Боже,ну за что? Бен на секунду бросает всё и роняет голову на скрещенные руки. Несколько листочков феерично подпрыгивают и с грацией осенних листьев падают на пол. Бен даже смотреть в их сторону не хочет. Глаза предательски слипались. Работа наваливалась на него постоянной горой проблем, решений, головной боли и людским недовольством. Казалось, люди всегда будут чем-то недовольны, всегда будут думать, что можно было бы лучше, что их совсем не слушают, и ещё по списку...И им всё-равно, что их новоиспеченный король не спит ночами, что он почти не может уделить время собственной невесте, что у него целый ворох личных переживаний, и что он ещё только переступил порог девятнадцати... Он уже почти уснул,когда дверь распахнулась,а внутрь, сметая величием всё на своем пути, врывается Иви,попросту игнорируя несчастную секретаршу, пытавшуюся остановить девушку. Бен подпрыгивает на месте, автоматически пытаясь вернуть волосы в нормальное состояние, чтобы не казалось, будто он уснул на рабочем месте, даже если это правда. Ну какой король на рабочем месте спит-то в самом деле! — Иви?.. Он в самом деле удивлён. Вся оставшаяся в Аурадоне компания Мэл объявила ему бойкот ещё недели две (плюс-минус — хотя, скорее плюс или плюс-плюс неделя, он немного потерялся во времени) назад. Нет, если судить по лицу Джея, то сын Джафара бы с удовольствием врезал ему раз двадцать, Карлос бы направил на него Чуви или устроил кибератаку на его документацию, чтобы Бену жизнь мёдом не казалось, но Иви, видимо, заняла лидирующие позиции в их маленькой банде. Наверняка, только благодаря этому лицо Бена всё ещё цело. Спустя долгие дни отчуждения, что особенно остро ощущались после близкой дружбы, Бен признался себе, что чертовски по ним скучает. Иви смотрит на него холодно, сверху-вниз, и ей явно не нравится то, что она здесь находится. Только бесконечные уроки этикета позволяют Бену остаться сидеть ровно, а не вжаться в кресло просто для того чтобы немного утонуть в расстроенный чувствах от того, что довольно близкий друг теперь его на дух не переносит. — У меня к тебе разговор. — тон настолько сухой и чисто-деловой,что Бену становится совсем неловко. — Д-да,конечно, присаживайся! — он рефлекторно встаёт,чтобы их глаза были на одном уровне и жестом отпускает секретаршу. — Ты будешь чай или?.. — Не нужно любезностей,— ни капли не потеплевшим голосом отвечает девушка,садясь на предложенное место, закинув ногу на ногу. — Я к тебе по делу. — Неужели? — тянет он всё же немного разочарованно. Иви почти сразу стала ему если не хорошим другом, то точно прекрасным советником. Она прекрасно умела считывать настроение людей, знала, когда поддержать, а когда дать психологический пинок, чтобы он взял себя в руки, когда можно дерзить, когда нужно говорить спокойно — легко лакированный в человеческом настроении и эмоциях, тогда как Бен вечно чувствовал себя неловко даже когда нужно было просто сказать "нет". Через это он переступил тоже благодаря Иви. Ты король. Это им должно быть неловко перед тобой. Обладая во истину превосходным воспитанием, удивительно сопряженным с твердостью, привитыми, судя по её словам, матерью, и природными данными дипломата, она стала для него настоящим спасением в некоторых аспектах работы, да и в жизни в принципе. Она часто шептала на ухо, когда он излишне увлекался, одними глазами намекала, что он про кого-то или что-то забыл и неплохо было бы вспомнить прямо сейчас — и умудрилась аккуратно вступить в диалог, самим разговором напоминая, в чем состоял вопрос, пока собеседник отвлёкся на неё. — Осенний бал в вашем был поистине выше всяких похвал! Мы с нетерпением ждём празднование на следующей неделе. Наверняка, оно будет не менее прекрасным! Напоминала про годовщины, даже аккуратно предупреждала, что его девушка — уже бывшая — в плохом расположении духа, потому что скучает по нему и злится от того, что репортёры преследуют её на каждом шагу. И до всего этого — до катильона, до Острова — он был близок к тому, чтобы предложить ей если не должность королевского посла, то однозначно место в его личном Совете. Терять с ней связь, дружбу, ему совершенно не хотелось — Иви помогла ему в слишком многом. Он скучает по ней. — Да,— она возвращает его в реальность официальным тоном, и Бен едва подавляет вздох. — Помнишь, ты говорил нам о шансах? Тогда, в столовой. Ладно, теперь он сбит с толку, хорошо. — Да...конечно. Но, я не совсем понимаю... — Я считаю, что нужно возобновить программу. Она смотрит на него в ожидании, пока Бен заторможено вспоминает о чём идёт речь. Программа по исправлению детей злодеев, переселение их в Аурадонскую школу. То, с чего всё это началось. Он совсем об этом и забыл, хотя уже и нарвался на последствия этой забывчивости. Он забрал четверых — самых, по слухам, пропащих детей — и приказал привезти их сюда. Почему-то он перестал думать об этом, когда эти четверо прижились, словно кто-то сказал, что на этом всё, и он может с чистой совестью больше не вспоминать о программе. Ума со своими пиратами напомнила,что это не так — другие дети тоже жаждали выбраться оттуда, из своего несправедливого, незаслуженного заточения, на которое их обрекло рождение у собственных родителей. — Программа... — Именно. Иви смотрит выжидательно, с легким прищуром, но волнения не показывает, лишь выдерживает идеально-ровную королевскую осанку — ему бы такую — и ждёт его ответа. — Хотел бы я сказать "да" — он садится перед ней и сцепляет руки в замок,смотря прямо в карие глаза. Она разговаривает с ним больше минуты первый раз за две недели, хоть и одаривает его всё тем же ледяным взглядом. Но она хотя бы разговаривает с ним. И если единственное, о чём он может поговорить сейчас со своим другом — это политика, пусть так. — Но удачная ли это идея прямо сейчас? Люди всё ещё напряжены после произошедшего. — Прошло уже больше трёх недель,— без каких-либо сомнений противоречит Иви. Возможно, именно поэтому Бен и хотел бы видеть её в статусе советника. — Сколько они ещё будут напряжены? Не удивительно, что они не доверяют Уме,— Бен чуть закатывает глаза. — она свалилась им, как снег на голову, когда они только привыкли к Мэл. Но почему за это должны отдуваться другие дети? — Но и с жителями Аурадона так поступать нельзя. — спокойно замечает Бен. Когда они говорят о политике, находиться с Иви один на один становиться не так страшно. Он чувствовал себя школьником, которому нужно было сдать аттестацию. — Ты сама заметила, что на них свалилась Ума, к которой они не привыкли. Всё же на многих лежат последствия вражды со злодеями — поколения наших родителей сложно переубедить в чём-либо, и, конечно, их напрягают дети тех, кто был им врагом. — Мы не в ответе за действия наших родителей. — Да, но порой перенимаем их волю. В конце концов, родители есть родители. Вы ведь тоже изначально хотели украсть палочку Крёстной Феи. Иви поджимает губы. — Ума пошла дальше нас. Она похитила короля и открыто угрожала его жизни. Но, тем не менее, она здесь, ходит в платьях, живёт в королевских покоях. — Ты ведь знаешь, что она сделала это не по воле своих родителей. Она хотела освободить детей. — Как ни странно, я хочу того же. — дергает бровью Иви. — Поэтому нужно возобновить программу. Детей на Острове берет зависть от того, что кто-то выбрался. Они видят, что шанс есть, но не могут до него дотянуться — и начинают злиться. — Много, Иви. Я не могу жертвовать одними ради других. Сюда только прибыла Ума, а ты хочешь, не считаясь с мнением людей, уронить им ещё нескольких детей. И так поднимаются недовольства, это может перерасти во что-то похуже. Бровь Иви выгибается. — Хочешь сказать, четыре ребенка станут причиной мятежа? — Недовольства точно. Если наше поколение более открыто к переменам, да и то, не все, то остальные могут начать открыто протестовать. Я не хочу травли детей, из-за настроений в Аурадоне. Просто людям нужно время, чтобы успокоится. Как-то подготовить почву. — Времени было достаточно. — холодно отрезает дочь Злой Королевы. — Мы с тобой не единожды говорили на эту тему. Иногда нужно заставить людей считаться с твоими решениями, как с решением Короля. Удивительно, что я говорю об этом после Катильона. — Бен проглатывает шпильку. — Там ты никому не дал возразить. — Иви, это другое. Если смотреть на это с политической точки зрения — мало что поменялось. Он променял одну дочь злодейки на другую — Бену противно так думать, но это правда. Иногда в королевских особах и их избранниках не видели ни людей, ни личностей, только сухие факты. В конце концов, это его кусочек личной жизни, которую он не отдаст — его с детства учили верить в любовь, в то, что если рядом любимый человек, то преодолеть можно всё. И если уж Бену суждено править целым королевством, и правление его будет полно трудностей — он хочет, чтобы рядом с ним была та, кого он любит, кто бы что ни говорил. Может, однажды он сможет донести это до человека перед ним. Иви же, чуть слышно фыркнув, не стала напоминать ему о произошедшем на празднике — вздохнула только и продолжила, но, думается Бену, неплохо было бы, если бы она сама прислушался к тому, что говорит : — Всегда будут те, кто против, уважить всех не получится, и переубедить недовольных можно только одним способом — показать напрямую. Многие дети заслуживают попасть сюда, многие из них хотят выбраться с Острова, по понятным причинам. К чему я объясняю, если ты всё видел своими глазами? Он вздохнул — Остров и правда напоминал больше свалку, нежели место жительства. Сам Остров был создан с идеей исправления злодеев, только вот...никто не рассчитывал, что проект этот затянется так надолго. Там не было условий для столь длительного проживания, но злодеев всех мастей становилось всё больше и никто из них явно не собирался вставать на пусть истинный. Они просто приняли это, как своё тюрьму — и начали строить в тюрьме своё маленькое царство. Развернуть там масштабные работы по улучшению условий возможным не было –единицы были готовы добровольно отправиться на работу в самое сосредоточие зла, собранное со всех уголков всех королевств; в добавок, отрезанное от всего внешнего мира, кроме телевидения, да и тот на один канал. Но злодеи-то тоже люди. Им нужно было есть, нужна была одежда и хотя бы минимальные приличные условия для жизни, что и обеспечивал — или старался обеспечивать, вопреки всеобщему мнению на Острове — его отец. Многие, к слову, были недовольны и этим. Удивительно, какими злопамятными могут быть герои, но, положа руку на сердце, многих из них, вообще-то, пытались убить. Однако, Бен и сам видел — этого минимума не хватает. Дети — пяти-шестилетки всего! — уже воровали. Они растут в жестокости — жрать, извините, хотят все, но не на всех хватает — и суровых условиях. Видевшие лишь чужую злобу и смотрящими через этот единственный канал на цветущий мир Аурадонии, само обделенное следующее поколение росло озлобленным на весь белый свет. Ума была в бешенстве, но не сказать-то, что она сильно злилась конкретно на Аурадон, скорее уж на правительство, оставившее их, детей, гнить среди сброда. Просто недавно её взорвало, а их приезд стал спусковым механизмом. И, по правде говоря, злость на это заточение была справедливой. Злыми же не рождаются, в самом деле, так что Аурадон попросту выращивал сам себе новое злодейское поколение. Но не вырывать же детей силой с самого рождения прямо у родителей из рук? В конце концов, многие из них оказались если не хорошими родителями, то хотя бы сносными. Иви тому пример. Но были те, кому там было плохо, кто ненавидел свои корни, мечтал освободиться от своей родословной и её грехов. Здесь не было однозначного решения — вырывать детей у родителей было немыслимо, оставлять детей гнить — тоже. Нельзя же было считать, кто станет хорошим родителем, а кто нет. И кого они вырастят. Забирать детей из колыбели...узнай об этом сами дети, что бы они решили? Они ведь могли решить, что их забрали из злого умысла и также возненавидеть Аурадон. Маловероятно, но все же. И даже просто забирая детей по программе, они рисковали, не зная, кто из детей мог бы принести что-то в мир и стать счастливым, вырасти добрым, если бы просто уехал, получив немного больше возможностей, а кто разрушить с таким трудом обустроенный мир до основания — были ведь и те, кто рос истинным злодеем — жестокость, агрессия, желание убивать, калечить и причинять боль, которое не вытравить из их натуры. Такое бывает. Гарри Крюк яркий тому пример. Место, где была шишка на голове, неприятно заныло, стоило ему вспомнить первое своё знакомство с этим весьма колоритным персонажем — стальным крюком так вдарили по темечку, что искры из глаз посыпались. Пират явно не любезничал, несмотря на статус Бена, а даже напротив — будто из-за этого статуса вдарил сильнее, чем следовало бы. Как ни удивительно, бил Гарри не со спины — окликнул ведь, подождал пока Бен обернётся. Бен тогда, удручённый неудачным разговором с Мэл, и злившийся внутри себя на всё подряд, выместил злобу на пустой банке, пнув несчастную так, что та улетела куда-то вне зону видимости, гремя о стенки и мусорные баки. — Ваше Величество? — мурлыкнули сзади. Бен был тогда один день на Острове. Скорее даже, минут сорок. Ну не мог он, думая о своём, под эмоциями, вспомнить, да ещё и с такой скоростью, что не надо отзываться на привычное обращение. — Что? — раздраженно вздыхает он, поворачиваясь к нежеланному собеседнику и застывает. Парень перед ним не сутулиться, нет, даже наоборот — лишь опирается плечом на стену, но спина прямая, голова чуть приподнята. Не скрывается, как говорили остальные делать. Парень словно специально привлекал к себе внимание — яркий, даже в темноте переулка, потёртый красный плащ, увенчанный клепками на рукавах, не скрывающий мощных жилистых рук и не менее мощного телосложения. Высокий, наверно, выше самого Бена ; тёмные волосы в беспорядке, острые скулы и настолько же острая, зловещая ухмылка. И ещё острее взгляд льденистых глаз, выделенных чёрной краской. Вообще крайне броский человек. Но усмешка только на губах незнакомца — в прищуренных глазах веселья нет и малой капли. На Бена из-за ледяной толщи, какая бывает зимой на реках, прозрачно-голубых глаз смотрела голодная бездна, провал подо льдом, ощеревшийся острыми клыками на дне пропасти. Злость, ярость, презрение. Ненависть. Бен замирает, смотря в горящие голубым огнём глаза, выделенные угольной пылью. — Значит, Гил не ошибся. — усмешка превращается в хищный,животный оскал. Взгляд не юноши, тем более, не нормального подростка. Аура от него зловеще нависла над Беном, будто хищник, отрезая их от остальных резко пропавших людей, и Бен невольно отступает на шажок. Ошибка. Парень действительно действует, как зверь – ринулся на движение, атаковал настолько молниеносно,что Бен даже не успел среагировать. Как вообще можно настолько быстро двигаться в таком узком пространстве, так ещё и бить с такой чудовищной силой? Бен пытается увернутся, дотянуться до крышки бака, что могла послужить защитой, проскользнуть под руками незнакомца, но тот будто видел его насквозь. Удар приходится куда-то за висок,и всё,что запоминает Бен перед тьмой – тяжелую боль в голове. Ну а дальше все в курсе. И Бен прекрасно понимает,что Гарри вырастил таким – агрессивным и беспощадным – именно Остров, именно его условия, именно жизнь там сделала Крюка тем, кто он есть. Хотя, у того явно предрасположенность к насилию, и к нему же явная любовь — вряд ли она выросла только благодаря Острову. Это нужно было иметь изначально. Хотя, если задуматься, каждый боец имеет склонность к насилию в той или иной степени, многие из них ищут хорошей драки. Но Остров раскрывает их талант к бою худшим образом — растит не бойцов, а жаждущих силы, власти, которой она давала, превосходства над другими, агрессоров. Победи, разбей, унизь и раздави врага, чтобы стать над ним. Раскроши, уничтожь, убей! Бен мысленно вздрогнул, подумав, что было бы, поменяй их с Крюком местами. Парень, конечно, явно не в ладах с душевным равновесием, и вряд ли этот факт что-то смогло бы изменить, но кем он мог бы быть, если бы просто родился в других условиях? Слишком сложно. Но что, если стать злодеем — единственныйспособ выжить. Будь у них выбор... — Ты права,— вздыхает он,потирая пальцами переносицу. От таких размышлений начинала болеть голова. Когда губы чуть разрывает, будто они склеить, он понял, что молчал довольно долго. — нужно вытащить детей оттуда. И смотрит на Иви,надеясь увидеть если уж не признательность и радость,то хотя бы подобие прежнего тепла, но в глазах Иви кромешный холод и отчуждение, будто Бен для неё, как человек, как личность — как друг — и вовсе не существует. В её глазах — бетонная стена, за которую Бену никак не пробиться, чтобы вернуть их прежние отношения. Это немного злит. Порой так хочется всё бросить. Но Бен пытается снова. — Итак,ещё четверо.— он прочищает горло. — У тебя есть кто-то на примете? Иви бесшумно, аккуратно встаёт, вежливо натягивает улыбку. — Я занесу список кандидатов вечером. Благодарю за уделённое мне время и ваше решение, Ваше Величество. Бен смотрит ей в след и хочет предпринять последнюю попытку, но совершенно точно промахивается с вопросом настолько, насколько это вообще было возможно. — А что же Мэл? Стоило только это произнести, как захотелось моментально шарахнуться головой о стол настолько смертельно, чтобы уж точно до самой смерти. Потом пришла идея перемотать время, потом помолиться, чтобы Иви это не услышала. Увы,молитвы оказались тщетны — хотя, с учётом того, как он это выкрикнул, не услышать шансов не было. Иви останавливается, как вкопанная и Бен буквально слышит, как щёлкают её внутренние замки, стремясь запереть себя ещё сильнее. — Что ты имеешь в виду? — Иви разворачивается лицом. Обращение на "ты" радости не приносит. Налепленная восковая маска с улыбкой настолько фальшива, что не верит даже он. — Что она там в полном одиночестве? Или в каком она состоянии? Извини, без понятия — связи там нет. Итак, я занесу список вечером. Она выходит, не дав ему ответить, и Бен тяжело вздыхает. Идея убиться о стол кажется очень привлекательной.
***
У Мэл не задался день с самого начала. Когда Мэл просыпается утром, первое, что она видит — лежащую на тумбочке под окном, мерцающую склянку с окровавленной иголкой внутри. Девушка поджимает губы, вставая с постели и сжимает в руке предмет. Собственная магия отзывается покалыванием на кончиках пальцев, и сомнений никаких — склянка точно была запечатана её магией и кровь внутри точно принадлежит ей. Печать никто не трогал. Записка на столе — аккуратная, идущая фигурными треугольниками по краям бумажка, с рисунком маленькой пуговицы с крестообразным швом вместо глаз, в целиндре, отдаленно похожа на визитку — была сложена на четыре части. Бровь Мэл немного приподнимается : любой предмет, полученный от Ашиля, имел право называться опасным. Вчера она гаркнула на пиратов о задании с починкой крыши, велев идти сию минуту, но портовые ребята отчего-то не спешили выполнять приказ, лишь покосились на Гарри, но тот флегматично рассматривал внутренний мир под своими веками и явно не собирался ничего решать или говорить. Не дождавшись никакой поддержки со стороны старпома, пираты помялись, попытавшись сказать, что совсем не хотели бы даже лишнюю секунду находится рядом с младшим Фасилье, а тем более в его доме — но их желания явно были не намерены учитываться. С горем пополам, враз погрусневшие пираты удалились восвояси, выполнять указания. Видимо, всё прошло нормально, раз залог вернулся к ней. Она разворачивает бумажку, придерживая от себя подальше — мало ли, какую дрянь он внутрь подсунул — но не обнаруживает ничего, кроме надписи. Почерк, красивый, ровный, но разборчивый лишь благодаря несхожести букв, гласил : "Приходите ещё". И подмигивающий смайлик. Мэл превращает записку в пепел. Она потирает ладонями переносицу и понимает, что вставать нет никакого желания — глаза болели, сказывалась общая усталость, но кого это интересует, правда? И, к сожалению, лежание на горизонтальной поверхности не решит её проблем, которых, собственно, дохрена и больше. Пусть и не основной из них, но очень не терпящей отложения, было приглашение Злой Королевы. С этого начался её день, да. С того, что нужно было наведаться к женщине — опасной женщине — которая не переносили её на дух. Реджину Мэл видела больше пяти минут лишь однажды, как раз когда устроила скандал из-за приглашения на вечеринку и мать отослала их с Иви на другой конец Острова. С матерью Реджина имела отношения почти приятельские — во всяком случае, Реджина была одной из немногих, кого Малефисента звала вечерами поболтать и чьё присутствие могла терпеть — но стоило ей узнать, что с её дочерью поступили, как с отщепенцем, тёмная фея моментально ощерилась всеми зубами. Мэл шестилеткой, следила за их разговором, как она думала, незамеченной : Малефисента яростно шипела, с горящим посохом в руке у самого лица Злой Королевы — та и бровью не повела, только улыбалась её злости : немного однобоко, но более остро, чем это сделала бы хищная кошка, и глаза такие же — темные, но яркие и будто остроконечные, предвещавшие плохие последствия. Чуть углубленный шрамик возле верхней губы только добавлял её лицу нехорошего выражения. На очередное гневную фразу матери, Реджина лишь склонила голову набок, снисходительно и будто жалостливо улыбнувшись. — Не нервничай так сильно, дорогая, морщины, — хмыкнула она. — Но если ты настолько глупа, чтобы портить со мной отношения, что ж, будь по твоему. И, не дожидаясь ответа, развернулась на каблуках и ушла. И, надо заметить, от этой "ссылки" — да, Мэл изображала кавычки, — Реджина явно не пострадала. Мало того, что боявшиеся и уважающие её гоблины таскали почти все хорошие вещи, привезённые из Аурадона, к ней, так еще и вся необитаемая часть Острова оказалась под её контролем. Более того, в стороне ото всех оставшихся в основном городе злодеев, она вырастила Иви. Именно такую : утонченную, с гордо поднятой головой, истинно королевской выдержкой, хорошим вкусом и чувством собственного достоинства — девушку, которую не смогли испортить уличные отбросы, даже когда она вернулась к ним на полную основу. Сама Иви стала отрадой для Мэл — не раз дочь Малефисенты, малодушно пытаясь задушить иррациональное для неё тогда чувство вины, думами о том, что не выросла бы Иви той, кто она есть, если бы жила среди них. Выросли бо они такими, какие есть, будь она с ними рядом всё это время? — отвечал нечто, похожее на совесть. А Мэл ведь тогда на гадости не скупилась. С тяжким вздохом и ворочившимся стыдом, она вспоминала, как притворялась дружелюбной, а потом заперла её в шкафу Круэлы Де Виль, чей пол был усеян тяжелыми, стальными капканами с огромными зубьями. Чудо, что Иви тогда не перебило ноги. Да и до этого Мэл тоже была хороша. Ну, в общем и целом, ясное дело, что пусть сама Иви и искренне простила её и стала одним из самых близких для Мэл людей, понятно было, что Реджине она совсем не нравилась. Кому может понравится человек, который донимает вашего ребенка и издевается над ним? Вот именно. А Реджина берегла единственную наследницу, как зеницу ока. Те разы, когда с Мэл они оставались в одной комнате более минуты, Мэл ясно чувствовала чужое недовольство и желание мести — взгляд Королевы выворачивал наизнанку даже зубы, заставлял ногу дергаться, вызывал нервную тошноту и табун мурашек. Хотелось кинуть в неё парочку предметов и позорно дать дёру. Реджина никогда с ней не заговаривала без вынужденной причины, да и все сказанные фразы были...ну, как бы это сказать. Недружелюбными. Тем более никогда не приглашала её лично. Всё, конечно, бывает впервые, но как бы и последним в жизни не стало. Теперь нужно идти к Королеве, а ещё искать выход с Острова, ещё раз осматривать карты Йена Сида, которые сумели раздобыть пираты, однако, Мэл прекрасно понимала, что для того, чтобы пройти через катакомбы в этот раз придется идти путём, отличным от их первого и наименее приятным. Мэл знала, что ради достижения цели ей придется делать то, что не хочется, говорить с теми, с кем говорить не хочешь. Однако, когда теперь это надо делать в реальности, хотелось зарычать в голос. План мести — это замечательно, но вот его реализация — самое настоящее днище.***
Не то, чтобы у Гарри есть запас стального здоровья — хотя, на свою иммунную систему, да и крепость организма на предмет болячек младшему Крюку грех жаловаться — но у него моральная и физическая, в большей степени, усталость перерастают в пульсирующую головную боль, поэтому домой он, как велел папаша прошлым вечером, естественно, не возвращается. Оно ему надо, в самом деле? Очередной «серьезный» разговор, очередные крики, и, возможно, потасовка. За последние пару лет, этот сценарий отработан такое количество раз, что у Гарри он и ночью от зубов отскочит, если разбудить. Неподалёку, за соседним столом, дремал Гил, со стороны кухни слышалось шуршание знакомых щупалец — удивительно, но даже после того, как Урсула узнала, что Крюк сговорились с врагом её дочери, чтобы выступить против неё же — их не выгнали. Развивать мысль дальше было лень — место есть и то хорошо. Карты валялись по всему столу и части пола — пытались найти невидимые заметки. Таковых, к величайшему разочарованию, не оказалось, как бы они не исхитрялись : проверяли на свет, пробовали проявить через повышение температуры от огня — чуть не спалили бумагу — искали закономерные закорючки, но это оказались лишь расшифровкой или примечанием к словам на карте, просто почерк был настолько скверным, что принять его за шифр было легче, чем за нормальные слова. По итогу, единственный, пусть и не совсем понятно объясненный, путь к выходу, стал еще более смутным и размытым, чем раньше. Естественно, живя на Острове, нельзя было хоть краем уха и не услышать о "катакомбах" — неизведанном подземном лабиринте, который, по слухам, вёл как раз-таки до самого Аурадона, а по другим слухам — оставался затопленным тупиком, уходящим ближе к океану, где были шаткие грязные стены, которые могли обвалиться в любую секунду. Многие шептались, многие фыркали, многие говорили, что "брехня это, выдуманная отчаянными людьми". Сам Гарри в сказки о выходе не верил — увы, он отшибленный реалист, и поверить, что туннели могли проходить под морским дном, у которого хрен знает какая там глубина, ему было, мягко сказать, сложно. Однако, у Гарри теперь целых два доказательства того, что катакомбы мало того, что и впрямь есть, так ещё и ведет туда, куда они все и не мечтали. Прямиком за пределы барьера. Первым доказательством служил Йен Сид со своими картами, успешно с Острова ретировавшийся, вторым — Мэл, которая через эти катакомбы, якобы, прошла и попала, куда нужно. На данный момент, вырисовывались три — почему всегда всего по три? — значительные проблемы. Проблема номер один заключалась в том, что они понятия не имели, как ходить по чертовым катакомбам. Потому что Мэл с её тогдашней компанием попросту попали в магическое поле, которое их и вывело наружу, предварительно отдав все родительские артефакты, так что дорогу она показать не сможет, даже если бы хотела или хотя бы ориентировалась на местности. Если они будут проводить всю их компанию, так сказать, весьма рискованно проводить столько народа через магические поля, и было бы неплохо их обойти, и, желательно, не уйти в разваливающиеся от воды туннели. Проблема вторая заключалась в том, что где-то по этим подземельям, вероятней всего, могли бродить Круэлла Дэ Виль и Джафар, которые, по догадках Мэл, шли за ними и в первый раз. Доподлинно неизвестно, но судя по всему, эти двое где-то там затерялись или регулярно туда ходили, в отличии от обращенной в ящерицу Малефисенты, и Злой Королевы, которую, очевидно, не впечатлило злодейское сборище с их планом, и она просто осталась в своём замке на своём конце острова. Дополнительная проблема заключалась в том, что эти двое могли эти самые катакомбы прочесать вдоль и поперёк, но без магии, которой нет у них, но есть у Мэл, они выйдут очень вряд ли, зато вот набрести на них можно было вполне себе реально. Просто проигнорировать их тоже не выйдет — они, конечно, не те, что раньше, однако, и сбрасывать со счетов их не стоило, а вот пойти с ними или, что хуже, за ними по пятам, эти двое очень даже могли. Если коротко, то такие попутчики — это было последнее, чего бы им хотелось. Проблема третья — Аид. Бывший бог подземного мира — и настоящая кость в горле и огромная заноза в заднице — обосновался практически на самом входе тоннелей, не считая глубокой норы, куда нужно было спуститься, чтобы попасть в его жилище, из которого можно было попасть и в катакомбы. С Аидом Гарри лично был не знаком, однако, даже идея того, чтобы торговаться с божеством или пытаться получить от него то, что тебе нужно, без ущерба для себя, казалась смешной. К тому же поговаривали, что с нервной системой у бога Загробного мира откровенно не очень. Но тут понять было можно : тысячилетиями горбатиться в подземном мире, не имея никакого шанса на выходной, следя за людскими душами и всеми вытекающими проблемами. Круглосуточно и вечно. Какие тут нервы. Однако, их проблему понимаем не решить. Проблемы тянулись одна из другой, решались только если решить предыдущую, и замыкались в круг чертовым Уроборосом. Если бы не чертов барьер, Гарри бы уже согласился перебраться вплавь без корабля — меньше геморроя. Хотелось страдальчески застонать, но Крюк только сполз вниз по спинке стула. Подпитываемая злобой и жаждой мести цель теперь вызывала больше раздражение, непроходящую головную боль, нервный тик, а ещё — что намного хуже, на самом деле, — сомнения. Это была четвертая проблема, но она возникала попеременно и была его личным достоянием, которым делиться ни с кем совершенно не хотелось, так что её не внесли в общий список, но она продолжала назойливо сверлить ему голову. А правда ли всё так, как он думает? Правда ли, что ближайшая подруга, с которой они собрали свою шайку, противостояли вдвоём всему порту, всем нападкам, с кем вместе хлебали ром — настоящий, который он подворовывал временами у отца — на крыше, когда Ума, со знаменем бунта и протеста в виде криков и возмущений, прогуливала смены — перед этим она всегда едко шипела (это звучало намного хуже, чем если бы она орала, на самом деле) в тон матери, рявкала и швыряла фартук на пол, пока её обругивали всеми словами. Она всегда злилась со всем чувством, не скупясь на хлесткие речи: Ума понимала, что её никогда не любили безоговорочно и до конца, так что и в выражениях не сдерживалась — и пихала его кулаком в плечо, когда он сам приходил со сверкающими глазами, злой и иногда с нехилыми синяками. Они нашли друг друга в единой цели, умудрялись держаться вместе, оба держали слово и ненавидели предательство. Могла ли просто бросить их всех на произвол судьбы, хотя знала, что Гарри скажет отдать швартовы, как только скажут снять барьер? Вот это и был его личный камень преткновения. Раз за разом, когда временно стихала клокочущая в сердце ярость, он чувствовал отвратительное желание оправдать её. Ведь возможностей того, что всё пошло не так, было до океанского дна и больше. То есть, существовала вероятность того, что она до сих пор никак не смогла бы передать им даже простое сообщение из Аурадона, что уж говорить о моменте, передаваемом по каналу. Что она могла сделать, чтобы предотвратить чертово крушение? Или что могла передать сейчас, когда вокруг неё, сплошные принцы и принцессы, следящие за ней во все глаза и уши? Ведь все так и ждут от неё какой-то пакости, наверняка. Похоже на историю её матери, обернувшейся Ванессой. Возникшая из воздуха невеста, ха-ха. Из воды морской пришла. Уговорила короля отдать приказ. А Гарри сказал отдать швартовы, как только Бен с экрана приказал снять барьер. Не сказать, что у Гарри были пунктики самобичевания или комплекс виноватого, но сам факт того, что видимого снятия барьера он же и не дождался, бесил неимоверно. В конце концов, фея Крёстная, бывший Король, да все Аурадонцы могли просто взбунтоваться такому приказу. Не то, чтобы это было похоже на этих принцев и принцесс — «бунтовать» слишком громкое для них слово — но Гарри слишком хорошо знал нравы толпы, особенно недовольной чем-то. Заикнись один, там подойдет и второй, и третий, и так далее — особенно, если этим первым был кто-то из их возлюбленной Аурадонской верхушки. В конце концов, Крёстная могла отказаться. За ней, естественно, начали бы роптать остальные, ведь женщина мало того, что пользуется почти королевским авторитетом, но и, судя по всему, обладала недюжим упрямством. Королёк давит, фея сопротивляется, люди вокруг начинают злиться — очевидная картина, на самом деле. Дело откладывают. Ума одна с такой толпой явно бы не справилась — оратор из неё, ну, прямо скажем, так себе. Вот только с Корольком-то она справилась, уболтала же как-то. И до сих пор была неподалеку от него — на каждом приеме, если быть точным, на каждой конференции. Гарри и хотел бы быть человеком веры и стойкости — в своих верить до конца, но, во-первых, для этого он вырос не в том месте и не в том окружении, а во-вторых, был сыном своей матери — доверял фактам, чутью и тому, что видит. Канал пусть и был один, но показывал вполне достаточно. И вот эти два события не вязались между собой. В один момент он слышит приказ короля немедленно убрать проклятущий колпак ради возлюбленной, но колпак на месте, а «возлюбленная» всё ещё рядом с ним. И Гарри бы даже мог поверить в бумажную волокиту и сопутствующие проблемы и задержку по времени, но не верит. Ведь на всех этих приёмах ни королёк, ни она ни слова не сказала о том, что нужно выпустить других или снять барьер. Или даже о том, что его собираются снять. Гарри не знал, что могло случиться в этот промежуток времени — в смысле, между приказом и той картиной, что он сейчас видел — но надо было заметить, что это был очень весомый и очень хороший контраргумент его сомнениям. Во всяком случае, мать же твою за ногу, она могла хотя бы прийти за ним и Гилом. Если уж не забрать с Острова, так хоть проверить, живы ли они вообще. Но шли дни, недели, а она продолжала улыбаться и выглядела до отвратительного счастливой, не пыталась с ними связаться и хотя бы попытаться что-то объяснить или сделать. И если Гарри хоть что-то знает о магии, то вряд ли волшебники, наложившие барьер, не заметили, что о его границы разбился чертов корабль. Вряд ли они не доложили королю. И вряд ли честный, невинный и наивный Бенни не сообщил об этом новой возлюбленной. Ядовитая ярость скользнула по горлу ящериным хвостом. Предательница.***
Надо заметить, что обиталище Злой Королевы не походило на олицетворение слова "зло". Да, мрачновато, но на истинно клишированное-злодейское обиталище не тянет. Хотя, собрать интерьер на Острове, вообще проблематичное занятие, уж ей ли не знать. Мэл в очередной раз обвела взглядом зал. — каменная кладка, старые канделябры со стертой позолотой, слегка продавленные, но хотя бы чистые диваны. Ковёр, выцветший, со спрятанным под диваном пятном, но богатый, из-за мутных стёкл, свет казался тусклым и серым, к тому же, чертовски пасмурным, хотя на Остров и так никогда не попадает солнце. Полупустой, просторный зал был промозглым — отапливался лишь пламенем камина. Часть которого перекрывал стройный женский силуэт. Реджина, выглядящая всё ещё поразительно красиво для своих уже не то, что бы юных лет, одетая в теплое, строгое, приталенное платье, смотрела на неё ничего не выражающиим взглядом и мягкой улыбкой, в которой не было ничего, кроме холодной вежливости. Иви тоже так иногда улыбалась тем, с кем совершенно не хотела разговаривать — обычно, после такой улыбки, сей некто знатно получал от Джея, разнообразными способами : от прикола, до серьёзного тумака — но в исполнении Реджины это выглядело намного хуже и не предвещало ничего хорошего как раз-таки для Мэл. Она честно пыталась выглядеть уверенной : составила недовольную мину, гордо подняв голову, скрестила руки на груди, закинула ногу на ногу, вытавляя напоказ шипы на ботинках — и всё-равно выглядела сложным подростком в обороне. — Коим ты и являешься, — говорили взгляд Реджины и голос Малефисенты в голове, последняя добавляет. — Выпрями спину, не позорься. Мэл мысленно шлёт обеих. Тишина затягивалась. — Вы звали на встречу. — всё же подаёт голос Мэл, вытащив зеркало из внутреннего кармана. — Не ожидала, как и подарка. Уголки губ Реджины растягиваются чуть шире, чтобы изобразить снисходительно выражение. — Не обольщайся, это не подарок. — уровень презрения, видимо, достиг своего апогея — ей даже не летит издевательское "дорогуша", "милая" ,"ящерка", "феечка" и далее по списку, включая "безвкусное лиловое пятно", в качестве обращения. — Скорее, одолжение с моей стороны моей же дочери. Мэл на секунду застывает, её глаза чуть расширяются, и она пропускает такт в дыхании, задерживая его. Мысль о том, что подруга умудрилась связаться с матерью, чтобы узнать, как там Мэл и что с ней, проходятся теплом по сердцу, чуть притупляя обиду, что они не сделали этого раньше. — Это была просьба Иви? — Думаешь, я бы одолжил тебе что-либо по другой причине? — выгибает бровь Королева. — Наивно. — Ну что вы, — фыркает Мэл. — Как я смела думать. — Это тебе как раз бы не помешало. Да блять. — К сожалению, моя дочь просила справится о тебе, но узнавать о твоём самочувствие и тем более, что-либо запоминать, я не горю желанием, — гоблин, вошедший в зал, подаёт Реджине чашечку чая. Для Мэл, разумеется, не приносит. — поэтому ты свяжешься с ней сама. — Через зеркало? — А у тебя работает телефон? — приподнимает бровь женщина. — Не переживай, даже твоих магических навыков должно хватить. Мэл пропускает шпильку мимо ушей — в словесной перепалке она всё-равно проиграет, и это один из тех немногих пунктов, в которых она готова капитулировать заранее. — Магия на Острове почти не работает. — Почти. — кивает Реджина. — Однако, на что-то её хватает в определённых местах. Нужно просто найти подходящее место, где барьер истончился сильнее всего. — И где оно? — А ты попробуй подумать. Как я уже говорила, это полезно. — Откуда мне знать?! Мэл выпрямляется на диване, хлопает ладонями о края — зеркало под ладонью впивается в кожу, выдавливая в ней свой орнамент, но не трескается. Реджина смотрит на неё мрачно и с немым предупреждением, а Мэл почти уверена, что её глаза горят зелёным от раздражения. — Мне без разницы, как и где ты будешь искать. Даже твоей головы должно хватить на очевидное, так что начинай ей работать. — женщина откидывается на спинку кресла. — Но, так и быть, дам тебе подсказку : что делают захватчики, чтобы открыть запертые ворота? — Таранят их. — Молодец. — тянет Реджина без всякого намека на искренность. — Дальше сама. Мэл знает, что подсказка довольно очевидная, что ей информации больше не дадут, и это злит куда больше – неужели нельзя просто сказать прямо? — А ваша дочь разве не ждёт моего звонка? — она поднимает зеркало в руке. — Может, сбережем её нервы? — Её нервы бы сберегло отсутствие общения с тобой изначально. — фыркает в ответ Её Величество. — Думаю, у тебя есть время на размышлени. По крайней мере, до тех пор, пока Иви не вернет свое зеркальце. — Из музея магических диковин? Вряд ли. Украсть его, может, было бы и просто, но пропажу сразу заметят — его нужно получить официально. — Тогда у тебя тем более есть время.— легко пожимает плечами Реджина. — И подумай вот ещё о чём : тебе нужно каким-то образом передать Иви свою кровь. Мэл напрягается. — Это ещё зачем? — А ты разве не узнала у нашего юного мистера Тени, что связующие артефакты работают через кровь? Мэл поджимает губы, чувствуя, как в груди разгорается пламя из раздражения, усталости от этого разговора, и праведного гнева – множество глаз жителей Острова следят за ней, но осознание, что за тобой следили столь бесцеремонно, не скрываясь — распаляет огонь настолько, что она чувствует его в самой глотке. И вот самодовольное выражение лица Королевы никак не помогает ей сдерживаться — она устала, что все вокруг над ней намехаются. Они, видимо, забыли, чем может обернуться гнев того, кто, по сути, и человеком не является. — Ты очень похожа на мать, — улыбается Реджина, нисколько не страшась опалисцирующих глаз девчонки. — И потому, из нашей дружбы с твоей матерью, я сделаю тебе предупреждение лишь один раз. Я помогаю тебе сейчас исключительно ради того, чтобы моя дочь не волновалась понапрасну... — Поздно быть заботливой. Вы, кажется, её ядами в детстве пичкали. Реджина на её выпад — откровенно глупый и неуместный — не реагирует. Сегодня её милость просто не знает границ. — ...Однако, в Аурадоне она обрела то, чего хотела, так или иначе, полна возможностей. Попытаешься как-либо разрушить счастье и благо моей дочери, — она встаёт, вставая ровно перед Мэл, и та с раздражением отмечает, что все ещё не переросла Королеву по росту, даже на каблуках. — И мне станет неважно, насколько близкой подругой она тебя считает. Я в порошок тебя сотру. Понятно? Они сверлят друг друга взглядами всего несколько секунд, встречаясь ядовитым пламенем гнева Мэл с тягучим, поглощающим всё вокруг огнём Королевы. Удивительно, но чужая угроза, вместо того, чтобы завести ещё сильнее, усмиряет внутреннюю бурю. — Я бы никогда не навредила Иви. Больше никогда. — Для твоего же блага, пусть это будет так. Реджина разворачивается, проходя мимо насиженного места, и идёт к камину, берет что-то с полочки на нём. — Большая часть моих зеркал знают кровь Иви. Это, — она кивает на руку Мэл. — в том числе. Как и её зеркало. Учти, что два связанных зеркала могут работать лишь в руках двух конкретных людей, если это не касается меня напрямую. Думаю, на это зеркало ты разберёшься, как накапать кровью. — она протягивает Мэл сложенную вчетвером бумажку, и та подходит, чтобы забрать. — Заклинание. Когда передашь кровь, прочитаешь его над зеркалом. Когда найдёшь подходящее место, сможете поговорить. — Поняла. — Странно было бы, будь иначе. Мэл хочется уколоть в ответ, но она решает смолчать в благодарность за возможность поговорить с Иви, она готова простить сегодняшний терновый ком из слов. — Зависит от того, кто объясняет. — улыбается она, забрав бумажку. Лицо Королевы неподвижно. Мэл, разворачивается на каблуках, направляясь к выходу, как чувствует магическое пламя, лизнувшее горло. — Воды не найдётся? Реджина ласково улыбнулась. — Фонтан на улице.