Семья

Райли иногда кажется, что их рабочий коллектив имеет семейные связи, которые скрепляют узами каждого, какой бы трудный период не был. Но иногда она также приходит в нечто схожее с материнским отчаянием, когда её дети растут и прерывают равномерное спокойное течение дел межличностной драмой, ошибками в школе/на работе и просто замыкаются в себе, переживая, пусть и ожидаемое, но тягостное развитие собственной эмоциональности. Она пытается что-то делать с этими периодами дома и на службе, только во втором случае ей не обязательно стараться поддерживать узы, но как же сердце кровью обливается от недавно произошедшего. Дело с культистами было самым длинным и безумным для их компании, которая словно оказалась затянута в сухопутный бермудский треугольник отчаяния, гнева и подозрений. Казалось, что их семья, что собиралась по выходным и на праздники, вдруг начала разваливаться. Было бы не удивительно, что кто-нибудь бы уволился, стал отчуждён от коллектива. Не известно что, помимо профессионализма, их до самого конца держало вместе. Самыми проблемными детьми стали Эмерсон Кент и Джозеф Чандлер, которые словно и попали в бермудский треугольник, а затем случайно потянули за собой остальных через связь. Но их проблемность была биполярной, если Чандлер закрылся в себе, начал пытаться изображать человека, что разбирается в этике (очевидно из-за влияния на него убитой Морганы), но при этом он перестал быть клеем, что, пусть и не также, как Маилз, но склеивал их коллектив вместе; То Кент стал агрессивен, словно ребёнок в проблемной семье, что пропускает через себя весь негатив, начиная вредить остальным детям из окружения. Чандлер был под крылом Майлза и в итоге смог выправиться. Кент же оказался без присмотра, так как она, как каждая мать обращала внимание сперва на обиженного ребёнка, то есть на Мансела. Возможно она не права, что переносит семейные ассоциации на профессиональную команду. Но иначе воспринимать произошедшее становится больнее, а без надежды, что, как и в каждой семье один период заменяется другим, всё совсем кажется мрачным. То как Мансел стоял на крыше, собираясь спрыгнуть, не покидает её во снах. То как Кент вышел на крышу, посмотрел на них и ушёл, не отпускает её и на яву. Мансел не был умным парнем, разгильдяй, иногда идиот, гуляка и просто старающийся от жизни получить всё. Он был тем самым ребёнком в семье, что пропуская через себя негатив, не понимает что происходит, неосознанно становится чувствительнее, эмоциональнее, а чувство растерянности в пространстве и вовсе становится его спутником. Такие дети начинают вредить в первую очередь себе. Потому она всегда его контролировала, следила, воспитывала. А Кента пропустила. Рассчитывала, что один из самых разумных и стойких членов команды сможет отвечать за себя. Упустив тот факт, что он буквально был до сих пор почти ребёнком. У неё оба сына скорее Менселы, чем Кенты, весёлые, активные, вредные, все в отца. Про угрюмых, умных и чувствительных малышей она слышала в основном от подруги, у которой была такая дочь. Кент, как и Чандлер, смог прийти в себя, пусть он и до сих пор одичало поглядывает на остальных, избегает Мансела и ещё отчаянно цепляется за Чандлера, только, в отличие от прошлых лет, пугливо. Ещё Майлз недавно подметил, что у Кента проскальзывает откровенная попытка установления контакта с начальником, но тут же прячась за то, что это коллектив хотел выпить, что на него можно и не обращать внимание. Пуганый ребёнок. Райли потому и решает всё же продолжить накладывание семейного опыта на своих коллег. Она даже расспросила свою подругу с дочкой из разряда Кента, как та справляется с подобными периодами негатировки малышки. Та лишь сказала, что она просто стала менее проблемной, когда завела более старшую подругу. Но как лично справиться с этим та не знала, это была её первая дочь и она была просто рада, что та перевоспиталась после воспитательных разговор и больше не вырывала в школьной библиотеке листки из книжек, в которых рассказывалось, как сделать водородную бомбачку (это были примеры химических реакций, но всему учительскому составу стало ясно, что хотела провернуть девочка). А также подруга сказала, что Райли уже сошла с ума на работе, раз ищет решения проблемы с её «рабочими детьми» и вообще всерьёз говорит о подобном. Что ей нужен отпуск, а ещё лучше смена работы на более спокойную. Но Райли не хочется уходить. Она хочет помочь тем, кто стал ей важен, как семья. Пусть это, к сожалению и сказывается на её официальной семье. Она уже четко разделяет по часам когда она о ком думает, что смахивает на безумие. *** Иногда ей сложно общаться с Кентом из-за произошедшего с Манселом — это негодует её часть коллеги-Райли; Но чаще она хочет что-то сделать, помочь и ему тоже. Вот и сейчас, вместе идя проводить допрос свидетелей по точкам, она пытается с ним говорить. Они вместе покупают кофе с забавной узорчатой густой пенкой (что не дёшево, зато настроение поднимает им обоим) и идут по улице вниз к другой кофейне, где часто бывал убитый. Она видит, как ему с ней неловко. Но при этом он также, как и она понимает, что ни с кем другим из коллектива он также спокойно и в комфорте выполнять работу не может. Пять дней назад она решила стать его «старшей подругой», которая может выровнять его негатировку. Уже четвёртый день, как он, пусть и с некоторым подозрением, но активно обсуждает бытовые и творческие моменты (а он оказывается играет на гитаре). Уже как третий день он откровенно докладывает о том, как поживает его сестра Эрика в отношениях с Манселом. Уже как второй день, когда она пытается поддерживать с ним физический контакт и он даже идёт в этом навстречу (подавая ей руку при преградах на пути или предлагая взять его под локоть при длительных путешествиях, что её удивило по-началу). Уже как день, когда Кент поднял тему того, что, что он сам не понимает, что с ним происходило в прошлом, что Чандлер, кажется начал ему меньше доверять. А также, как десять минут с момента, когда он, расслабившись, пробормотал, что стал меньше любить зеркала. И минута с того, момента, как Райли чуть сильнее сжала его локоть и сказала, что всё с этих пор у всех них будет хорошо. А он высказал надломленное, из-за проскочившего волнения, согласие.