***
Вспышки света и сознания пронзают его. Голос Патрисии, глухой и неразборчивый, отдается в голове, звучит как будто внутри, но Дэннис не может понять её слов. После их беседы о Звере, она выглядела подавленной и испуганной, и даже сейчас через дымку реальности её чувства просачиваются в сознание. Место это такое странное. Очень похожее на то, где нежелательные личности обитали всё то время, что их не допускали к свету. Однако тогда они, скорее, делали это по доброй воле, не пытаясь выбраться из плена — ведь когда им это было нужно, все получилось без колебаний и проблем. Таким и было оно, их осознанное заточение, наполненное размышлениями о том, что же не так с ними на самом деле. Почему вдруг они оказались опасны для Кевина. За что? Тут все до сих пор дышит ненавистью к себе и сожалением. Теми мыслями, которые всегда заползают в голову, когда тебя изгоняют из собственного же тела. Сейчас же Дэннис ходит по этому пространству, что вгоняет его в сон. Но спать нельзя. Нельзя, потому что это будет значить полное забытие до того, как кто-то или что-то смогут достучаться до него через это место. Стоит понять, как оказался здесь и, главное, что Патрисия собирается делать дальше вообще. — Мистер Дэннис? — детский голос звучит позади, и приходится резко развернуться, чтобы увидеть Хэдвига. Мальчик сейчас выглядит необычно, потому что кажется почти прозрачным и несуществующим вовсе, что вызывает только хмурое выражение лица. Он это замечает. — Мисс Патрисия решила, что вам не стоит пока быть с нами и мешать. У нас теперь есть новый друг. Какая детская и неприкрытая радость. Мужчина делает несколько шагов к Хэдвигу, замечая, что тот как будто не приближается с каждым его движением и остается все на том же расстоянии. — Вы хотите сбежать? — его слова попадают точно в цель, потому что ребенок хмурится и и вздыхает. Неприятно, когда страшную тайну узнают сразу. Еще более неприятно, когда ты заложник собственного сознания, а единственный твой путь к свободе — девятилетний мальчик, не понимающий на самом деле, что происходит. Ему не ведома ни кровь, ни смерть в их настоящем виде. Ему еще не ясно, что есть истинное зло и как его легко можно причинить людям, потому что эмпатии еще нет. У Дэнниса её тоже никогда не было, но сейчас случилось слишком многое. И в какой-то момент все испытанные глубоко внутри эмоции пробились к его восприятию. — Я поддерживаю эту идею, Хэдвиг. Пусть мы и разошлись во мнении, что нам стоит делать дальше, но я не собираюсь сидеть здесь. — Мы уже не сидим, — он пожимает плечами и качает головой. Однако что-то вокруг меняется, и можно уже ощутить, что собеседник перед становится реальнее и ощутимее. — Мисс Патрисия, вообще-то, хотела вас попросить не мешать нам, это самое… сбегать. Прямо как в крутом комиксе, да. А еще она сказала… — Хэдвиг, — мир внутри шатается. Теперь Дэннис понимает, что в теле в реальности царит напряжение, а зубы сжимаются до скрипа. Такое бывает, когда Зверь находится на свету слишком долго, и тот ослабевает под натиском его мощи. Он непобедим, но собственное сознание является для него такой же тюрьмой, как для прочих. И это может быть единственный шанс, — скажи ей, что я больше не хочу её слушать.***
Вспышка света и сознания. Вспышка. Последние внутренние силы уходят на то, чтобы вырваться из плена и шагнуть дальше. Свет был там, где ты сам его себе представишь, если никто больше его не держит. И комната сейчас пуста, а тень у света столь велика, что едва можно различить его проблески. Но Его тень слаба, и Дэннис буквально выталкивает его вон. Парадокс ведь в том, что сильнейшие в реальности были слабейшими внутри себя самих. И по глазам бьет свет, а на тело вдруг набрасывается тяжесть и боль. Он стоит на дороге рядом с перевернутой машиной и дышит от напряжения так, что легкие готовы разорваться под тяжестью реальности. Звуки сирен доходят не сразу. Мужчина стоит на месте несколько секунд, держа руку в области сердца и соображая, сколько времени у него есть, чтобы сбежать отсюда. Вой и гул отвлекают. Отвлекает грязь на пальцах от металлического дна машины, отвлекает пот, выступающий на теле и морозящий спину. А еще этот протяжный вой, который для него сейчас подобен набату. Тревожно и одиноко. Времени правда нет, поэтому Дэннис подходит ближе к машине, обходя её со стороны и видя на земле полицейских с разодранными лицами и горлом. И только после этого чувствует во рту железный привкус, дотрагивается рукой до влажных губ, оставляющих на пальцах кровавую полосу. Это сводит с ума. Если подумать о том, сколько там может быть инфекций или как… он просто бьет себя по щеке и мотает головой, отгоняя мысли подальше. Приходится судорожно вытереть собственное лицо чужой курткой, а другую взять и накинуть на себя, чтобы не было так холодно. Увы, ледяной холод на самом деле жжет его не снаружи, а изнутри. Нужно найти машину. Нужно уехать вон, и мужчина бежит к парковке, находя черный фургон и ключи внутри. Это шанс. Это шанс, когда неподалеку останавливается машина с двумя медсестрами, куда он и идет, мрачно и напряженно. Сейчас внутри у него нет никаких чувств и эмоций, кроме тупого желания убраться отсюда и спасти наконец Кевина. Пусть и последний раз. Он найдет Барри. Он освободит их всех и больше никогда не появится и рядом со светом, но исправит собственные ошибки сполна. Нужно просто успеть и сделать всё правильно. Они кричат и едва пытаются сопротивляться, но Дэннису плевать на них. Он просто закидывает их в заднюю часть фургона, надеясь, что ему поможет наличие заложников выбраться живым. Больше они ему не нужны ни для чего. Главное успеть. Тяжесть сковывает движения, а за спиной взгляд натыкается на человека в инвалидном кресле, медленно подъезжающего к нему. И скрип колес, смешивающийся с гулом сирен, звучит как причудливая и пугающая мелодия за его упокой. Ведь Дэннис остался совсем один. Его не примет ни одна сторона, потому что всех он предал. Даже себя самого. И сейчас ему хотелось бы оттолкнуть от себя «нового друга» Патрисии, чтобы уйти. Но он не успел. — Как много погибнет людей, а? — мужчина зол. На себя в первую очередь. Во вторую — на Патрисию, начинающую приближаться к свету и и произносит неясные звуки. Слова эти — яд. И Дэннис больше не слушает их, смотря на человека, ставшего предвестником беды. Это он вселил в Патрисию веру снова? Это он виноват в том, что везде, внутри и снаружи, у Дэнниса сейчас кровь, которую не видно, но которая есть? Снова кровь и чужая боль. Опять. «Ты должен…» — единственное, что можно разобрать в голове из звуков женского голоса. Нет. Он больше не должен им ничего. — Я не хочу так. Мне плевать, что Патрисия говорит. Мне не… — вспышка и темнота перед глазами. Челюсти сжимаются, а мир реальный шатается и смешивается с темной комнатой сознания, где перед ним стоит мальчик и женщина позади него. — Хэдвиг… лезет на свет. Бессмысленная фраза и бессмысленная всё. В эти пару мгновений Дэннис делает рывок вперед, пытаясь схватить Патрисию за горло и оттолкнуть подальше, но он снова не успевает. Как только его пальцы, на которые словно просочилась кровь из реального мира, едва касаются её якобы плоти, все погружается во тьму. И сознание просто отключается, выводя его из строя, кажется навсегда?***
— Знаешь, Дэннис, я понимаю тебя, — Барри стоит перед зеркалом и смотри на себя очень внимательно. Кажется, что рядом никого нет, однако он уверен, что через проблески света на него сейчас смотрит Дэннис. Это холодное выражение глаз будто бы проглядывается через стекло, а если погрузиться во тьму и помолчать, то можно ощутить его за спиной. — Но я не понимаю, что ты делаешь. И зачем. Он надеется, что ему ответят, но вокруг стоит давящая тишина. — Нет ничего плохого в том, чтобы делать что-то и для себя, ведь Кевин… все равно пока не хочет здесь быть, — он старается улыбнуться, но выходит не очень хорошо, потому что губы дрожат от напряжения. Хочется верить, что Дэннис правда затеял все это, потому что ему было стыдно или неудобно удовлетворять свои собственные интересы. Он ведь всегда говорил, что живет только ради них, ради Кевина, и что ничего иного ему не нужно. — Не стоит себя винить. — Ты думаешь? — голос из-за спины все же раздается, а в зеркале уже явственно виден этот сосредоточенный взгляд. Голос, правда, у него сейчас звучит куда мрачнее обычного, однако Барри все равно думает о лучшем. Ведь чего еще от Дэнниса ждать? Он всегда так серьёзно ко всему относится, что это даже умиляет. Хотя сейчас сложно избавиться от странного кома в горле, что не собирается никуда пропадать. — Конечно. Я ведь тоже, например, гуляю и рисую. А Джейд любит ходить по магазинам и примерять одежду или… — это звучит и правда обыденно и невинно: прогулки, одежда. Ничего необычного или плохого, чего стоило бы стеснять или скрывать, верно? — В общем, если ты решил строить всякие штуки из спичек или там бонсай выращивать на чердаке, то это даже отлично. Тишина, однако, висит слишком долго. Столь долго, что проходит добрая четверть часа, прежде чем темная фигура Дэнниса вовсе скрывается прочь и оставляет его совершенно одного, не понимающего и не знающего ничего. В определенном молчании вообще проходит почти весь остаток дня, прерываемый только Мэри Рейнолдс, диктующей список покупок на неделю. Барри уверяет себя, что накручивает проблему и своим подозрением мог просто кого-то обидеть. А потом они не возвращались к этому разговору еще месяц или пару недель. Все вообще было отлично до того, как Барри вдруг ослепил неожиданный свет, и он оказался выброшенным в реальность, хотя просто засыпал секундой ранее. — Ты грязный извращенец, — перед ним мужчина, яростно кричащий прямо в лицо, а потом бьющий наотмашь Барри прямо в скулу, заставляя его упасть на землю. Мир еще не приходит в норму, а перед собой мало что видно, однако точно можно различить чужие крики и несколько ударов по ребрам, от которых хочется свернуться в комок и забыться, но последнего не получается сделать. — Если я тебя еще раз здесь увижу — ты отсюда уже не уйдешь на своих двоих, тварь. Он сплевывает кровь на землю и поворачивается на спину, когда чужие шаги удаляются прочь. Какая-то улица и солнце слепит глаза, но сейчас его вообще мало волнует место или время. — Дэннис. Какого. Черта?