Guilty or innocent?

      Данила опустил голову, и, упав на бок в коридоре, зажал рану, проходящую через правую сторону. Горячая кровь пачкала руки, одежду, медленно разливаясь на полу. Он закрыл глаза, тяжело и глубоко вдыхая. Услышал торопливые шаги, раскрыл глаза. Перед ним на колени села врач. Убрав свою косу, в которую были вплетены густые черные волосы и несколько черных лент, женщина мягким движением руки убрала рыжие волосы с лица заключенного, и, перевернув его на спину, начала быстро оказывать помощь. Из-за шума высунулись со своих кабинетов все их обитатели. Секретарь зачарованно посмотрела на заключенного, и, охнув, повернула голову на выглянувшую из-за колонны начальника отдела кадров и нескольких ее работниц.       Рыжий осторожно выдохнул, чувствуя дикую боль, задумавшись. Он так и не понял в чем был план Алины. Он им наврал — хорошо. Он заставил их поверить, что эту гонку за информацией они упустили — ну, допустим. Но в чем заключался выигрыш было решительно непонятно.       В тот вечер, когда Алина собралась уезжать в город, она пришла к нему. И лучше, чем исповедь, это не назовешь. Девушка скрутилась у него клубком на ногах, и попросила его об одолжении. Произнести то, что она скажет. Даниле было абсолютно все равно что-кому говорить. Ему сказали прикинуться валенком — он прикинулся.       Врач медленно подняла голову, и посмотрела на вставшую над ней Куницкую. Теперь, когда все увидели на ней погоны подполковника, очень у многих появились вопросы. Женщина перешагнула заключенного, надела шубу, и медленно и гордо пошла по коридору, достав окровавленными руками сигарету. Все от нее отшатнулись, молча провожая взглядами. Когда она ушла, начальница отдела кадров рискнула подойти к заключенному. — За что она тебя так? — Спросила Ясэмин, присев рядом, и с любопытством разглядывая разбитое лицо Данилы, — Ты что-то не захотел ей говорить? — Если я что-то не сказал ей, то вам, увы, тем более этого не узнать. — Заключенный издал слабый смешок, и, переведя взгляд на врача, что набирала полный шприц обезболивающего, — Какие все любопытные, да, Надежда Ивановна?       Врач молча с грустью согласилась. Введя обезболивающее, она начала перетягивать больное плечо бинтом. — Алина твоя девушка? — Полюбопытствовала начальница, боясь прикасаться к Даниле, будто он заразен чумой. — Алина, — загадочно протянул рыжий, снова закрыв глаза, — мой шанс съебнуть отсюда побыстрее. И даже не пешком.       Начальница с интересом перевела взгляд на врача, и, повернула голову, услышав тихие шаги. Секретарь встала позади начальницы отдела кадров, скрестив руки. Недовольно цокнув, она сказала: — Не нравятся мне действия нашего временного начальства. — Другого у нас нет. — Устало сказала Ясэмин, медленно поднялась с пола, и, перейдя на шепот, дополнила, — Нам нужно найти Екатерину Александровну. Раньше, чем Куницкая превратит нашу колонию в сожженную деревню.       Инна Борисовна с пониманием кивнула, и проводила начальницу отдела кадров взглядом. Взяв свой смартфон, она задумалась, стоит ли рассказывать Алине о том, что произошло. Передумав, женщина положила его обратно в карман. С грустью посмотрела на Данилу, молча отправившись обратно в приемную, и закрыв беззвучно дверь, села работать.       Мескалит же, продолживший сидеть за своим столом, подпирал голову рукой, рисуя на очередном важном документе что-то совершенно непонятное. Он не был доволен поведением Куницкой, но сделать с ним ничего не мог. Она была хозяйкой своей жизни, своего поведения и поступков. И никто не мог ей перечить. Черная ручка зарисовывала чужие фамилии в списке, превращая их в красивый орнамент. Мужчина провел рукой по своей гладко выбритой щеке, уткнувшись в документ. Своими поступками он показал Куницкой, что выбрал ее сторону. И прекрасно дал знать всей колонии, чье мнение теперь будет правильным. Потирая висок, он прикрыл серые глаза, задумавшись о словах Данилы. Он знал о ребенке, и знал о ключе с белой биркой. По-крайней мере догадывался, что он остался где-то на территории колонии. Но то, что у заместителя раньше была другая фамилия было для него огромным открытием. Он всегда знал ее как «Новикову». Даже когда она бегала в звании лейтенанта, прячась в архивах и перебирая десятки стопок литературы. Стало неловко, что какой-то рыжий мудень стал узнавать больше, чем он. В конце концов, это его хобби доставать информацию. Отбросив ручку, начальник конвойных опустил голову.       Ловко переступив Кашина одной ногой, Куницкая поправила свою прическу, слегка влажную от тающих снежинок. Медленно наклонив голову к нему, она показала свое табельное и сказала: — В тебе уже есть две. Если не хочешь, чтобы следующие десять оказались в твоей малолетней шлюхе, — она спрятала пистолет обратно в кобуру, — сделай одолжение — сдайся сам.       Данила лишь усмехнулся, и отрицательно покачал головой. Начальница плюнула в него, гордо поправила шубку, отправившись в свой кабинет. Надежда Ивановна задумалась, и тихо спросила: — Не жалеешь, что пошел против нее? — Укусить руку, которая тебя ударила — не считается объявлением войны. — Он медленно сел, и, охнув, зажал перебинтованный живот рукой, с любопытством рассматривая черную ткань ватника, пропитанную его же кровью, — И я не держусь ничей стороны. — Избитые губы слегка исказились в жуткой улыбке, — Я лучше поведу за собой, чем пойду за кем-то. Находился уже за другими. — Его палец коснулся списка статей на ватнике, — Опыт показал, что лучше быть либо одному, либо с теми, кто в любом случае побежит за тобой. Так что можете разочаровать Алину. Вдруг до нее не дошло с первого раза.       Врач протерла его руки от крови, задумавшись о чем-то своем. Помогла заключенному подняться, и, повела его с административного здания.       Куницкая же растянулась за рабочим столом. Босой ногой столкнула на пол гору принесенных ей на подпись документов, и медленно выдохнула. Закинула голову, перебирая пальцами мягкие волосы. Либо сейчас она допытывается информации от Данилы, либо ждет пока вернется Алина. А можно сделать все сразу.       Изящная рука, сверкая якутскими бриллиантами на пальцах, набрала номер начальника безопасности: — Петя, — Марина Николаевна хмыкнула, и, задумавшись, сказала, — если Надежда Ивановна скажет Кашина подержать на лечении — не слушай ее. Даю приказ, — она всегда говорила эту фразу с удовольствием. Она дает приказ. И теперь ни у кого нет возможности избежать его исполнения, — Кашина запереть в одиночке. И не кормить его. Совсем. Двоих конвойных поставь, только нормальных, а не своих дуралеев. И не пускать к нему врачей. — Принято, Марина Николаевна. — Ответил голос на той стороне трубки, — Еще что-то? — Как только Алина пересечет территорию колонии отобрать у нее пропуск. И сразу ко мне ее. Понял? — Да.       Куницкая положила трубку, и, довольно расхохотавшись, закрыла глаза, качаясь на своем кожаном кресле. Когда к ней почти через час пришел ее заместитель, женщина ела шоколадку, обернутую в яркую желтую упаковку, запивая ее белым полусладким вином прямо с бутылки. — Извините, можно?       Женщина кивнула, указав на стул около стола, продолжая увлеченно жевать, наслаждаясь приятным молочным вкусом. — Я принес вам информацию, которую вы просили. Пришлось повозится — дирекция железной дороги долго со мной бодалась. — Нахуя нам дирекция железной дороги? — Удивилась женщина, убрав ноги со стола, и, придвинувшись к нему, посмотрела на бумагу, — Вот как? — Она мягко отодвинула почти пустую бутылку к монитору. — Да, Марина Николаевна, именно так. Ее отец — главный инженер дистанции инженерных сооружений…       Она подняла свой тяжелый взгляд на зама, и вопросительно посмотрела на него. — Для тех, кто прогуливал основы экономики и структуру монополистов — чем занимается? Только по-русски и кратко. — Очень кратко — держит на балансе пешеходные мосты и туннели, путепроводы. — Парень пожал плечами, — Довольно важная должность. Мостов в нашем округе очень много. И это только одни мосты…       Женщина жестом остановила его, показав, что пора заткнуться, и посмотрела в справку. Даниил Денисович — главный инженер. Звучит очень важно. Ни судимостей, ни привлечений за дисциплинарную ответственность. — А мать у нас кто? — Вероника Викторовна. — Он положил рядом вторую справку, — Исполняющий обязанности начальник пассажирского поезда на скоростной дистанции пути. Вступила в свою должность где-то пару месяцев назад, до этого была проводницей преимущественно на «северных» направлениях.       Начальница полистала с любопытством справки, после чего задала витающий в воздухе вопрос: — Откуда в семье железнодорожников мог уродится юрист, да еще и с желанием пойти работать в исправительную колонию?       Парень гордо поправил пиджак с погонами, и, порывшись в папке с документами, на которой сиял герб города, положил поверх двух справок еще две: — Возможно вот отсюда. Это матушка по папиной линии — заместитель начальника отдела кадров в исправительной колонии номер двадцать семь. — Это которая… — Куницкая задумалась, посмотрев на фотографию довольно статной женщины с погонами майора, — … которая для бывших служащих, верно? — Ее взгляд внимательно пробежался по строчкам, — Блять, ну и пиздец. Че ж она к своей бабке не пошла работать? Хули нам такое счастье досталось? — А можно было к дедушке. — Заместитель указал на вторую справку, — Начальник медико-санитарного обеспечения. Номер знакомый?       Марина Николаевна задумчиво потерла шею, на которой проступил синий след от неудачной попытки удушья, и, указав острым черным ноготком на номер тюрьмы, кивнула: — Ее же закрыли. Там были помилованные смертники. Недалеко бабушка от дедушки ушла. — Начальница поднялась со своего кресла, и, в раздумьях, медленно подошла к окну, — Мертвый дедушка, умерший на службе, не является мотивацией для работы в таких местах. А бабуля должна была объяснить, каким образом себя тут надо вести.       Заместитель Куницкой разглядывал ее силуэт, кусая губы, и даже не слушал ее рассуждений. — Слышь, Вторник, — Женщина развернулась, и, подойдя к сидящему, — а Кашин у нас откуда родом? — Казань. — Парень пожал плечами, — По нему же видно. Мать у него тоже оттуда родом, но умерла в другом. В столице малахита. Она уехала туда, бросив квартиру.       Куницкая довольно улыбнулась, но ничего говорить не стала. Медленно пройдя обратно за стол, она взяла бутылку, и отпустила своего заместителя, поблагодарив его за работу.        Бинго. Тот же самый город, в котором живет бабушка Алины. Это может ей потом помочь. Она знает о ней все. И теперь, ей особенно легко будет вытащить из нее то, что она захочет. Раз Кашин выдал то, о чем девчонка хоть примерно знает — то еще легче. Сын этой депрессивной выскочки ее не особо интересовал. Что может быть интересного в чужих сыновьях? Так же как и фамилия. И зачем только Данила решил это озвучить? Но вот ключ… Этот ключ был ее мечтой.       В том поганом кабинете за стенкой можно было найти абсолютно все. И, скорее всего внутреннее чутье ее не обмануло — ключ с белой биркой находился там же. Она не верила никогда речам Екатерины. Просто потому, что сама ее воспитала быть такой холодной к окружающему миру. Она сделала из нее начальника. Когда эта несчастная блондинка пришла к ним работать, то ей было двадцать с копейками. Только с университета, с каким-то там дипломом. Но она довольно быстро изучила свои должностные обязанности, и любой нормативный акт, касающийся работы в службе исполнения наказания, могла пересказать дословно. Марина не помнила никаких выходок от нее, пока та шла по своей карьерной лестнице. Тогда еще девочка — Екатерина Александровна быстро пробежала до звания майора, но от должности быть начальником «хоть чего-нибудь» всегда отказывалась. Никогда ни с кем, кроме нее, она не спорила, не будучи уверенной в своей правоте. Да и ворох медалей за различные соревнования у нее тоже имелся. Марине хотелось квартальную премию побольше, она брала лучших боевых служивых, и отправляла их к черту на куличики. Однажды даже случилось отправить с десяток несчастных подчиненных на крайний север. Вот, она, конечно, долго тогда хохотала, узнав с чем им там пришлось столкнутся. Но, если так подумать, то Екатерина, даже ни с кем отношений не вела. И всегда держала свою личную жизнь при себе. Все узнали о том, что она вышла замуж, только через два с половиной года, а имени ее мужа до сих пор никто не знает точно.       Это она вырастила из обезьяны заместителя начальника колонии. Научила работать так, чтобы приходить с утра на заваленный делами и обязанностями стол, а уходить всегда с чистым столом. Но вот, она уже заместитель, и ей валят на стол все без разбору, а вот привычка сидеть до «чистого стола» осталась.       На самом деле, их вражда была односторонней. Агрессию всегда излучала только сама Марина. Потому что если ее что-то раздражает, она не та, что станет просто молчать. И их вражду всегда останавливал начальник колонии. Сергей Геннадьевич с легкостью вставал на любую из сторон, у которой было больше аргументов, и, словно на заседании суда, выносил свое решение. И до того, как он исчез, у них был довольно важный разговор. Он обещал ей место выше. И она хотела его. Хотела занять это кресло, поправить свои новые золотые погоны. Ломать судьбы людей с обоих сторон. Это ее желание. Быть лучшей. Доказать, что она может все. И ведь она действительно может все. Но проблема в том, что в штатном расписании место заместителя у начальника колонии только одно. А значит, либо он ей что-то не договорил, либо он хотел уволить свою Катеньку, как он ласково ее называл. Причем, если послушать ее близких друзей из Администрации города, то там скажут о том, что мэр — господин Илья Александрович, явно против того, чтобы ведущая пара главных начальников менялась. И он явно не против видеть ее у себя в кабинете. Но ничего конкретного ни про одного мужчину, ни про другого она не знала. И это ее раздражало больше всего! Ведь с легкой руки мэра города эта самая ведущая пара начальников может сменится. И если мэру понравится кто-то из колонии, то он имеет право поставить его в начальники.       Но так было до недавнего момента. И если доводы секретаря верны, и колония ушла в руки администрации района, то Куницкой ничего не будет стоит смести обоих начальников с места. И стать начальницей колонии ей теперь никто не запретит.       Петр, начальник безопасности, дошел до медицинской комнаты. Зайдя внутрь, он хлопнул дверью, из-за чего Надежда Ивановна вздрогнула, и, повернув голову, рассмеялась. — Ты что, дурак, влетать так? А вдруг я тут целуюсь?! — Та ты тут скорее рыжего на тушенку пустила, не обманывай меня.       Начальник встал рядом с врачом, и посмотрел сверху вниз на Кашина, что сидел крепко зажав плечо, и с любопытством наблюдая за тем, с каким трудом его раненная рука ему подчиняется. Женщина провела рукой по рыжим волосам, заставив заключенного отвлечься, и указала на наручники. Данила указал на свои ободранные синие запястья: — Давайте не будем. Я в демона не превращусь, копыта не отращу, бегством не занимаюсь. Дойду сам. — Куда денешься. — Петр рассмеялся, но все же спрятал наручники, — Пошли, бедолага, я тебя в твоей будке закрою. Начальство приказ дало. — Начальство ваше, — Данила медленно поднялся, и поправил воротник ватника, — ничего из себя не представляет. Люди, которые способны борзеть только с рабынями, а избивать только связанного — хуйня собачья. — Ну ты же сам с ней сотрудничаешь. Сам борзеешь и бьешь только слабых. — Врач отрицательно покачала головой, — Да вы, батенька, лицемер.       Зелено-голубые глаза сверкнули как-то особенно зловеще. Заключенный поправил свой порванный сапожок, и снова потерев больное плечо, посмотрел на врача. Та убрала косу назад, рассматривая стоящего в ответ. — Ты ведь с ней, да? — Спросил Петр, — Ты пес Куницкой? Тот самый, который готов напасть даже на начальника колонии.       Данила медленно кивнул, и спокойно сказал: — Когда я сидел во второй раз, то попал в колонию, все начальники в которой были такие, как ваша Куницкая. Благодаря им я посидел полгода, а остальное время гулял на свободе, пока колония за меня отчитывалась, что я сижу у них в полном здравии. Если я укусил руку, которая меня ударила — это не считается объявлением войны. Просто сейчас предложение Алины выгоднее для меня, чем предложение Марины. Но последняя еще не полностью высказала свои возможности. Да, — он гордо выпрямил спину, — я пес Куницкой. Но, видимо, в будку ты меня пошел проводить не просто так. — Ага. Сказала тебя врачам не показывать, и не кормить.       Рыжий вдруг рассмеялся, и, пошел на выход, слегка сгорбившись от боли. — Какие вы тут все наивные, ей богу. Кто же тогда ваша великая начальница, раз вы такую Леди выбрали в ее исполняющие обязанности…       Потерев отмерзшими руками свои красные щеки, начальник безопасности встал рядом с врачом. —  Я его всего заштопала, и больше ничего не смогу сделать. Как Алина вернется, он дай бог ласты не склеит. — А че там случилось-то? — Снежная Королева опять распустила руки и размахивает огнестрелом. Одно в плечо, другое в живот. У меня тут не больница имени Склифосовского, да и скорую сюда никто не пустит. — Она развела руками.       Они вдвоем посмотрели на то, как Данила побрел на выход. Петр наклонился к Надежде Ивановне, и дополнил: — Еще и Алину пропуска лишить, и, чуть она тут появится, сразу к Куницкой тащить. Убьет она ее там на месте, судя по всему.       Врач устало потерла рукой лицо, и села на койку. Это будет довольно сильная потеря. Дождавшись, пока Петр уйдет, снова прихватив пса за его воротник, женщина наберет четырехзначный номер.       Начальник безопасности, тем временем, почти привел заключенного к своей комнатке. — Ты знаешь кто и куда утащил нашего заместителя? — Я даже не уверен, что знаю как ее зовут. — Данила потер запястье, смотря на начальника, — И ни разу не видел ее. Меня, так же как и других заключенных — бесполезно спрашивать. Мы ничего о ней не знаем. — Он посмотрел на длинный коридор который отделял его от тихой и спокойной жизни в одиночестве, после чего спросил, — Почему она скрывается от заключенных? — Сам как думаешь? Эта женщина тянет на себе всю колонию. И это ее право. Так проще управлять всеми. Им не обязательно знать кто прячется за таинственной черной дверью с табличкой. Люди — клинические идиоты. И я бы и половине из них запретил носить с собой оружие. Она никого не принимает, потому что не хочет создавать прецедент. Если она примет одного, то пойдут и другие. Будет такой же проходной двор, как и у Марины Николаевны. — Но ведь, по сути, она единственная, кто обладает полномочиями помощи, верно? — Официально — да. — Начальник пожал плечами, и, толкнув рыжего в его камеру, встал на пороге, оперевшись о дверной косяк, — У Куницкой тоже есть такие полномочия, но это все проходит неофициально. И она пользуется этим. Считает, что страждущему можно набрехать, избить его, а то и вовсе пристрелить у стенки, а потом сказать, что его никогда тут и не было, закопав за воротами. У заместителя же, — он кивнул, — у настоящего заместителя, есть официальная возможность дотянутся до любой государственной структуры. Она может сделать все, что тебе понадобится. Но она никого никогда не принимает. Так что, сиди и мечтай. — Мужчина тяжело выдохнул, достав ключи из кармана от камеры, — И, если спросишь мое мнение, я бы остался с Алиной. Ее дружба с заместителем сможет тебя даже с колонии вытащить. Куницкая только врет в угоду своим амбициям. А вот у Алины есть мотивация тебе помогать. А с ее мотивацией можно и горы свернуть. Но, скорее всего, когда она послезавтра приедет, я приведу ее Куницкой, и та ее просто сломает до конца. И ты сам это понимаешь. — Он развел руками, — Ты сам лишил себя этого пути. Чтобы ты Марине не сказал — с Алины она уже живой не слезет. И не отпустит. Ищи другой путь, либо досиживай срок, и совершай такое преступление, чтобы попасть не сюда, а куда-нибудь еще.       Заключенный сел на койку, и, сняв сапоги, задумчиво кивнул. Петр закрыл камеру, повесил ключи себе на ремень, рядом с наручниками. Жестом позвал двух крепких конвойных, и, поставив их у двери с наказом, чтобы они никого внутрь не пускали, и не выпускали собаку, пошел к себе.       Вечер наступил довольно быстро. Ровно в пять всех как ветром сдуло с административного здания. Обычно работяги покидают так быстро рабочие места только в пятницу, но сегодня была среда.       Куницкая застегивала шубу, любуясь собой в зеркало, как в этот момент зашел Мескалит. Женщина лишь хмыкнула, поправив широкие белоснежные рукава. Шубка идеально сидела по фигуре, имела приятный теплый капюшон, и слегка необычный крой. — Что хочешь? — Хочу сказать, что я против того, что ты делаешь. — Почему же? — Марина медленно повернулась, застегивая верхние пуговицы, — Еще утром ты был готов сам застрелить эту парочку оппозиционеров. Пугаешь ты меня, дорогой, эта депрессивная школьница плохо на тебя влияет, даже будучи в состоянии овоща.       Мескалит сделал несколько шагов к ней, и, положив руку на талию, приобнял. На грациозной шее сиял кровоподтек от наручников. Марина слегка потрепала его идеальную прическу, и заглянула в серые глаза, широко улыбаясь своими ярко-красными матовыми губками. — Ты на нее так злишься, потому что она у тебя отобрала седьмой смертный грех и ты не сможешь собрать коллекцию для попадания прямо на вечеринку к сатане? — Мескалит улыбнулся, и после краткого поцелуя тихо сказал, — Ты у нас алчная, завистливая, блудливая, горделивая чревоугодница, да еще и постоянно в гневе. А Екатерина у тебя отобрала последнее уныние, и ты теперь не главная грешница во всей колонии.       Они вдвоем громко рассмеялись. Куницкая гордо кивнула, и, прижавшись к Мескалиту, тихо прошептала ему на ушко: — Давай убьем ее? — Давай не будем. — Лёня покачал головой, — Нам хватает одного мертвого начальника. Два — уже перебор. — Тогда сделай так, чтобы Алина нам все рассказала. — А ты чем будешь заниматься? — Он оттопырил воротник шубки, и с интересом осмотрел бриллиантовое колье, — Откуда у тебя оно? — Работать надо лучше. Пошли, довезешь меня.       Они вдвоем под ручку медленно пошли по коридору, вниз по лестнице, и довольно быстро покинули территорию. Секретарь, наблюдавшая за ними, теперь уже без боязни быть услышанной, села обратно за свой рабочий стол, и, прямо со стоящего конференц-телефона решила все же позвонить Алине. Ее нужно предупредить.       Девушка с неохотой раскрыла глаза, смотря на звонящий телефон с неизвестным номером. Сладко зевнула, обнимая одеяло, и приняла вызов. — Алина, я дико извиняюсь, но мир в огне! — С волнением сказала секретарь, решив заодно и печать заправить. — Боже мой, Инна Борисовна, время час ночи! — Алина усмехнулась, — Спасибо за предупреждение. Конечно, мир в огне. И все в огне. Потому что мы в аду. — Послушай, девочка моя, Куницкая вызвала на допрос твоего Даню. И прежде чем ты начнешь возмущаться, что это не твой Даня, я тебе скажу о том, что она сделала в нем две дырки, выбила ему зуб, еще и изуродовала. А он, судя по рассказам Пети, еще и задушить ее пытался. — Это, конечно, радостная новость, что Данила не служивый пес Марины Николаевны, — Девушка убрала свои еще влажные волосы с лица, и, еще раз зевнув, обняла игрушку-лягушку и рыжего кота, спавшего рядом под одеялом, — Но я-то тут каким боком? — Куницкая открыла на тебя охоту. — Резко сказала секретарь, — Как только ты переступишь порог колонии, то Петя отберет у тебя пропуск, и потащит к Куницкой. Скорее всего, она тебя просто убьет. Я тебя предупредила. Будь готова. — К чему? — Девушка крепко закрыла глаза, и устало сказала, — К внезапной смерти? Да мне плевать. — И этот человек еще мне два месяца назад рассказывал о том, как она любит жизнь. Данила твой плохо на тебя влияет.       Женщина прижала трубку к плечу, и медленно начала заливать красивую фиолетовую краску в печать. У нее тряслись руки, уже, даже, не столько от холода, чем от волнения. -Я уже завтра приеду. — Устало сказала Алина. — На два дня вас, Инна Борисовна оставишь, и у вас сразу мир в огне. Как вы без Екатерины Александровны-то все это время живете? — Ой, не напоминай мне даже. Я все успокаиваю себя мыслью, то она не лежит в какой-нибудь яме замерзнув насмерть, а сидит за дверью и работает. Но, хотя бы тут ходить всякие мутные личности перестали. Они теперь все очередью у Куницкой ошиваются, а та лишь подчиненных калечит, и пьет беспробудно. — Слушайте, — Алина задумалась, — А у нас Надежда Ивановна на машине ведь, верно? — Ну да, а что ты хочешь? — Чтобы она меня из дома забрала. — Алина осторожно села в кровати, и, повернув руку, посмотрела на время.- Я им завтра дам — поймать они меня захотели.       Секретарь рассмеялась, и отставила печать, рассматривая фиолетовые подтеки на руках, оставленные краской. Закрытая дверь приемной открылась, и внутрь вошла Надежда Ивановна, расстегнув свою черную куртку. Эта куртка ей досталась от мужа, что был нефтяником, и работал вахтовым методом. На спине сияло название нефтеперерабатывающей компании, а на плечах были ярко-оранжевые нашивки вместе со светоотражающими лентами. — Надь, заберешь нашу девицу? — Тут же спросила секретарь у зашедшей, из-за чего женщина на несколько секунд растерялась, забыв что хотела сказать, и кивнула, — Ну вот и все. Завтра в восемь часов она тебя подберет. Слушай, Алина, и покупай себе уже машину, ты же у нас солидная... — Предлагаете у Куницкой Лексус угнать, чтоб она меня точно пристрелила? — Конечно! Пусть она пешком ходит. Все, спи дальше, Фрося Форточкина.       Секретарь положила трубку, и, с чувством выполненного долга, подперла голову рукой, смотря на врача. Надежда Ивановна села на диванчик, и, тут же закинув больные ноги на ручку, сказала: — Какой план? — Ну, завтра приедет Алина. Судя по всему, она не захочет даваться Куницкой. Может быть у нее все-таки ключ. А может быть она знает о том, куда пропала наша девица-красавица, но молчит.- Она отпила ледяной кофе, и, расстроившись, отставила его, — Бля, опять кофе остыл. — Значит ждем нашу Алину? — Да, и если ее не пытает Куницкая, тогда ее пытаем мы.- Женщина тяжело выдохнула, и сказала, — Боже, как я заебалась. Кати всего недели нет, а эта Маринка, блять, у меня уже в печенках сидит.       Врач молча согласилась, и подперла голову. Ее эта ситуация заебала не меньше.       Рано утром в городе снова бушевала метель. Почти каждый четверг поднималась буря, из-за чего «городские» что работали в колонии, переставили свой график, чтобы не пришлось попадать в пути в эту проклятую погоду. Алина же, обнявшись на прощание с любимыми родителями, схватила портфель и побежала вниз. Выскочила с подъезда, и, сделав несколько шагов, села в белую легковушку. Врач, что сидела на переднем пассажирском сидении, тут же ее поприветсвовала. Девушка кивнула ей в ответ, улыбнувшись, и протерла сонное лицо, решив накрасится по дороге. Ее внимательный взгляд периодически останавливался на крупном мужчине, что был за рулем. Скорее всего это муж Надежды Ивановны. Выглядел, он, конечно, немного пугающе. — Что случилось вчера вечером с Даней? — Спросила девчушка, ведя аккуратную ровную стрелку в уголок глаза, пока машина стояла на светофоре. — Ну, Куницкая его избила, а потом еще и несколько раз выстрелила в него. Состояние у него очень не очень, но я ничего сделать уже не могу. Рыжего закрыли как пса. Запретили его кормить и лечить. Видимо Марина Николаевна думает, что так разжалобит тебя. Ты ведь обязательно побежишь его спасать. — Конечно. — Медленно сказала Алина, изучая свое сонное лицо в небольшое зеркальце, — Уже бегу. Данила сам за себя может постоять. У меня в другом проблема. Я не хочу быть заместителем Куницкой. И Инну Борисовну тоже не хочу заменять. — Почему же? — Удивилась врач, любуясь красивым видом на город, что открывался с объездной. — Потому что я хочу, чтобы моим начальником был Леонид Юрьевич. А выбрать либо Екатерину Александровну, либо Марину Николаевну в качестве начальника — это равносильно признать позицию этого начальника истинно верной. У меня есть разногласия с обоими точками правления. А Леонид Юрьевич лицо нейтральное и не заинтересованное толком в этом всем. — Он красивый, да? — Надежда Ивановна рассмеялась, заметив, как Алина растерялась, — Неужели угадала? — Красивый. — Алина осторожно согласилась. — Но только я привыкла любить за мозги и действия. — Я в твоем возрасте уже второго ребенка носила. А ты работаешь в колонии непонятно на какой должности, и защищаешь уголовника, который из двадцати семи своих лет отсидел девять. — Я не считаю его виновным. — Спокойно сказала Алина, и спрятала зеркальце, прижав к себе портфель. Девушка уткнула нос в ткань, довольно вдыхая запах мандаринов. — И я не одна такого мнения.       Машина свернула с объездной, и медленно поехала по дороге. Алина надела портфель, и затянула лямки максимально сильно, чтобы портфель не болтался. Застегнула куртку, приготовившись к драке. Грачи, заприметившие машину, тут же пнули начальника безопасности, что сидел и мирно спал за столом. Мужчина вышел из каморки, чтобы поприветствовать въезжающих. Секретарь раздвинула листья пальмы, с улыбкой смотря на въехавшую машину. Сейчас будет шоу. — Доброе утро, Надежда Ивановна! — Радостно сказал Петр, медленно обходя машину, — Как ваше ничего? — Спасибо, — женщина захлопнула дверь, — ничего.       Начальник улыбнулся ей. Врач пошла к себе. Алина же, переползла на другую сторону машины, и, резко выскочила из нее, бросившись бежать. Пропуск на черной шелковой ленте был ей дорог, и с ним, так же как и с жизнью, она прощаться не собиралась.       Петр обернулся на хлопок двери, и, поняв, что это побежала та самая, которую он должен поймать для Куницкой, бросился следом. Давно он не бегал, пора вспомнить молодость.       Алина пронеслась мимо конвойных, что в шоке расступились от нее, и, с разбегу перепрыгнув сугроб, пробежала мимо расчищающих дорогу заключенных. Петр не поспевал за ней. Резко остановившись, он схватил рацию, и сказал: — Лёня, лови свою спринтершу!       Начальник конвойных тут же сорвался с места, перехватив эстафету погони, бросив разговор с главным бухгалтером, и, прижимая к себе расстегнутое пальто, побежал за Алиной. — А ну стой! Это приказ! — Никак нет! — Успела воскликнуть Алина.       Отобрав у одного из заключенных лопату, с размаху бросила снег в лицо начальнику, сбив его с ног. Поблагодарив бедолагу в зеленой робе, она бросилась дальше. Мескалит отряхнулся, и, разозлившись, снова бросился за ней. Быстро догнав девчушку, он дернул ее на себя за портфель, свалив на снег. Ловко уселся сверху, прижав ее тонкие ручки за запястья к снегу, и, глубоко дыша, наклонился к ней. Алина задержала дыхание, смотря в его серые глаза, вся покрасневшая. Ее распущенные волосы легли на снег. — Чего бежишь от меня? — А чего вы погнались за мной? — Алина слабо улыбнулась, и дернулась, но Мескалит отрицательно покачал головой, — У меня через десять минут рабочий день начинается. Мы с вами не успеем.       Мескалит улыбнулся ей в ответ, и отпустил руки. Алина тут же воспользовалась возможностью, скинула его с себя, подскочив на ноги. Начальник поднялся, застегивая пальто, и кивнул: — Драться будем? — А я к Марине Николаевне добровольно не пойду. — Почему? — Удивился он, — Она же тебе должность предлагает. Не глупи. Это лучше, чем всю жизнь в низших слоях проходить. Особенно под моим начальством.— Мужчина медленно сделал к ней несколько шагов. — Не хочу. — Кратко ответила Алина, и, сделав паузу, отдышавшись, дополнила, — Уходить от вас не хочу. Вы нравитесь мне как начальник.       Начальник задумчиво хмыкнул, и протянул ей руку в знак примирения. Алина взялась за нее, и, тут же швырнула его в сугроб. Завязалась драка. Любопытные Грачи свесились с ближайших вышек. Заинтересованно смотрели и конвойные, во главе с начальником безопасности Петром.       Алина ловко отбивала сильные удары начальника, отходя назад, и постоянно уворачивалась. Мескалит схватил ее за руку, сжав с силой запястье. Рука разжалась. Стоящая взвыла, попытавшись забрать свою конечность обратно. Начальник схватил ее уже за талию, и, прижав к себе, тихо сказал, не отводя взгляда от напуганных карих глаз: — Мне уже даже Данила не страшен. Не глупи. Пошли со мной. Она все равно схватит тебя. — Потому что вы меня отдадите ей. — Алина покачала головой, и резко выдернула руку, оттолкнув его от себя, — Не пойду. Расстреляйте меня за это.       Главные ворота с грохотом захлопнулись. Алина обернулась, и заметила, как с жемчужного Лексуса выходит Куницкая. Теперь она уже была в черной шубке, подол которой тащился по снегу. Начальница направилась к ним, докуривая сигарету, сделав недовольное лицо. Она ненавидела, когда подчиненные не подчиняются, а еще и дурачатся в рабочее время. За это она уже не раз лишала заплаты, так же как и должности.       Мескалит тяжело вдыхал ледяной воздух, и снова попытался схватить Алину. Она ударила его по руке, а следом и в живот. Лёня с трудом удержался на ногах, задохнувшись воздухом, но решил все же воспользоватся главным страхом девчушки. — Ты не знаешь, на что я способен, и каким чудовищем бываю. — Прошипел Мескалит, пошатнувшись. — Знаю. — Алина вытерла потекшую с носа кровь, и выпрямила спину, — Знаю я, на что вы способны. — Она посмотрела в его глаза, медленно кивнув, — И со мной, я тоже знаю, как вы обошлись. Что это был не Данила, я тоже знаю. Но раз это меня не испугало — у вас больше нет аргументов.       Начальник поднял голову, заставив Алину снова обернутся. Пока она боялась, что начальство подберется к ней со спины, ее враг воспользовался этим. Схватил крепкой хваткой за шею. Она слегка изогнулась, взявшись дрожащей рукой за его ухо. Хватка ослабла, и Алина, резко вдохнув ледяной воздух, наклонилась вперед. Начальник перелетел через ее спину, упав в мягкий, свеженаметенный сугроб. Мескалит вытащил руку из сугроба, но вылезать уже не было сил. Алина услышала овации в свою сторону, и заулыбалась. Вдруг ее охватила гордость за то, что она свалила этого напыщенного индюка. Она дала ему знать, что не боится его. Хоть изначально было не так — сейчас конкретно к нему у нее страха нет. — Неплохо. — Со скучающим видом сказала Куницкая, перешагнув лежащего начальника, и поправила мягкий ворот, — Уделать двух моих начальников. И ради чего? — Она запустила руку, сияющую десятками колец внутрь шубки, и вытащила пистолет, приставив его ко лбу Алины, — Мне некогда танцевать тут с тобой. Пошла. — Она махнула пистолетом.       Алина замерла, смотря на нее. А вот тут уже было без шансов. Девушка медленно подняла руки, и осторожно спросила: — А если… — А если ты побежишь, — перебила ее Марина Николаевна, уверенно держа пистолет, — я в тебя выстрелю. Ляжешь рядом с псиной в одной могиле.       Алина отвела взгляд, и, немного подумав, поддалась. С ней она не желает бороться. С той, кто стреляет в безоружного, и у кого безграничные возможности, лучше не спорить. Девушка побрела не опуская рук в административное здание. Куницкая дернула ее за капюшон, остановив перед Петром. Мужчина сдернул пропуск с шеи, и открыл перед ней дверь.       Они вдвоем поднялись наверх. Знакомый стук каблуков заставил очень многих выглянуть, пускай и через щели в дверях, в коридор. — За что вы так со мной? — Не люблю вседозволенность. Она должна быть у кого-то одного. И, судя по тому, как ты боролась с Мескалитом, то ты уже знаешь о том, что вчера было. — Знаю. — Алина кивнула, — Врать не буду. — И о том, что твой рыжий пес тебя сдал с потрохами — тоже знаешь. — Знаю. — Снова согласилась она, и прошла в кабинет, сев около стола.       Куницкая положила пистолет, и, расстегнув шубу, повесила ее на кресло. Судя по всему, она приехала на работу очень ненадолго. Женщина отломила кусок шоколадки, и, отодвинув пистолет, положила перед Алиной листок и ручку. — Пиши заявление. Ты хочешь стать моим заместителем. И рассказывай куда дела ключ от кабинета этой крашенной с аутизмом. — Вашим заместителем я быть не хочу. — Дрожащим голосом сказала Алина, уперев взгляд в бумагу, и боясь поднять голову, — И рассказывать вам тем более ничего не хочу. Екатерина Александровна доверила мне этот ключ, а значит знала, что я гарант его сохранности.       Марина Николаевна мягко подняла ее голову, коснувшись теплыми пальцами ее подбородка. Алина с любопытством осмотрела ее наряд, и отрицательно покачала головой. — Простите, но я не буду ничего рассказывать. Я не привыкла разбалтывать тайны, которые мне доверили.       Начальница набрала номер по конференц-телефону, и сказала: — Лёня, приведи мне нашего песика.       Положив трубку, женщина придвинулась к столу, и отвела взгляд. Устало цокнув, она сказала уже сидящей по левую сторону: — Твое поведение мне не нравится. Твоя приближенность к заместителю колонии мне не нравится. Твоя очаровательная бабуля и твой мертвый дедуля должны были рассказать тебе как делаются дела в исправительных колониях и тюрьмах. — Она перевела взгляд на Алину, и прекрасно заметила, как девушка вздрогнула от страха, — Наверное уж, в отделе кадров твоя бабуля точно знала, чем лучше не заниматься на территории колонии. А вот твоего дедушку пристрелили по делу. Он полез на начальника, и был застрелен на месте. Конечно, — она изящно взмахнула рукой, тут же засиявшей драгоценными камнями и металлами, — официальная версия другая. Но только дураки верят в официальную версию.       За окном послышался злобный лай собак и крики. Куницкая оперлась мягко о спинку кожаного черного кресла. На ней была черная рубашка с узором, вышитым золотыми нитями, заправленная в узкую классическую черную юбку. В ушах были серьги с бриллиантами обрамленными в изящное золото. Выглядела она восхитительно. И это было невозможно отрицать. — Я веду себя тут так, как считаю нужным. — Алина рассматривала золотой узор, стараясь не смотреть начальнице в глаза. — А на счет приближенности… — Она пожала плечами и сказала, — Когда я работала на вас, все вокруг были уверены, что я теперь ваша собачка и делаю за вас все грязные дела. Все вокруг постоянно что-то болтают и пишут на заборе кто чем занимался в пятницу вечером. Друзей и любовь всей жизни я тут не ищу. Я пришла сюда работать, и если я исполняю хорошо свои обязанности, это не значит, что я под кем-то стелюсь. Это значит, что я исполняю те приказы, которые мне дало непосредственное начальство. — Интересная версия. Жаль я слишком долго тут работаю, и в сказки уже не верю.       Дверь в кабинет открылась, заставив Алину обернутся. Порог сначала переступил Мескалит, следом затянув уже и того самого песика. Данила тихо рычал, сгорбившись, из-за того, что начальник тащил его за отросшие рыжие волосы. Все его лицо было разбито, сияя открытыми ранами, которые были сильно воспалены, и в них запеклась кровь. В ватнике сияли две дыры от ранений. Парень с трудом распрямился, дернув скованными за спиной в наручники руками, и поднял голову. Куница сделала мягкий жест, и, придвинув к Алине листок, сказала: — Либо сейчас я его добиваю, либо ты пишешь заявление и все рассказываешь.       Алина в шоке рассматривала Данилу. Мескалит расстегнул его ватник, оголив тело, выставив все напоказ: избитая множество раз, сияющая кровоподтеками на ребрах и животе, кожа и два пулевых ранения. Девушку повергло это в шок. Сам же заключенный стоял не изображая никаких эмоций, и лишь тяжело дышал, смотря в окно. — Скажи ему спасибо, иначе сейчас бы этого всего не было. — Гордая собой, Куницкая улыбнулась, когда Алина все же взяла ручку, — Это он выдал то, о чем ты знаешь. — Конечно, это он выдал. — Ответила ей Алина, — Ведь я его попросила это рассказать. А спросили бы вы его дальше — он бы вам ничего не ответил. Он сказал просто предложения. А дальше у него знаний нет.       Она повернула голову, и улыбнулась Даниле. Тот кивнул, улыбнувшись ей в ответ. Начальники же нахмурились, не ожидая, что пес умеет улыбаться, и что дальше он ничего не знает. Мескалит напрягся, опустив голову. Видимо он был прав, и они, все же, что-то упустили. — Я же говорила, что много чего знаю. — Алина тяжело выдохнула, и начала писать заявление, — И то, что меня избил не Данила, а вы с Леонидом Юрьевичем, тоже знаю. — Ее рука выводила ровный ряд предложений, выписывая красивые буквы, — И то, что вы знаете о том, что Екатерина Александровна хотела меня взять себе секретарем. Просто вы не учитываете того факта, что о ваших деяниях будет известно еще кому-то кроме вас. Стены, у которых есть уши, работают в обе стороны. Так же как и главные ворота, — Она посмотрела на часах дату, и, поставив ее в конце страницы, остановилась, прежде чем поставить свою подпись и ее расшифровку, — отсюда можно выйти так же легко, как и войти, если знать к кому обратится. — На что же ты намекаешь, дорогая? — Спросила Куницкая, взяв в руки печать. — На то, что я очень многое знаю, — она подняла взгляд, и посмотрела в ее глаза почти без страха, — но никому ничего не говорю. И я готова очень многое выдержать, но чужие тайны я буду хранить до тех пор, пока мне не разрешат их рассказать, либо я не умру. — Она отдала ей бумагу, на которой написала, что желает быть ее заместителем, и, сложив руки ладонями вместе, снова опустила голову, — Отпустите Данилу и окажите ему помощь. — Говори где ключ, девочка. — Тут же отпарировала Куницкая, вчитываясь с удовольствием в заявление. — Я хочу больше. — Погоди. — Мескалит ее остановил, — Скажи мне почему Катя прячет своего ребенка.       Данила подпер спиной темно-синюю стену, закинув голову. Ему было очень тяжело и больно стоять. Он даже не слушал их разговоров, думая о приятном. — Да отдай ты им ключ, и пусть они уже отъебутся от нас. — Устало сказал Данила, — Они сами все равно ни до чего не додумаются, сама же знаешь.       Алина сидела молча и не двигаясь, боясь спровоцировать начальство на еще один "случайный" выстрел с табельного. Куницкая медленно поднялась из-за своего стола, и подошла к Даниле. Схватив его за горло, и, впившись острыми ногтями в его шею, сказала: — Слова псу не давали. И не думай, что мы такие глупые. Не тебе, окончившему семь классов нас упрекать. — Данила, молчи. — Тут же сказала Алина, — Не провоцируй ее.       Данила лишь усмехнулся, и прошептал, смотря ей в глаза: — Что, хочешь еще раз почувствовать, как тебя душат твоими же наручниками? — Он покачал отрицательно головой, — Ну вот и не провоцируй меня. — Хочешь чтобы я пустила слух, что ты теперь крыса, и отправила тебя в комнату с шестнадцатью людьми? — Там тоже не дураки сидят. — Данила перестал подпирать стену, но Мескалит тут же приставил к его голове пистолет, — Повторю еще раз для вас двоих: люди, которые способны борзеть только с рабынями, а избивать только связанного — хуйня собачья.       Марина с размаху ударила его по лицу, заставив все раны кровоточить по новой. Данила вздрогнул, но тут же повернул голову обратно. Начальница села, и, набрав номер главы отдела кадров, кивнула Алине: — Давай, отдавай ключ. — Не отдам. Потому что у меня есть понятие чести. Мне доверили — я сохраню. И секретами я не обмениваюсь. — Чем быстрее ты отдашь ключ, тем быстрее все вернется на свое место.       Данила поджал кровоточащие губы, и посмотрел на Мескалита, что стоял опираясь о шкаф, сжимая в руке пистолет. Начальница отдела кадров вошла в кабинет, и, ужаснувшись картиной, встала на пороге. Куницкая протянула ей заявление, улыбнувшись. — Что-то еще? — Спросила она, взяв бумагу. — Пока нет. Но скоро будет еще.       Когда они снова остались вчетвером, Марина отломила еще один кусочек шоколадки, и запила его вином. Алина вслушивалась в тишину, мысленно споря сама с собой по поводу того, стоит ли раскрывать тайну. Ключ был у нее с собой. И, видимо, в этом была вся проблема. — Не торопись. — Марина Николаевна пожала плечами, и отключила звук у звонящего конференц-телефона, — Мы тоже никуда не будем торопится. У нас же, блять, работы нет. — Слышь, — Данила шоркнул ногой, привлекая внимание Мескалита, — дай я ей кое-что на ушко шепну. — Что на ушко, то брехня. — Демонстративно отвернувшись, сказал Мескалит. — И верно. — Марина сложила руки на груди, качаясь в кресле, — Говори так. — Марине Николаевне очень идут погоны подполковника. Жаль, что она не надела свой новый пиджачок сегодня. Видимо, не захотела хвастаться.       Алина медленно подняла голову, осознав, что именно хотел ей сказать Данила этим сообщением. У нее моментально похолодели руки, покрывшись испариной. По спине пробежали мурашки. Только не это. Она перевела взгляд от пола на Куницкую, что с любопытством изучала ее. Поэтому ей все так легко давалось. Это они виноваты в том, что Екатерины Александровны нет. Куницкой бы не дали так быстро звание подполковника. Кем бы она не была — нужна подпись начальника колонии. Ведь по документам — начальник колонии существует. А вот его заместитель отсутствует по невыясненной причине. — У вас уже звание подполковника? — Осторожно спросила Алина, смотря в ее глаза. — Ага, мэр города разрешил им стать. — Куницкая развела руками. — Если я отдам ключ, то мы будем свободны? — Да, будете свободны. Данила вернется себе в конуру, а ты продолжишь работу. Но уже на меня. Мескалит тебе больше не начальник. Теперь ты подчиняешься мне.       Алина тяжело выдохнула, и закрыла руками лицо. — Я отказываюсь. Я не буду ничего говорить.       Марина Николаевна ударила рукой по столу, из-за чего Алина вздрогнула. — Говори, сука, ты уже меня заебывать начинаешь. Мы тут уже час сидим, а ты ничего вразумительного сказать не можешь. Тебе не то, что секретарем нельзя быть, а даже уборщицей. Всего боишься, заикаешься, мнешься, как будто первый раз на панель вышла. — Никак нет, Марина Николаевна.       Начальница схватила ее за руки, и, защелкнув на запястьях наручники, дернула на себя за волосы. Алина упала на колени перед ней, опустив голову, и взвыла. Мескалит отвернулся, посмотрев на Данилу, но тот лишь устало покачал головой. — Давай просто запрем ее. — Сказал Мескалит. — На третьи сутки завоет, и все расскажет.       Куницкая кивнула, и, расхохотавшись, намотала густые кудрявые волосы на свою руку. — Слышала? Отправляешься отсиживать срок. Без еды, без воды. К тебе никто не придет. Пока ты не признаешься где этот поганый ключ, ты отсюда живой не уйдешь.       Алина всхлипнула, попытавшись ее ударить, но тут же получила кулаком в лицо. Данила облизнул губы, и прошептал: — Я смотрю, мне не одному нравится ее калечить.       Мескалит еле сдержался, чтобы не засмеяться, и, наклонившись к заключенному, прошептал: — Я тебе даже больше скажу, она по девочкам с такой же радостью пойдет, как и по мальчикам. — По ней видно. — Данила потер больные запястья, рассматривая немую сцену.       Куницкая задрала голову Алины, и, прошептала ей на ухо: — Ты умрешь тут. Я тебя предупреждала. Врать мне — опасно для жизни. Я все все равно узнаю. Тебе же будет хуже. Живой ты из камеры уже не выйдешь.       Алина немного подумала, и резко поцеловала Марину. Данила тут же громко рассмеялся, и кивнул: — Ладно, считается, уговорила.       Алина взвыла от второго удара по лицу от начальницы, и, шмыгнув носом, чтобы не капать лишний раз на пол кровью, усмехнулась. Мескалит удивленно посмотрел на заключенного, что стоял и смеялся, вжавшись в стену. — Ой дура, она же тебя сейчас за это тут пристрелит. — Не унимался он. — Ну и ладно. — Алина улыбнулась, — Кашин, я тебя ненавижу. — Ой, пиздец тяжеляк. — Рыжий заливался хохотом, — Ладно, похуй, что ща сдохнем как псины. Хоть повеселила меня перед смертью. Ладно, считается. Расскажу.       Куницкая поднялась с кресла, и, набросив шубу на плечи, схватила Алину за воротник куртки, потянув за собой по полу. Мескалит толкнул Данилу следом. Они вчетвером пошли с административного здания во второй блок. Стоящие у двери конвойные расступились перед начальниками, в шоке смотря на Алину, что еле шла, перебирая ногами, и сжав руки в наручниках. Рыжий же, вместе с Мескалитом, шли за ними как на прогулке. — Что это сейчас было? — Удивился начальник, смотря на ехидную улыбку Кашина. — У нас с ней был уговор. Если она поцелует Марину Николаевну, то я ей кое-что интересное расскажу. Я не думал, что она когда-то на это решится. — Ну пиздец ты, конечно, добрый мальчик. Знаешь же, чем это грозит? — Чем? — Данила улыбнулся, отведя взгляд, — Я бы посмотрел и на то, что дальше будет, но это уже получится служебный роман, а я не люблю этот фильм.       Куницкая жестом приказала открыть одну из комнат на противоположной, от комнатки Кашина, стороне. Когда конвойный молча открыл дверь в пустую камеру, то Марина Николаевна с размаху толкнула Алину внутрь. Девчушка упала на пол, взвыв. Скованные руки не дали ей упасть безопасно, и что-то очень опасно хрустнуло. Начальница вошла медленно внутрь, перегородив собой тонкий луч света, идущий из коридора. Она расстегнула с Алины наручники лишь для того, чтобы раздеть ее. Откинула в другой угол и теплую куртку, и теплый свитер, оставив в легкой черной мужской футболке, и пятнистых летних штанах. Прицепила руку обратно, приковав ее к койке. Отбросила в сторону и берцы с двумя парами теплых носков. — Удачи тебе тут подхватить что-нибудь веселое. — Она пнула ее выгнутую руку, и снова послышался хруст, — Если я приду через сутки, а ты ничего не захочешь мне рассказать или отдать — я пристегну тебя на улице. — Она наклонилась к Алине, что сидела на полу и заливалась беззвучно слезами, — Ты умрешь. Умрешь как сука. А твоим родителям будет сказано, что ты раскрыла государственную тайну и была застрелена при попытке бегства со страны. — Она кивнула. — Очень неплохая смерть. Для врага народа. Веселись!       Она развернулась, и ушла. Дверь в комнату закрылась, лишив ее новую обитательницу единственного источника света. — Че встал? — Куницкая махнула рукой, — В будку, псина.       Данила развернулся, покорно отправившись самостоятельно в свою камеру. Мескалит закрыл его там, и отдал Кунице второй ключ. Женщина отрицательно покачала головой. Оперевшись о перила, посмотрела вниз, на первый этаж, где несколько конвойных избивали нового сидельца. — Я боюсь, что они догадались, что это из-за нас нет этой сучки. — Ну, — Мескалит встал рядом, — ты начальство. Ты заставила их заткнуться. Тут к их крикам никто не прислушается. — Она все равно не сдастся. Бесполезно. — Куницкая мягко пригладила свои волосы. — Либо мы ломаем этот поганый кабинет, и даем всей колонии знать, что мы тут реально соответствуем своим слухам. Либо пора скидывать эту куклу в помойку. — Я очень надеюсь, что ты не будешь пытать Екатерину. — Предпочитаю не пилить сук, на котором сижу.       Начальница выпрямилась, и, застегнув шубу, бросила оба ключа от камер себе в карман, набирая своего водителя. Рабочий день окончен. Она устала и очень хочет выпить.