Imprints (For the Boys in the Back)

III

Сокджин волновался как никогда. В зале театра был аншлаг, приехали критики, деятели искусства, другие приглашенные гости, и это значило только одно – премьера «Слабого сильного человека» состоится сегодня. Сокджину дали три дополнительных билета для семьи и друзей: Чимина, Чонгука и Тэхена, естественно. Но Тэхен позвонил за два дня до премьеры и сказал, что не сможет прийти из-за лабораторных, и если он откажется, ему настучат по голове, и Тэхен так долго извинялся, говорил, что он ужасный друг, обещал, что придет в следующий раз, и… …И у Сокджина остался лишний билет. Он решил спросить Намджуна не хочет ли он придти и все такое, на что был ответ: «конечно! на случай если ты упадешь в обморок или что я знаю все твои строчки, хён я выпрыгну на сцену ;)» Именно из-за этого Сокджин и нервничал: Намджун теперь сидит где-то в зале, с Чимином и Чонгуком, которые не задаются вопросом почему он вообще здесь: они все, похоже, стали хорошими друзьями. Сейчас он в гриме, в костюме, а за кулисами царит хаос. Чимин написал ему: «мы пришли!! я так взволнован!!! у нас хорошие места!! намджун принес тебе подарок??? я думал я президент твоего фанклуба, как он посмел но подарок очень милый, увидишь» Сокджин заёрзал на стуле, заставляя гримера с упреком вздохнуть. Подарок? Так… так делали только парочки, а они не встречались. Тем не менее. После вечеринки Хосока Сокджин часто наведывался к Намджуну, потому что та истерика каким-то магическим образом не спугнула его, а наоборот только подтолкнула к чему-то новому. Они не углублялись в эту тему дальше, – что сказано, то сказано. Теперь они были в молчаливом соглашении, но в чём оно заключалось, Сокджин не знал. Но это соглашение включало в себя разные вещи: объятия на диване в гостиной, просмотр культовых азиатских фильмов – «Весна в маленьком городе», «Тень Воина»; то, как Намджун читал ему вслух биографию Греты перед сном, пока Сокджин лежал у него под боком, иногда спрашивая перевод незнакомых слов, и Намджун гладил его по волосам одной рукой, а другой держал книгу; или огромное количество секса. С этим проблем не было уже давно, но и тот как-то изменился. Он длился дольше и был более… продуманным? Иногда секс начинался еще задолго до каких-либо определенных действий: он мог начаться от одного взгляда, от прикосновения. Желание трепетало где-то внутри, ожидая, когда закончится фильм, когда Намджун придёт со студии. Правда заканчивали они всегда в самой скучной позиции – миссионерской, и именно она приносила самый потрясный оргазм. У Намджуна было самое открытое и искреннее выражение лица, нежное и мягкое. Они всегда обнимались после – засыпая, иногда разговаривая. Но они не обсуждали эти изменения. Теперь Намджун сидел где-то в зале, с подарком, и Сокджин хотел отыскать его и сказать что-то абсурдное вроде: «Ты сам как подарок», и от чистого сердца. Ким Намджун просто свалился однажды с неба – и что ему теперь делать с ним? Сокджин волновался. Он хотел справиться. Хотел впечатлить Намджуна, а не критиков. Сердцебиение отдавало в висках тревожным сигналом, и Сокджин ненавидел это чувство, чувство уязвимости для кого-либо. Чёртов Намджун. Он ждал, пока подействует успокоительное, потому что там – аншлаг, и это пугает. — Осталось десять минут! — объявил помощник режиссера Чонсук, и Сокджин вновь повторил свои вступительные строчки, диалог, с которым он обратится к своему «лучшему другу» на другом краю сцены: «Когда это всё началось?» Я постоянно думаю об этом. Когда начались мы? Когда нача… Ты знаешь, о чём я. Когда мы начали разрушать друг друга? Что? Что я сказал смешного? Смешно то, что ты думаешь, будто это конец.

***

Намджун пришёл, буквально, в блядском костюме – чёрном и элегантном, в белой рубашке с запонками и отполированных ботинках. Без галстука, хотя бы, но две верхние пуговицы были соблазняюще расстегнуты. Чимин и Чонгук тоже приоделись, в чёрных слаксах и кое-как поглаженных рубашках, но выглядели тускло по сравнению с Намджуном. Чёрт, да даже Сокджин выглядел не так хорошо, но у него было оправдание – он весь вечер выступал и переодеваться на афтерпати не было времени. Его выступление прошло хорошо, как он смог понять. За кулисами он быстро позвонил своим родителям, что были рады успеху своего сына, и пообещали купить билеты в ближайшее время. Он не провалился, не забыл строчки и не ошибся. Он не был неудачником, пустым местом, он не был ничтожеством. Сокджин вспомнил рождество – одинокие пьянки на кухне и отсутствие даже малейшего контакта с внешним миром, нахождение в себе темноты, о которой он даже не знал. Рождество было, как будто, в другой жизни. Чимин, оказалось, разрыдался к концу пьесы и Чонгук, сколько бы ни обнимал, не мог его успокоить: — Никто не предупреждал, что пьеса разобьет мне сердце! — Чонгук похлопал его по плечу. — Я спросил Чимина, не плачет ли он, – признался Намджун, — и он начал плакать ещё сильнее. — Я в порядке! — он задрал голову вверх, пытаясь не разреветься. Афтерпати проходила в баре неподалеку от театра, шампанское лилось рекой, пришли журналисты, критики и весь актерский состав купался в лучах славы и комплиментах. Из-за этого у Сокджина не было достаточно времени на друзей – он, наконец, получил своё место под солнцем. Люди пытались привлечь его внимание. Но, перед тем как отойти, Намджун вручил ему тот самый подарок: стеклянный цветок с белыми лепестками, жёлтой тычинкой и длинным зеленым стеблем. — Это лилия, — объяснил Намджун. — я не особо разбираюсь в цветах, но они умирают, так в чём смысл? Этот ты можешь сохранить навечно. «Я хочу сохранить тебя навечно» было уже сказал Сокджин, потому что свято верил, что Намджун был подарком, но Чимин и Чонгук бы не так всё поняли. — Спасибо. Я позабочусь о нём, — это всё, что мог ответить. Он энергично обошел всю комнату, заполучил пару визиток, дал интервью нескольким журналам и в спешке писал адреса и номера на салфетках, не успевая благодарить и кланяться всем подряд. Время от времени Сокджин оглядывался по сторонам в поисках Намджуна, и находил достаточно быстро: тот потягивал шампанское и разговаривал с друзьями. Иногда, когда он оглядывался, Намджун уже смотрел на него в ответ. Он знал, каково сумасшествие на вкус. Уже под конец всего, когда все начали расходиться, Сокджин помедлил, и Намджун тоже, и Чонгук не мог поверить своим глазам, пока Чимин еле сдерживал свою ухмылочку. — Спасибо, что пришёл, — в итоге произнес Сокджин, сжимая в руках стеклянный цветок. Намджун кивнул и такси затормозило рядом с ним. Сокджин хотел сесть в машину с ним, и знал наверняка, что Намджун хотел того же самого. Он открыл дверь в машину и оглянул их троих: — Ты хорошо потрудился, — улыбнулся Намджун, показывая свои милые ямочки. — Твое выступление было блестящим. — Слишком умные слова для горного человека, – Сокджин стрельнул в ответ и выдохнул только когда такси скрылось за поворотом. Чимин и Чонгук уставились на него. — Окей, — медленно произнёс Чимин, — окей, вау. Вау. — Что? — Это… это притяжение между вами! — у него сверкнули глаза. — Не было никакого притяжения! — Было, – согласился Чонгук. — Он просто был вежлив со мной! Это называется манеры – кто вас вырастил вообще? А, стоп, я. Ладно, я оплошал, — бормотал Сокджин по пути к метро. Он был рад минусовой температуре на улице, потому что только она оправдывала румянец на его щеках. Сзади доносились фразы по типу: «они так смотрели друг на друга, Куки, они пялились…», «он как будто на свадьбу пришёл, ты видел его бедра в этих штанах?», «не притворяйся, что не пялился на него, хён, ты…!», «а это сексуальное напряжение, боже…» Сокджин нетерпеливо вздохнул. Ладно. Отлично. — Между нами ничего нет, серьезно. Мы просто… ну, вы поняли. Дружелюбные. — Да вы вовсю трахаетесь! — Нельзя трахать кого-то наполовину, ЧимЧим, чем ты вообще думаешь? Но шутки было недостаточно, чтобы переубедить его. Чимин во всю продолжал: — Но мы всё друг другу рассказываем! Я тебе рассказываю про всех своих крашей, даже неловких, и ты рассказываешь о своих похождениях, так почему… Чонгук внезапно остановился посреди дороги, с удивлением смотря на стеклянный цветок, что Сокджин держал в руках – нежно, с заботой. — Он тебе нравится. У Сокджина внутри всё рухнуло. Чимин вцепился в рукав Чонгука, соглашаясь: — Точно! Он ему нравится! Охренеть, спустя всё это время тебе нравится парень! И именно этот огромный музыкальный ботаник, который тебя оттрахал месяцами назад! Чонгук с бледным лицом повернулся к Чимину: — Они не просто спят вместе, они ухаживают друг за другом. Это… это ухаживание. Еще один восторженный вздох Чимина. — Ладно, слушайте, — Сокджин прервал их тираду, — мы иногда встречаемся. Поняли? Это не преступление, это… это не ваше дело! Типа, мы просто иногда проводим вместе время, и всё, – он слишком нервничал для разговора об этом. Он не знал, он не был уверен. Господи, и зачем он только пригласил Намджуна на премьеру? Ошибка новичка, если таковая вообще возможна. — Ухаживают, – прошептал Чимину Чонгук. — Надо написать Тэ, — радостно объявил Чимин уже с телефоном в руках. — Господи, за что мне всё это, — застонал от досады Сокджин и продолжил идти к метро. Он больше ничего не говорил, сколько бы до него не докапывались. Зачем? Чтобы выглядеть, как идиот? Нет, спасибо. Сокджин не хотел, чтобы кто-то знал о его чувствах - он сам знать не хотел. Глупо было с его стороны так показывать свои чувства. Теперь Чимин расскажет Юнги, а Юнги – Намджуну, и Сокджин будет выглядеть, как шестнадцатилетняя школьница, в первый раз влюбившаяся, вся красная и мечтательная. Господи, он ненавидел это. Теперь Намджун его бросит. Когда Сокджин вышел из метро вышел из метро в трех кварталах от своего дома, ему пришли сообщения от Намджуна: «у меня признание я тебе задолжал, да? ты был чертовски горяч на сцене немного не верится, что я сплю с тобой клёво» Сокджин улыбнулся, печатая на ходу: «хватит меня опошлять ты мне задолжал два признания, гони второе» Он запихнул телефон в карман, чувствуя тепло несмотря на холод. «Ну, хотя бы премьера прошла на ура» — подумал Сокджин, уже поднимаясь в лифте. Теперь ему остается только продолжать так же стараться следующие два месяца, оставаться сфокусированным, не отвлекаться на парней с ямочками и глубокими голосами, не быть втянутым в водоворот надежды и не лезть не в свое дело, не… Он остановился в коридоре, ведущему к его квартире. О, Намджун был умён. Намджун определенно думал, что он тут самый, блять, умный. Какой расчетливый и жестокий ход… он сидел на полу около входа в его квартиру, в своём роскошном костюме, увидел Сокджина и ухмыльнулся, дерзко задрав голову: — Метро занимает целую вечность, да? И надежда, как паразит, разрасталась.

***

Следующие пару недель Сокджин провёл остерегаясь ситуаций, которые включали в себя его, Намджуна и его друзей в одном помещении. Каким-то образом это стало очевидно даже его друзьям – они, обыденно, совершенно обыденно, - иногда виделись друг с другом. Сокджин сто раз уточнил, что они – не пара, спасибо, просто два взрослых, коротающие вместе вечера, с сексом, конечно, но на этом всё. Теперь он мог сказать, что не сможет прийти, потому что у него встреча с Намджуном, и ему бы свистели вслед, и Сокджин бы сбрасывал звонок Чимина или Тэхена. Только Чонгук над ним не издевался, он мог остаться. Но ему, наверное, не стоило устраиваться поудобней в кровати Намджуна, не стоило проводить ленивые субботние утра, позволяя ему трахать его – медленно и приятно, но, чёрт возьми, глубоко – и потом не вылезать из кровати, обнявшись, позволяя приятному теплу разлиться по телу. Сокджин крепко обвивал Намджуна руками, прижимая к своей груди, спокойно выдыхая в изгиб чужой шеи – он был старше и хотел (настаивал) быть большой ложкой; Намджун был не против. Казалось, что Сокджин принял какие-то гормональные таблетки, и находился под их воздействием всё время. Намджун свободно выдохнул, так, будто сейчас снова уснет после утреннего секса. За окном светало. — Будешь хвастаться этим теперь? — спросил Сокджин, разрушая тишину. Намджун вздрогнул, проснувшись от легкой дрёмы: — О чём ты? — Ты уложил меня на спину в итоге. — Зачем мне хвастаться этим? — он сонно хмыкнул. — Это только между нами. И потом Намджун снова уснул. Сокджин вслушался в его дыхание: он всегда говорил, что всё, что происходит, только между ними, только для них двоих – но теперь это «нами» было другим. Вдохновляющим и ужасным одновременно. Может быть, Сокджин хотел быть с ним. И что это, блять, может значить? Он ненавидел это. Сокджин и так уже пробовал отношения – всё упало в бездну в конце. В какой-то мере ему хотелось вернуться к их первой встрече – когда секс был из-за гормонов, и Сокджин не вдумывался, почему именно приятгивает Намджуна ближе. Когда они всё-таки вылезли из кровати позже, Сокджин задумался о следах, которые оставляют люди. Он делал им кофе, слушая, как в душе Намджун читает рэп и не смог сдержать улыбку – это было так мило и в его стиле, и мир казался ярче. Он надеялся, что звук его голоса станет одним из тех самых следов, что останется с ним, когда Сокджин постареет, когда Намджуна уже давно не будет рядом, когда он исчезнет где-то во времени, в расстоянии, что разрывало людей на куски. Эта мысль – что была сначала хорошей – обернулась горечью, наполняя Сокджина страхом и мучением, что он был не в состоянии побороть. Она преследовала его весь день и исчезла только вечером, когда Сокджин увидел Намджуна снова. Чего он по-настоящему хотел, так это чтобы всё оставалось, как есть. Только и всего: остановить время. Оставить все лёгким и беззаботным. Оставить их в объятиях друг друга после секса, навсегда в возрасте двадцати шести и двадцати четырех, с этой молодой, страшной, но прекрасной надеждой у Сокджина внутри. Навсегда стоять на самом краю и не быть вынужденным прыгнуть. Но Сокджин хотел, может быть, прыгнуть вниз, и это было ужасно. Чувство, будто его грудь разорвали, посыпали блёстками с конфетти и попытались неумело зашить. Теперь эти блёстки щекотали ему внутренности, перемешались с кровью. Никто никогда не говорил, насколько мощна надежда: весь мир существовал, лишь благодаря ей. Он не знал, встречался ли Намджун с кем-нибудь ещё. Хоть Сокджин и был озадачен, в каких углах он их зажимал, если они так часто виделись, но спрашивать не смел, потому что зачем? Что бы стало с ними? Встреча с родителями, переезд вместе, и когда возбуждение утихнет, что останется? Скучные будни, покупка еды, счета и грандиозное осознание того, что химия выветрилась, и Намджун бросит его, променяет на что-то поинтересней, и потом что? Сокджин отпустит, правильно, это был совет Намджуна: он отпустит его и сохранит какие-то воспоминания, хорошие, чтобы согревали, и пойдёт дальше. Отряхнётся и пойдёт... Нет. Нет, он не смог бы. Если он ничего не будет говорить, ничего не изменится. Всё хорошо в том виде, в каком всё сейчас. Если он ничего не скажет, он будет в безопасности, и это нечто между ними – не отношения, и нечего терять. Может, оно и походило на отношения, но ими не являлось. Можно оставить, как есть? Сокджин понятия не имел, заинтересован ли Намджун в отношениях. К счастью, выступления продолжались, Хосок и Намджун готовились к отъезду в Токио, а Чимин с Чонгуком участвовали в каком-то танцевальном соревновании, что держало их подальше от этой ситуации. Часто после театра он заезжал к Намджуну, а иногда он сам приезжал. Они звонили друг другу и переписывались, и Сокджин не чувствовал себя в ловушке. Дома свою стеклянную лилию он хранил на полке – он специально расчистил для неё место, положил рядом с любимыми пьесами и смотрел на неё по ночам, когда Намджуна не было рядом. Всё было хорошо: нежно, как цветок, медленно распускавшийся, слишком хрупкий для прямых солнечных лучей. Сокджин не думал сам и не позволял другим. Так, наверное, было лучше для них обоих. Этого достаточно.

***

На следующей неделе Намджун пришёл посмотреть пьесу еще раз, на этот раз без предупреждения. Сокджин сидел в гримерке, смывая макияж и болтая с Сехой и другими, когда стук в дверь заставил его повернуть голову. Намджун был не в костюме, а в обычной худи и куртке сверху, всё еще привлекательный, и Сокджин хотел увидеться с ним сильнее всего на свете. — Кто тебя пустил за кулисы? — У меня связи, — гордо пожал плечами Намджун. — Да? И с кем? — Я сплю с режиссером, если тебе интересно. — Ты уже её видел? Я боюсь за твой член, — ответил Сокджин бесцветным голосом, кладя руки Намджуну на талию, и потом почувствовал, как любопытные взгляды коллег ползут по его спине. Сокджин вытащил Намджуна в коридор. Намджун и Юнги были главными продюсерами нового альбома GirLuv, но сегодня работа зашла в тупик – возникли разногласия – и всех отправили по домам успокоиться. — Эти девицы неугомонные, — жаловался Намджун. — Когда мы записывали «Привет, милашка» они были такими приветливыми, а сейчас, на вершинах чартов, им плевать на менеджеров и на нас. Но круто, наверное, что они берут над всем контроль. Он всё равно устал, сказал Намджун – и пришёл в театр, почему нет, раз уж там идет пьеса Сокджина. Он совсем не ожидал его увидеть и уже пообещал коллегам, что сходит с ними выпить – у помощника режиссера, Чонсука, был день рождения. — Хочешь присоединиться? — предложил Сокджин, потому что какая Намджуну разница, всё равно он пришёл. А потом понял, что это странный вопрос: они оба уже давно не встречались с другими людьми. Но Намджун кивнул: — Да, пожалуй. Я бы убил за стаканчик горячительного. Они пошли в бар, о существовании которого Сокджин даже не знал: ничего вычурного и дорогого, обычные низкие потолки, мебель из темного дерева и блюз из колонок. Половина столов были заняты, но они смогли найти пустой в самом дальнем углу. Сокджин болтал с другим главным актёром, Суу, пока Намджун сидел рядом, но разговаривал с именинником Чонсуком и Сехой. В разговоре упомянули GirLuv, и оказалось, что Чонсук их большой фанат и помнил имена всех девятерых участниц. Он начал умолять Намджуна достать для него автограф. Сокджин хорошо проводил время – Намджун так гармонично вписывался в обстановку вокруг, был забавен и мил. Сокджинова рука весь вечер покоилась на чужом бедре, и он только сейчас это понял. Убрав её под предлогом заказать ещё пива, он почувствовал, как рука Намджуна незаметно обвила его талию. Он даже не смотрел в его сторону. Сокджин задумался, на сколько ещё его хватит. Сеха болтала: – Типа, я смываю макияж после выступления, и выгляжу как метла, которой протерли душ в тюрьме, — сказала она, посмотрев на Сокджина, – но этот парень… я даже не могу понять, когда на нём мейк, а когда его нет. Разве честно? — А, он просто настолько красивый, — сказал Намджун и посмотрел на него. Сеха закатила глаза и притворилась, что её тошнит, но Намджун даже не заметил. Сокджин тоже, честно, встретившись с тёплым взглядом человека напротив. Его взгляд упал на губы Сокджина, а потом поднялся обратно к его глазам, с ленивой улыбкой на губах: — Ты милый, хах? – Ты хотел сказать ужасно красивый, — поправил его Сокджин, чувствуя, как тяжелеет в груди, — красивый, чарующий и губительный. Намджун достал из кармана телефон и улыбнулся: — Ну же, сделай милое лицо, — он поднял телефон, наводя на них камеру и притягивая Сокджина к себе. Намджун подмигнул в камеру с Сокджином, прижатым к себе, и сделал несколько фото. На секунду Сокджин захотел, чтобы камера сняла, как он притягивает Намджуна ближе и целует изо всей силы. Когда Чонсук продолжил свой разговор об автографе от GirLuv, и Намджун пообещал ему, что заполучит его, Сокджин понял, что Намджун сделал их первую совместную фотографию. И в мире, где люди постоянно что-то фотографируют это ничего не значило, да? Только вот всё, что они сделали вместе – все поздние ночи, ранние утра, просмотр телевизора, готовка, секс и всё остальное – ничего из этого раньше не было запечатлено в любой форме. Не было никаких доказательств: всё бы могло исчезнуть без следа. Но первое доказательство появилось здесь и сейчас, Сокджин мельком разглядел его в телефоне: как у Намджуна проявились маленькие морщинки на переносице от улыбки, и как Сокджин сидел там, рядом с ним, в его руках. Они выглядели, как настоящая парочка – с ужасом понял он. Сокджин вспомнил, как захотел поцеловать Намджуна всего минуту назад и надеялся, что это не отразилось на его лице. Он рассматривал чужое лицо и отказывался смотреть на себя, но был там – мягкий и тоскливый, но жадный взгляд в сторону намджуновых губ. Сокджин неуверенно вздохнул. Вот они, на фотографии, пока экран телефона не погас: первое доказательство, ваша честь. Если бы Чимин или кто-то другой увидел это, всё бы пропало. Намджуну позвонили спустя 10 минут – GirLuv пришли к компромиссу и были воодушевлены поделиться им с продюсерами. Была четверть первого ночи. «Музыка не дремлет», - сказал Намджун и встал, готовясь уйти. Чонсук с восторгом посмотрел на него. Сокджин осознал, что не знает как прощаться с Намджуном на публике – приватно, по утрам, они обменивались медленными поцелуями у двери… Намджун наклонился и чмокнул его в щеку. – Увидимся завтра? Я напишу тебе, как освобожусь. — он после посмотрел на других с улыбкой, – Пока, ребята, был рад с вами познакомиться. Сокджину пиздец. Чонсук не мог заткнуться: — Не могу поверить, что твой парень тусуется с GirLuv и ты ни слова об этом не сказал! — Мы не… — на автомате начал Сокджин, но смущенно прервался, — ну ты понял. Это была ложь, он осознал. Намджун сейчас вёл себя, как настоящий бойфренд – был добрым и веселым, умным, сексуальным, всем на свете, и в итоге ещё и поцеловал его на глазах у его друзей. Его телефон завибрировал – Намджун только что ушёл, но уже написал: «ты прав, ты точно красивый и губительный» Сокджин помялся, прежде чем ответить: «да, такое стоит повторить иди потуси теперь с айдолами» «я бы лучше потусил с тобой меньше шансов поперхнуться розовыми волосами» «у меня тоже были розовые волосы, и я выглядел потрясно» «правда?? мне нужны эти фото блять, ты, наверное, выглядел таким горячим» «я всегда горячий» «и очень скромный тебе повезло, что ты милый ;) поговорим завтра, малыш» Уютно. Сокджин вспомнил, как когда-то Намджун спросил, с кем он пил кофе и чуть не психанул. Ему не стоило психовать. Он не психовал. Он был встревожен и рад и полон надежды. Ваша честь? Он был виновен – виновен и приговорён. Это полностью отличалось от его мыслей в двадцать лет: «я тоже ему нравлюсь? Боже, он что, хочет подержаться за ручки?» Сокджин смог бы. С Намджуном. Он мог бы спрыгнуть с обрыва и понадеяться, блять, на лучшее – потому что, наверное, с ним безопасней было прыгать. Если, конечно, Намджун чувствует эту тревожную надежду вместе с ним. Господи, может быть.

***

Сокджин уже бывал в его студии раньше, она находилась в предельной близости с театром – он зашёл туда, чтобы дождаться Намджуна. Конечно, у него были свои опасения насчёт этого, потому что объявляться у него на работе и ещё ждать - выглядело слишком… слишком. Когда GirLuv находились в здании, его выгоняли на улицу, и Намджуна это бесило – да, безопасность, бла-бла-бла, он клал на неё: вдруг Сокджин заболеет? Он и так выступает почти каждый день! К тому же, Сокджин никогда лично не встречался с участницами GirLuv – он видел только бэк-вокалистов в комнате звукозаписи. Всё прошло хорошо: Юнги работал над миксами, когда Намджун просто притащил его с собой и сказал: «Знакомьтесь, это Сокджин.» И никому не было никакого дела. Юнги тоже не был удивлен – он знал, что они с Намджуном часто встречаются. Таким образом, двадцать минут в тот день Сокджин прождал на диване в диспетчерской, листая инстаграм в ожидании Намджуна. В комнате играла какая-то прилипчивая песня, которую Сокджину запретили записывать или напевать за пределами здания. Приходить сюда больше не было чем-то необычным. Здание лейбла заключало в себе всё в одном: офисы на одном этаже и студии звукозаписи на другом. Подходя к месту встречи, Сокджин кутался в шарф, пряча лицо от холодного ветра. Вокруг падал январский снег. Он сиял от очередного удачного выступления, от отзывов критиков и статей в газетах, что начали выходить. Ему даже пару раз звонили пригласить поучаствовать в новых проектах. Никакие скользкие типы ему больше не предлагали сняться в порнушке или в рекламе йогурта. Только профессионалы! Они с Намджуном не должны были встретиться этим вечером – но Сокджин хотел заскочить в любом случае, на несколько минут, и поделиться с Намджуном хорошими новостями. «Я просто проходил мимо», сказал бы Сокджин, а Намджун бы ответил: «Я рад тебя видеть». Консьержка в холле узнала его, поэтому разрешила пройти без пропуска, и лифт привёз его на седьмой этаж. На стенах висели лого лейбла и фотографии его артистов – GirLuv, в своих легендарных костюмах из эры «Привет, милашка» выделялись на общем фоне. Было почти одиннадцать вечера, в коридорах никого не было, но Сокджин постучался, прежде чем войти. Он ожидал увидеть Намджуна, Юнги и ещё парочку звуковиков, но увидел только Юнги за микшерным пультом, с наушниками на шее и скучающим взглядом. — О, Сокджин-хён, – заметили его. Последний поправил шарф и заглянул в окошко в комнату звукозаписи, где в прошлый раз увидел бэк-вокалистов. Там сейчас было только два человека: Намджун, стоявший спиной, разговаривающий с какой-то милой девушкой. Участница GirLuv? Чонсук бы помер от зависти. — Как думаешь, он может уделить мне минутку? — спросил Сокджин, до сих пор поёживаясь от холода. Не от нервной, но будоражащей кровь надежды, что наполняла его сердце каждый раз, когда он видел Намджуна – посмотри, как он обвёл тебя вокруг пальца, смотри. — Эм, — Юнги сначала посмотрел на Сокджина, потом обратно на Намджуна за стеклом, а потом обратно на Сокджина. Потом до него дошло, что это за девушка, там, с Намджуном. Он знал, кто она. Он прекрасно знал, кто она, но в удушающем неверии Сокджин только и смог выдавить из себя: – Это… — Милашка, да, — Юнги ответил и его голос немного дрогнул. Милашка. Юна. Юна с той фотографии у бассейна у Хосока в квартире, с радостной улыбкой, когда молодой и прекрасный Намджун влюбленно держал её, обвив руками. Юна уже была полностью одета, стояла там в чёрной юбке и желтом свитере, связав шелковые волосы в хвост и выглядела старше него, но несомненно намного красивей. Сокджин не понимал, что она здесь забыла – она не была звуковиком, или участницей GirLuv – она была бывшей Намджуна, что изменила ему, и с тех пор они никак не общались, по крайней мере Сокджин так думал, и— Она подошла к Намджуну ближе, смотря в глаза, и он притянул её к себе так, как делал уже миллионы раз – уткнувшись носом в её волосы, держа близко, обнимая интимно и с любовью. Они вдвоём стояли там, в комнате звукозаписи, прижавшись друг к другу, и всё было ясно, и… И Сокджин больше не мог там находиться. Он покачал головой, отступая в сторону. Он не мог на это смотреть. Он не мог— Юнги нажал кнопку на микшерном пульте: — Намджун! Но прервались ли они? Сокджин не знал, потому что вышел в коридор, оставляя тех двоих в этом звуконепроницаемом коконе; вот он уже дошёл до лифта, яростно нажимая на кнопку вызова: он должен был догадаться, блять, конечно же, о чём он только… идиот, какой же он идиот. Он услышал бегущие шаги в коридоре, и дверь в лифт закрылась, как только кто-то прокричал его имя. Послышалось, наверное! Зачем ему бежать за ним? Сокджин, наконец, выдохнул. А, неужели он и вправду считал, что Намджун чувствовал её тоже? Как будто он считал его чем-то большим, чем легкой наживкой. Намджун его пожалел, подумал, что Сокджин слишком красив для того, чтобы его не выебать— Дверь открылась на четвертом этаже – в лифт вошла уставшая женщина с веником и ведром. Сокджин пытался дышать, закрыв глаза. Он знал… он знал, что надежда была ничем иным, как паразитом, созданным его собственным отчаянием и одиночеством. Намджун знал об этом. Наконец, двери открылись в холле. Намджун стоял около лифта, держась за бок, пытаясь отдышаться. — Сокджин, — одними губами произнес он. Женщина окинула его осуждающим взглядом и скрылась в неизвестном направлении. Намджун пробежал семь этажей вниз по лестнице, похоже оставив Юну в студии. — Сокджин, — сказал он ещё раз, уже уверенней и спокойней. В его голосе послышалась жалость. Никакой жалости. Он мог вынести всё в этом мире— — Я не могу так, — и рванул к выходу. — Сокджин, стой! Ну же, Сокджин! На улице до сих пор шёл снег, завывал холодный январский ветер. Намджун, без куртки, выбежал за ним, схватив за запястье и развернул на все 180: — Успокойся, — сказал он ему, и как он… — Она позвонила мне час назад, я не ожидал, ладно? Успокойся. — Мне плевать, — рявкнул Сокджин на попытку Намджуна его усмирить. — Всё нормально! Всё хорошо, — этот маленький свет теперь сжигал его изнутри, и болело так сильно, как не болело уже давно; он так злился, что опять позволил себе сделать это. Снова. — Всё нормально, ты можешь… можешь вернуться к ней, я не против! Ты же этого хочешь, да? Всё отлично. Мы? Не смеши меня. Между нами никогда ничего не было. Намджун смотрел на него, невыносимо прекрасный, снежинки путались в его волосах. — Ненавижу, когда ты говоришь так. Ненавижу, когда ты говоришь, что между нами ничего нет. Я не верю тебе… это бред! Сокджина на секунду замкнуло. Намджун злился? После того, как Сокджин спалил их за… за чем бы там не было! — Бред? Серьезно? Блять, ну конечно, я же всегда несу одну чепуху! — он опять развернулся, в попытках уйти, но крепкая хватка на руке не позволяла: — Да какого хуя?! Я тут теперь плохой парень?! Намджун прожигал его взглядом: — Я не сделал ничего плохого. Ничего? Он называл это «ничем»?! Что насчет этой глупой надежды, что он ему дал? Что насчет нее?! Он не был идиотом. Он знал, что по всем параметрам проигрывает Юне. Они говорили об этом, точно, Сокджин помнил – как Намджун сказал, что его сердце помнит лишь любовь. Кровь бурлила у Сокджина в венах. — У тебя остались к ней чувства. — Да, — выдохнул в небо облачко пара Намджун, — Да, остались. Сокджин стиснул зубы, потому что вот она – правда. Зачем тогда Намджун остался и продолжал настаивать на своём, если у него до сих пор остались чувства к кому-то другому!? Почему он просто не мог оставить Сокджина в покое? Он был слишком жесток— — И что теперь, она хочет снова встречаться с тобой? — спросил он и понял, что вопрос риторический, и как убого он звучал. — Ну конечно хочет. Чем я только думал? Ладно, блять. Пусть. — Сокджин, — Намджун прошептал, пытаясь не отводить взгляда. Сокджин не мог взглянуть ему в глаза – он не мог ничего из этого. Болело так сильно. – Она хотела остаться друзьями… просто друзьями. — Просто друзьями, — повторил Сокджин. — Ну да, конечно. Можешь не врать. Я знаю, что это значит. — Это значит, что мы друзья. — Санхун и Чану тоже были друзьями, — он не мог заставить свой голос перестать дрожать. — Я знаю, что это значит. Намджун замер. — Это нечестно. Это… — он помедлил. — Ты не можешь говорить мне, с кем мне стоит быть друзьями, а с кем нет, это так не работает. Мы не… мы не— Послушай, я говорю тебе, ничего не произошло. Я говорю что то, что ты увидел – ничего не значило, и ты должен довериться мне, ты должен— — Нет, — ответил Сокджин, качая головой. — Я не… Там не было никакой группы, Намджун сказал, что будет с группой, Намджун сказал ему, что занят, он не был, вместе с ним была Юна, и это было похоже на свидание, одно из многих – и, господи, тогда в баре, на дне рождения Чонсука, когда ему позвонили? GirLuv должны были в студии в полночь? Намджун просто прикрыл это всё – его позвали потрахаться, блять, прямо перед носом у Сокджина, прямо перед его наивным тупым лицом! Он не являлся чьей-либо игрушкой, он отказывался становиться ею. Сокджин вспомнил, как однажды спросил Санхуна: «Хэй, ты так часто встречаешься с Чану, мне начинать ревновать?» в шутку, конечно, и Санхун ответил: «нет, что ты!». Перемотка на пару месяцев вперед: Сокджин один. Санхун с Чану. Он не может позволить обманывать себя снова. Больше никогда в жизни, поклялся, что не будет ослеплен вниманием, или… любовью. — Я не могу, — прошептал Сокджин. — Давай просто забудем о… — Что ты сказал? — спросил Намджун, не веря своим ушам. Он подошёл ближе: – Сокджин, что ты сказал? Ты серьезно хочешь забыть о нас? Но ни это ли… то самое слово, что комком стояло у Сокджина в горле? Были ли «мы»? Они существовали? Намджун уже не на шутку злился. — Если не вкладывать в отношения никакого труда, если не мириться и не преодолевать сложности, можно быть уверенным, что в итоге эти отношения разрушатся! Бегством проблему не решишь! — Ты же сам понимаешь, что всё это никогда… — И это моя вина? — на одном дыхании спросил Намджун, – Позволь узнать, Сокджин, как мне понять, когда ты снова рванёшь? И это именно то, что ты делаешь сейчас- я никогда не просил тебя ни о чем, и теперь ты ругаешь меня за Юну и решаешь за меня, сложно это или нет? Почему ты думаешь, что мы так просто забудем об этом?! Сокджин стоял на мостовой и чувствовал себя маленьким ребёнком, которого ругает мама. — Другие люди тоже жертвуют собой, знаешь ли. Другие люди тоже ставят свои чувства и сердца на кон, и я… я свое тоже поставил. Ты не один так боишься пораниться. Он вжал голову в плечи, дрожа. Намджун остановился: — Нечего больше сказать? — спросил он, сверкая глазами, и был прав: Сокджину нечего было сказать. Намджун покачал головой, — Знаешь, что? Позвони мне, когда разберешься, какого черта ты от меня хочешь, ладно? И это твое «ничего», что между нами? Оно мне тоже тяжело дается. Когда свет фар о проезжающей мимо машины на секунду осветил уходящего Намджуна, Сокджин был уверен: он был сделан из твёрдого, неумолимого золота.

***

Сокджин был в порядке. Он всегда был в порядке. Он уже был один, и сейчас он остался один, ничего не изменилось. Всё было хорошо, серьезно, то, как он поймал Намджуна с Юной – хорошо, что он узнал об этом сейчас, перед тем как наступить на те же грабли снова. Всё было хорошо. Всё было, блять, прекрасно. Он доехал на метро до дома, написал всем, кто ещё не спит, купил водки из ближайшего 7-11 и пришёл домой. Сокджин подвёл карандашом глаза, побрызгал лаком волосы, нанёс блядский блеск для губ и надел вульгарную рубашку, сильно оголяя грудь и ключицы, узкие джинсы и не мог налюбоваться собой в зеркале. Около клуба он встретил Чонгука, единственного, кто не спал в такое время – студенты, они такие. Сокджин даже не захватил с собой куртку и вышел из такси в одной тонкой рубашке – на улице до сих пор шёл снег, но водка его согревала. Чонгук раскраснелся, увидев его: — Хён, — промямлил он, когда они встали в очередь на входе. — Почему ты… я имею ввиду, ты выглядишь отлично! — Спасибо! — ответил он и закинул ему руку на плечо. — Давай повеселимся! Мы празднуем! — Празднуем что? — Свободу! Жизнь! Всё! Боже, давай пропустим очередь, мы спешим! — Сокджин схватил Чонгука за руку и потащил вперед, вызывающе смотря на охранника. Ну же. Охранник кивнул в одобрении, только спросив Чонгука его возраст: на этот случай у него уже был приготовлен паспорт. Уже внутри Сокджин обнял Чонгука со спины: — Давай повеселимся, Куки! Я молод и прекрасен и хочу танцевать. Давай потанцуем? Я хочу выпить! Это был не рэп-клуб, но танцпол всё равно был весь заполнен. После недолгих уговоров они выпили две текилы и слились с толпой. Но они правда веселились: Чонгук фотографировал его, и Сокджин нацепил на себя самое счастливое лицо, на которое только был способен – мы выбираем, в чем хотим убедить людей, и видим только то, в чем нас убедили, говорил Намджун, или как-то так. Чонгук опубликовал те фотографии, и Сокджин надеялся, что Намджун их увидит, увидит, как он рад и совершенно не думает о нём! Вскоре какой-то парень пристроился к ним – немного низкий, но накаченный, с милой улыбкой и огромными руками. — Хочешь бицуху потрогать? — он спросил и Сокджин незамедлительно положил руки ему на живот. — Охренеть! – воскликнул он в искреннем удивлении. — Охуенно! Хочешь ещё немного об меня потереться, детка? Ну, если настаиваешь… Чонгук увидел их и нервно рассмеялся – «какого черта?» - когда парень начал танцевать вместе с ними. Сокджин улыбнулся в ответ – они же сейчас на рынке находились, да? Дешевка. Он был дешевкой, самой дешевой вещью на свете. Ничтожный. Чужие руки уже держали его за задницу, потом плавно перешли на спину, залезли под рубашку – Сокджина тошнило. От выпивки? Его ужасно тошнило. Незнакомец приблизился к нему, скользя губами по уху; его сейчас вырвет. Сокджин притянул его в поцелуй, на который моментально ответили – жарко и мокро, жадно. И как только они разорвали поцелуй, улыбка Чонгука сошла на нет, а глаза расширились. Танцпол был заполнен и было сложно двигаться, но Чонгук притянул его ближе и прокричал на ухо: — Какого черта ты творишь? Сокджина уже во второй раз это спросили. Руки незнакомца гуляли по его бедрам, пока тот зацеловывал его шею и плечи, даже не думая останавливаться. — О чём ты? – спросил Сокджин и вытер рот. — Намджун! — прокричал Чонгук ещё громче. Сокджин покачал головой. — Никакого Намджуна! Всё кончено. Мы поэтому и празднуем! — Стоп, что?! — Неважно! Я уже затух у него дома, мне же надо повеселиться? Я не хочу говорить о Намджуне. — он повернулся обратно к незнакомцу, — целуй. — Охуенно! — и снова засосал его. После этого они пошли к бару и выпили больше текилы, не отпуская друг друга. Ещё адекватной частью разума Сокджин понял, что потерял Чонгука, но он и без него справится, не маленький. Его горло жгло от текилы, губы – от лайма, и после ещё какого-то времени на танцполе Сокджин вытащил незнакомца на улицу за клуб. Он хорошо целовался – Сокджин закрыл глаза и попытался расслабиться. Голова кружилась, было жарко – но хорошо ли? Было ли ему хорошо? Когда теперь будет хорошо? — Ты далеко живешь? – спросил Сокджин. — О, вау, – незнакомец хрипло рассмеялся, – блять, а ты – не промах. Поехали в отель? Тут есть один неподалеку. Он был пьян, пьян, пьян. — Поехали! Только без извращений. — Без извращений, — пообещал парень. — Я тебя оседлаю – только так ты сможешь меня выебать, понял? Ухмылка. — Постарайся, малыш. — Малыш. Он не хотел, чтобы его называли малышом, только Н… — Не терпится, да? Господи, чего он хотел? Этого. Почему? Намджун с недавних пор начал делать кое-что, когда они занимались любовью – иногда он просто останавливался и смотрел на Сокджина, гладя его лицо и волосы; однажды он даже поцеловал его ресницы – нежно – а потом снова целовал в губы. Сокджин снова поцеловал незнакомца – глубоко и мокро, и тот схватил его за руку, но приблизил уже не к груди, а к паху. А, почему нет? Это был член, большой, и парень был горячим, так что почему бы, блять, и нет— Чья-то грубая хватка оторвала его от поцелуя. Сокджин резко вздохнул, быстро моргая от ударившего в глаза света. Тэхен и Чонгук стояли позади него, и Тэхен держал его за плечо. — Хён, — сказал он. – Ты идешь с нами. Чонгук выглядел обеспокоенно, прячась за плечом у своего друга. Тэхен выглядел ужасно злым, и на эту злость Сокджин уже насмотрелся. — Пошли. Быстро. — Скажи своим друзьям, что— — Пошёл нахуй, — рыкнул Тэхен. — он пьян и ему грустно. — Я пьян, – согласился Сокджин, — но мне не грустно. Чонгук с жалостью посмотрел на него из-под ресниц. — Я думаю, что тебе очень и очень грустно, – осторожно произнес он. Чонгук не знал, что делать в таких ситуациях, поэтому позвал Тэхена на помощь. Сокджин моргнул, наблюдая, как опустились кончики его рта, как поникли его плечи. Что он сделал? Он сломал своего Куки? Сокджин быстро и небрежно оттолкнул незнакомца от себя, буквально подлетая к Чонгуку, обнимая его. — Куки, прости меня, прости меня, – бормотал он, не обращая внимания на раздраженный голос парня позади. — Не плачь, я просто очень тупой, не волнуйся обо мне! Я в порядке! Я в порядке, Куки, ну же! Тэхен уже уводил их подальше от злополучного клуба, и Сокджин понял, что опирался на Чонгука – ходить прямо он не мог. Только сидя в такси, Тэхен сказал: — Можешь лечь на кровати Чимина, он сейчас у Юнги. Юнги – Юнги, Намджун, Юна, Намджун. — Я хочу домой, — промямлил он, и осознание озарило его затуманенную алкоголем голову. Тэхен покачал головой: — Нет уж, эту ночь ты проведешь с нами. Чонгук уронил свою голову Сокджину на плечо и взял его руку. — Мы никогда тебя не отпустим, хён. И, впервые за несколько лет, Сокджин разревелся.

***

Сокджин ревел почти всю поездку на такси. Он и сам не знал, почему плакал, наверное, потому, что он был дешевкой, идиотом, жалким и ничтожным. Чонгук тоже начал плакать, потому что его хён плакал, и Тэхен в итоге тоже не смог сдержаться, и водитель, наверное, хотел уже выехать на встречку, лишь бы не слушать. Он более-менее успокоился, стоило ему переступить порог их квартиры. Он переоделся из своей «выеби меня» одежды в свободную тэхенову пижаму, мягкую в голубую полоску, и вскоре держал в руках чашку ромашкового чая, с кучей одеял на плечах. Сокджин рассказал, как поругался с Намджуном, как думает, что они уже никогда не помирятся. «Он сказал, что это слишком сложно», и проглотил ком в горле. «В смысле, мы… ну, вы знаете, что мы не встречались или что-то такое. Это… неправда.» И потом голос Намджуна в его голове сказал: «Ненавижу, когда ты говоришь, что между нами ничего нет.» Они смотрели видео с котятами на Ютубе, пока Чонгук не уснул на диване в гостиной, и они вдвоем прогнали его спать в комнату Тэхена. Сокджин еще чувствовал, как алкоголь разгонял кровь, но головокружение ушло: он просто устал. — Ну, так, — начал он. — Спасибо, что стащили меня с того парня. Тэхен немного вымученно улыбнулся, сидя рядом, тоже под кучей одеял: — Это секрет, но я – профессиональный обламыватель малины. Сокджин прыснул от смеха и отпил чай. Тэхен пожевал свою нижнюю губу, и его голос звучал глубже и усталей, чем когда-либо. — Можно вопрос? Серьезный. Сокджин скривился, но понял, что задолжал ему, поэтому всё равно кивнул, молясь всем богам чтобы этот разговор был не о Намджуне, или Юне, обо всем, что случилось. Он не мог заставить себя даже думать об этом. — Мы подружились за зиму до того, как ты и Санхун расстались, да? — спросил Тэхен, чем очень удивил своего собеседника. Имя Санхуна он ожидал услышать в последнюю очередь. — Летом, на каникулах, мы все разъехались, а когда вернулись, вы уже были не вместе, — Сокджин кивнул, подтверждая хронологию событий. Тэхен оторопел. — Ну, ты… ты говорил с кем-нибудь об этом, когда это произошло? Не знаю, с родителями там, с кем-нибудь. Сокджин обдумал вопрос. — Нет, — ответил он, качая головой. — Нет, не было… некому было, наверное, – Это было летом, все разбежались по своим углам – как на рождество. И из-за того, что он встретил Санхуна в первый месяц после переезда в Сеул, из друзей у него были только друзья Санхуна: люди, с которыми он ходил в школу, и другие хорошие люди. Они правда были добры к нему – приходили на дни рождения и всё такое, но они всё равно были друзьями Санхуна. Их Сокджин уже годами не видел – в конце, вся эта доброта ничего не значила. — Тебе стоило позвонить мне. — Не знаю насчет этого. Мы не были так близки тогда. — Да, наверное, ты прав, – Тэхен отвел взгляд, — Я помню, по приезду обратно мы с Чимином говорили, каким ты стал общительным. Ну, знаешь, ты стал чаще с нами встречаться и звонить. Сокджин не смог замаскировать удивление. — Разве я не всегда таким был? — Нет. Ты постоянно был с Санхуном, и звонил только когда он был занят. Ты был… ну, самым классическим бойфрендом, знаешь? Семейным человеком. И когда мы вернулись, ты им больше не являлся, и даже не рассказал, почему. Но ты выглядел по-другому, ты… тебе было грустно. И, не знаю, мы втроём уже привыкли к этому, – Тэхен пожал плечами. — Сейчас я думаю, что ты не сильно изменился. Наверное, ты всё такой же. Не то что бы это плохо… — Мне уже лучше, спасибо, – резко и неожиданно для себя ответил Сокджин и понял, каким ужасным сделал этот вечер. Он запомнил: всё такой же. — Я имею в виду, делай, как тебе хочется, — всё равно продолжил Тэхен. — Я просто… тогда, когда ты ничего не рассказал о вашем расставании, может быть ты думал, что и не должен кому-то говорить, но, хён… — он внезапно умолк, опрокидывая голову. Дело плохо. — Нельзя держать такое в себе. Помнишь, как краш Чимина в тиндере отшил его после двух свиданий? Он ревел тогда неделю. — Это было ужасно, — согласился Сокджин и они оба рассмеялись. Чимин тогда драматично объявил себя полностью непривлекательным, и все пытались его убедить, что это сумасшествие, и тоже притащили его в клуб, пытаясь поддержать, и Чимин в итоге засосался со своим другом с танцевальной школы, у которого уже был парень, и потом долго страдал от самого худшего похмелья в его жизни. Правда через несколько дней он понял, что из-за такой непродолжительной глупости не стоит грустить. Вскоре в его жизни появился Мин Юнги. Сокджин тоже пытался понять такие вещи. Только он их проглотил – всю обиду и боль он держал глубоко в себе, не давая никому их вытащить. – Но ты разрешал Чимину набрасываться на незнакомцев. Тэхен почесал макушку. — Ну, да, только по другой причине. Ему было грустно из-за человека, которого он еле знал, а не из-за человека… о котором он заботится. На этом они могли бы и остановиться – в три часа ночи было сказано слишком много. Тэхен не настаивал. Но Сокджин схватился за грязь внутри. — Мне было стыдно. Я о расставании с Санхуном – я не мог этого вынести, – Сокджин вобрал в себя немного воздуха. — Я был ему неинтересен, он сказал, что я скучный, и это была моя вина. Я… я вложил в эти отношения всё, что у меня было, а он… он меня не хотел. Я правда очень не хотел говорить об этом. — мурашки пробежали по коже. — хотя, наверное, стоило. — Конечно стоило! И в каком смысле «ты скучный»? Это самая наглая ложь, которую я только слышал! — Нет, мы… мы забежали в тупик, он сказал. Хотя, одно и то же, да? Он любил меня, но ничего не складывалось, но он говорил, что любит… а потом ушёл. Но я продолжал любить его, и даже когда он и забыл про меня, я всё равно его любил. Я знаю, я жалкий. Я не хотел больше никогда испытывать подобного. Тэхен выпрямился: — Но надо было! Я имею в виду… не знаю, но смотри: всё равно есть люди, с которыми ты бы мог поделиться таким. Если тебе было неудобно говорить с нами, ты бы мог рассказать, не знаю, кому-нибудь в колледже, или коллегам в театре. Правда, если ты не хочешь говорить с нами, всё равно помни, что мы всегда сядем и выслушаем, в любое время. Но есть ещё и профессиональная помощь, если всё настолько серьезно. Сокджину поплохело от одной только мысли о том, что бы с ним сделали «профессионалы». Он смотрел, как в чашке плавал листочек. — Намджун думает, что такое стоит выбрасывать и избавляться. Как мусор, все воспоминания. Он думает, что он – диснеевская принцесска, или что-то такое. — Так значит вы говорили об этом? — Нет. Ну, может немного. Не совсем. – он не мог сейчас говорить о Намджуне. Тэхен выглядел задумчиво. — Все справляются с этим по-разному, полагаю. Типа, я фотографирую – для меня это больше, чем учёба в колледже. Это терапия, на самом то деле. Если мне плохо, я беру в руки камеру. Смысл в том, что с этим надо что-то делать, потому что если держать всё тут, — Тэхен положил ладонь на сердце, – оно сведет тебя с ума. Фотография была лучшим отвлечением от боли, чем трах с незнакомцами по пьяни – Сокджин вынужден был признать. Он глубоко вздохнул, прежде чем наклониться и потрепать Тэхена по его ярким красным волосам. — И с каких пор мои донсэны дают мне советы? — тот посмотрел на него, гордо улыбаясь, — когда ты успел поумнеть? — Я всегда был умным. — Да? Что-то не припомню. Но знаешь, если мне потребуется обломать всю малину, я тебе позвоню. — О боже, – Тэхен застонал. – кончай издеваться. — Великий Обламыватель Ким Тэхен. Ким У-Тебя-Не-Встанет Тэхен. Тэхен – убийца стояков. Ким Тэ— Тэхен кинул в него подушкой, опрокидывая чашку с чаем, и следующие несколько минут они вдвоем пытались оттереть пятно с одеяла, смеясь. Господи, как же он устал – внутри было пусто. Перед тем, как лечь спать, он добавил: — Я запомню… знаешь, если, эм… если мне нужен будет кто-то, с кем я смогу поговорить, может быть мне это поможет. Я обещаю, что расскажу, – Сокджин сжал тэхенову руку. — Спасибо.

***

Утром Чимин слишком громко всех разбудил: — Мин Юнги у меня в немилости! Сокджин понять не мог, что вообще, нахрен, происходит, пока не вспомнил – о Юне, о Намджуне, парне из клуба и свою истерику в такси– – Я уже спал, когда Юнги вернулся домой прошлой ночью, и знаете, что он сделал? Он просто лёг со мной спать. Не разбудил меня! Он не разбудил меня! Чимин увидел кучу пропущенных звонков и сообщений только наутро, включая мольбы Чонгука о помощи, потому что Сокджин вот-вот совершит что-то глупое. Сокджин был уверен, в легком похмелье и тэхеновой пижаме – Чимин ничего не пропустил. Последний же забрался к нему на кровать, обнимая и гладя по волосам, хотя Сокджин сказал, что в этом нет необходимости. Он задумался, проснулся ли сейчас Намджун рядом с Юной – и его затошнило. — Я виню во всём Юну, — объявил Чимин, кладя голову Сокджину на плечо, обвивая его руками; тот позволил себе расслабиться в объятии – Пак был создан для них, и он чувствовал себя ужасно. — Это ничья вина, — первое, что сказал утром Сокджин, устало: — моя, может быть. Я думал, что между нами… – и потом просто остановился. Какой же он жалкий. — В смысле? — Не знаю, в том, что… нам обоим было не всё равно. Но это «было» стало… — Юнги постоянно мне жалуется, что уже несколько месяцев Намджун кроме песен о любви ничего написать не может, — Чимин приподнял голову, — и ты говоришь, что ему всё равно? — Песни для Юны, наверное. — Для тебя. Хён, что— Боже, Юна стопроцентно виновата. Почему она не могла позвонить, как все нормальные люди? Обязательно прощаться лично, я богом клянусь— — Прощаться? — Сокджин застыл, и Чимин застыл тоже. — Прощаться. Она уезжает… Сокджин, ты же знаешь. Она уезжает в Сингапур к своему новому парню. Ты же знаешь. Хён. Хён, ты же знал об этом, да? Он сразу же вспомнил, как Намджун сказал ему, что не сделал ничего плохого; как он сказал ему, что Сокджин всё не так понял, что они просто друзья, что Сокджину надо довериться ему; и вспомнил о себе, уже через час просящего незнакомцев выебать его до потери памяти. — Блять, — выдохнул он, закрывая лицо руками. Блять, блять, блять, блять. — Айщщщщщ, — Чимин уже не пытался разговаривать, он просто шипел, гладя его по спине: — Мы всё исправим! — он попытался звучать оптимистично, — Мы сможем! Мы… мы сможем. Пиздец. Доброе утро.

***

«мы можем поговорить?» Прошёл целый день. Ответ был «нет», предположил Сокджин. «я – тупое хуйло» - попробовал снова, но уже попозже. «ты заслуживаешь лучшего но мы можем поговорить?» Ещё день, еще вечер. Сокджин узнавал много нового о бесконечности времени. Потом, наконец-то, почти в полночь: «не сейчас» Он так и смотрел на это сообщение, одиноко стоя среди кухни. Квартира, без Намджуна, казалась тихой. Бесцветной. Неприятной. «Не сейчас.» Перед сном Сокджин увидел, что Намджун репостнул фотографию с официального аккаунта GirLuv, со всей группой и продюссерской командой, стоя в той самой комнате звукозаписи, показывая «пис» и улыбаясь - #DomonionoLuf, #скоро. Намджун выглядел счастливым и гордым, в чёрных слаксах и безразмерной футболке, и даже Юнги улыбался во все зубы. Мемберы GirLuv тоже выглядели мило – и среди них не было Юны, само собой – она уже была, наверное, в Сингапуре. И это всё, что он написал. Сокджин кликнул на профиль Намджуна – весь, как модно говорить, «эстетичный», с фотографиями Намджуна в полный рост в разных местах, фотографии моря, разных кафешек – но потом Сокджин открыл фотографию, где Намджун стоял у входа в его театр, с огромной вывеской над дверями: «Слабый сильный человек». Он тегнул локацию и написал: «Посмотрите, пока ещё можете! Там играет ужасно талантливый @seokjinnie94. #поддержитенезависимоетворчество #слабыйсильныйчеловек #театрсеула». Сокджин рассматривал фотографию и чувствовал только пустоту. Это был хороший вечер. Дела шли хорошо. Он спросил, могут ли они поговорить: не сейчас. Намджун тусил где-то с айдолами. Увильнул от ответа, да? Утром ему пришло ещё два сообщения, датированные тремя часами ночи: «юнги рассказал мне про клуб мне нужно ещё время» Сокджина тошнило. Он снова мог почувствовать тот еле уловимый вкус чужого человека на своих губах – лайм и текилу. Если бы он мог, он бы притворился, что этого никогда не происходило, но это было нереально. Они бы поехали в отель, если бы Тэхен не пришел. Он снова сделал это – как когда Санхун бросил его. Когда он сделал это и вернулся домой только под утро, и в душе, наконец, расплакался. Он не винил Юнги – преданность оставалась преданностью – и друзья иногда попадались на пути. Ему и Чимину следовало поговорить о том, как ему и Намджуну не стоило совать нос не в свои дела. Так лучше, думал Сокджин, на автомате начищая зубы, смотря куда-то вдаль. Ему суждено было быть одному, а Намджун, он… самый прекрасный человек на свете, который не заслужил быть втянутым во всё это. Намджун заслуживал лучшего. Они все заслуживали лучшего. Всё, он попробовал – дать любви ещё один шанс. Его подозрения только подтвердились: никогда больше. Никогда больше он не будет пытаться. Сокджин пошёл на работу и отыграл Кону на сцене: Кону, что был обижен на своего лучшего друга так сильно, что затащил в постель его жену, надеясь использовать секс, как оружие против него; Кону, что разрушил все до единого отношения, что у него были; Кону, что говорил много лишнего, потому что внутри осознавал, какой он на самом деле кусок говна. Неудивительно, что эта роль досталась именно ему. Неудивительно. Он больше не писал Намджуну – в чём смысл? Он мог только оправдываться – зачем? Всё. Он перестал отвечать на звонки и сообщения. Всё, что он делал, это читал биографию Греты – с переводчиком, со словарем, с алкоголем в руке: продолжалась Вторая Мировая, и её карьера начала рушиться. Она отказывалась от всех сценариев – кино её больше не интересовало. Гарбо устала от Голливуда, устала от кино. Она крутила романы с женатыми мужчинами, коллегами, художниками, с женщинами, что позже беременели от своих мужей, чем разбивали ей сердце. Грета была одна. Отказалась от любви. Историки предполагали, что она страдала от биполярного расстройства, но однозначно находилась в хронической депрессии. Грета сама признала свою грусть, печаль длиною в жизнь, от которой она не могла избавиться. Весь мир лежал у её ног – она его не хотела. Чимин написал ему: «ужин завтра!» «не на этой неделе». Не сейчас. Однажды к нему пришёл Чонгук и долго стучал в дверь, но Сокджин притворился, что его нет дома. Он лежал, свернувшись клубком на кровати с выключенным телефоном и смотрел в пустоту всю ночь, глаза не сомкнув. Рождество вернулось, понял Сокджин: темнота и холод тех дней, только уже в феврале. Оно снова вернулось и протянуло к нему свои грязные руки, и Намджун уже не спасет его. Ничего в мире не могло изменить его ничтожность. Если бы он исчез – Вселенная никак бы не изменилась. Если бы он исчез, то люди, о которых он заботился, выдохнули бы в облегчении.

***

Прямо перед «Рождеством» - с колядками, яркими огнями и бесконечным шумом счастливых людей – в колледже, в мужском туалете, Сокджин нашёл прилепленный к зеркалу стикер. Он шёл на занятия с драмкружком, которые, он самом деле, с нетерпением ждал – потому что только на сцене он мог отдохнуть. Каждый раз, сталкиваясь с собой, Сокджину не терпелось перевоплотиться в Кону. Но пока он мыл руки, ему на глаза попался выцветший стикер на зеркале: «24/7, конфиденциально». Сокджину надо было с кем-то поговорить, говорил Тэхен. Господи, с какой стати ему это делать? Что это изменит? Но стикер он сфотографировал, потому что так ему сказали. В его голове звенели рождественские колокола, напоминая, как Намджун больше не хотел иметь с ним ничего общего, как всё, к чему он прикасался, умирало, и как Санхун был прав. Они все еще звенели в метро по пути в театр, и Сокджин подумал о звонке на горячую линию. Хотя, о чём с ними разговаривать? «Может быть о твоём непрекращающемся монологе, что ты ведешь у себя в голове?» предложил мозг. Спасибо. Речь бы зашла о его родителях, не так ли? Там бы спросили, любили ли они Сокджина. Да, любили, просто обожали – причина была в другом. Он просидел так два дня, ловя себя листающим инстаграм Намджуна слишком часто, но не лайкая и комментируя – фото оборудования в студии, живописная фотография Намджуна с чашкой кофе, будто он изобрёл этот жанр фотографии. Он не знал, что сказать. На часах было четыре утра, суббота, и Сокджин не мог уснуть, поэтому решил, что он не настолько жалкий, чтобы испугаться звонка в анонимную службу поддержки. Не будет последствий после его звонка, он мог сбросить в любое время, стереть номер из списка вызовов, и притвориться, что этого никогда не случалось. Смелость идёт впереди уверенности, прочитал где-то Сокджин. Он сел на кровати, злясь на себя, и набрал тот злосчастный номер. Автоответчик милым голосом сообщил ему, что он дозвонился до университетской службы поддержки и то, что звонки не записываются. После, глубокий мужской голос ответил: — Здравствуй, ты говоришь с Сансу. Чем могу помочь? — О. Ах… Хорошо, что звонки не записываются, — ответил Сокджин. Господи, какой же он тупой. Эти горячие линии созданы для помощи людям, страдающим от экзаменов и первых влюбленностей, людей с настоящей депрессией и проблемами – не для какого-то учителя, который превращался в шлюху от нескольких стаканов алкоголя. Он просто тратит чужое время. — Я… никогда раньше не звонил сюда, — тупица. — Ну, всё бывает в первый раз, — действительно, — Что у тебя на уме? И это был такой хороший вопрос: что было у Сокджина на уме? С чего начать? — На самом деле, ничего особенного, правда… совершенно ничего. Мне не стоило звонить, извини. – Ммм, сейчас четыре ночи, может расскажешь мне, почему ты до сих пор не спишь, и потанцуем оттуда? — Я не могу уснуть, — тихо признался Сокджин. Он не виделся с друзьями уже несколько дней, и он знал, что они начали волноваться, наверное, уже разрабатывали план, как незаметно ото всех похитить его у входа в театр, и Сокджина передёрнуло. Он был обузой, всё просто – обуза, без которой всем было бы легче. Он был… — Эм. Я сейчас в очень темном месте. Ментально. — Хорошо, — ответил Сансу, решительно, но не недоброжелательно, — Если хочешь, то расскажи мне поподробней. — Это глупая история, — начал со вздохом Сокджин. Они проговорили два часа.

***

На самом деле, это было не о Санхуне или Намджуне: это было о моменте в жизни, когда Сокджин убедил себя, что он – ничтожный мусор. Он работал актёром в большом городе, имел свою квартиру, заполучил главную роль в пьесе – чёрт, на словах звучало прекрасно. Расскажите об этом пятнадцатилетнему Сокджину, он от восторга улетит на луну. Так почему же он не замечал свои достижения такими, какими они были? Почему он думал, что всего, что он делал было недостаточно? Почему он так ненавидит себя? Он многому научился: например, тому, что уязвимость не равна слабости, и тому, что в мире существовали защитные механизмы, которые можно использовать и перестать постоянно ругать себя. Его ум постоянно перенаправлял его мысли с хороших на плохие, заставляя Сокджина проигрывать уже бог знает сколько лет. Ему нужно было осознать эту ложь, и опровергнуть её. — Это нелегко, – предупредил Сансу. И за этим последовал вопрос об отношениях и как он пришёл к такому выводу, что заставило его думать, что в отношениях он – бесполезен и ему нечего предложить. Они долго говорили об этом, так, как Сокджин ещё ни с кем не говорил. Он старался быть честным и прямым, и Сансу задавал ему такие вопросы, ответы на которые никогда раньше не приходили ему на ум: например то, как он, как собачка, бегал за Санхуном – весь из себя радостный мальчик, приехавший из Кванджу, готовый беспрекословно выполнять все приказы; именно поэтому их отношения никогда не сбалансировались и разрушились. Это была вина обоих сторон. У Санхуна, наверное, были и свои проблемы, которые стоило обсудить, - чёрт, Сокджин знал, что они были. Так почему он думал, что подвёл его? Оказывается, Сокджин не был жалким, не был хуйлом и непривлекательным мусором просто потому, что влюбился в человека, который, в итоге, его покинул. — Гарантировать успех отношений невозможно, — мудрый человек, Сансу, сказал. — Каждые отношения разрушаются, пока самые крепкие не останутся стоять, так ведь? И те отношения, что не разрушились, когда и если вернутся, обязательно принесут свои плоды. Намджун говорил что-то подобное. Как надо справляться с трудностями. Бегством проблему не решишь. Но даже так, Сокджин не смог переступить через боль. Он никого не подпускал близко, кроме Намджуна, и тот буквально разрушил его. — Ты, конечно, можешь больше не пробовать - но большинство людей пытаются сначала, несмотря на страх. – Потому что они наивны? Или чересчур оптимистичны? — осмелился спросить Сокджин. – Или потому что один в поле не воин? — и сразу же вспомнил теплые, яркие глаза Намджуна и то, как на его носе появлялись маленькие морщинки от улыбки. Сансу посмеялся на другом конце провода: — Потому что это любовь! Это – самая прекрасная и абсурдная вещь, знакомая человечеству. Но фундаментом любых отношений является любовь к себе. — Хьюстон, у нас проблемы. Сансу усмехнулся, соглашаясь. — Это – самая сложная часть. Любить других – легко, без проблем. Но прежде чем пускать к себе кого-то, надо сначала полюбить себя самого. И когда ты достигнешь этого, когда ты станешь своим же первым другом и любовником, последствия любых отношений уже не ранят так сильно, потому что в итоге у тебя будешь ты. У Сокджина было много работы – больше, чем он предполагал. — И как мне полюбить себя, когда у меня так много недостатков? — Любить себя не значит стремиться быть идеальным, — его собеседник цокнул языком. — Кто идеален? Не существует таких людей. Работа над собой и стремление быть лучшим собой, принимая и понимая все свои недостатки и грехи – вот это любовь к себе. Сокджин поглубже вздохнул. Окей, вау. Вау. — Оппа, ты встречаешься с кем-нибудь? — Женат и воспитываю двух, но у меня часто это спрашивают. — хриплый смех. — Ага… я не удивлен.

***

В итоге Сокджин добровольно сдался Тэхену и Чимину, пока они не выломали ему дверь. Он шёл к ним приготовленный – с контейнерами еды, которую он приготовил в качестве извинения за доставленные неудобства. И вот они вчетвером сидели за одним столом, болтая ни о чём в принципе, и напряжение витало в воздухе. Когда беседа утихла, Сокджин, наконец, сказал: — Иногда, когда я говорю, что я в порядке, на самом деле это не так. Но я работаю над этим, обещаю. — Они почти одновременно поставили тарелки на пол и заинтригованно ждали продолжения. Сокджину на секунду показалось, что он даёт интервью, что его друзья – репортеры. — Я разговаривал с разными людьми, – добавил он. — и я продолжу разговаривать. Это помогает. Чимин моментально ответил: — И мы. Ты можешь поговорить с нами. — Да, я знаю, – сказал Сокджин с улыбкой, уголком разума всё равно понимая, что эти ужасные вещи не то, что он хотел свалить на невинную святую макушку Чимина. Он глубоко вздохнул, пытаясь перевести разговор на что-то обычное, но сдался. — Эм, вы видели Намджуна? Хоть немного? — Мельком, — ответил, опять же, Чимин. — Он и Хосок готовятся к отъезду в Токио. Ах, точно. Токио. Он забыл. — Хорошо, но… как он там? Его друзья переглянулись, что Сокджина ещё больше смутило. — Много работает, мне Юнги говорил. Тебе надо поговорить с ним, да? Сокджин прекрасно осознавал, что ужасно проебался, и не стал бы винить Намджуна если бы тот никогда больше не захотел его видеть. Тэхен подбодрил его: — Слышь, это не так уж и сложно! Просто извинись и скажи, что скучал по нему, что хочешь быть с ним, и всё такое. – Кто сказал, что я хочу быть с ним? — его лицо горело. Этот ответ никого не впечатлил. Ну да, у него же недавно был нервный срыв из-за него и Юны, конечно. Сокджин был увлечен, да. Чёрт, Чонгук был прав: он ему нравился. Он понял. Сокджин поерзал на стуле: — Мы не обсуждали это, но были моменты, когда я думал, что так и есть, но почему наши объятия на диване или то, как он читал мне книжки вслух перед сном не могут быть обычными, без подтекста? Хотя, он сказал мне, что сам очень боится обсуждать это, потому что… потому что он не знает, в какой момент я опять убегу, и это… ну, не необоснованно. Да, на него точно смотрели с жалостью, только единственное, чего он боялся, так это превращения этой жалости в недоумение и замешательство. – Что он ещё сказал? – впервые подал голос Чонгук. — Э-эм… — Сокджин шумно сглотнул, возвращаясь в ту ночь. – Он сказал, что… что ненавидит, когда я говорю, что между нами ничего нет, и сказал, что тоже поставил свое сердце на кон или что-то такое. – произносить это вслух было ещё хуже, чем повторять у себя в голове: его друзья тоже так думали, закрывая лица руками. – Блять. Чёрт, я идиот. Как мне исправить это? — Грандиозным романтическим поступком? Чимин закивал, соглашаясь с идеей: — Я придумал, придумал! Расскажи ему какой-нибудь страстный отрывок из пьесы! — Или спой для него! — обрадовался Чонгук. — Ах, это было бы идеально! Хён, у тебя прекрасный голос, и… — И Намджун ненавидит серенады, – отрезал Тэхен и с серьёзным лицом посмотрел на Сокджина: — Просто скажи, что хочешь встречаться с ним, нормально, не обжимаясь с незнакомцами в клубах – как бойфренд. — Айщ, я ненавижу это слово! — Сокджин нервничал из-за… из-за… всего! Но теперь, тот таинственный Сансу по ту сторону провода вселил в него уверенность. — Но что если он не захочет… как бойфренды? — Ты… ты серьезно? – Тэхен уже не выдерживал. – Ты правда думаешь, что человек, буквально читавший тебе книжки перед сном не хочет с тобой встречаться? Хён? — Да, да, я понял, — его руки вспотели. — Я подумаю над этим. — Нет, ты пойдешь и скажешь, — воинственно улыбнулся Чимин. — Хорошо, я… я скажу! Только немного попозже, ладно? — Сокджин встал. — Пошли мыть посуду.

***

Была одна книжка, которую Сансу порекомендовал ему к прочтению, и теперь Сокджин рыскал в её поисках в разделе психологии в книжном, накинув капюшон на голову, потому что было ужасно стыдно. Книга была о построении лучших отношений с самим собой, и Сокджин её искал, как зарытое сокровище. В отделе с ним были ещё люди – и он внезапно понял, сколько ещё людей проходят через похожие вещи, раз оказались здесь. Это удивило его, но ещё и успокоило. По пути к кассе Сокджин прошёл мимо полки с биографиями, и остановился посмотреть. Политики, музыканты, звёзды со своими мемуарами – он не был уверен, что искал. В итоге он рассматривал книжки, начинающиеся на букву У – Уэмура. Уэмура Наоми. На полке стояла биография Уэмуры Наоми, в переводе с японского. С обложки Сокджину широко улыбался мужчина средних лет, на фоне снежной глуши. Книга называлась «Покоритель Одиночества». — Знаешь, о ком я часто думаю? — спросил у него Намджун, когда впервые заговорил с ним. — О Наоми Уэмуре. Биографию он купил вместе с той книжкой, и потом провёл свое свободное перед выступлением время в кафе, читая о великом путешественнике. Там всё рассказывалось в деталях – о сплаве на плоту по Амазонке, о его одиночном путешествии на Северный Полюс. Одна глава была полностью посвящена его восходом на Мак-Кинли, где он и пропал. Умер, если быть точным. Он уже взбирался на неё летом, но хотел быть первым человеком, покорившим её и зимой: он добрался до вершины, но так и не спустился. Спустя несколько лет его рекорд повторили. «Сумасшествие», - подумал Сокджин, а потом задумался, что чувствовал Уэмура в тот момент, стоя на вершине самой высокой горы в Северной Америке, посреди зимы, в одиночестве, являясь первым человеком, которому удалось сделать это – какие мысли пробегали у него в голове, когда он, очарованный видом даже и не догадывался, что никогда не вернется обратно? Он сравнил его жизнь с жизнью Греты Гарбо, чья жизнь, взаперти её голливудских апартаментов, теперь казалась ничтожной. Да, они оба любили одиночество – но одиночество Уэмуры было наслаждением, оно соединялось с миром. Грета от своего одиночества страдала. Человек, писавший биографию, очевидно был немного влюблён в Уэмуру: он писал, что для некоторых его смерть стала трагедией, но для такого человека, как Наоми, смерти лучше и не придумаешь; он умер, занимаясь тем, чему принадлежало его сердце: далеко в глуши, среди величественных чудес природы – он сам стал одним из них. Сокджин закрыл книгу, смотря в окно. Он опаздывал – через двадцать минут ему уже надо было делать прическу и наносить макияж, и театр был далеко отсюда. Он не успевал сделать многие вещи. — Знаешь, о ком я часто думаю? — спросил Намджун. Уэмура Наоми. Сокджин понял, почему.

***

Сокджин дошёл до клуба немного позже полуночи, надеясь, что он ничего и никого не упустил. Когда он зашёл, Хосок уже стоял на сцене, раскачивая полностью забитое помещение под одну из его песен. Он прислонился к стене в самом дальнем углу, и, уставший от сегодняшнего выступления, огляделся вокруг. Сокджин узнал эту песню – она была из его микстейпа, Намджун как-то включал для него незаконченную версию. Когда она закончилась, Хосок громко объявил в микрофон: — Это последний раз, когда вы услышите эти песни такими – завтра в студии мы их запишем! Высечем на камне, увековечим – пожалуйста, дождитесь! — И толпа громко и радостно закричала. Он не был уверен, был ли Намджун вообще в клубе, пока тот не присоединился к Хосоку на сцене – и Сокджин замер, там, в своём уголке, заворожённый Намджуном, что начал исполнять песню с Хосоком. Сокджин откровенно пялился, впечатленный его выступлением, как никогда, и стоял там, чувствуя себя отчаянно и глупо. «Грандиозный поступок», «просто скажи» - как будто это было так просто. Следующую песню исполнял один Намджун, и в этот раз он её не узнал. Текст он читал быстро, ни разу не запнувшись: о желании быть волной или летом, о точке, ведущей к следующему предложению, о том, что «если любовь – простая трата времени для тебя, то потрать её на меня» Намджун читал одновременно с болью и надеждой в голосе. Позже он сошёл со сцены, его место заняли незнакомые Сокджину люди – низенькая девушка и два парня. Найти Намджуна в толпе было несложно: он был высоким, с серебряными волосами и выделялся из толпы. Он и Хосок болтали с кем-то около бара, и Сокджин просто подошёл к ним, потому что он не сталкер, чёрт возьми. Они не виделись после ссоры в офисе – перекинулись только парой сообщений, подтверждая, что Сокджин проебался, но только и всего. Намджун не хотел его видеть. У него не было на то причин. Но он заметил его, и когда Хосок тоже повернул голову в его сторону, его улыбка быстро сползла с лица. Теперь даже люди, с которыми они говорили, пялились на Сокджина. Он хотел поздороваться, но не мог выговорить и слова, пока Намджун молча рассматривал его. Сокджин уже было готовился к… — Ты где прятался, хён? — Хосок по-доброму улыбнулся и притянул его в объятия. Сокджин попытался улыбнуться. — Авв, ты не должен был приходить, если плохо себя чувствуешь! — Я в порядке, – еле произнёс в ответ Сокджин, смотря только на Намджуна. Тот переступил с ноги на ногу: — Есть бар через дорогу. Там обычно тихо. Встретимся там. — Хорошо, – ответил Сокджин, – Хорошо, отлично. – он быстро кивнул на прощание людям, которых не знал, и вышел наружу. Намджун мог и не прийти – подумал он, когда нашёл тот самый бар – маленький и захудалый, всего с тремя посетителями внутри. Намджун мог уже убежать через черный ход… Сокджин заказал себе обычный сок и сел за столик поближе к двери. Но Намджун не обманул – пришёл спустя десять минут. Он молча кивнул ему и отошёл заказать себе выпивку; и эти простые минуты тянулись бесконечность. Сокджин собрал себя в кучку, когда Намджун сел напротив него – со стаканчиком соджу в руках. Он мог бы выпить его залпом, а мог бы отпивать, медленно, в зависимости от продолжительности и тона их разговора. Сокджин пялился на свой стакан с соком. — Что Юнги тебе сказал? – он нарушил тишину первым. Намджун медленно обвёл пальцем ободок своего стакана. — Почему бы тебе не рассказать? Блять. — Ну, после нашей ссоры, я, ах. Я пошёл в клуб с Чонгуком и очень сильно напился. Типа, ужасно сильно. И засосался с каким-то парнем, и переспал бы с ним, если бы меня не остановили. Конец. — Конец? Сокджин нервно развёл руками. — Та-да, – Ничего смешного в этом не было. Никто из них не улыбнулся. – Прости меня, — и они снова замолчали. Намджун поднёс стакан к губам, отпивая половину, и поставил обратно. — Я ненавижу это чувство, — он нервно запустил руку в волосы, — Я ненавижу… ненавижу ревновать. Ревность - бесполезное чувство. — Но это ничего не значило, он… он мог быть кем угодно. — Разве ты не понимаешь, что это делает всё только хуже? — Пустая, сардоническая улыбка расцвела на его губах. Да, Сокджин понимал и ненавидел себя за неспособность забрать слова обратно. – Послушай, мне всё равно, с каким парнем ты целовался. Это не важно, кто кого поцеловал, это детский сад. Проблема в том, что когда мы снова поссоримся, стоит ли мне волноваться, что ты запрыгнешь в койку к другому? Вот в чём проблема. — Но мы никогда ни о чём не договаривались, — Сокджин попытался защититься. — Мы… — Мы оба знаем, что это - глупое оправдание. Ну же, ты должен знать это. Знал? Знал. Намджун засыпал один каждый раз, когда Сокджина не было рядом с ним. Он знал, что эти подстилки - ничто иное, как плод его больного воображения. — Я знаю, что какой-то официальной договоренности нет, – он вздохнул, — может, мне не стоило думать об этом так много. Но уже поздно – нечестно, чёрт возьми, как ты относишься ко мне, как к Санхуну, как будто я ранил тебя так же. — Почему ты тогда не сказал мне, что она уезжала? — Сокджин сжал руки в кулаки, — Это был тест? Типа, я его провалил. С треском. — он покачал головой. — Чёрт, всё, что тебе нужно было сделать, это сказать, что она уезжает. — Я не думал, что это необходимо. Я думал… я думал ты и так поймешь, после всего, что… — Говорю же, тест, — парировал Сокджин, немного радуясь, что теперь обвиняют не его. — Ты меня испытывал, прекрасно зная, как мне тяжело – это подло. — Я… — Намджун начал, но остановился. Он крутил стакан в руках. — Я не хотел тебя испытывать. Это было не целенаправленно. Наверное, я просто надеялся, что ты… не знаю. Я хотел от тебя чего-то большего. Сокджин уже знал это – после множества дней, проведённых в мыслях и разговорах об этом. Он знал, что Намджун очень мало получал взамен – и Сокджин был готов отдать ему всё без остатка. Даже если ему страшно. — Мне не стоило говорить, что между нами ничего нет, — он признался полушепотом, чувствуя себя маленьким и уязвимым – привыкай, что уж там! Теперь это твоя жизнь! Намджун смотрел на него. — Оно было. У меня точно – ты всегда был чем-то потрясающим для меня, прости, что я никогда этого не говорил, прости, что проебался. Его стакан был наполовину пуст или наполовину полон? — Ты говоришь в прошедшем времени. — Да, — согласился Сокджин. Грандиозные поступки, смелость – в теории это легко. Будь смелым! — Я выкидываю как можно больше, как ты и говорил. Это долго, и мне сложно… сложно любить кого-то. — Смелее. — Но я попробую снова. Я буду усердней стараться, если… если ты будешь со мной. Если ты хочешь. — Ещё смелее. Обрыв, пропасть и Сокджин над ней, продумывая следующий шаг. Будет ли он безопасен? Разобьётся ли он? Об этом думал Уэмура Наоми на Мак-Кинли? Он вздохнул и прыгнул с обрыва. — Забавно, но оказалось… оказалось, я очень сильно влюблен в тебя. Кровь пульсировала в висках, Сокджин чувствовал, как быстро бьётся его сердце – как будто он прокатился на американских горках. Стакан опустел, Намджун облизнул губы. Помолчал немного, повесив голову: — Послушай... Хосок и я улетаем в Токио этим утром, это будет сложная неделя, и я даже вещи не собрал… я так не могу. Когда я вернусь, мы поговорим об этом, но я не могу говорить о таком сейчас. Мне нужно время… — Хорошо. Конечно. — Сокджина тошнило. — Иди. Намджун встал и Сокджин не шелохнулся. — Спасибо, — уже около двери бросил Намджун – он продолжал смотреть в пол. Конечно. Спасибо. Сокджин только кивнул, и бар снова погрузился в тишину. К соку он так и не притронулся.

***

Домой той ночью Сокджин бежал – это заняло время между часом ночи и тремя. Дома, прямо в одежде, он проспал до пяти, а в шесть вышел обратно на улицу. Книгу о построении лучших отношений с самим собой он читал в кофейне до семи, окруженный ранними пташками, что по пути на работу покупали себе кофе, но на самом деле он не понял и слова из прочитанного, постоянно возвращаясь назад. Когда на часах было полвосьмого утра – уже менее странное время для прихода в гости – Сокджин направился к Тэхену и Чимину. Тэ, ещё в пижаме и спросонья, открыл ему дверь: — Джин-а? — Я сказал Намджуну, что люблю его, — с порога выдал он, — и он поблагодарил меня и улетел в Японию. Тэхен моргнул и сразу же взбодрился. — Ох. Ох, блять. — Можно зайти? — попросил Сокджин, и его притянули в объятия. Весь следующий час они обсуждали, кто виноват – Чимин говорил, что ему стоило подождать, пока Намджун сам с ним не заговорит, или написать ему душещипательное письмо и всё в таком духе. Но, на самом деле, это была ничья вина. Просто Намджун не чувствовал того же, что и Джин – как Санхун ничего не чувствовал несколько лет назад. Он просто влюблялся не в тех людей, это нормально – и продолжал плакать Тэхену в плечо, потому что чувствовал, как его сердце разбили. И это после всех обещаний и усилий, что он приложил. Чимин заварил им кофе и позвонил Чонгуку, чтобы пришёл, пока Юнги, который оказывается тоже был здесь, неловко сидел в гостиной на кресле, думая о чём-то. В его взгляде читалась, наверное, вина. Сокджин никогда не плакал перед друзьями, если не считать той истерики в такси. В этот раз он был трезв, совершенно, и даже не пытался как-то держать лицо перед младшими, потому что ему надо было быть примером для подражания и другой бред. Он всё пересказал, дословно: — И я сказал, что влюблен в него, и он просто встал и сказал «спасибо!», типа… господи, какой же я жалкий, я так опозорился перед ним… — Намджун серьезно сделал это? — Юнги не мог поверить. Но Сокджин кивнул – его лучший друг, лучший друг Мин Юнги, сделал именно это. Но Намджун не был виноват! Это Сокджин проебался, ничего нового. — Что со мной не так? — он спросил у потерянного Тэхена. Он был ужасен в этом. Ну, зато у разбитого сердца Сокджина появилась своя публика – осталось дождаться прихода Чонгука. Никто ещё не видел его в таком состоянии, с Санхуном, и молчание об этом привело Сокджина в тупик. Ладно: он разрешит себе заплакать и быть жалким перед всем миром, насколько бы унизительно это не было. Они выпили кофе, и так началось их утро. Чимин гладил его волосы, пока Тэхен подбрасывал ему время от времени салфетки, чтобы утереть слезы – Сокджин чувствовал себя уставшим и вымотанным. Вскоре, в дверь позвонили – вот и Чонгук пришёл. Чимин пошёл открывать дверь, и Юнги вскоре встал за ним. Сокджин продолжал всхлипывать, пока Тэхен гладил его по спине. Боже, ему надо остановиться. Открыться спустя столько времени и только плакать? Из коридора доносились приглушенные голоса – сначала Чимина, потом Юнги. Вкратце рассказывали, наверное. Сокджин только портил всем день. Чимин, наконец, вернулся в гостиную, где на диване валялся заплаканный Сокджин – без Чонгука и с напряженными плечами. — Тэ, иди на кухню. — Зачем? — Ты можешь просто...— раздраженно начал он, — Эй, я же просил подождать! Сокджин замер. Из-за плеча Чимина выглядывал обеспокоенный Намджун, в своей любимой кожанке и джинсах. — Привет, — сказал он Сокджину, чье сердце от одного только его вида болезненно сжалось. Тэхен прижал его ближе к себе. — Ты не в Японии, — только и смог выдавить из себя Сокджин, не зная, что делать. Он, чёрт возьми, сидел в гостиной своих друзей и ревел. Что ему было делать? И откуда Намджун тут— — Ну, я уже, мы… такси внизу, Хоби ждёт, — и снова нервно переступил с ноги на ногу, — но Юнги написал мне, и… нам надо поговорить. Юнги ему написал. Блять. Как же стыдно: «Сокджин ревет у Чимина в гостиной, приди и скажи ему, что хочешь остаться друзьями или чето такое, я, блять, не знаю?». Но даже так, от одного взгляда на Намджуна у Сокджина в груди теплело. Это было тоскливое и больное чувство, но ещё очень светлое – правда Намджуну оно не нужно было. Тэхен отказался уходить, оставляя их наедине, и Намджун не смел мешаться и вставать у него на пути. Сокджин ласково подтолкнул друга к выходу, в итоге – раз уж он хочет поговорить, давай поговорим? Тэхен встал. — Я буду снаружи, в пределах слышимости, — он звучал угрожающе. — Да, снаружи, — Намджун поднял обе руки, показывая, что сдается. Перед тем, как окончательно скрыться на кухне, Тэхен ещё раз посмотрел на Сокджина, тот кивнул ему. Мол, всё отлично! Да ни черта. Он сел на диване, касаясь ногами пола. От слёз тошнило. Намджун в спешке подошёл к нему и присел рядом. — Боже, малыш, — прошептал он, — никогда в жизни я больше не хочу видеть, как ты плачешь из-за меня. — Я красиво плачу, без соплей, — ответил Сокджин, без единой нотки радости в голосе. Он чувствовал себя ужасно, стало ещё хуже, когда Намджун объявился. Он покачал головой, думая, что лучше сказать. — Ты не обязан утешать меня, я должен сам себя утешить. Я теперь понимаю. Когда у меня… когда у меня будут прекрасные отношения с самим собой, разбитое сердце так болеть не будет. — Что? О чём ты? — Это из книги. Это… это совет. Важный. Не волнуйся из-за меня, — голос предательски задрожал. — Я буду в порядке… если ты меня не любишь, я сам себя полюблю, и перестану постоянно… постоянно притворяться веселым и жизнерадостным, и… — Сокджин не мог заставить себя произнести ещё что-то. Внезапно Намджун уже стоял около него на коленях, держа своими большими тёплыми руками холодные руки Сокджина. — Ну же, Сокджин, пожалуйста, — и притянул его ближе. Сокджин позволил себе упасть в его объятия, моментально хватаясь за куртку и пряча нос в изгибе шеи, вдыхая уже знакомый аромат сосны. Его снова пробило на плач. — Я сказал, что мне нужно время, а не что всё кончено, — Намджун ласково гладил Сокджина по спине, — Эта поездка в Токио… просто ужасно не вовремя, но я не могу не полететь. Мне так жаль, но мне надо это сделать, передвинуть никак не получится, но когда я вернусь, мы всё это уладим, хорошо? Я вернусь к тебе, обещаю… я это и хотел сказать, мне надо было… боже, я проебался, прости меня, я не думал, что ты так отреагируешь...! Малыш, прости меня. — Я же сказал, что я слаб. Я тебе говорил, — бормотал в ответ Сокджин замечая, как это больше походило на обвинение, но с какого перепугу Намджун думал, что он сможет пережить такое? — Я так не думаю, – сказал он, отстраняясь от объятий. Он приподнял их руки и поцеловал его костяшки, — Я думаю, ты очень сильный. Типа, смотри, ты даже не стал прыгать к незнакомцам в койку. Сокджин рвано посмеялся, потому что это была самая абсурдная и больная шутка на свете. Намджун грустно, но искренне улыбнулся ему, сам понимая, что это ужасная шутка, но тоже, наверное, чувствуя отчаяние. — Личностный рост, – сказал Сокджин, до конца не зная, что он имел ввиду. Намджун нежно утирал слезы с его лица, смотря на него самым тёплым взглядом на свете. Весеннее солнце могло только позавидовать. Сокджин примет это, он понял, если это всё, что у него осталось. Он примет Намджуна на коленях, смотрящего на него с нежной заботой, он примет это и запомнит – что с ним произошло что-то хорошее, и когда Сокджин снова будет разбит и уничтожен, у него всё ещё останется что-то светлое, даже если ненадолго. Этого будет достаточно. И как только он хотел сказать об этом Намджуну, самым ненавязчивым из существующих способом, тот попросил его: — Малыш, не забывай обо мне. Я не могу улететь в Токио зная, что ты тут плачешь – не забывай обо мне. Пожалуйста, не забывай обо мне. Сокджин только кивал, и кивал, и кивал. Намджун крепко обнял его. — Извини, что я так плох в этом, но мне правда надо, чтобы ты не потерял веру в нас. Я всё ещё верю, хорошо? — Хорошо, — согласился Сокджин, и его сердце, казалось бы, снова забилось. Но снаружи ждала неумолимая реальность – прогудело такси, Хосок ждал его. — Мне нужно идти, а то я на самолёт опоздаю. Я пошёл. Я люблю тебя, — Намджун быстро, совершенно незаметно прижался своими губами к чужим. — Дождись меня. Господи, скажи, что д… — Я буду ждать, – и на большее его не хватило. — Стой, что ты… Намджун? Он прислонился своим лбом к сокджиновому, заглядывая прямо в глаза. — Я задолжал тебе признание, не так ли? Чёрт, нужно ещё одно, – Намджун вздохнул, – Я боготворю землю, по которой ты ходишь, Ким Сокджин, и я хочу, чтобы ты знал. Извини, что раньше не сказал. — Сокджин точно этого не знал. — Я побежал. Я напишу тебе… я напишу тебе, когда мы приземлимся, – его голос немного дрогнул, и Намджун поспешил уйти, оставляя комнату снова в тишине. Были слышны только рёв машины на улице и приглушённые голоса Юнги и Чимина на кухне. Сокджин так и сидел на кровати, размышляя, сошёл ли он, наконец, с ума. Тогда в гостиную зашёл Тэхен, с нечитаемым выражением лица. Сокджин ошеломленно посмотрел на него. — Мне кажется… он сказал, что любит меня. — Я слышал, — сказал Тэхен, а потом широко улыбнулся: — Он очень сильно тебя любит. И Сокджин мгновенно среагировал – слезы опять выступили у него на глазах. Тэхен сел с ним рядом и снова загреб в объятия: — Разве случилось что-то плохое? Почему ты плачешь? — но Сокджин только отрицательно покачал головой, — А, ты плачешь из-за радости? — тот кивнул снова, но положительно. Тэхен цокнул языком. — Отлично, мы плачем, когда всё хорошо и плачем, когда всё плохо. Замётано. Потом в комнату зашли и Чимин с Юнги. — Ну… что? – нервно поинтересовался Чимин. — Он всё исправил? – критично спросил Юнги. — Потому что я сказал ему все исправить. Я не сидел и не выслушивал его нытье несколько месяцев подряд, чтобы вы, долбоебы, всё испортили. Сокджин только посмеялся, до конца не веря своим ушам. Чимин размял шею. — Ну так, каков вердикт? Сокджин отстранился, утирая слезы. Тэхен озарил улыбкой комнату: — Любовь.

***

Следующие несколько дней Сокджин питался только надеждой и тоской. Его то кидало в состояние эйфории, то в глубочайшую панику, но он всё равно пытался оставаться собой. Сокджин научился доверию, пока Намджун, где-то в Токио, сидит в своей студии до поздней ночи, иногда заходит в крутые японские рэп-клубы и спит по четыре или пять часов, прежде чем вернуться обратно в студию – Сокджин знал об этом, потому что они переписывались. Звонить в студию во время записи всё ещё не разрешалось. Тот разговор стоял на паузе – в тот день никто из них не смог бы полностью прийти к чему бы там не было, не успел бы сказать нужные слова. Именно поэтому они и переписывались: «в студии», «сейчас записываем классный трек, думаю, тебе он понравится», «ложусь спать, повеселись там», «я скучаю». И даже несмотря на то, что часовые пояса никак не различались, Намджун сидел в студии с обеда и до следующего утра, ложась спать, когда Сокджин просыпался. На сообщения могли не отвечать часами. На пятый день из семи, Сокджин проснулся с сообщениями, отправленными всего сорок минут назад: «вернулся в отель, ложусь спать. хочу, чтобы ты был рядом, я скучаю, как сумасшедший», и Сокджин ответил: «утречка хочу к тебе ненавижу расстояние» Через несколько минут ему пришел запрос на видеозвонок – от Намджуна. Его сердце пропустило пару ударов, прежде чем Сокджин принял вызов, и увидел растрепанного и сонного Намджуна на белоснежных отельных простынях. Он выглядел устало и потрёпанно – невероятно красиво. Но потом увидел себя в правом нижнем углу, и проворчал: — Айщ, у меня лицо опухшее, не смотри. Намджун ухмыльнулся. — Это видеозвонок. — И что с того? — хотя, сколько бы Сокджин ни пытался, так сразу привести себя в порядок он не мог и сдался. Было занятие поинтересней, например, разглядывание Намджуна на экране, в особенности его мягкие пухлые губы и длинный нос. Чёрт. — Ого, привет. А ты миленький. — Кто бы говорил. Ты правда только проснулся? — А, я бы с удовольствием поспал ещё, – признался Сокджин, потирая глаза. — Ты почему не спишь? — Отрублюсь в любой момент, серьёзно, – Намджун пристально смотрел в камеру. — Но я рад тебя видеть. Хорошо, что ты отдыхаешь, потому что я не могу даже выйти покурить, — он посмотрел на него ещё пару секунд, прежде чем отвести взгляд. — Скучаю по тебе. Сокджин тяжело вздохнул. — Да. Да, я тоже. — Скучаешь по себе? — Чт... молчи, раздражаешь, — но Намджун опять улыбнулся, весь сонный и мягкий. Сокджин не просто скучал – он тосковал. Слишком много времени прошло после того инцидента в студии и их ссоры, после долгих дней, когда они не разговаривали и Сокджин пытался разобраться с собой – пролетали целые недели. — Тебе нравится в Токио? — И да, и нет, — ответил Намджун. — это самая лучшая и ужасная неделя в моей жизни, если это имеет какой-то смысл. Мне нравится работать над новыми треками, но ещё я жду самолёта домой. — Хочешь, встречу тебя в аэропорту? — предложил Сокджин и заволновался. А не слишком ли это? — Правда? Было бы здорово, – ответил Намджун и его взгляд потеплел. — Пожалуйста. — Тогда жди. Новый уровень отношений: забрать Намджуна из аэропорта. Сокджин сможет это сделать, не потеряв от нервов сознания! Он сможет! Но с тех пор, как это был их первый разговор лицом к лицу – даже если на расстоянии – Сокджин понимал, что о трудностях тоже придется поговорить. Намджун это тоже понимал. — Ненавижу, что мы теперь в подвешенном состоянии, — сказал он и кивнул сам себе. — Всё должно было быть не так. Я пытался… ну, наверное, я вёл себя слишком высокомерно и играл в какие-то дурацкие игры, и мне жаль. Иногда я становлюсь мелочным, и мне было так больно… после нашей ссоры и когда я услышал про клуб, и… вот. Я вообще плохо справляюсь с чужими эмоциями, мне своих хватает, — Намджун вздохнул и зарылся пальцами в волосы. – Прости меня. — Ничего страшного, — просто ответил Сокджин. Намджун уже загладил вину, как он считал. — Нет, это страшно. Я хочу стараться лучше, хочу знать, что ты чувствуешь, и... какого чёрта на тебе мой свитер? Сокджин осмотрел себя – на нём был черный безразмерный свитер с надписью «PHYSICAL EDUCATION» на груди. Намджун его забыл у Сокджина в квартире чёрт знает когда, но в нём хорошо было ложиться спать: он пах, как сосны у подножья горы. — Не знаю, – ухмыльнулся Сокджин, держа телефон над собой. – Уютно. — Ты в кровати, на тебе мои вещи… — Намджун повторил, сглатывая. – Блять, кто придумал океаны? — Море, вообще-то. — Ты ведешь себя педантично, и я всё равно возбуждён. Что за колдовство? Сокджин наслаждался вниманием. Он задрал голову, медленно и ласково проводя пальцами по шее. — Скучаешь по мне, да? — он приоткрыл рот. — Сокджин… — Намджун даже не моргнул, его взгляд был сфокусирован. — Хочу быть там. Господи, хочу быть там. Слова нужно подтверждать действиями… — они оба поняли, что разговор свернул не туда. Сокджин поерзал на кровати, чувствуя себя слегка жарко. — Это смущает. — Да… нам надо выговориться, — он не удержал досадного стона. – Нам надо… — Боже, хотел бы я быть там, — взгляд Намджуна уже затмило какой-то пеленой. — я бы зацеловал каждый сантиметр твоего тела, попробовал бы тебя на вкус. Не выпускал бы из кровати, пока ты ходить не сможешь. Сокджин очень шумно сглотнул. — Вот как. Понятно, — он потянулся рукой вниз, к паху. – У меня встал. Чудесно. Намджун глянул на себя. — У меня… у меня тоже. — Мы что, серьезно собираемся заняться этим? — Ах, блять, давай, — прошипел Намджун и камера затряслась, пока он снимал с себя одежду. — Не снимай свитер. Сокджин пришел в движение, откинув покрывала и стягивая с себя боксёры, пока не остался в одном свитере. Он лег на спину, задирая повыше одежду, и поднял телефон вверх – показывая голый живот, но ничего лишнего, чтобы Намджун не подглядывал. На экране, тот уже был без футболки, с растрёпанными волосами, весь красный, и – — Дай посмотреть, — выдохнул Сокджин, его кожу покалывало. Намджун ухмыльнулся и позволил камере медленно скользить вниз, показывая его грудь, плоский живот, его пупок, а затем, наконец экран показал его член, налившийся кровью, и Намджун лениво обхватил его руками, начиная медленно водить по нему рукой. От одной мысли о том, что он лежит сейчас голый на кровати отеля где-нибудь в Токио и трогает себя, у Сокджина пересохло во рту. Боже, он – Но потом на экране снова появилось раскрасневшееся лицо Намджуна. — Твоя очередь. — Какого черта, — пожаловался Сокджин, но потом подумал, что родился именно для этого момента – он не был актёром без причины, не был таким убийственно красивым просто так. Сокджин расслабился, а затем прикусил нижнюю губу, поглаживая свою обнаженную грудь и живот, глядя на телефон сквозь ресницы. Он пальцем обвёл свои соски, ему так не хватало чужих прикосновений. Намджуну тоже – он тихо простонал. — Сокджин… —он медленно произнёс. — Боже, посмотри на себя, такой отзывчивый. Мне нравится, когда ты так себя ведешь, нравится играть с тобой. Блять, малыш… — Намджун явно держал телефон одной рукой, а другой… — Давай, покажи мне все. Он сглотнул и опустил телефон: у него стоял. Очень сильно стоял. Сокджин протянул руку и погладил себя, гордо красуясь перед Намджуном. Он знал, как устроить шоу – и вспомнил о фотографиях, что постил в инстаграме Хосок – он и Намджун вместе с другими музыкантами, какие-то клубы, студия, и Сокджин обещал себе не паниковать – Намджун виделся с GirLuv без него и даже не задумывался о таком, так что, на самом деле, что изменилось сейчас? Да, сейчас он был эмоционально скомпрометирован. Сокджин был возбуждён и сомневался во многом, но это, вероятно, не изменится, пока Намджун не вернется. Он следил за обновлениями Хосока чтобы выявить потенциальных конкурентов, и всё было чисто. Возможно, ему просто нужно было немного успокоиться. Намджун был прав: слова помогают только до определенного момента. Потом нужно действовать. Сокджин немного раздвинул ноги. — Сокджин. Он продолжал лениво трогать свой член, затем нежно обхватил свои яйца, указательным пальцем пробежав по промежности, не удержав гортанный стон. — О черт. Черт, черт, продолжай трогать себя. Сокджин поднёс телефон обратно к лицу и посмотрел на Намджуна. — Но я не могу смотреть на тебя, - пожаловался он, и Намджун с досадой вздохнул. Его щёки покраснели, а губы были все искусаны. Сокджин хотел поцеловать его, он хотел... — Значит, только у одного из нас будет настоящее шоу, — рассудил Намджун, а затем поднял кулак. — Камень, ножницы, бумага? — Ты шу… — но он уже считал до трех, поэтому Сокджин запаниковал и выбрал камень. У Намджуна была бумага. — Так на чем мы остановились? — спросил он, явно довольный собой. — Ты собирался раздвинуть ноги для меня, да? Давай, я хочу тебя видеть. Ты такой красивый, самый красивый из всех, кого я трахал. «Сокджин 1 –Юна 0», подумал Сокджин про себя. Он был уверен, что хорошо выглядел, он знал это. Но когда Намджун так смотрел на него, Сокджин чувствовал себя незащищенным. — Не стесняйся, — пробормотал Намджун своим хриплым голосом. — Я не стесняюсь, — возразил он. Возможно, страх сцены. — Да ладно, это всего лишь мы. У меня так стоит на тебя, что стыдно. — Намджун облизал губы с голодным взглядом в глазах. — Давай, дай мне посмотреть. Сокджин вновь опустил телефон ниже, на этот раз полностью раздвинув ноги. Оценив угол, он устроился так, чтобы у Намджуна был идеальный вид на его раздвинутые бедра и член. Потом раздвинул ноги еще больше, показывая свою дырочку. — Бля-я-ять, — простонал Намджун и Сокджин начал тихо гладить себя. — Скажи мне, если телефон соскользнет, — сказал он, закрыв глаза, расслабляясь на матрасе и проводя свободной рукой по себе, двумя сухими пальцами, аккуратно, спускаясь к своему проходу. — Мне нравится, какой ты на вкус, нравится, как громко ты стонешь, когда я облизываю тебя там... я думал об этом всю неделю. — Сначала я хочу, чтобы ты трахнул меня в рот, — об этом всю неделю думал Сокджин. Он весь горел, не сомневался, что лицо у него ярко-красное до кончиков ушей. Телефон скользил в вспотевшей руке. Он мог слышать Намджуна: его прерывистое дыхание и тихий мат. — Да? Черт, это хорошо, да, мы сделаем в первую очередь – я поставлю тебя на колени. Черт, ты отсосал мне лучше, чем кто-либо. Сокджин моргнул и посмотрел вниз, чтобы увидеть Намджуна на своем экране, что наблюдал, как он поглаживает себя, без никакого реального плана действий, кроме как подразнивать. Он облизнулся. — Правда? — Ты что, шутишь? То, как ты… чёрт, Сокджин! — Естественно, — Намджун хрипло рассмеялся. — Это всё из-за той сценки в театре, она действительно научила меня моим навыкам. — Ммм, а я на вкус тоже как мука с водой? — Ещё чего, — сказал Сокджин, но потом вздохнул. — Ты на вкус горький и соленый, мне нравится, мне так нравится ощущать этот вкус на моем языке… — Предэякулят выступил на головке, и Сокджин медленно размазал его. — Знаешь, я бы позволил тебе сделать со мной все, что угодно. — Нет, ты… это нечестно, не говори мне такого, когда меня нет рядом. Блять, — Голос Намджуна дрожал. – Черт, я так много хочу сделать, что мы даже не... Боже, это… — Разговор на другое время? — рискнул спросить Сокджин. — Да, именно, — хрипло ответил Намджун и Сокджин отвернулся, снова закрывая глаза, начиная ласкать себя сильнее. — Значит, я возьму тебя в рот, а ты будешь вылизывать меня там, а потом что? – Боже, после этого я переверну тебя на живот и возьму сзади. — Намджун тяжело дышал. — Тебе бы этого хотелось?” — Да, боже, да, мне бы этого хотелось. Блять, я бы встал на четвереньки ради тебя, и ты бы наполнил меня спермой, и – Намджун подавился. — Без презерватива? Сокджин снова поднёс телефон к лицу и вздернул бровь – Намджун выглядел пьяным, красным, его губы опухли и зрачки были расширены. Он выглядел немного тепло и потно, и Сокджин ужасно скучал по нему. Он облизнул губы. — Джуни, раз уж это всё выдумки, то естественно без презерватива, — Сокджин сжал свой член, пульсирующий в руке. — Да ладно, только не говори мне, что ты об этом не думал… Намджун удивленно моргнул. — О, я думал об этом - сказал он с хриплым вздохом, — все это время. Я думал об этом неприлично много. — Намджун откашлялся. — Хочешь растянуть себя? — он звучал одновременно командующее и застенчиво. — А ты хочешь, чтобы я это сделал? Намджун даже не дернулся. — Да. Пожалуйста. — Пожалуйста что? Намджун застонал в знак протеста. Сокджин разозлил его – хорошо. Отлично. — Пожалуйста... позволь мне посмотреть, как ты трахаешь себя пальцами. Сокджин не мог дышать. — Окей. Ладно, подожди. —Он встал с кровати, чтобы потом вернуться со смазкой. — Тебе лучше смотреть внимательней, - сказал он, положив подушку около ног и прислонил к ней телефон, не хотя его испачкать. Сокджин вновь устроился поудобней, раздвигая ноги. Намджун, который лежал на гостиничной кровати, теперь присел, прислонившись спиной к изголовью кровати. Сказал: — Хорошо. Хорошо, раздвинь ноги еще немного. Откинься немного назад – отлично, дай мне увидеть тебя. О, Сокджин был в полной заднице. Намджун выровнял дыхание, его голос был сосредоточенным. — Ммм, хорошо. Смажь два пальца и погладь свою дырочку, легонько, просто дразня... и представь, что это я. Можешь закрыть глаза, если хочешь, но продолжай делать, как я тебе говорю. Хорошо? — Хорошо, — выдохнул Сокджин. — Умничка. Теперь обхвати свои яйца другой рукой, потяни за них немного, я знаю, тебе это нравится. А, вот так, черт возьми. Хороший мальчик. Сокджин откинул голову, чувствуя, как приятное тепло разливалось по телу. Он пытался сфокусироваться на голосе Намджуна. — Теперь медленно войди одним пальцем, сначала только кончиком. Хорошо, теперь вытаскивай… Не-а, веди себя хорошо. Входи снова… Боже, как бы я хотел быть рядом, чтобы позаботиться о тебе… Хорошо, смажь себя… Боже, ты выглядишь так мило. Ладно, входи двумя – так лучше? — Да, — вздыхая, согласился Сокджин. Его член пульсировал около его живота, а мышцы ныли от того, как широко он развёл ноги – он представил Намджуна между ними, его руки, его длинные, талантливые пальцы... он вошёл двумя пальцами одной руки, сжимая основание его члена другой. — Боже, почему тебя здесь нет? Дыхание Намджуна ещё больше сбилось – он снова трогал себя. — Скоро, обещаю. Всего несколько дней, и я буду там, блять, просто продолжай трахать себя пальцами – глубоко, как я бы это сделал, прижми их к своей простате. Я знаю, что ты чувствительный, но ты можешь это сделать… Ах, черт, умничка, — Намджун издал очень непристойный стон, его тело дрожало. — Продолжай, детка. Тебе нравится? — Очень… о черт, очень нравится, — Сокджин медленно погладил свой член – помнил, что Намджун запретил ему дрочить. Было ли абсурдно то, как он извивался на своей кровати в семь утра, занимаясь с Намджуном сексом по телефону? Его член, казалось, так не думал. — Блять, ты выглядишь так привлекательно, это идеально, Боже, я хочу погрузить свой член в тебя. Ты хочешь, чтобы я это сделал? — Да, — простонал он, — Пожалуйста… — Вводи третий палец, делай это медленно и аккуратно. Медленнее... Болит? Хорошо или плохо? — Хорошо, — беспокойно вздохнул Сокджин, вводя в себя третий палец. — С тобой… с тобой, конечно, не сравнится. — Я знаю, малыш... потерпи. Начни гладить себя.... Молодец – размажь смазку по члену тоже… Черт, только послушай cебя. Тебе нравится? Говори со мной. Сокджин откинул голову, из которой исчез весь здравый смысл. — Нравится, - выдохнул он, беспокойно извиваясь с рукой на члене и пальцами внутри себя. Как же ему, блять, нравится. — Ты только глянь на себя, боже, я точно знаю, я знаю, как заставить тебя кончить. Я так отчаянно хочу этого, черт. Я бы смазал себя и трахнул без презика, как ты и хотел. Я бы заставил тебя умолять, потерся членом о твою дырочку, пока ты бы не стал умолять меня, малыш, пока бы я не свёл тебя с ума. А потом я бы перевернул тебя на живот и вошёл, я бы взял тебя сзади и сделал своим, как будто я единственный, кто может трахать тебя, я бы... — Так и есть. Боже, Джуни, так и есть, — задыхался Сокджин от одной только мысли. — Отлично. Чёрт, отлично, — он выдохнул с облегчением. — Черт, насколько мне повезло? Посмотри на себя прямо сейчас. Я хочу, чтобы ты умолял меня кончить, ты… — Да, я бы ... я бы умолял, я… пожалуйста, не останавливайся, пожалуйста, позволь мне – — Не так быстро. Держи пальцы на месте, хорошо? Ты такой послушный, Сокджин, так хорошо справляешься…, я бы перевернул тебя на спину, как ты лежишь сейчас, развел твои ножки и трахал бы ещё сильнее и глубже… куда ты хочешь, чтобы я кончил? На грудь, на задницу? На лицо? Черт, ты хочешь, чтобы я кончил тебе на лицо? Все вышеперечисленное. — Ты бы вытащил, — прерывисто выдохнул Сокджин, — потом резко вошёл снова и кончил в меня… — О черт. Блять. Посмотри на меня, — Приказал Намджун и Сокджин, подняв голову, уставился на телефон в его ногах – этот дурацкий телефон, который и рядом с настоящим сексом не стоял, и сфокусировал взгляд на маленьком изображении Намджуна на экране. — Продолжай, — сказал он и Сокджин ускорился, дрожа от своих собственных рук, позволяя Намджуну наблюдать за ним. Тот, казалось, не моргал. — Боже, я бы смотрел, как моя сперма капает из тебя, смотрел на твою растянутую дырочку и это выглядело бы так хорошо, малыш… не останавливайся, представляй это, продолжай представлять это, я знаю, что ты близко… — Джун, — Сокджин был на грани. — Блять, дай мне… пожалуйста… — Ты можешь кончить, все в порядке, ты можешь кончить. Третий раз ему Намджуну объяснять не пришлось – Сокджин ещё никогда не испытывал такого оргазма при обычной мастурбации, его тело дрожало от пальцев ног до макушки головы пока белые брызги падали ему на живот, пока его пальцы были глубоко внутри, и Сокджин беспомощно простонал что-то, похожее на намджуново имя. Где-то снизу он слышал стоны – сказочные и знакомые. — Подожди, — Намджун выругался, — Подожди, подожди, — просил его Сокджин, вытаскивая пальцы и хватаясь за телефон, пачкая его в смазке – черт возьми – но именно на экране того Намджун сидел на кровати с членом в руке, головка которого блестела от предэякулята, и в экстазе кусал свои губы. — Кончай, милашка, — и Намджун от одной только фразы так и сделал, запрокинув голову назад, кончая себе на живот и грудь. Это выглядело почти болезненно – его бёдра беспомощно приподнялись, втрахивая себя в его кулак ещё сильней. — Хочу сесть на этот член прямо сейчас, — сказал Сокджин, и Намджун застонал, постепенно расслабляясь. И если он думал, что выглядел неряшливо, Намджун выглядел не лучше. В воздухе пахло смазкой и потом, мышцы бёдер покалывало от растяжки, его проход немного болел, а на черном свитере Намджуна появились пятна. Сокджин чувствовал себя свежевыебанным – хотя он был один в спальне, но чувство было идентичным. Сокджин по-прежнему жаждал тела Намджуна, его тепла, вкуса и запаха. Он хотел шептать ему на ухо всякие пошлости, и мокро целовать его. Он хотел повтора. На часах было без двадцати восемь. — Ты живой? – спросил он Намджуна, держа телефон над собой. Тот уже не пытался встать и просто распластался на кровати, голый, с румянцем на лице. — Живой? Нет, не думаю. Блять, я мертв. Я… чёрт, я так много кончил, — он облизнул губы. — Ты… я почти почувствовал, будто я там, с тобой, будто мы только что переспали. — Я знаю, — Сокджин не мог отдышаться. Почему они всю неделю этим не занимались? — Мы бы сейчас отдохнули, пока снова не возбудились, и я бы разрешил тебе медленно войти в себя ещё раз, даже если я сейчас чересчур чувствителен. Богом клянусь, я бы кончил ещё раз. У Намджуна засверкали глаза. — Не испытывай меня, или… или, нет, испытывай. Блять. Я весь твой, зачем мне сопротивляться? Сокджин не мог не улыбаться – Намджун на экране выглядел божественно, и гормоны, на какое-то время разрешили им забыть о «трудностях». — Ещё два дня. — Ещё два долгих дня. — Но я рад, что мы это сделали, наверное. — Я тоже, — улыбка Намджуна посерьезнела, — Может, мы правда попробуем сначала поговорить после моего возвращения, а не найдём ближайшую кровать? Мы же расслабились немного, разве нет? — Подлили масла в огонь. — И правда, — на секунду он задумался, — Слушай, как насчёт не трахаться первые 24 часа после моего приезда? — Что это за ужасное правило?! — воскликнул Сокджин и Намджун цокнул языком. — Только что придумал. — Мы не спали вместе неделями, — начал жаловаться Сокджин, — и ты хочешь ждать ещё дольше? — Ещё один день погоды не сделает, — самодовольно объявил Намджун – сучонок. — Ну же, я думаю так лучше. Ты же знаешь, что я немного оплошал. Ну… знаешь, мы же начали с секса, и только им и занимались, и я был так сильно увлечён тобой, и только потом я пытался завязать отношения, зная, что у тебя есть свои сомнения, и вообще всё должно было быть наоборот. Думал и так сойдёт. Глупый я. Так что давай передохнём немного, хорошо? Двадцать четыре часа были маленьким сроком, Сокджин знал это – он просто тоскует. — Айщ, ладно. Но поцеловать-то тебя можно? — Можно. В одежде. Руки выше талии. Без обжиманий на горизонтальных поверхностях. — Ты сам себя мучаешь! — спорил Сокджин, хотя волновался за своё состояние не меньше. — Чёрт с тобой. Я выиграю. — Это не соревнование. — И что? — он звучал вызывающе, на что Намджун улыбнулся и до Сокджина дошло, что он сам улыбался. Боже мой. — Ты же знаешь, что я бы сразу смылся стоило тебе сказать про отношения. Ты был прав насчёт этого, и я рад, наверное, что всё случилось именно так. — Сокджин сглотнул. — Ну, знаешь. Остался со мной, пока я разгребал весь мусор. Хитрый ты. — Это всё был мой коварный план, — Намджун выглядел гордо. — Что, серьезно? — Неа, — он издал легкий смешок. — Я, план? Ни за что. Просто сначала ты мне немного понравился, а потом у меня шарики за ролики заехали. Но знаешь, что? С уверенностью скажу, что я тебе тоже нравился тогда. Очень сильно. — Чересчур уверенный, помешанный, с манией величия… — Я люблю тебя. И Сокджин совершенно не такого ответа ждал. У него перехватило дыхание, на своей же кровати где он лежал в испачканном спермой свитере. Ему это определенно понравилось. — Вау, — ответил он искренне. Намджун рассмеялся, но выглядел ужасно смущённо. Он потёр руками лицо. — Забудь, я просто рад и гормоны шалят, я замолчу, я… — Не, не, не молчи. Чёрт, ты просто идеальный бойфренд. — радостно сказал Сокджин и потом от страха заткнулся нахрен. Это было ненормально – они ещё не обсуждали это – секс по телефону это, конечно, весело, но они оба правда были в подвешенном состоянии. Слово на «л» ещё никуда ни шло, но слово на «б» его пугало. — Идеальный? — Намджун усмехнулся. — Вот как. — Оговорка, — попытался защититься Сокджин в панике. — Выражение такое… чёрт. Намджун по-лисьему ухмылялся. — Осталось совсем немного. Спокойной ночи, малыш. И повесил трубку. Это было даже к лучшему, потому что ему не пришлось смотреть на то, как Сокджин, как шестнадцатилетняя школьница, от восторга кричал в подушку о мальчике, который ему нравится.

***

Днём в четверг аэропорт был переполнен. В зале ожидания, казалось, сидели одни шофёры, держащие таблички с именами западных и китайских бизнесменов. Сокджин стоял среди них, постоянно проверяя телефон: самолёт приземлился тридцать пять минут назад. Он знал, что есть пограничный контроль, багаж и, вероятно, огромные очереди, но прошло тридцать пять минут и его руки были потными, а в горле стоял комок. Сокджин лихорадочно мерил шагами аэропорт и продолжал проверять телефон. Намджун не казался реальным человеком. Он был миражом, может быть, что-то или кто-то, кого Сокджин выдумал – прикосновения к нему, его запах - все чувствовалось вне досягаемости, и ожидание было беспокойным настолько, что ломило тело. Что, если будет неловко? Что, если они не найдут, что сказать? Что, если они поймут, что ничего не выйдет? Любовь была ужасна. Любовь была, блять, отвратительна - почему Сокджин снова на это согласился? Через автоматические двери начали выходить люди, тащившие чемоданы. Японцы из Токио? С того же рейса? Целая толпа, группа женщин за шестьдесят. Сокджин беспокойно осмотрел их в поисках родной макушки. Двери закрылись. Он вздохнул. Сокджин купил Намджуну цветы, что было глупо, потому что он как-то сказал, что в завядших цветах нет смысла, но продавец в цветочной лавке по пути в аэропорт был таким милым, и не объявляться же Сокджину с пустыми руками, после всего что Намджун для него сделал? Он держал в руках букет жёлтых роз, немного увядших из-за холода. Но даже если так, сам Сокджин расцвел. Он был в расцвете. Положительная саморефлексия! Вялый или нет, он ходил и проверял свой телефон, волнуясь настолько, что его тошнило. Миражи мерцали на горизонте, нереальные и невероятно далекие. Это было то же самое, что почувствовал Намджун, когда вышел, наконец, из автоматических дверей, в черной толстовке, пылезащитной маске на лице, таща рядом чемодан, и Хосок шёл прямо за ним. Сокджин замер, немного ошеломленно, когда Намджун, оглянувшись вокруг, заметил его, и начал пробираться к нему сквозь какую-то толпу японских мафиозников, чуть не натыкаясь на двух женщин, что окинули его недовольным взглядом. Его ноги сами поняли, что надо действовать. И только когда Сокджин обнял Намджуна, прижимаясь к нему всем телом, мираж превратился в твердую массу, в тепло и мышцы, во что-то реальное. Намджун чуть не потерял равновесие, но затем обнял его, пряча лицо в изгибе шеи. Сокджин сжал его еще сильнее, закрывая глаза, отказываясь отпускать. — Привет, – сказал он с трудом. Прошла неделя, и Сокджин ещё ни разу в жизни не скучал по кому-то с такой острой болью, что преследовала его повсюду. Облегчение и радость смешались с болью, и они прижались друг к другу ещё сильнее, пока народ вокруг них пытался протолкнуться. — Привет, — Ответил, наконец, Намджун, крепко держа его за пальто. — Боже, как же я по тебе скучал. Сокджин немного отодвинулся, запуская руку тому в волосы. — Я скучал по тебе больше, я… — Третий лишний, — Образовался рядом с ними Хосок, самодовольно ухмыляясь. О. Сокджин уже и забыл, что другие люди тоже существуют. — Черт, извини, — сказал он и двинулся, чтобы обнять Хосока, до сих пор чувствуя руку Намджуна у себя на талии. Хосок похлопал его по спине. — Рад тебя видеть, хён. — Э-э, как там Токио? — спросил Сокджин, замирая, когда Намджун стянул с лица маску. Он выглядел на десятку. На ебаную десятку. — Запись? Замечательно. Эта так называемая компания? Ужасно, — Хосок несчастно посмотрел вдаль. — «Я скучаю по Сокджину, Хоби», — заскулил он, — «Почему время идёт так медленно, Хоби?», «Микстейп потрясающий, Хоби, но знаешь, кто ещё потрясающий? Мой Джинни, Хоби, он изобрёл дыхание, Хоби» … — Я такого не говорил, — с кислым лицом прервал его Намджун. — Враньё, — Хосок закатил глаза. — Такого нытья я ещё никогда не слышал, так что я, пожалуй, просто поеду домой и оставлю вас наедине, голубки. Не звони мне ещё дня три, боже. — Хосок посмотрел на Намджуна и покачал головой, — дети растут так быстро, — он быстро обнял их на прощание и скрылся в толпе. Сокджин присвистнул, качая головой. — Ну, сейчас ты показался мне особенно жалким. Я имею в виду, я тоже тосковал, но я сделал это тихо, с изяществом и достоинством, с… — Просто поцелуй меня. Сокджин помолчал, а потом поцеловал Намджуна, потому что он стоял рядом с ним, и он мог это сделать. Только в этом не было бы ни грации, ни достоинства. Намджун поцеловал его в ответ – мягко и сладко. Но потом он вспомнил цветы, которые Намджун прижал собой, когда обнял его. У одной из роз сломался стебель, но несмотря на это, он принял их, мягко улыбаясь. — Подмазываешься ко мне, да? — И это работает. — Работает, — сказал Намджун и снова поцеловал его, и на этот раз поцелуй был глубже, за пределами целомудренной привязанности. Сокджин обвил руками его шею – идите к чёрту, недовольные женщины и мафиозники. — Ты можешь приехать? — выдохнули ему в губы и Сокджин кивнул. Он провел пальцами по намджуновым волосам, держа его близко. — И остаться. Не на ночь, а навсегда. Сможешь? — Это называется похищение, я уверен, — Сокджин должен был быть в театре к шести часам – никаких выходных. — Пойдем, тебе нужно поспать. — Он схватил за ручку чемодан Намджуна и потянул за собой, другой рукой хватаясь за его руку. Боже, как он мог подумать, что это будет неловко? За всю свою жизнь он ни с кем не чувствовал себя ближе. Они направились к вокзалу. И только что опоздали на поезд до города, но они ходили каждые пятнадцать минут, так что Намджун и Сокджин ожидали на платформе, и другие люди постепенно собирались вокруг них со своим багажом. — Эй, мы должны засечь время, — напомнил Намджун после очередного поцелуя. — Для нашего научного эксперимента. — Двадцать четыре часа! — жаловался Сокджин, но тела прижимались друг к другу, маня и нуждаясь. — Ты и твои тупые идеи меня с ума сведут. Намджун рассмеялся, но пальцем указал на пояс своих штанов. — Ладно, я из прошлого был идиотом, не стоит его слушать – он забыл, как чертовски хорошо ты пахнешь. Черт, иди сюда, — и его руки спустились со спины до сокджиновой задницы. Сокджин отступил от него, улыбаясь. — Я что, какая-то дешёвка для тебя? Это неправда, — Намджун надул щёки и Сокджин вскинул бровь. — Мы работаем над этими отношениями, Ким Намджун, потому что твоя антигедонистическая задница захотела этого. Смирись с этим, черт возьми. И пока Сокджин ухмылялся, довольный своей победой, Намджун, бормоча, достал телефон, проверив время. Второму сразу стало не смешно, как только он заметил фотографию, что стояла на его обоях. Сокджин схватил Намджуна за запястье и притянул к себе его телефон. Намджун смотрел на телефон вместе с ним. — Всё серьезно, да? — он усмехнулся. Экран снова погас, и фотография, что они сделали вместе на дне рождения Чонсука, пропала. Да, это серьезно – эта фотка стояла на его чертовых обоях. Сокджин не знал, что сказать. Намджун прижался губами к его волосам. — Ну, ты назвал меня своим бойфрендом, и я… я давно хотел это услышать. У тебя теперь есть пустой шкаф и второй ключ от моей квартиры. Ты думаешь, я одними обоями обойдусь? Я тебя отбойфренджу по полной. Сокджин шумно сглотнул, когда Намджун положил телефон обратно в карман. — А, понятно. — Он хотел всего этого. Он долго хотел, но во рту было очень сухо. — Хорошо, но... иногда я буду лажать, — Сокджин ненавидел это признавать, но знал, что это правда. — Я работаю над этим, правда, но иногда я все равно буду лажать и, чёрт возьми, это невероятно, но я так сильно волнуюсь, и… и запомни это, короче. Намджун просто кивнул. — Хорошо, я запомню это. — Отлично! Я действительно не хочу, чтобы всё провалилось из-за того, что я слишком легко сдался. — Я тоже, – сказал Намджун и потёрся носом об нос Сокджина. Объявили прибытие следующего поезда, и люди потянулись за своими вещами – они сделали то же самое. Сокджин снова занервничал и прижал Намджуна ещё ближе. — Слушай… — сказал он с внезапной ясностью, и Намджун остановился. Сокджин заметил, как он удивился, и его сердце сразу же наполнилось любовью и привязанностью, что были коварны, как черти, но Сокджин смотрел на Намджуна и чувствовал себя уверенно. Боже, он чувствовал себя таким уверенным. — Слушай, — повторил он ещё раз, медленно. — Если в конце концов мы разобьем друг другу сердца, потому что мы не знаем, что произойдет: я не могу этого знать, никто не может этого знать, — он вздохнул. — Уэмура никогда не знал, убьет его следующий шаг или нет, верно? Но он все равно продолжал идти, и завоевал почти весь мир благодаря этому, так что будет отлично, если мы сможем сделать то же самое. Но если мы потерпим неудачу, я хочу, чтобы это произошло из-за нашей… нашей безумной влюбленности друг в друга, и чтобы люди ещё десятилетиями нас обсуждали. Я не говорю, что жду нашего провала, это не так. Просто если мы никогда не спустимся с горы, я хочу, чтобы мы всё ещё были влюблены на её вершине. Поезд остановился рядом с ними, открывая двери. — Хорошо, — мягко ответил Намджун, спокойно смотря на него. — Хорошо, я думаю, это возможно. — Я хочу, чтобы и плохое, и хорошее в итоге стоило того, — объяснил Сокджин. — Стоило того? — спросил Намджун, одной рукой хватаясь за его руку, а другой держа букет. Сокджин последовал за ним, таща за собой чемодан. — Ты стоил того с самого начала. — Но, я надеюсь, ты понял, что я имею в виду, — настоял Сокджин. Следом за ними закрылись двери, и машинист объявил следующую остановку. Их губы снова были в сантиметре друг от друга. — Я понял, о чём ты. Мне нравится, как ты это объяснил, — сказал Намджун и по-лисьему ухмыльнулся. — Чёрт, давай сожжём друг друга, заставим всех остальных нам завидовать. Давай разрушим любовь для всех остальных. — Чимин нас никогда не простит, — серьёзно сказал Сокджин, но потом широко улыбнулся. — А, что я несу? Он справится. Поезд тронулся, и Намджун прижал букет ближе к себе.