Ты мне не снишься

Пабло даже не удивился, когда открыл глаза и увидел перед собой одного знакомого короля. Можно сказать, единственного знакомого лично короля. Пабло достаточно хорошо спал и не встречал ничего невероятного во снах, в отличие от Лауры, но обмороки почти всегда будили в нем воспоминания о прошлой жизни. Особенно если он крепко прикладывался головой. И вот теперь он наблюдал за мечущимся в недовольстве давно умершим правителем Франции. — Ваше Величество, таковы условия императора, — как будто для него немного пояснил ситуацию коннетабль. В его душе ощущалось сочувствие, смешанное с тревогой. Пабло не переставал удивляться тому, что, несмотря ни на какие обстоятельства, коннетабль не испытывал раздражения или гнева. Сильные мира сего нехило так пользовались им, а он и в ус не дул, ещё и любил их. Да, Пабло чувствовал отголоски любви к этой монаршей семье. Причем от мала до велика — от бабки до внуков, и король здесь занимал явно не последнее место. С другой стороны, сам коннетабль неплохо устроился, ему грех было жаловаться. Да и они с королём вроде бы считались друзьями. Не сразу, но, изучая, анализируя, попадая в чужое тело, Пабло осознал, что завидовал. Завидовал дружбе. Даже такой странной. В современном мире он как-то не завёл друзей, не сложилось, а здесь у него вдруг обнаружились настолько высокие во всех смыслах отношения. — Я не хочу на ней жениться! Зачем мне эта испанка?! Не желаю и не собираюсь, — король подпёр бок рукой, всем своим видом демонстрируя гнев и злость. Пабло поднапрягся и решил, что речь шла о втором браке короля. — Прошу прощения, государь, но вы уже на ней женаты, — заметил коннетабль спокойным, слегка заискивающим голосом. Все же он обладал невероятной выдержкой — не терял самообладания и не боялся монаршего гнева. Хотя Пабло не мог не похвалить и самого себя — не зря он читал те книги, сейчас ведь все правильно сообразил. — Верно. Что же императора не устраивает в таком случае? Я свое слово сдержал, Элеоноре необязательно жить здесь. Уверен, дома ей будет лучше, — король прикрыл глаза, явно борясь с желанием побросать ещё что-нибудь на пол — глазами коннетабля Пабло мог видеть несколько раскиданных вокруг предметов. Если так можно было назвать осколки вазы, кипу бумаг и раздробленные безделушки. — Разве вы хотите потерять Бургундию, Ваше Величество? — коннетабль напомнил мягко, но верно — расфуфыренный король разом поник и наполнился совсем другой злобой. Все же Монморанси был настоящим дипломатом — деликатным, но не лишенным дерзости в тех случаях, когда требовалось именно это. — Только не Бургундию, — кисло ответил король, а потом словно что-то вспомнил и передумал кукситься, по крайней мере, на людях. — Но мы победители, — он опять приосанился, не слишком правдоподобно, позволяя Пабло понять, что пока злосчастный адмирал находился на французской стороне, и король ещё мог капризничать. — Да, Ваше Величество, поэтому вам и возвращают вашу жену. Вместе с заложниками, — снова ловко ввернул коннетабль, а Пабло подумал, насколько и правда блаженны верующие. В тот краткий миг они не знали, сколько ещё им предстоит потерять. — Она мне совсем не нравится, Анн, — король вдруг одним махом растерял всю свою жеманность, становясь каким-то обычным и совершенно несчастным. В сердце же коннетабля Пабло ощутил не менее резкий приступ дружеской любви — ещё бы, король обратился к нему по имени, как к тому самому товарищу по детским играм, верному другу, который спас его на поле боя. Он был человеком настроения, но в настолько доверительном пребывал редко. — Она хорошая женщина, Франсуа, и ты это знаешь, — поколебавшись мгновение, все же позволил себе вольность коннетабль и взял короля за плечо. Его привязанность словно напрямую перетекала в душу Пабло — он и сам теперь искренне сочувствовал коронованному страдальцу, с которым уж точно не ходил на соседний горшок. — Сколько я терпел Клод? Она тоже была хорошей женщиной, — возразил король и посмотрел ему в глаза. Вернее, не ему, а коннетаблю. Пабло вдруг понял, что ни с кем этот человек не был так откровенен. Даже с матерью, о любви к которой упоминали в каждой из прочтенных Рыжим книг. Жуткий позёр и фантазер, дутая величина. Сколько Пабло ни читал и ни узнавал о нём, так и не увидел, в чем заключалась тёплая дружба Франциска и Монморанси — разве только в том, что король никогда не забывал о его существовании. Хотя в случае короля Франциска I и это было свидетельством большого расположения — на остальных, кроме матери, ему в общем-то было наплевать. И вот теперь Пабло приоткрылась недоступная другим страница истории. — Там же твои дети, Франсуа, — теперь уже откровенно и прямо сказал Монморанси. Пабло ждал, что король разозлится, начнёт кричать, возможно даже, прикажет отменно наказать своего друга, но он только тяжело вздохнул, не вспомнив ни о субординации, ни о привычном жеманстве. Сейчас они и правда были людьми, которые когда-то сидели на соседних горшках. — И я верну их, — мрачно согласился король, грузно опершись ладонью о стол. Рука Монморанси так и осталась на его плече в знак поддержки. — Но я не люблю их, Анн. Не люблю так, как должно, — совсем тихо добавил Франциск. Сердце коннетабля сжалось от боли, неодобрения и все того же сочувствия. Ему-то эти дети явно были дороги. Пабло снова осознал: никто и никогда не слышал таких слов от короля. — И её не люблю, — уже громче сказал король. — Мне жаль, — да уж, Пабло тоже не сумел бы найти что-нибудь другое для ответа. Как и коннетабль, он прекрасно понимал причины упрямства короля, причины его отношения к женам и детям, но и детям сопереживал. Что ещё сильнее говорило о привязанности Монморанси, ведь сам Пабло до того не испытывал к какой-либо малышне особо добрых чувств. — Порой мне не так уж нравится быть королём, — Франциск покачал головой, будто припоминая все моменты, когда ему пришлось смириться и подчиниться — судьбе, долгу или другим людям. Вместе с Монморанси Пабло знал, что подчинения король не любил больше всего. Он предпочитал жить только так, как хотелось ему. И жил. Но иногда и он оказывался бессилен перед обстоятельствами. — Но это редко, государь, — Пабло почувствовал, как губы Монморанси расплываются в доброй улыбке. Франциск в ответ просветлел — воодушевился словами поддержки, расслабил плечи, а потом изобразил на лице хорошо знакомую и привычную манерность. — Что ж. Так и быть, тащите сюда эту испанскую кобылу, — вновь становясь таким, каким Пабло впервые его увидел, согласился король и картинно взмахнул руками. — Моя мать отправится заключать мир. Дадим дамам их момент славы, — он щелкнул пальцами и повернулся, открывая вид на свой точеный профиль, где особенно выделялся длинный нос с небольшой горбинкой. Услышав про Луизу, Пабло невольно вспомнил Лауру, хотя не прочь был бы увидеть и её прошлое воплощение — чего греха таить, королева, так и не ставшая настоящей королевой по титулу, завораживала. Вот бы хоть раз увидеть Лауру в подобном образе — женственной, в платье, с причёской и маникюром. Ей хватало величия и силы и в современном мире, но вот на более изысканный чисто внешний образ Пабло бы посмотрел. Разочек, ведь Лаура нравилась ему такой, какой была, и тряпки здесь не имели никакого значения. — Пабло! — мысль о Лауре разорвала хрупкую связь с прошлой жизнью, и он услышал её голос, наполненный тревогой и растерянностью. Да уж, из них двоих это она обычно падала в обмороки. — Прости, детка, мне нужно было ненадолго тебя покинуть, — пошутил Пабло, теперь уже по-настоящему открывая глаза и приподнимаясь на полу. Лауре, конечно, приходилось полегче — в похожие моменты он дотаскивал её до кровати. — Очень смешно, — фыркнула Лаура и дотронулась до его лба. Переживала. Не часто он видел от неё заботу о себе и сейчас почти поразился ей. По правде сказать, давненько никто не переживал за него и уж тем более не заботился о нем. Он обхватил Лауру за талию и притянул к себе, прижавшись лицом к её груди. Сердце в ней билось часто-часто, выдавая волнение хозяйки. Возможно, поэтому Лаура не оттолкнула его, только погладила ободряюще по голове. — Я соскучился, — продолжил неудачно шутить Пабло, чтобы побороть послевкусие от видения. В этот раз его не мучила тошнота и головная боль, как бывало обычно после приступов, но впервые в его сердце образовалась какая-то пустота. Странная и незнакомая. Пустота от потери близкого человека, которой он никогда раньше не ощущал. С ней мог сравниться только страх за Лауру, когда он думал, что она умирает. В резервуаре и здесь, ещё вчера. — Прекрати, — снова шикнула Лаура и вдруг поцеловала его в макушку. Он лишь сейчас понял — все это время она просидела рядом с ним на полу. Он прижался к ней сильнее и обхватил здоровой рукой её плечо. Немного отпустило. — Лаура, — пробормотал Пабло, не зная, как продолжить и продолжать ли вообще. На неё плохо влияли его рассказы, она страдала от воспоминаний о той жизни, страдала от тоски по сыну, которого даже не видела до сих пор. Пабло понял это раньше неё самой, но только сейчас прочувствовал, осознал сердцем. И удивительнее всего, что к нему пришла тоска не по собственным детям, а по все тому же человеку. По другу. — Что случилось? — замерев над ним, спросила Лаура. Он знал — она уже догадалась, но боялась озвучить. Боялась услышать. — Я видел его, Лаура. Видел твоего сына, — в ответ на эти слова она как-то странно вздохнула, то ли удивлённо, то ли болезненно. Он вдруг представил, что будет, когда и она увидит, увидит своего ребенка, которому когда-то посвятила всю жизнь. А она увидит, Пабло не сомневался. И если она сейчас, только узнав о его существовании, не могла ни есть, ни спать, встреча просто убьёт её. — Это было что-то страшное? — не сумев скрыть волнение в голосе, поинтересовалась она, ногтями впиваясь в шею Пабло. Неосознанно, чтобы удержаться на краю знакомой эмоциональной ямы, поэтому он не попытался её остановить. — Скорее, прекрасное, — честно признался Пабло и осторожно поднялся с пола. Голова слегка кружилась, но он не пошатнулся и даже помог встать Лауре. На ней не было лица, и он ещё сильнее пожалел о своём откровении. — Хорошо, — она тряхнула головой, отгоняя наваждение и потянула его к кровати, явно приглашая присесть или прилечь и больше не протирать их магическим образом всегда чистые полы. — Давай побудем вместе, — предложила она, и он не смог бы сказать, кому из них это было необходимо отчаяннее. Возможно, обоим. Несколько часов они провели рядом, ничем особенно не занимаясь, время от времени перебрасываясь парой фраз, а потом Пабло вспомнил, что Фернандо обещал-таки принести их заказ. Поэтому он отправил Лауру спать в её бывшую комнату, сам отставшись в ожидании. Лаура вяло сопротивлясь, переживая за него, но все же слишком не хотела общаться с обожаемым другом и в итоге подчинилась. Фернандо пожаловал, когда Пабло уже крепко задремал. Все эти задержки заставляли задуматься, где они все-таки находились, если элементарные товары нельзя было доставить быстро. Вряд ли они самолично готовили какие-нибудь особые прокладки для Лауры. Ящик с ними громко стукнулся о пол, куда его не слишком аккуратно плюхнул Фернандо. Его лицо снова выглядело совершенно лишенным эмоций, даже бесячее дешевое сочувствие исчезло с него. — Ничего себе, — присвистнул Пабло, подходя и рассматривая нехилых размеров ящик. — Думаешь, мы здесь лет десять просидим? И все это время она... — он шутил, конечно, но в этой шутке юмора была только доля, поскольку такое количество используемого раз в месяц барахла прямо свидетельствовало, что они здесь застряли надолго. — С запасом. Далеко до аптеки ходить, — как будто тоже пошутил Фернандо, но и в его словах Пабло уловил серьёзность. Все же сидели они в какой-то дыре, он уже почти не сомневался, и это следовало учесть в плане побега. Мадридом здесь и не пахло. — Черт. Надо было все же заказать презервативы, — не сдержался Пабло, наслаждаясь тем, как помрачнело лицо старикана. Да, шутка, повторенная дважды, — плохая шутка. — Мне нужно взять у неё анализ крови, — объявил Фернандо и двинулся к закрытой комнате Лауры. Так резко сменил тему, что Пабло едва успел среагировать. — Обойдёшься, — сурово отрезал он и встал на пути у козла, уже извлекавшего из кармана шприц. Нашлась тут медсестра. — Мы все равно это сделаем, Пабло, — спокойно возразил Фернандо, заставляя его ощутить новое волнение. Они слишком мало знали об этом месте и методах, которые здесь использовали. Не дай бог их с Лаурой разделят, тогда точно пиши пропало. — Тогда пусть это будешь не ты, — Пабло вдруг пришло в голову, что, возможно, если его требование учтут, они увидят кого-то другого и получат новую информацию. — Хорошо, — вдруг легко согласился Фернандо и убрал шприц в карман. Такая покорность напугала Пабло. Никто ещё не приходил сюда, кроме старика, и это явно было не просто так, а теперь все преграды якобы пали, попроси — и придут. — Защищай её. Она очень ценный экземпляр, — добавил Фернандо таким голосом, что в нем одинаково читались и усмешка, и дружеское предупреждение. Старикан в кои-то веки попрощался и вышел, а Пабло ещё долго думал над его словами. Собирались ли они что-то сотворить с Лаурой? И почему Фернандо выдал их намерения? Пабло не находил ответа. В любом случае им с Лаурой пора было сваливать отсюда.