Пожалуйста, береги(сь) себя

      В палате было довольно душно, поэтому мужчина поспешил открыть окно хотя бы на пару минут, чтобы хоть как-то здесь проветрить, и как только он делает это, прохладный свежий воздух мигом обдувает его лицо.       — Знаете, недавно я видел, как он смеется, — произносит проповедник, все еще смотря в окно, однако спиной он чувствовал, как на него пристально смотрит пара светлых глаз. — Впервые за эти годы я вижу его таким счастливым.       — Он нашел себе замечательную подругу. Конечно, он будет счастлив, — пожилая женщина смотрит на него, не отводя взгляд, лежа в своей больничной койке.       — Скажите… — Фелпс слегка мается с вопросом, сжимая кулаки. — Я… Из меня ужасный отец и муж, правда?       — Буду с тобой честна, поэтому скажу, что да, — говорит она со строгостью в голосе и мужчина сразу что-то вспоминает.       Что-то неприятное и вязкое, ведь этот тон голоса ему чертовски знаком.       — Пойми же, наконец, что твои методы воспитания просто ужасны. Ребенок первое время боялся даже обычных прикосновений из-за твоего рукоприкладства. Он боялся домой от меня приезжать, ведь там был ты, — женщина тяжело выдыхает и смотрит в белоснежный потолок, прикрывая глаза. — Он боится тебя.       — Из меня ужасный отец, — повторяет Фелпс шепотом, но достаточно громко, чтобы старушка его услышала. — Я ужасный человек.       — Поговори с ним.       — Я… Не могу.       — Извинись перед ним.       — Я не могу!       — Переступи через свою гордость и извинись! — прикрикнула женщина, да так, что снова вызвала у Фелпса какие-то до боли неприятные воспоминания. Проповедник резко оборачивается на нее, замечая какой-то гнев в глазах обычно спокойной и добродушной женщины, однако не пришло и секунды, как ее мимолетная вспышка гнева исчезает.       Женщина снова выдыхает и жестом приказывает ему подойти чуть ближе. Проповедник кивает и делает пару шагов к ее койке, а после чувствует, как она берет его за руку, чуть сжимая.       — Я никогда не смогу простить тебе то, что моя дочь и мой внук жили в страхе перед тобой. Я не смогу тебе простить то, что ты бил собственного сына из-за своих прихотей. Но я, как и твой единственный сын, будем счастливы, если ты хорошо обдумаешь собственные поступки, — она слабо улыбнулась, все еще не отпуская руку мужчины. — Извинись перед ним.       — Он не захочет меня слушать… — проповедник опускает голову.       — Ты даже не попытался, — голос ее тверд и серьезен. — Вам стоит поговорить. Я уверенна, после этого вам станет легче. И мне, к слову, тоже.       Фелпс не знает, что ей ответить. Он хочет как-то избежать серьезного разговора, ему сложно принять свои ошибки, но…       Он снова хочет видеть сына счастливым.       «Будет сложно»       — Моя дочь будет счастлива, если вы так же обретете счастье и найдете общий язык, — и женщина снова улыбнулась ему в ответ.       «Переступить через гордыню и извиниться» — эхом отдается в голове у Фелпса.

* * *

      Ей снова жутко неловко обнимать его при встрече и чувствовать, как его руки на пару мгновений смыкаются на ее талии и прижимают к себе чуть крепче; снова неловко идти рядом с ним и говорить на различные темы, будь то учеба, истории из детства или фильмы и сериалы, которые нравятся им обоим; снова неловко случайно дотрагиваться до его руки, когда они шли очень близко друг к другу, но самым ужасным испытанием было снова повторять в голове вчерашний легкий поцелуй в щеку, из-за которого девушка долго не смогла уснуть.       Ее щеки весь вчерашний день были красными от смущения, и мозг, как назло, прокручивал в ее голове этот самый мимолетный момент, заставляя все ее внутренние органы сплестись в один тугой узел, не давая спокойно сидеть на месте. Эшли ходила по комнате, не знала, чем себя занять, чтобы не думать об этом, но это было намного сложнее, чем она предполагала. Девушка просто поверить не могла в то, что настолько влюбится в человека, что простые его касания и обычный, в чем она была уверенна, поцелуй в щеку заставит ее так волноваться и переживать непонятно из-за чего.       Эшли вообще думала, чтобы сегодня не приходить на встречу, однако поняла, что с ее стороны это будет весьма некрасиво, поэтому, пересилив свое смущение, решила просто насладиться этим днем, снова забывая про свои проблемы, и просто хорошо провести время с Фелпсом, который был только рад этой прогулке. Как Эш уже знала, парень не особо жизнерадостный, а видеть его в добром и приподнятом настроении было такой редкостью, что не всем его знакомым выпала такая честь, чтобы увидеть его «другую» сторону. Сторону обычного подростка, который, пусть и кажется на первый взгляд грубым, был весьма смешным и до безумия милым, особенно Эш нравились те моменты, когда он смущался, пусть и делал это весьма редко. Трэвис в такие моменты пытался нахмуриться, чтобы «не выходить из образа злюки», неловко потирал затылок, зарывался рукой в собственные волосы и пытался взглядом зацепиться хоть за что-то, лишь бы скрыть свое смущение и поменять тему разговора, пытаясь отвлечь и себя, и Эш.       Она в такие моменты хотела тихонько засмеяться, ведь это выглядело очень забавно и мило, но, все же, Кэмпбелл сдерживалась, ведь понимала, что с ее стороны это будет некрасиво. Все-таки, парень не особо привык общаться, и порой даже самые обычные или обыденные вещи и слова могут его застать врасплох, заставляя прийти в смятение, и Эш это понимает. Понимает, а поэтому лишь улыбается и старается не издавать никаких умилительных смешков.       Гуляли они примерно часа три или даже четыре, совершенно не заметив, как быстро пролетело время, ведь само понятие «времени» расплывается, как мираж, когда находишься в компании дорогого тебе человека. Девушка не знала, что именно парень чувствует к ней, и проходят ли для него секунды, минуты и часы так же быстро, как и для нее, но почему-то была уверенна, что да. Может, это просто ее дурацкие девчачьи предчувствия, или просто огонек надежды на то, что ему правда приятно находится рядом с ней, Эш не может сказать точно.       Но что было точным, так это ее ответ на внезапное предложение Трэвиса, которое он сказал к концу их прогулки по городу.       — Раз мы не так далеко от моего дома, может, заглянешь на часик?       По его лицу было видно, что он нервничает и немного волнуется. Понятное дело, ведь Эшли уверенна, что ему все еще очень непривычно приглашать в свой дом гостей, тем более учитывая тот факт, что делал он это всего единожды, и то, ему пришлось в тот раз «выдать» девушке приглашение, иначе они бы оба точно промокли до нитки и замерзли до простуды, находясь под таким ужасным ливнем, который шел тогда. Погода, к слову, немного улучшилась, пусть все еще и было довольно холодно, если не надевать шарф или иногда даже перчатки, но зато дождя нет. Им в прошлый раз хватило, когда улицы города просто заливало. — Конечно! — улыбается девушка в ответ, над которым даже не стала задумываться.       Обстановка в доме у Трэвиса с того момента ни капли не изменилась: ну конечно, прошла ведь всего пара дней! А чего Эш еще ожидала? Внезапный евроремонт, или же хотя бы все те же растения в горшках, коих так не хватает?       Хотя, последнее можно было бы вполне легко осуществить. Наверное, Эш уже придумала подарок, который внезапно решит подарить Трэвису в ближайшее время, правда вот придется немного обдумать, что же именно ей ему купить. Над этим девушка еще подумает, но уверенна она была в одном: первым растением, подаренным ею для его комнаты, будет точно не кактус. Кактус — настоящий цундере среди растений! Разве нет? И хоть он так сильно ей порой напоминал самого Трэвиса, девушка решила, что стоит быть немного оригинальнее. Главное, не переборщить, и подарить то, за чем будет не так трудно ухаживать, ведь начинать свой «путь домашнего флориста» довольно тяжело.       Может, подойдут суккуленты? Какие-нибудь красивые и оригинальные? Или все равно, еще довольно банально? А может, гибискус? Это довольно красивый цветок, вроде, так же неприхотливый, пусть стоит себе на солнышке, поливать его надо часто, и, в принципе, все…       «А с чего ты вообще взяла, что ему нужны твои растения?»       «Если тебе так не нравится, то я просто вручу ему лимонное дерево!»       «Плохая идея»       Внутренняя Эш права, ведь ее попытка вырастить лимоны провалилась с громким треском, и даже не один раз. Лет в тринадцать ей внезапно в голову что-то ударило, и она подумала, что вырастить дома лимоны – самая лучшая идея, которая только могла к ней прийти. Эшли так долго ухаживала за своим дорогим деревцем, так бегала вокруг да около него, все ждала, когда однажды утром она проснется и увидит на нем желтые кислые лимоны! Ведь цветы — это, конечно, хорошо, но когда ты пытаешься вырастить то, что впоследствии можно съесть — еще лучше! Однако, как оказалось, растить лимоны — работа не из легких, а потому, вместо красивых и небольших желтых плодов выросли какие-то засохшие цитрусы, очень маленькие и не пригодные для еды. Даже вид у них был такой себе… Непрезентабельный.       Лимонное дерево она ему точно не подарит. Лучше уж кактус, вот правда.       — О чем задумалась?       Эшли дернулась от голоса Трэвиса, который, как она уже поняла, где-то с минуту смотрел на нее с вопросительным взглядом, откровенно не понимая, почему девушка так «залипла» на непонятно что.       — О кактусах, — резко выдала она первое, что пришло в голову, после чего резко замолчала, поняв, какую же ерунду сказала.       — Че… — Трэвис захлопал глазами. — О каких кактусах…       — О колючих, — заключила девушка и решила дальше не продвигать эту тему разговора, поняв, что лучше уж закончить это так, чем заикаться в попытках объяснить, зачем ей вообще пришлось думать об этих цундере из мира растений.       Эш проследовала в его комнату, в которой находиться ей было как-то неловко, пока Трэвис, понимая, что разговор о кактусах не имеет логического конца, решил пройти на кухню и поставить чайник кипятиться. Все же, Трэвис навещал свою бабушку, и от нее понял, что чай — лучшее, чем можно угостить гостя в доме. Это и показание и гостеприимства, и заботы, и вежливости, в общем, всего того, чего Фелпсу так не хватает. Хотя он и сам не прочь выпить теплый чай в такой прохладный осенний день, тем более в хорошей компании.       Фэйго мило бегал в своем колесе, заставляя Эшли невольно улыбаться, ведь этот зверек был и вправду чертовски милым и хорошим. Ей так и хотелось вновь взять его на ручки и погладить по короткой шерстке, но без ведома Трэвиса она его трогать не стала. Все же, вдруг, он ей не так сильно доверяет? Ведь фактически парень дает ей в руки своего «сына», а Эшли, как Трэвис уже успел понять, не из самых аккуратных и осторожных личностей. Хотя, если быть честным, он ей правда доверял.       — Сейчас и тебя покормим, — Трэвис вернулся в свою комнату с двумя чашками горячего чая, которые поставил на свой стол.       И Эш сразу открылась до безумия милая картина: Фелпс, с застывшей мягкой улыбкой на лице, насыпал корм в пустую мисочку крысы и наблюдал за тем, как Фэйго выбегает из своего колеса и принимается за обед.       — Эш… — тихо позвал он девушку, которая снова погрузилась в свои мысли, не отрывая свой взгляд от парня. — Я хотел бы тебе кое-что показать.       «Показать? Мне?»       Кэмпбелл заинтересованно подалась чуть вперед, сделав небольшой шаг в сторону Трэвиса. Ей правда стало интересно, ведь парень смог ее заинтриговать.        — Подожди тут пару минут, хорошо?       — Хорошо…       Девушке осталось лишь смотреть вслед уходящему Трэвису, который резко вскочил со своего места и чуть ли не выбежал из комнаты, идя так громко, что можно было отчетливо услышать каждый его шаг, который все отдалялся и отдалялся от двери. Тем более, в доме было очень тихо, и единственные звуки, который можно было услышать — Фэйго, что поедал корм, машины, что ездили на улице, и, конечно, сами шаги Фелпса, которые прекратились где-то в другой части дома. Однако вслед за шагами Эшли услышала звук каких-то полиэтиленовых пакетов, причем их было весьма много.       — Бля! — выкрикнул Трэвис после того, как Кэмпбелл услышала, как что-то упало. Наверное, парень так спешил, что уронил, судя по всему, что-то тяжелое.       — Трэвис? — неуверенно позвала она его, делая пару шагов к двери, но не решаясь ее открыть и выйти в коридор. — Все в порядке?       — Все под контролем! — буквально спустя секунд пять донеслось до девушки, и она, тяжело выдыхая, все же решила не выходить из комнаты, а поэтому ей оставалось лишь ждать.       Девушка осторожно присела на край его кровати, положив руки себе на колени, немного постукивая по ним своими пальцами, словно в ритм какой-то песне. Но на деле Эш просто волновалась, ведь она правда не могла даже представить, что Трэвис хочет ей показать, и почему это «что-то» находится в каких-то пакетах, до которых добраться очень тяжело?       Вопросов была просто тьма, и, как назло, не было ни единого ответа, а потому, девушка продолжила ждать.       Трэвис вернулся лишь спустя минуты три, с грохотом открывая дверь своей ногой, ведь руки его были заняты. Бедная дверь со скрипом и характерным звуком впечаталась в стену, немного оттолкнувшись от нее и «в ответ» ударив блондина по все той же ноге, от чего парень недовольно шикнул.       — Да сука! — грозно зыркнул он на свою дверь, и если бы она была человеком, Эш уверенна, что Фелпс бы ее точно избил.       А еще она смогла заметить довольно четкий отпечаток на стене, как раз в том месте, куда ударилась дверь. Наверное, с этой бедолагой такое случалось довольно часто, верно?       От этого почему-то становилось грустно. И нет, Эшли не поехала головой, она не испытывает сожаление к двери или стене. Она была расстроена тем, что, скорее всего, в этом доме либо Трэвис, либо же его отец так часто злились, что с такой злостью открывать дверь в комнату блондина стало чем-то привычным.       — Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Кэмпбелл, когда перевела взгляд с двери на парня, который нес очень много чего-то тяжелого.       — Заебись! — девушке осталось лишь догадываться, сказал он это с сарказмом, либо же без. — Ух, в общем, вот…       Парень подошел к своей кровати, на которой все еще сидела Эш, и осторожно положил на нее всю эту ношу, и когда девушка, наконец, поняла, что это такое, то ее глаза сразу округлились от удивления и восхищения.       — Картины?       — Ага… — выдохнул парень, и, поняв, что на кровати места для него нет, просто взял подушку и сел на пол, переводя дыхание, ведь нести все эти картины было довольно тяжело. — Я же говорил, что моя мама была художницей. Вот, в общем, ее работы… Не знаю, мне показалось, что тебе будет интересно глянуть, ты же больше разбираешься в рисунках, творчестве и прочем. Короче, умеешь находить в чем-то эстетику… Так это называется, да?       Девушка ничего ему не ответила, ведь все ее внимание было приковано к картинам, которые стопкой лежали прямо возле ее левой руки. Эшли очень осторожно взяла в руки пару небольших холстов, размера где-то с листочек формата А4, может даже чуточку больше, и принялась их рассматривать.       Картины и вправду были очень красивыми и атмосферными. Необычные мазки и цвета, которые использовала миссис Фелпс, сразу ее заинтересовали, ведь не часто в работах можно увидеть подобное.       Здесь было практически все.       И натюрморты, и пейзажи, и даже портреты, иногда попадалось что-то похожее на импрессионизм или сюрреализм, а порой и вовсе стили смешивались. Женщина, что стоит на берегу реки и смотрит на заходящее солнце; уставшая и изнеможенная девушка, которая на коленях ползет через одинокое поле, пытаясь добраться до своего дома, что стоял в самой дали; мужчина во фраке на фоне каких-то руин, из лица которого вылетали голубые бабочки — единственные «яркие» пятнышки на данной работе. Работ было много и каждая была уникальной, неповторимой, но какую-то общую тематику Эшли, все же, смогла рассмотреть.       Одиночество и какая-то еле уловимая тоска, присущая практически каждой работе женщины. Все эти бледные и мрачные цвета повсюду, и даже при попытке сделать картину более светлой и пестрой у миссис Фелпс, вероятнее всего, проваливались.       Эшли молча рассматривала все работы, пока не дошла до последней, на которой была изображена вся семья Фелпсов: отец, мать, бабушка и сам Трэвис, правда еще ребенок, который на работе забавно по-детски улыбался. Счастливый ребенок. Счастливая семья. Эшли невольно сама улыбнулась, проводя пальцем по давно засохшей краске.       — Эти работы просто восхитительны, — наконец, подала голос девушка, переводя взгляд на блондина, что все это время продолжал сидеть на полу и наблюдал за ней, немного волнуясь.       — Рад, что понравилось, — ответил парень, стуча пальцами по линолеуму.       — Правда… От всех этих работ веет какой-то тоской, — с нотками грусти выдала девушка, снова переводя взгляд на картины. — Даже «Семейный портрет». Пусть на работе все и улыбаются, все равно на душе как-то печально.       Фелпс выдохнул, взяв в руки ту самую картину, рассматривая каждый мазок кисти на ней.       — Мама любила писать что-то такое. Не знаю, можно ли назвать это стилем. Скорее, просто то, что отличало ее работы от работ других художников, — парень остановил свой взгляд на лице своей мамы на «Семейном портрете». — Раньше я был маленьким и не особо понимал смысл того, что она делает. Для меня это были просто рисунки, только очень красивые. А что было уже на них изображено, и какой смысл несла каждая деталь в них, меня не интересовало. Честно, я сам давно не брал их в руки, но с каждым разом, смотря на них, тем более сейчас, мне кажется, что она не была совсем уж счастливой.       Эшли печально смотрела на парня, который встал с пола и по очереди брал в руки каждую работу, рассматривая ее и проводя пальцами по холстам, стирая пыль, что насела на них за столь долгие годы, проведенные в чулане.       — К сожалению, я об этом никогда уже не узнаю. Она ведь, насколько я помню, никогда не показывала передо мною свою грусть.       — А почему все эти работы были спрятаны? — осторожно спросила Эшли, ведь просто не знала, что сказать ему в ответ.       — Отцу они не нравились, — монотонно ответил Трэвис, и девушка заметила, как он сжал холст в руках чуть сильнее.       — Может, эти работы напоминают ему о том, что она была несчастна?       Повисло молчание.       Эшли сразу испугалась, ведь на миг подумала, что сболтнула лишнего и только усугубила и так уже поганое и печальное настроение Трэвиса, тем более девушка не очень хотела лезть со своими предположениями в семью Фелпса, это ведь не ее дело, и она не может знать ничего наверняка. Кэмпбелл уже хотела было извиниться за сказанное, ведь молчаливая пауза была слишком уж долгой, однако блондин сам подал голос. Его ответ ввел ее в замешательство.       — Имеет смысл.       Трэвис почувствовал, словно ему глаза открыли. Ведь, в принципе, если логически подумать, то это вполне может быть правдой. Его мама, вероятнее всего, была не совсем счастливой в браке с его отцом, а он, понимая это, вместо того, чтобы понять свои ошибки и подумать, что он мог делать не так, и что делает не так и по сей день, решил сбежать от проблемы, просто спрятав все работы своей жены в дальний ящик. Точнее, в чулан.       Эти работы просто были напоминанием ему про то, что из него не только плохой отец, но и плохой муж. Наверное, это било по его гордости, причем довольно сильно.       Именно поэтому ему не нравилось, когда Трэвис доставал эти работы. Именно поэтому, он спрятал их. Именно поэтому, отношения между ним и матерью жены были довольно холодными: бабушка Трэвиса знала про то, как ее дочери живется, и явно была этому недовольна.       И вправду. Имеет смысл.       Эшли обеспокоенно смотрела на Фелпса, который буквально не отводил взгляд от картины с акацией на фоне неба, заполненного тучами, что придавало белым бутончикам на дереве смысл какой-то еле уловимой надежды на лучшее: когда все в жизни кажется мрачным и тяжелым, как эти грозовые тучи, всегда есть маленький проблеск света, как эти белые цветы.       — Такие работы встречаются редко, — парень словно прочел ее мысли, увидев некий «скрытый смысл» этой работы. — Наверное, она все еще надеялась, что все наладится.       Не успел Трэвис договорить, как внезапно почувствовал теплые и крепкие объятия со стороны Эшли, от чего немного опешил. Девушка приподнялась с кровати и прижалась к нему, обвив руки на его спине, утыкаясь щекой в грудь. Эшли прикрыла глаза, чувствуя, как щеки вновь наливаются кровью от такой чрезмерной близости, но ничего с собой поделать не могла: ей было невероятно грустно от всей этой истории, и, понимая, насколько Трэвису может быть больно от воспоминаний и «скрытого смысла» работ его мамы, ей тоже становилось ужасно плохо и больно.       Может, Эшли все преувеличивает. Может, Трэвис уже смирился с этим. Но она не могла ничего не сделать и ничего не сказать ему в ответ, и если слова сейчас опять смешались в один большой ком в ее голове, то из действий девушка выбрала самое действенное — объятия. Ей просто захотелось опять его обнять, снова почувствовать его тепло и поделится с ним своим, а чувство несправедливости от того, насколько жизнь преподнесла ему тяжелую судьбу, только усиливалась, разбудив в Эш мысли о том, чтобы сделать Трэвиса счастливым, насколько это вообще возможно. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы малую каплю в масштабе целого Тихого океана.       — К чему эти телячьи нежности? — попытался съязвить Фелпс, но в конечном итоге таки обнял ее в ответ, громко выдыхая.       — Мне стало грустно от всего этого…       — Эш, бля! — парень обнял ее чуть крепче, на несколько секунд приподнимая ее на пару сантиметров от уровня пола. — Я не для того ебался поисками в чулане, не для того ударился ногой об дверь и не для того тащил всю эту туеву хучу холстов через весь сраный дом, чтобы ты расстраивалась!       — Ну, грустно же! — пискнула Эшли, не чувствуя под ногами пола.       — Я принес это все для того, потому что знаю, что тебе нравится творчество! — парень таки «вернул» ее на землю, строго смотря на девушку. — Тем более, когда я поступал в университет, чтобы хоть как-то сдать экзамен по рисунку, пытался учиться по ее работам и зарисовкам. Их, к слову, еще больше, и если тебе будет интересно, я могу показать и их.       Взгляд его смягчился после того, как он закончил говорить предложение, и в груди Эш снова кольнули те самые чувства. Она точно готова была растаять и расплыться на этом самом полу под его взглядом ясных глаз.       — Конечно, я буду рада посмотреть, — заулыбалась она, найдя в себе силы заговорить, ведь вырывающееся сердце из груди довольно громко стучало, отдаваясь в гортани. — Работы твоей мамы правда очень чудесны, мне будет очень интересно рассматривать их.       — Я рад, — ответил Трэвис, и его губы дернулись в улыбке. — Кстати…       — М?       — Несколько работ мама не успела закончить. И, я так подумал, что… В общем, если тебе не в тягость, то я буду рад, если ты их закончишь.       Эшли опешила от этих слов, поначалу думая, что Фелпс просто шутит над ней, однако выглядел парень серьезно. Девушка даже не могла найти слов, чтобы ответить ему.       — Но… Это… Это же так серьезно и…! — заикается Кэмпбелл, бегая взглядом по картинам. — Ух, это ведь большая ответственность и… Правильно ли это?       — Я уверен, что она не хотела бы оставлять незавершенные картины, — ровный голос Трэвиса вызвал у девушки легкие мурашки по телу. — А я доверяю тебе. Ты очень красиво рисуешь, поэтому, я уверен, что она не была бы против.       Его слова заставили ее задуматься. Принимать ли его предложение, или же нет? Все же, дописывать чьи-то работы — довольно ответственная вещь, тем более, вдруг Эшли не сможет передать весь тот смысл, который хотела показать миссис Фелпс в своих картинах? Конечно, она и так не сможет передать его на все сто процентов, ведь каждый мазок художника, как почерк людей — он индивидуален и нет ни одного похожего друг на друга. И картина миссис Фелпс уже в конечном счете не будет полностью ее, однако, раз Трэвис так говорит…       Девушка вдруг застыла, остановив свой взгляд на парне, что стоял напротив.       — Я согласна, — наконец, отвечает Эш, однако, замечая, как парень открыл рот в попытке что-то сказать, моментально его перебила. — Однако, с одним «но».       — И какое-такое же это твое «но»? — Трэвис явно насторожился на мгновение, а когда увидел улыбку на лице Кэмпбелл, тут же спокойно выдохнул.       — Я хочу, чтобы мы закончили работы вместе!       Парень растерялся, ведь он явно не ожидал вот такого «условия» со стороны Эш.       — Ты шутишь…? Я же не умею рисовать вообще!       — Поэтому, мы будем учиться вместе, — девушка, сама того не замечая, взяла его за руки, смотря на парня с таким воодушевлением и решимостью, которую увидеть в ее взгляде было практически невозможно в последнее время. — Будем совершенствоваться в рисовании, и по окончанию университета, после защиты диплома, закончим все незавершенные работы твоей мамы. Уверенна, она будет гордиться за тебя, что ты так вырос, что так улучшил свои навыки в рисовании, и что не только я одна закончу эти работы. Если ты, конечно, всем сердцем хочешь стать художником.       Парень круглыми от удивления глазами смотрел то Эш в глаза, то переводил взгляд на свои руки, которые девушка держала, причем довольно крепко, словно не хотела просто так отпускать. Это касание с ее стороны было очень неожиданным, а еще до какого-то мимолетного трепета где-то внутри непривычным, ведь такого раньше никто не делал. Никто его не брал за руку, и по началу, от этого внезапного действия со стороны, Трэвис на миг захотел резко отдернуть ее, но приятная теплота ее рук не дала ему этого сделать.       Из-за такого замешательства, смешанного со словами девушки, парень просто не мог найти слов, чтобы сказать что-то в ответ, поэтому ему хватило сил лишь на то, чтобы часто-часто закивать, все еще удивленно пялясь на нее.       И только после того, когда девушка заметила на себе его взгляд, она смогла осознать, что только то сделала.       Она взяла его за руки. Впервые. Причем так внезапно и неожиданно даже для самой себя, что не сразу этого заметила, а потому Эш начала быстро и густо покрываться румянцем от смущения, и ей пришлось резко отпустить его руку, чуть отворачиваясь от Фелпса, чтобы он не увидел ее пунцовых щек.       Но Трэвис заметил, причем уже не в первый раз, однако сейчас он чуть ли не впервые ощутил, как и его щеки начали подозрительно гореть, как и стук сердца, который по странному для самого парня стечению обстоятельств участился. Да что это с ним такое…?       — Ха-ха, прости, я случайно!! — нервно усмехнулась Эш и стала быстро бегать взглядом по комнате, лишь бы только не сталкиваться взглядом с Трэвисом.       — Кхм, да все в порядке… — тихо сказал в ответ парень, в голосе которого девушка услышала нотки смущенности. Или это она уже просто головой едет?       Скорее всего.       И снова повисла неловкая пауза, смешанная с таким же неловким молчанием, и подростки просто не знали, что делать и что говорить. Эта вся смешная и безумно банальная ситуация довольно сильно смутила их обоих, и если Эшли уже смирилась с этим, то для Трэвиса все эти чувства были в новинку. По большей мере они не то, чтобы ему не нравились, а просто доставляли некий дискомфорт и заставляли чувствовать себя как-то глуповато, ведь в такие моменты он ощущал себя уж слишком беззащитно.       Их спасителем оказался Фэйго, который начал бегать по своей клетке и пищать, скорее всего для того, чтобы на него просто обратили внимание.       — Фэйго? Что случилось? — Трэвис мысленно поблагодарил зверька о том, что он развеял все это неловкое молчание, поэтому пообещал себе, что сегодня вечером насыплет ему еще больше лакомств, чем обычно. Что сказать: заслужил.       Грызун лишь что-то пискнул, продолжая бегать по клетке ровно до того момента, пока парень не взял его на руки и не сел обратно на пол прямо возле батареи, ведь на кровати лежали картины, а убрать их в сторону было просто лень.       Эш наблюдала за тем, как парень усаживает Фэйга на свои колени и улыбается ему, пока сам грызун бегал по его ногам, пару раз забираясь по его фиолетовой толстовке на плечо хозяина, заставляя его усмехнуться от щекотки усов зверька. В этот же самый момент штора, что висела на окне, довольно красиво упала на спину Трэвису, а свет солнца, который пробивался с улицы, залил всю комнату в золотой цвет, придавая картинке перед глазами девушки какую-то эстетику. И тут, ее осенило.       «Черт, я же отчасти фотограф!»       — Трэвис, пожалуйста, не двигайся!       — Че…? — парень удивленно глянул на Кэмпбелл, которая впопыхах полезла в свою сумку, перебирая там все свои вещи и доставая оттуда телефон.       И до парня сразу дошло, что она хочет сделать.       — Блять! — резко выдал он, выпрямляясь. — Блять, Эш, нет. Даже не думай об этом.       — Но почему? — она уже успела включить камеру на телефоне, однако пока никаких фотографий не делала, но понимала, что если не поторопиться, то вся атмосфера возможной будущей эстетичной фотографии попросту потеряется. Эх, жаль, что у нее с собой нет ее полароида!       — У меня нет ни одной фотографии, потому, что я ненавижу фотографироваться, — Трэвис отвел взгляд в сторону, неловко вжимая голову в плечи.       Эшли заметила его скованность. Он, что, считает себя некрасивым? Не годным для фотографий? Если это так, то девушка была готова с ним поспорить, если даже не подраться, ведь такого красивого парня еще поискать надо!       «Блять, ну блять!» — Кэмпбелл отвесила самой себе мысленную оплеуху просто из-за того, что подобные мысли ее безумно смущают.       — Пожалуйста, Трэвис, — девушка осторожно подошла к нему, присев напротив. — Одну фотографию.       — Нет, — стоял на своем Фелпс, однако в его голове Эш услышала неуверенность.       — Пожалуйста. Ради меня, Трэвис! — умоляла она его, и уже было потянула руку в его сторону, однако поняла, что сейчас парня лучше не трогать. А то снова придется краснеть от смущения. — Ты не пожалеешь.       «Ну чего ты ломаешься, как первокурсница!»       «Я и есть первокурсник, блять!»       «Ты дибил»       «Взаимно»       Трэвис тяжело выдохнул. Никто ведь не умрет, если он согласиться на одно единственное фото? Тем более, зная Эш, пусть и не так долго, он был уверен в том, что девушка от него не отстанет, а поэтому парню ничего не оставалось, как просто сдаться.       Пусть делает, что хочет. Причем ему не хотелось ее расстраивать. Если уж Эшли и видит в нем что-то «эстетичное», то пусть, все равно мнение на счет своей внешность Фелпс еще долго не сможет поменять. И не то, чтобы он казался себе каким-то уж полным уродом, просто есть много всех этих мелких недостатков, которые парень видит, и от которых парень, к сожалению, избавиться не сможет, например все та же кожа или форма лица.       — Ладно… — выдал парень, прикрывая глаза. — Жду твоих указаний…       — Чудно! — счастью Эш не было предела. Боже, да она была готова прыгать от радости! Ведь такой кадр просто нельзя упустить, просто нельзя. — Вот только, нужно быстро кое-что найти…       — М?       — Сиди на месте и не двигайся! — скомандовала Кэмпбелл, а сама стала что-то искать на столе у Трэвиса. — И пусть Фэйго сидит у тебя на плече.       Парень кивнул, не совсем понимая, что же именно хочет сделать Эш, с интересом наблюдая за ней, пока та копошилась в его тетрадях и бумажках на столе. В принципе, Фелпсу было все равно, у него не было чего-то секретного или страшного на столе, лишь что-то по урокам и всякие клочки бумаги, так то пусть делает, что хочет. Правда, что именно она ищет, а главное, для чего, парень не понимал до самого конца, поэтому интерес все усиливался, и когда Эшли, наконец, перестала рыться у него в бумагах, вернувшись на свое место, то Трэвис увидел у нее в руке…       — На кой черт тебе клочок этой бумажки? — это его разочаровало. Он-то думал, девушка решит найти что-то интересное, какую-то необычную вещь для его фотографии, однако все, что она сделала — взяла в руки какую-то ерунду.       — Так надо, доверься мне! — улыбнулась она в ответ, понимая, как со стороны это выглядит странно. — Тебе же не нужен этот кусочек из газеты?       Получив ответ от Фелпса, что он ему нахер не сдался, Эшли осторожно оторвала желтую часть бумажки и приложила ее к вспышке на телефоне, а после чуть присела, находя красивый ракурс. Девушке пришлось немного поправить ему волосы, чуть повернуть голову в бок, а так же заставить Фэйго сидеть на месте. И все эти мимолетные касания девушки, пусть даже самые легкие, заставляли парня смущенно отводить взгляд, ведь она была слишком близко. Внутри все предательски сжалось, и теперь он точно чувствовал себя каким-то загнанным в угол беззащитным котенком, на которого вот-вот кто-то нападет, и которому деваться было некуда. Ведь и вправду, а куда ему иди? Он и так дома, но терпеть все эти касания, на которые парень реагировал довольно странно и непривычно для самого себя, было довольно… необычно.       — А теперь сиди смирно, — и девушка чуть отошла в сторону. — Как я и обещала: это будет один кадр.       «Главное, не налажать. Подумай, что у тебя в руках полароид! Подумай, что у тебя всего один чертов кадр! Одна чертова попытка!»       Девушка снова поднесла клочок желтой бумажки к вспышке, настроила четкость на телефоне, сделала пару вдохов и выдохов и дрожащими пальцами прикоснулась к кнопке на экране своего смартфона.       Секундой позже в глаза Трэвиса ударила вспышка телефона, которая была приглушена желтоватым цветом той самой старой газетной бумажки. И по его телу прошлись мурашки.       Ему стало страшно видеть кадр, который получился. Нет, он верил, что Эш хорошо постаралась и ей фотография определенно понравится, но вот Трэвис… Он не хотел смотреть на фотографию. Он боялся видеть себя на экране ее телефона, он просто боялся видеть себя со стороны. Ведь довольно сложно научиться любить себя на фотографиях, когда сам их в последний раз делал несколько лет назад, или когда тебя заставляли это делать для, например, того же школьного альбома. Кажется, вся уверенность Трэвиса, которую он пытается не терять, за эти несколько минут исчезла вовсе. Испарилась. Пропала.       — Трэви-ис! — услышал парень ее голос и дернулся, да так, что даже Фэйго сполз с его плеча, перебежав на колени. — Это самая красивая фотография, которую я только делала!       Он боялся сказать ей «покажи», но даже и без его слов девушка сама подбежала к нему, подсев рядом прямо впритык. Парень что-то сдавленно «ойкнул», когда Эш случайно задела своей рукой его руку, а потом он снова чуть дернулся, а после почувствовал ее тепло справа от себя. Кэмпбелл буквально прижалась к нему, упираясь щекой об его плечо, заставляя парня снова почувствовать, как внутри у него все сжалось и стянулось в несколько узлов. Кажется, жар на щеках тоже вернулся.       — Смотри, — говорит Эш и протягивает ему телефон, а парень, собираясь с силами, еле заметно дрожит и опускает свой взгляд на ее экран.       И то, что он увидел, заставило его на секунду задержать дыхание, ведь он еще никогда не видел себя… таким.       Красивым? Скорее, это просто было необычно. В новинку для него, ведь никто его раньше не фотографировал, и видеть себя с такого ракурса, в такой обстановке и еще с таким эффектом, вызванным обычным клочком бумаги, было… в диковинку. Все это желтоватое освещение, словно старая пленка, красивые полупрозрачные шторы сзади него, взгляд, смотрящий в неизвестность и Фэйго, что так удачно и красиво устроился у него на плече. Парень невольно даже приблизил фотографию, по началу не веря, что это его фотография, а после, поняв, что на фото действительно он и никто другой, неловко вернул телефон хозяйке, отводя взгляд.       — Это, правда, очень красивое фото… — было сложно переступить через себя и сказать эти слова, но парень справился, однако признавать, что иногда он может выглядеть довольно красиво, просто не унимался в его голове. Конечно, из-за одной фотографии он вряд ли сможет полюбить себя, смириться со своими внешностью и со всеми своими недостатками, однако то, что сделала Эш, заставило Трэвиса принять факт того, что он и правда может выглядеть на кадре вполне красиво.       — Я рада, что тебе нравится! — заулыбалась девушка, из-за восхищения совершенно не замечая того, что сидит уж очень близко к блондину. — Ее бы совсем немного обработать, совсем чуть-чуть, и хоть в инстаграм выставляй!       — У меня нет инстаграма, — выдает парень первое, что пришло в голову, а сам он пытается смотреть куда угодно, только не в сторону Эшли.       — У меня, если честно, тоже, — в ответ говорит она и замолкает.       Подростки продолжали сидеть на полу, а над ними снова повисла неловкая пауза, уже которая за этот день, и теперь Трэвис был уверен, что никакой Фэйго не спасет ситуацию, и парень просто не знал, что делать дальше. Вставать Эш явно не собиралась: ей, кажется, было и так комфортно, однако парень заметно нервничал. Он стучал пальцем по полу, бегал взглядом по своей комнате и чувствовал теплое дыхание девушки около своей шеи, из-за чего сердце его застучало быстрее и так громко, что он испугался, что Эш это услышит.       Но Эш не слышала. Ведь в ее голове так же стоял стук ее собственного сердца, и она только сейчас начала понимать, как же близко к нему сидит, и как же ей самой, черт возьми, неловко в данный момент.       Щеки ее вспыхнули, а в голове образовался какой-то непонятный для нее самой туман, из-за которого Кэмпбелл попросту начала терять весь здравый смысл, которого и так было довольно мало. Чувства с каждой секундой брали вверх, и девушка понимала, что еще чуть-чуть, и она сорвется.       «А что будет, если я…»       «Нет, Эш, не совершай ошибку!»       «Я больше не могу, он такой красивый, такой добрый, и я чувствую, что люблю его»       «Ты дура. Ты самая настоящая дура»       «Но я люблю его»       «Ты любишь его»       Даже внутренняя Эш потеряла весь здравый смысл, потому что внезапно ее некогда адекватные ответы стали такими же, как и мысли «нашей» Эшли.       Сердце забилось еще чаще и сильнее, а щеки гуще налились кровью. Девушка почувствовала, как задрожали пальцы, и она, в порыве эмоций, все же решилась на это.       Эшли осторожно подсела к нему еще ближе, переставляя одну руку с другого бока сидящего на полу Трэвиса, тем самым оказываясь очень близко к его лицу. Парень занервничал, вжал голову в плечи и часто задышал, ведь он просто не понимал, что собирается делать Эш. Точнее, он догадывался, но от этого ему было не лучше, однако страх перед неизвестностью и возможными дальнейшими действиями Кэмпбелл сковал его, не давая двинуться ни в какую сторону, и даже не давая ему выбраться из-под девушки и чуть оттолкнуть ее в сторону.       Нет, Трэвис не хотел ее отталкивать, он просто… Боится. Он испугался. Он залился краской еще сильнее, а сердце отдавало эхом удары в голове и в горле. Парень почувствовал, что его слегка трясет, но все, что ему оставалось — ждать.       А Эш и сама не понимала, что делает. Какое-то приторно-сладкое чувство внутри сковывало ее движения и действия, а потому она просто остановилось в нескольких сантиметрах от лица Трэвиса, сама испугавшись своих же последующих действий. Что она делает? Что она, черт возьми, делает?       Пожалуйста, хоть кто-нибудь, остановите ее. Она ведь все испортит. Она точно все испортит. Все их дружеские отношения, все то, что они так долго налаживали.       «Делай это, назад дороги нет» — говорит одна Эш.       «Делай это, уже некуда деваться» — говорит вторая.       Похоже, у нее просто нет выбора, раз даже «адекватная» внутренняя Эш дает ей согласие.       Всю свою короткую жизнь Эшли мечтала, что когда-нибудь, когда она вырастет, в нее влюбится прекрасный «принц», прекрасный молодой человек, который будет приглашать ее на романтические свидания, который будет дарить ей цветы и конфеты, который будет ходить с ней за ручку и который, наконец, первый поцелует ее в темную ночь августа под открытым небом, как раз в тот самый сезон звездопада. Эшли мечтала о том, чтобы именно ей подарили первый ее поцелуй, ведь «парни же должны первыми признаваться в чувствах!» — так говорили ее одноклассницы в школе, и так много писали об этом где-то в недрах интернета.       Но почему? Почему нельзя признаться самой? Да, это будет не так, как в ее мечтах, но с появлением Трэвиса в ее жизни многое изменилось. Теперь ей не нужен тот самый воображаемый «принц», не нужны все эти приторные свидания, цветы и конфеты, не нужны даже походы за ручку, ведь она влюбилась в того человека, который в жизни бы ничего подобного не сделал. И это даже к лучшему, ведь Эш поняла, что ей нужен не тот «сын маминой подруги», не нужен «принц» или «идеальный молодой человек».       Ей нужен Трэвис. Обычный парень со своими недостатками и со своими заебами, и, кажется, это и есть тот самый идеал, который так нужен Эш. Ведь Трэвис всегда поможет ей, всегда поддержит ее, всегда посмеется над каким-то ее косяком, прежде чем они бы вместе решили ее проблему. И Кэмпбелл уверенна, что из-за скованности Фелпса он бы точно не пошел на такой шаг, как «первый поцелуй», пусть даже и не с Эшли, ведь она не до конца была уверена взаимности ее чувств. Парню ведь сложно даже просто общаться порой, что уж говорить о поцелуях.       И именно поэтому девушка решила открыться ему первой, пусть лучше узнает все сразу.       И девушка осторожно тянется к его губам. Очень робко и неуверенно, ведь Эш никогда не целовалась и попросту не знает, что ей делать, а Трэвис, все еще сидящий в шоке от происходящего, нервно дышит прямо ей в губы, чувствуя, как сердце вот-вот выпрыгнет из его груди.       Трэвису страшно. Трэвис боится. Трэвис нервничает.       А потому, как только он чувствует, как ее губы осторожно прикоснулись к его губам, парень от неожиданности дергается, чуть приоткрывает рот, из-за чего они слегка стукаются зубами, а после по реакции дергается чуть назад, все еще нервно дыша.       Эшли стало безумно неловко и страшно, ведь на секунду ей показалось, что Фелпсу просто неприятно, но она моментально поняла, что Трэвис просто дернулся от неожиданности, ведь раз он так резко реагировал на простые касания в роде объятий или, например, как сегодня, когда Кэмпбелл дотронулась до его руки, то поцелуй для парня — это как босс сотого уровня в какой-то РПГ игре, когда сам игрок от силы достигает уровня первой десятки.       А потому Эш снова тянется к нему, невзирая на всю неловкость и неуверенность, и стараясь не чувствовать этих бабочек внутри, как и тянущие чувства вместе с внутренними органами, сплетенными в длинные косы принцессы Рапунцель из сказок.       Девушка не доходит дальше обычного касания губ, ведь от неловкости она готова прямо сейчас провалиться сквозь землю, но время назад уже не вернуть. Они сидят в таком положении несколько секунд, чувствуя на губах жжение, которого на самом деле и не было вовсе, а сами они чуть дрожали от страха и нахлынувших чувств.       Она медленно отстраняется от него, и подростки еще какое-то время смотрят друг другу в глаза, видя, как же сильно покраснели их лица от произошедшего. Они оба тяжело дышали, а сердцебиение приглушало все остальные звуки, вплоть до писка Фэйго, который бегал по комнате, ведь его так и не посадили обратно в клетку. Им неловко. Они молчат и просто пытаются не забыть, как дышать.       — Прости за это… — находит в себе силы Эшли и пытается резко подняться на ноги, но в итоге случайно чуть давит своим локтем ему на живот, от чего Фелпс сдавленно выдал короткое «ай!», оставаясь все так же сидеть, а уже точнее чуть ли не лежать на полу. — И за это т-тоже прости!!       «Поздравляю тебя, Эш, ты — полная дура!» — проснулась «адекватная» ее сторона.       «Почему ты не появилась раньше?! Почему меня не остановила?!»       «Хотела посмеяться над тобой!»       «Да пошла ты!»       Ее пугало молчание Трэвиса. Конечно, он пришел в замешательство от такого, но парень сейчас был просто не в состоянии даже встать с пола, не то, чтобы что-то там говорить.       — Боже, прости меня, правда! — не унимается Кэмпбелл и понимает, какую же ошибку она только что сделала.       Почему она не могла подождать хотя бы еще чуть-чуть? Зачем так быстро развивать их отношения? Жизнь — это ведь не какой-то там рассказ, написанный ребенком, где все события продвигаются слишком быстро и резко! Здесь все не может так работать! Не может!       — Д-давай встретимся позже! — и она впопыхах начинает собирать вещи, постоянно вываливая из своих рук то телефон, то кошелек, то еще бог пойми что, а Трэвис не может и двух слов связать.       — Эм… Я не… Просто… — сдавленно мямлит парень и наблюдает за тем, как девушка быстро кивает ему в знак прощания и выбегает из его комнаты, а минутами позже и вовсе из его дома, ведь после такого ей было слишком неловко находиться с парнем не то, что в одной комнате, а даже под одной крышей, если не под одним небом.       Он еще целых десять минут лежит на полу около батареи. Лицо его — красное, сердце до сих пор не успокоилось, а вопросы в голове по поводу произошедшего только и делают, что прибавляются с новой секундой.       Он просто не может поверить в произошедшее.       — Это пиздец, Фэйго… — шепчет парень, когда грызун забирается ему на живот, рассматривая хозяина своими глазами-бусинками. Похоже, зверек испугался, что Трэвис откинулся, ведь со стороны его поза и вправду выглядела, словно он уже труп.       Только трупы холодные и синие. А Фелпс был красным, с горящими щеками и с кучей вопросов в голове.