Ближе

Приврав матери, что в магазине была очередь, Шинго отдал ей пакет с продуктами, уточнил, нужна ли помощь, и, получив отрицательный ответ, побрел в свою комнату, ожидая появления Усаги. Его сестра уже не жила с родителями — она давно переехала к своему тогда еще жениху, а теперь уже супругу, Сейе, но часто приходила в гости вместе с ним, так как все были рады их видеть. В самый первый раз, когда Усаги привела Сейю домой — знакомиться с родителями, ей было семнадцать, парень же был на год старше; когда они зашли домой, тогда еще четырнадцатилетний Шинго, не знавший о том, что сестра собиралась прийти с ухажером, прошел по гостиной, выдав свое коронное «Дурочка Усаги вернулась!», а потом осекся, заметив рядом с ней высокого брюнета. Усаги долго краснела — одновременно от смущения и от злости, Икуко извинялась за сына и даже хотела было в наказание оставить его без ужина, но в итоге они все вчетвером сели за стол, и Цукино-старшая завела разговор с гостем, Усаги, в голове которой происшествие с братом уже отошло на второй план, тоже вскоре включилась в диалог, а Шинго так и сидел молча и слегка насупившись, а когда иногда встречался с Сейей взглядом, то даже слегка поеживался, не понимая, что именно в синих глазах вызывает в нем такие эмоции. Когда довольная общением Икуко уже начала уносить тарелки, чтобы подать десерт, Усаги ушла, чтобы помочь ей, и Шинго с Сейей остались наедине, последний вдруг сообщил: — Шинго-кун, как ты смотришь на то, чтобы ненадолго выйти? Подростка передернуло, потому что ему все еще было немного стыдно за свои слова, однако потом, вспомнив про свой острый язык и умение ставить на место практически любого, он с вызовом согласился. Через пять минут они вернулись — как раз за пару секунд до того, как хозяйки внесли на подносах угощение и чай — и беседа продолжилась как ни в чем не бывало, вот только Усаги никак не могла отделаться от мысли, что с ее братом словно случилось что-то непоправимое. Когда ужин закончился, и Сейя, поблагодарив Икуко, весьма очарованную им, собрался было покидать гостеприимный дом, а Усаги — проводить любимого, Шинго вдруг встал и — было очевидно, что слова давались ему с усилием — произнес: — Усаги, я хотел бы извиниться перед тобой при всех. Прости меня, и… Я обещаю, что отныне никогда не буду называть тебя дурочкой. Девушка открыла рот, ее мать потеряла дар речи, а Сейя украдкой подмигнул. — Конечно, я принимаю извинения, Шинго… — наконец смогла как-то среагировать Усаги. — Очень приятно, что ты решил реабилитироваться перед Сейей. Парнишка взглянул на брюнета, едва заметно сглотнув, и кивнул. — Да, сынок, я рада, что ты поступил как настоящий мужчина! — похвалила его Икуко, и Сейя показал тому большой палец и направился к двери. Обувшись, он вышел на крыльцо, и Усаги бросилась за ним. — Скажи, — прошептала она, захлопывая дверь и прижимая его к ней, — это ведь ты надоумил его извиниться, Сейя? — Почему бы и нет, — пожал плечами парень, улыбнувшись. — Кто-то давно должен был открыть ему страшную тайну. — Что ты сказал ему?.. — Усаги вся задрожала. — Что ты — Сейлормун. — Сейя смотрел девушке прямо в глаза. Усаги задохнулась, едва не упав, и парень поддержал ее. — Ты с ума сошел?! — зашипела она, колотя его по груди. — Он же всем расскажет! — Не расскажет, поверь мне. — Сейя нежно, но крепко сжал ее запястья. — Просто поверь — и потом еще скажешь мне спасибо. Долго злиться на людей, особенно любимых, Усаги не умела, поэтому лишь кивнула — и Сейя, завершив вечер горячим поцелуем, попрощался и пошел домой, уверенный в своей правоте. И не зря: в течение многих последующих раз, когда Сейя появлялся в доме Цукино, именно на его примере Шинго постепенно понял, что можно иметь острый язык и одновременно быть джентльменом, хотя раньше, имея перед глазами лишь пример мягкого, доброго отца, который к тому же так редко находился дома из-за работы, он был уверен, что эти качества несочетаемы. Со временем они с Сейей подружились — и потом, когда Усаги вышла замуж за любимого, а Шинго достиг возраста, когда ему хотелось завязать настоящие, долгие отношения, был искренне благодарен за то, что вот так невзначай научился быть другим, оставаясь при этом собой. Он подскочил, услышав дверной звонок, и понесся открывать. — Добрый вечер! — воскликнул он, увидев на пороге сестру и ее супруга. — Скорее, проходите! — Я смотрю, нам очень рады, — Сейя улыбнулся и пожал Шинго руку. — Привет, друг. Тот собрался было ответить, как в прихожую вышла Икуко, снимая фартук и одергивая кофту. — Усаги-чан, Сейя, — улыбнулась она, — вы очень вовремя. Все как раз готово! Жду вас на кухне сразу, как помоете руки. — И, подмигнув, она удалилась. Девушка закатила глаза. — Мама, наверное, до сих пор воспринимает меня как ребенка, хотя привычку мыть руки перед едой мне привили еще с детского садика! — хихикнула она, разуваясь и направляясь в ванную. Шинго вздохнул, понимая, что ему придется ждать, но он был готов — ради Хотару и возможности иметь с ней отношения он мог подождать сколько требовалось; и весь час ужина он сидел, почти не касаясь еды, весь на иголках. — Шинго, с тобой все в порядке? — взволнованным голосом поинтересовалась Икуко у сына, и тот лишь кивнул, ответив, что не голоден. Сейя и Усаги переглянулись — обоим было ясно, что с юношей что-то не так, но промолчали, не желая волновать Цукино-старшую. Когда ужин закончился, Икуко, обещав присоединиться позже, осталась мыть посуду — ей всегда нравилось это действие — а Шинго, наконец дождавшийся возможности попросить у сестры помощи наедине, сразу позвал ее к себе, и Сейя пошел за компанию. — Усаги, слушай, — прошептал Шинго, закрыв дверь, и девушка могла слышать мольбу и даже, кажется, нотки отчаяния в его голосе, — мне очень нужна помощь твоих лунных сил — речь идет о Хотару… — Хота-а-ару?.. — Усаги приоткрыла рот, а потом повысила голос, словно ее шарахнуло молнией, — Хотару?! Что у тебя с ней, Шинго?! — Прошу, тише! — отчаянно взмолился парень, махая руками. — Я… полюбил ее, Усаги. Но она боится, она бежит от меня, хотя я точно вижу, что ей не хочется этого делать… — И что я могу сделать, Шинго? — шепотом поинтересовалась Усаги. — Заставить ее полюбить тебя? Вне моей компетенции. Наделить тебя силами — тоже не уверена, да и уж точно не стала бы подвергать тебя опасности! — Погоди… — тот помотал головой и вздохнул, задумавшись, как лучше рассказать о поцелуе с воительницей разрушения, как вдруг в дверь раздался звонок.

***

Одни небеса знали, как тяжело несчастной девушке далось решение направиться домой к Шинго без предупреждения, движимой лишь одним желанием — извиниться. Попросить прощения за содеянное, за то, что они не смогут быть вместе, за то, что ее спутниками могли стать лишь вечные холод и одиночество. Просить прощения за все… Шатаясь, она шла к дому Цукино, бледная, словно смерть, и фонари казались ей светлячками на кладбище ее жизни, а ветер как будто развеивал последние остатки надежды в ее душе, как осенние листья. Когда Шинго открыл дверь и увидел на пороге белую, как лист, дрожащую Хотару, то лишь молча протянул руку и помог ей войти. — У нас еще гости? — раздался сзади голос удивленной Икуко. — Да, мам, — как можно более спокойным и непринужденным голосом ответил Шинго, — это моя… однокурсница, Хотару. Пожалуйста, прости, что забыл тебя предупредить, но она должна была занести мне кое-что… — Ничего страшного, — Икуко улыбнулась, но ее улыбка быстро сошла на нет, когда она увидела гостью поближе. — Бедная девочка, такая бледная… Может, хотя бы чаю? — Нет-нет, спасибо, — быстро ответила Хотару, безуспешно пытаясь улыбнуться; ей было ужасно неловко отказываться от гостеприимства, но перед ней стояла совершенно другая задача. — Я правда отдам ему тетрадь… Он объяснит мне кое-что, и я пойду домой. — Хорошо, — женщина вздохнула. — Если что понадобится, обращайтесь. Хотару благодарно поклонилась хозяйке дома и, хватаясь за перила, отправилась за Шинго вверх по лестнице, с трудом сдерживая разрывающие ее эмоции. Когда же парень открыл перед ней дверь, и она увидела Сейю и Усаги, то бессильно опустилась на пол и разрыдалась, не в силах больше бороться со своей внутренней болью. — Хотару! — Шинго бросился к ней, поднимая и усаживая на стул, обнимая ее за плечи. — Хотару… Девушка выглядела запредельно несчастной; ее худое тело подрагивало, под огромными заплаканными глазами залегли темные круги, губы пересохли, и без того бледное лицо приобрело болезненный оттенок. Усаги подошла к своей самой младшей и самой сильной защитнице и нежно обняла ее за хрупкие плечи, на которых, по велению рока, лежала такая огромная ответственность. — Хотару, расскажи мне, что случилось? Девушке понадобилось немного времени, чтобы успокоиться и снова смочь говорить нормально; Шинго, немного тревожно наблюдавший за ней, отметил про себя, что даже в таком состоянии она выглядела вполне хорошо, на его взгляд. — Я… — девушка всхлипнула, прикрывая лицо ладонями и тут же убирая их. — Я осмелилась полюбить, зная, что не имею на это права, прекрасно осознавая, какая сила и ответственность горой лежат на мне… Я почти смирилась с этим, почти… — ее голос дрогнул. — Почти перестала обращать внимание на счастливые пары на улице, почти перестала чувствовать тупую боль в сердце… Мне казалось, я достигла того состояния, когда все вокруг перестает волновать, когда уходишь в себя и находишь спокойствие, но потом ты… Он… целует тебя, и вся твоя мнимая атараксия рушится, как карточный домик! — из ее глаз полились слезы, которые она больше не могла прятать. — Я все понимаю, что на мне висит проклятие, но я не заслужила прожить всю жизнь не любя, прячась от чувств, я просто… не заслужила такого… — Постой… Какое проклятие? — не выдержал Сейя; в его глазах отчетливо виднелось беспокойство, и девушка подняла на него взгляд и разрыдалась, будучи не в силах говорить. И тут Шинго все понял — понял, почему поцелуй с прекрасной, желанной Хотару принес ему так много радости и боли одновременно, и он подошел к ней, желая обнять, защитить, как-то оградить от тех ужасов, которые ей пришлось пережить… — Я… поцеловал ее, — как можно более твердым голосом ответил он, — и мне стало нехорошо… Возможно, это и есть действие проклятия? Хотару вдруг поднялась, выпрямившись; ее руки сжимались в кулаки, и она отчаянно, но безуспешно пыталась скрыть дрожь. — Нехорошо?! — эмоции бились о ее душу, как ледяные волны о холодные скалы. — Ты упал в обморок! Если бы мы имели более длительный контакт, ты бы мог… — она не могла произнести слово «умереть», хотя сама Смерть, казалось, тенью следовала за ней по пятам… — Я так больше не могу, я не отказываюсь быть воительницей разрушения и защитницей Серенити, ни за что, но носить в себе это проклятие — это выше моих сил! Я… люблю Шинго… — она умоляюще взглянула на Сейю и Усаги темными глазами. — Прошу, принц, принцесса… Снимите с меня это ужасное проклятие, помогите мне! Те переглянулись и твердо кивнули. — Принц?.. — недоумевающе произнес Шинго, и буквально через пару мгновений увидел свою сестру и ее супруга в совершенно других обличьях — девушку в белоснежном платье, с такими же крыльями и полумесяцем во лбу, мужчину же — в черном костюме, украшенном звездами, с плащом за спиной. — А ты думал, твоя сестра выйдет замуж за кого попало? — Сейя легко улыбнулся, но тут же его лицо приняло серьезное выражение. — Оданго, ты готова? — Конечно! — Серенити извлекла Серебряный кристалл, а ее принц — свой Сапфировый. — Сила Луны! — Сила звезд! — Сила двух кристаллов! — в унисон выкрикнули они. — Избавь Хотару от проклятия, даруй ей свободу и возможность любить! Глядя на теплый свет, заливший всю комнату, Шинго приобнял Хотару за плечи — происходящее дало ему надежду на благополучный исход и на то, что они наконец смогут быть вместе; девушка же не шевелилась, что-то беззвучно шепча и чувствуя радость от его прикосновений. Когда свет стих, Серенити обратилась к своей защитнице: — Скажи, Хотару, ты еще чувствуешь его? Девушка прижала ладони к груди, и Шинго замер в ожидании. — Да… — наконец произнесла она упавшим голосом, — оно здесь, словно черный цветок, корнями изъевший мне душу… Сейя стоял, опершись спиной о стену — ритуал забрал у него почти все силы; Серенити растерянно опустила руки. — Нам не хватает сил для того, чтобы стереть столь тяжелое проклятие, — произнес брюнет полным боли голосом, и его костюм исчез, вернув его в прежний повседневный вид; прекрасное платье принцессы Серенити тоже как будто растворилось в воздухе, и Усаги, расстроенная, молча взглянула на своего принца. Хотару, которая так долго сдерживала свои эмоции, вдруг захлестнуло ими, все вышло из-под контроля — и она прокричала вверх, заламывая руки: — Я хочу любить, любить, я просто хочу любить и быть любимой, разве я многого прошу?!.. И через несколько мгновений после этого по комнате вдруг начал распространяться нежный розоватый свет.