Ньирбатор

Вторник, 2 января 1964 года Когда время движется к полуночи, замок всегда полнится cумятицей разнообразных звуков, и я порой боюсь, как бы они не затихли. Госпожа Катарина говорит, что это голоса родовых духов, стерегущих Ньирбатор, и если бы они вдруг умолкли, это было бы весьма дурным предзнаменованием. В таком случае следует преподнести жертву, чтобы умилостивить их, пока они не вздумают сделать жизнь неблагодарных потомков несносной. Мне ещё никогда не доводилось приносить человеческую жертву, но это сущность Ньирбатора. Замок — хищник, и это одна из тех прелестей, которые прямо пугают своей безоговорочностью. Забравшись в свою постель, я внимала этим звукам в созвучности с уханьем моей совы Доди, которое постепенно убаюкивало меня. Бородач на портрете претенциозно глазел на меня, и это продолжалось бы долго, если бы портретная скука не развязала ему язык. — С чего это ты вдруг стала такой молчуньей, а? Ни о чём больше не хочешь меня вопрошать, лентяйка? — развязно бурчал Барон. — Скажите, мессир, что особенного может находиться в Албанском лесу? — пропустив мимо ушей его колкость, решилась я спросить. — Вы ведь не договорили тогда... Зачем вы с Еленой встречались там? Барон не торопился с ответом, и полумрак выгодно скрывал выражение его лица. А потом он с каким-то вызовом сложил руки на груди, не выпуская из объятий свою нелепую шпагу. — Она убежала из дома, представь себе, а я... вернул её, — последовал доходчивый ответ. — Но почему Албанский лес? — недоумевала я. — Что в нём такого особенного? — Да много чего, глупая девчонка! Ты даже не представляешь! — Барон отчего-то разнервничался, бранился себе под нос, пофыркивая. Потом вдруг добавил: — Прежде всего там всегда можно что-то спрятать... — Что спрятать, ради всех Баториев?! — выпалила я. Лукавый тон Барона раздражал меня адски, но хотелось докопаться. Я чувствовала, что он намеренно тянет волынку, и казалось, что с каждым вопросом возрастает вероятность привести усатого павлина в бешенство. — ... И НЕ БОЯТЬСЯ, ЧТО ПРОНЫРЫ НАЙДУТ! — пролаял он. — Так вы расскажете, что там спрятано? Мессир... ну, монсеньёр... — не унималась я. Барон снова медлил с ответом. Я усердно всматривалась в темноту, пытаясь уловить хоть какую-то черту его лица. Люмос зажигать было бесмысленно; Барон бы тотчас пришёл в раж, обвиняя меня в «подглядывании». Ему-то можно. — Я наблюдаю за тобой, девчонка, — в резком тоне Барона послышались самодовольные нотки. — Если сочту нужным, то поведаю не только о том, что есть в лесу, но и КАК его найти. Легче от этого не стало: любознательность моя росла, набухала и побаливала. — Жду ваших pаспоряжений, мессир, — постаралась выдавить со всем благолепием, на что Барон одобрительно хмыкнул. — Ну а пока что... может, хотя бы намекните, какой волшебник мог выбрать Албанский лес для своего тайника?.. — Я обращалась к портрету, уже стоя на кровати на коленях. — Поговаривают, что наибольшей популярностью пользуются гоблинские копи, и я не слышала, чтобы кто-нибудь из великих что-либо прятал в лесу... — Довольно! — оборвал Барон. — Если я пожелаю углубить твои познания в этом вопросе, я сам расскажу. Не смей от меня ничего требовать! Его категоричность ничуть не покоробила меня. Это, что называется, баториевский этикет, я знаю, что он из себя представляет, поэтому решила немного... позабавиться. — Скажите, мессир, это правда, что вы очень любили музыку? Госпожа Катарина поведала как-то, что вы покровительствовали каким-то квартетам... — Ну да, — с живостью подхватил Барон. — И незачем говорить об этом в прошедшем времени! Я б и теперь с удовольствием послушал мейстерзингеров! — Увы, это больше невозможно, — со смешливой опаской ответила я. — На смену мейстерзингерам пришёл джаз. Проник к нам из маггловского мира, можно даже сказать, ворвался... — Я осеклась, почуяв неладное. Воцарилась зловещая тишина. Барон молчал долго и спустя вечность со стены на пол начали сыпаться золотисто-чёрные искры. Какие-то огненные попрыгуньи! «Бароновы кальсоны! Это же всего навсего портрет! Как?..» Перегнувшись над изножьем кровати, я увидела, что бесценный фамильный ковер Грегоровичей прожжён насквозь в нескольких местах, обугленных таким образом, что очертаниями стали походить на череп. «Ещё не хватало Чёрных меток среди моих голубых роз!» — Пропади он пропадом, этот джаз! — взревел Барон, сокрушая тишину своим голосом, точно булавой. — Негодная девчонка, я запрещаю тебе со мной разговаривать!.. До конца следующего дня! Даже не подходи ко мне! А то прикажу Катарине растерзать тебя, как следовало сделать давным давно! — Тысяча извинений! Прошу монсеньёра о снисхождении! — еле сдерживая смех, протараторила я после ладного силенцио. — Доброй вам ночи! В благодушном настроении Барон не такой сварливый, но нужно тщательнее подбирать время для расспросов. Нужно извлечь из него как можно больше полезных сведений, ведь это кладезь информации, содержащий вещи, находящиеся за пределами моего магического опыта. Поблёскивая двумя янтарями, Доди продолжала свои сумрачные песнопения, и я, закрыв глаза, предалась полу-дрёме, полу-фантазии. Вот я завернула за угол, вниз по воздушным ступеням, отшлифованным веками в камне... и вот проникла туда, где никогда прежде не была. Алчно блуждая в дебрях Албанского леса, моё воображение рисовало причудливые тёмные артефакты великих волшебников, которые могли их там припрятать... А я возьму и найду. Или хуже: узнаю, что там нет ничего стоящего. Среда, 3 января Пришло письмо от Тины Олливандер. Казалось бы, радуйся, Приска, что подруга пишет, но... нечему радоваться. Разламывая изящную печать Олливандеров, я уже предчувствовала, что письмо отбросит нас друг от друга на расстояние до нескольких тысяч световых лет. Короче говоря, Тина сообщает, что она и её друзья, ещё со школьных времён именуемые «мародёрами», присоединились к Ордену Феникса в борьбе против Того-Кого-Нельзя-Называть. Она пишет об этом с упоением, если не с апломбом... Горда собой, моя кроткая подруга. Меня кольнуло сожаление. А потом пришёл черёд сочувствия. А вдруг весь Орден Феникса постигнет Тэлапидем Тэрит? Авада-то хоть опрятна, как свежевыпавший снег. Вкратце Тина пишет, что братья Блэк окончательно рассорились, хотя между ними всегда было напряжение, ведь старший ещё юношей убежал из дома, а младший остался под присмотром. Теперь же младший «яростно и во всеуслышание заявил, что отстаивает традиционную для Блэков позицию, и не желает знать тех, кто поддерживает Дамблдора и прочих предателей крови». Тина вроде как очень переживает по этому поводу, ведь она дружила с обоими братьями. Особое место в её рассказе занимает Джеймс Поттер, их местная знаменитость, которого на пару со старшим Блэком считают прирождёнными борцами за добро, свет и единение, да хранят их Батории. Тина упоминает о своей «новой лучшей подруге», некой Лили, утверждая, что она — одна из талантливейших из знакомых ей волшебниц. Примечательно, что Тина всегда пишет, кто кому родич, а здесь ничего, — но не собираюсь ломать над этим голову. Довольно того, что весточка о «новой лучшей подруге» задела меня, хотя это, должно быть, к лучшему — теперь, когда мы противостоим друг другу или делаем вид или... Дементор ногу сломит в этом игралище судьбы-злодейки! Один только Варег убеждён, что мы на верной стороне — на стороне силы; а единение со слабыми это, ясень пень, не сила. Но какую всё-таки глупость Тина совершила, написав мне об ОФ и даже указав пару имён — сюда, в Венгрию, где министр магии благополучно находится под Империусом, а волшебников и принуждать не пришлось — все по собственному желанию поддерживают Тёмного Лорда, которого и в глаза не видели. О чём она вообще думала? На месте Дамблдора я бы так не зевала, а повнимательнее следила за корреспонденцией незатейливых орденовцев. Впрочем, Тина не располагает исчерпывающей информацией от том, что здесь происходит... Но о министре Габоре должна же была слышать! Пожиратели не стыдятся пускать его к трибуне в полубессознательном состоянии, и он с неутомимо-лучезарной улыбкой на лице мямлит, как пятилетний ребёнок, о том, что «всё утряслось». Тина пишет, что пообещала отцу не покидать пределов страны, иначе он места себе не найдёт, беспокоясь о ней. Итак, приезд отменяется, но «когда выпадет случай, она восполнит всё потерянное время». Упоминает также о некоей газете «Придира», популярной среди молодёжи, которая опубликовала интервью с ней и другими членами Ордена Феникса. О газете этой я кое-что слышала. «Ежедневный пророк» упоминал, что «Придира» только за один месяц опубликовала более сотни призывов к единению, любви, дружбе и поддержке Дамблдора». Весьма занимательно. В конце письма Тина шутит, что один из орденовцев, «прохвост Наземникус Флетчер», очень похож на нашего булочника Лугоши. Но мне уже было не до веселья. Я вмиг сожгла письмо от греха подальше, — это самый дружественный жест, на который я готова пойти ради Тины. И запись в дневнике обязательно сотру. Теперь придётся разорвать с ней контакт, а то навлечёт беду и на меня и на себя и на своих звёздных мародёров. В ожидании письма от Тины я мысленно готовила ответ и среди всего прочего хотела спросить, правда ли то, что в Хогвартсе обитает призрак Барона Батория. Барон ведь сам проронил, что он по совместительству призрак, но когда зашла речь о Хогвартсе, он разразился руганью и сделал гнусное прорицание о том, что госпожа в ближайшем будущем «будет гнать меня взашей». На всех радостях я помчалась к госпоже, умоляюще призывая приструнить баронище. В результате выговор получила я, как «душенька, которая не слушается старших». Итак, Тина. Всё-таки я здорово сглупила, понадеявшись, что в свете последних событий смогу сохранить эту дружбу. Дружественные чувства не должны возобладать над разумом. Может, не следовало отпускать сову Тины? Тогда она хотя бы предположила, что сову перехватили, и усекла бы, что нынче писать небезопасно. Надо было задержать сову. Если она снова напишет — так я и сделаю. Меня озадачивает другое. Зачем Дамблдору в Ордене такой молодняк — волшебники, которые, как и мы, всего несколько лет назад окончили школу? А где же воинственные отряды мракоборцев? Если к Дамблдору примыкает только впечатлительная и романтически-настроенная молодежь, о чём это свидетельствует? Хотя, с другой стороны, Аластор Грюм, звезда мракоборцев, тоже его поддерживает. Следует заметить, что в предпоследнем номере «Ежедневного Пророка» появилась статья о том, что Грюму всюду мерещатся враги и Орден Феникса побаивается его неустойчивости. А в предыдущем номере стояло жирное заглавие: «Маги Британии пишут прошение министру отправить Грюма на принудительное лечение в Мунго» Покойный муж госпожи Катарины говорил, что информация — это самая ценная валюта. Безусловно, для Тёмного Лорда это очень ловкий ход — ликвидировать местные лавки с британскими печатными изданиями, поддерживающими курс Дамблдора, и помиловать только одну газету «Ежедневный Пророк», которая то и дело критикует Дамблдора и выискивает его оплошности и недочёты. И это при том, что газета отражает позицию Министерства, которое сейчас возглавляет Нобби Лич — первый маглорожденный министр магии. Бросается в глаза, что «Пророк» с огромным почтением отзывается о Бартемиусе Крауче, главе отдела магического правопорядка; утверждает, что «это самый настоящий герой сопротивления, и все здравомыслящие и законопослушные волшебники возлагают надежды на него, а не на старого дурака Дамблдора с его кружком вчерашних выпускников». «Я предупредил министра Лича о том, что Тот-Кого-Нельзя-Называть обязательно попытается внедрить своих людей в Министерство Магии, — говорит Крауч. — Поэтому я призываю к усилению средств безопасности. В первую очередь это касается дементоров. Многие из них переметнулись на сторону Того-Кого-Нельзя-Называть, но больше половины хранит верность Министерству и совестливо охраняет узников Азкабана» Я долго разглядывала колдографию Крауча. Его грозное лицо сулит беспощадную расправу всем врагам Закона. Интересно было б понаблюдать за его реакцией, если б он узнал, где находится его сын и в каком формировании состоит. Похоже, что маги Великобритании разделились, а это уже больное место, на которое при случае можно надавить. Любопытно, как воспользуется этим Лорд? Впрочем, он уже надавил — хотя бы в лице Крауча-младшего. В нашем медье разделение происходит только по критериям чистокровный/нечистокровный, хотя при режиме Ангреногена критериев было много больше. «Своекорыстие и безнравственность расшатали устои магической Британии, — громогласно вещает Крауч. — Нет больше ни принципов, ни самоотдачи, всё пошлo напepeкосяк. Никакие Дамблдоровы кружки не в состоянии остановить злодеев, рвущихся к кормилу власти. Коварные прихвостни Того-Кого-Нельзя-Называть плeтут свои сети повсюду, начиная с Министерства...» Варег дико хохотал, прочитав речь Крауча, так как посчитал её чересчур напыщенной; мне же она, чего греха таить, пришлась по душе. Вот если бы во времена Ангреногена у нас был такой Крауч, чтобы сбивать всю спесь с Железных Перчаток... А теперь... Теперь он нам не нужен. Мы поддерживаем Тёмного Лорда. Мы ведь поддерживаем?.. Никто не хочет оказаться под Меткой.