку Тони; даже для него пальцы Йинсена — холодные, и в этот момент Тони чувствует: он вернется из плена один.              Тони терпеть не может финики.       Он беспечно забалтывает Мэй зубы, ожидая Питера, и не замечает вплоть до момента, когда они оказываются вдвоем в его комнате: ему тепло.       Время резко сжимается до короткого отрезка возможности.       Соулмейт Тони где-то недалеко, может, даже идет по соседней улице, а он тут рассиживается с тетями и пирогами.       Он раздражается, уламывая мальчишку агрессивнее, чем собирался, Питер даже перестает дергаться от его присутствия, расправляет плечи и отбивается, но Тони толком не слушает возражений: становится все жарче и жарче, а значит, соулмейт все ближе. По спине вдоль позвоночника щекотно скользит капля пота — первого пота в его жизни.       — Слушай, — выдыхает Тони, падая рядом с мальчишкой на кровать и хватая его за плечо — и не говорит больше ничего, потому что его вдруг прошибает таким жаром, что голова кружится, его тошнит, а кишки, кажется, сейчас просто сварятся вкрутую. Да что там — реактор расплавится к чертовой матери.       Питер вылупляет на него глаза, подрывается с кровати, распахивая окно, падает назад, сдирая с Тони пиджак.       — Дыши глубже, — приказывает он, одним движением распуская галстук и стремительно, с нечеловеческой скоростью расправляясь с пуговицами на рубашке. Тони послушно глотает ртом воздух; воздух не глотается, потому что в этот момент Питер тянет с него термобелье — еще март, холодно, — и шипит: — Господи, сколько на тебе напялено. — Оглядывается, паутиной хватает со стола бутылку воды, с хрустом сворачивает ей крышку: — Пей. Тихо, только не захлебнись, пожалуйста…       — Отпусти, — хрипит Тони, когда Питер берет его за руку; от ладони к плечу по венам поднимается кипяток.       — Потерпи, если продлить контакт, пройдет быстрее, — уверенно говорит Питер, гладит его по руке, — я знаю, я много про это читал.       У него на лбу выступает испарина, волосы завиваются сильнее и щеки пылают, но в целом он выглядит сильно лучше Тони: сидит себе, скинув только толстовку, пока Тони с голой потной спиной и на сквозняке пытается не упасть в обморок.       Питер тянется к его голове. Тони смотрит на него предостерегающе, и Питер прячет руку за спину, наклоняется, чтобы ткнуться в висок губами.       — Эй, помедленнее, — сглатывает Тони, прикрыв глаза, не в силах отстраниться, и Питер смотрит на него укоризненно:       — Я температуру проверял. Не хватало, чтобы ты еще тепловой удар схватил от этого. Рукой бесполезно, они больше всего на «горячо-холодно» реагируют, я бы просто жар почувствовал, а не твою температуру. Потерпи еще немного, минут через двадцать должно успокоиться.       — В какой момент ты перешел со мной на «ты»? — хмыкает Тони вымученно, не открывая глаз, и Питер осторожно, не касаясь кожи, убирает мокрые волосы у него со лба:       — Примерно в тот, когда ты попытался откинуться из-за того, что мы соулмейты?       — Окей, принято, — смеется Тони; ему медленно легчает. — Нам нужно договориться насчет Германии.       — Ежу понятно, что ты за меня уже все решил, — морщится Питер, и Тони возмущенно приоткрывает один глаз — сил очень мало:       — Я не потащу тебя насильно.       — Не потащишь. Давай мы договорим, когда ты придешь в себя? Я сейчас не очень готов на чем-то еще сосредоточиться, — улыбается Питер, склонив голову на бок, и Тони не может взгляд оторвать от его улыбки.       — Так гораздо лучше, чем когда ты морозился от того, кто я, — фыркает он. Питер берет его за вторую руку, и Тони по мере сил помогает ему сцепить пальцы.       — Я все еще морожусь от того, кто ты, но уже по другой причине, — замечает Питер, бережно поглаживая его ладони; Тони на мгновение хочется, чтобы ему не легчало еще эдак полчасика. Питер смотрит искоса, облизывает губы: — Вот скажи, о чем с тобой можно разговаривать? Кроме изобретений и Мстителей?       — Как будто недостаточно, — ворчит Тони, и Питер, мягко смеясь, с готовностью подставляет плечо, когда он делает попытку к нему привалиться. — «Властелин Колец» или «Гарри Поттер»?       — «Властелин Колец» и «Звездные Войны», — откликается Питер не задумываясь, и Тони машинально поглаживает его руки в ответ, чувствуя, что спина начинает высыхать:       — Вот видишь, о чем-то можно.       — Странно, что тебя приложило так сильно, а меня — так слабо. На мне, видимо, укус сказался, но тебя…       — А на мне — тридцать лет жизни с температурой трупа, — невесело перебивает Тони. — Организм не привык с комнатной-то температурой существовать, не то что с тридцатью шестью и шестью.       — Если сейчас ты ввернешь пассаж про разницу в возрасте, я воспользуюсь твоим состоянием и сделаю что-нибудь ужасное, — негромко предупреждает Питер, и Тони задумчиво хмыкает:       — Ты знаешь, не собирался. А ужасное в какой плоскости?       — Додумай, как тебе приятнее, — смеется Питер, и Тони толкает его плечом, улыбаясь:       — Так Германия?       — Я тебе там нужен? — серьезно спрашивает Питер, и Тони сжимает его руки крепче:       — В свете последних событий я уже не очень хочу тебя туда тащить, но у меня разваливается команда, и каждый юнит на счету. Так что да, нужен.       — Тогда Германия, — соглашается Питер неожиданно легко и целует его в лоб.       — Опять температуру меряешь? — хмыкает Тони весело, думая о том, что хорошо бы что-нибудь накинуть, но очень неохота расцеплять руки. Питер смотрит на их сплетенные пальцы.       И качает головой.