Ньирбатор

Среда, 7 апреля 1964 года Ночью я ворочалась в кровати и долго не могла сомкнуть глаз. Снаружи тишину изредка прерывали шаги запоздалого прохожего, приближаясь, а потом замирая вдали. Уже под утро мне удалось заснуть. Снились мне не то сны, не то воспоминания, будто coн и явь перестали oтличаться друг oт друга, превратившись в огрызки мозаики, котopую я называю своей жизнью. Дом отца, перевёрнутый после расправы Железных Перчаток. На полу лежат мертвые родители. Тишина. Только тикают большие настенные часы, указывающие на присутствие чужака, да из крана на кухне капает вода. Грязная. Розоватая. Пешта отведала слишком много крови. Снилась госпожа, обнимающая Варега, когда мы приехали на зимние каникулы. Он дразнит меня и выманивает из замка; смотрит на меня исподлобья, когда я не хочу выходить. Снилось, как я впервые вхожу в Ньирбатор, и первое, что чувствую — несказанное желание побыстрее выйти и бежать без оглядки. Далее снился говорящий патронус. С ума сойти, я же никогда его не видела, а он приснился мне, и я была скорее напугана, чем обрадована. Он смотрел мне прямо в глаза и говорил, что Министерство пало. Я сразу подумала — какое министерство? Наше давно уже пало и стало марионеточным. Затем вспомнила, что британское Министерство сейчас вроде как пуп земли; должно быть, это оно пало. Ну наконец-то! Лорд будет в хорошем расположении духа. Теперь с ним можно будет поговорить. Облегчение накатило на меня и цепко удерживало. Этот сон был самым приятным. Потом снился василиск с восемью пуговицами и портрет молодого Лорда на стене. Какой-то излюбленный мотив моего подсознания. В сон врывается мужской голос. Шипящий. Отвратительный. Отдалённо напоминает голос Лорда, но это что-то совсем инородное. «У Дамблдора все люди как ангелы небесные, — изрекает он, — а потом он диву даётся, как они с треском летят вниз». Он ликует на площади перед толпой, среди которой я никого не узнаю. Все стоят на коленях и плачут. У Волдеморта впервые безоблачное настроение. Даже его голос изменился — теперь он низкий и бархатистый. Он говорит со мной. «Это ещё что за юнец возле тигеля? — смеётся. — Никак твой лаборант?» Только тогда я узнаю среди толпы Варега. Возле него на подставке стоят тигель и реторта, а в руке он держит кирпич со своей стены, исписанной цитатами Фламеля. «Это мой жених. Он алхимик», — буркнула я. Лорд заходится хриплым хохотом. Я окликнула Варега и попыталась позвать его на помощь, но язык моментально прилип к гортани. Я зажимаю уши ладонями. Это последнее, что я запомнила. Проснулась я в испарине и очень уставшей. Выглянув в окно, я увидела клочки желтого тумана, плывущие от одного конца луговины к другому. Казалось, что Ньирбатор прядет вокруг себя мягкий кокон. Словно змей. Василиск. Змееуст. Слизерин. Творец крестража — это созидатель и разрушитель в одном лице. В древности так говорили только об Уроборосе. Вчерашнее представление Лорда со змеей навело меня на интересные мысли. То, что он не расправился с магглом собственноручно, а использовал для этого змею, говорит о многом. В контексте хоркруксии даже больше. Мне срочно нужно обсудить с ним шестой обряд. Нужно поделиться своими идеями, иначе я взорвусь от переизбытка напряжения. Лорд разглядел в презираемом всеми искусстве хоркруксии великую мощь. Годелот бы понял его. Я не понимаю, но постараюсь не подвести его. Многие в Дурмстранге, даже прикасаясь к «Волхвованию» Годелота, чувствовали себя замаранными и открыто высказывали желание применить к себе очистительную магию. Ава Грегорович намеревалась очистить замок, медье и Годелота, — то есть весь мой мир. Если б ей удалось, я бы никогда не повстречала Волдеморта, не взяла б в руки «Розу ветров» и не попала б под действие обета, связывающего мне руки. Если б мои родители были живы, они бы вероятно воспитали во мне чувство чёрного и белого, приучив не смешивать, но в таком случае я бы не смогла служить Волдеморту. Только моё чувство серой зоны придаёт мне силы жить дальше и даже попытаться выжить. Я не хочу умирать. Некое смутно-осознаваемое тщеславие поощряет меня к жизни, чтобы продолжить род Грегоровичей и Годелотов. Признаться, это наводит меня лишь на одну-единственную мысль — животный инстинкт. Волдеморт сказал, что животное в Каркарове облагораживается службой ему. Не знаю, насколько это действенно, но сама возможность облагородить нечто низкое попахивает романтизмом. Сомневаюсь, что Волдеморт признаёт в себе романтика, но в нём это есть, по крайней мере, в каких-то закоулках его разделанной души. Я считаю, что нет смысла что-либо облагораживать. Как гласит пословица, чёрный уголь не отмоешь добела. Только у магглов принято считать, что бывают люди без чёрного. Нет, суть в том, что берёт верх. В идеале должно быть поровну, говорят философы. Но от самого слова «идеал» веет абсурдом, а философы сплошь пожилые сумасброды. Впрочем, я считаю себя недостаточно опытной, чтобы рассуждать на эту тему, но ты это проглотишь, дорогой мой дневник, куда ты денешься. Утром я подумала о том, чтобы написать Варегу, спросить, как он, что делает и зачем приходил. Рано или поздно нам всё равно придётся увидеться, чтобы обсудить, что делать дальше. После того, как он отверг меня, мои теплые чувства к нему съёжились, как сдутый воздушный шарик. Он охладел ко мне. Зачем же он приходил к замку? На самом деле мне хотелось спросить, почему он наврал мне о занятости, а сам сидел в лесу, жаря мясо на открытом огне, как пещерный маггл. Я решила не лицемерить и ничего не писать. *** Настроение у Лорда сегодня было скверное, а взгляд абсолютно бесчувственный. Так смотрят лесные птицы, сидящие на ветке. Как-то дико осознавать, что от этого человека зависит вся моя жизнь. Всё началось с того, что я сбежала вниз по лестнице, надеясь перехватить его в холле, чтобы спросить, приходить ли сегодня на отчёт. Получилось так, что это он перехватил меня, поскольку увидел меня раньше, чем я его. — Иди в библиотеку, — велел он. Я подняла взгляд на Лорда, то есть на его колыхание одежд, поскольку он уже поднимался по лестнице. «Почему тогда не сказал: идём в библиотеку? Ему бы только повелевать и умничать...» Не осмеливаясь поравняться с ним, я трусливо плелась позади. «Я не буду ему досаждать, — я мысленно дрессировала себя. — Не буду препираться. Не покажу, что меня что-то задело. Продемонстрирую выдержку. Я не буду его донимать. Не буду будить в нём зверя. Пускай василиск спит...» Расположившись в библиотеке за тем же столом, что обычно, мы обсуждали полную картину второго очерка. Лорд держал в руках мою тетрадь, которую, видимо, на днях успел вынести из моей комнаты. Не знаю, что и думать. Он заходит в мою комнату когда пожелает. Знала бы госпожа. В библиотеке Лорд вёл себя отстранённо; он вёл себя так, будто вчера не прикасался ко мне. Зачем он это, собственно, делал? У него нет никакого правдоподобного предлога. Пугать меня ни к чему. Я пропитана страхом, и он это знает. Кажется, я всё чаще забываю о том, что нахожусь рядом с человеком «с мохнатым сердцем». Не знаю, чего ожидать от его болезненных перепадов настроения. К своему изумлению, в библиотеке я поймала себя на том, что пытаюсь приглушить собственную досаду и угодить ему. Ни с кем так себя не роняла. — Милорд, я заметила одну закономерность. — Поймав его взгляд Лорда, я продолжила: — Когда я записывала толкования семнадцати фраз из «Розы ветров» и сопоставляла их с переводом второго очерка, обрядовые составляющие выстроились в змеиный зигзаг. — Дальше, — сказал он. — Затем, делая заметки об обряде Тенебрис, я заметила ту же закономерность: те же зигзаги. Они непроизвольно возникли в моей тетради, буквально всплыли в естественном порядке. Я испугалась не на шутку, когда в следующий раз открыла тетрадь. — Итак, — Лорд выдержал паузу ровно четыре секунды. Достаточно драматично, но чтобы не переиграть. — Что это за обряд? Я была озадачена. «Что за глупые вопросы? Или он думает, что спихнул всё на меня, и самому больше нет нужды копаться в глубинах этой, как принято считать, кощунственной науки?.. Может быть, он устал? Нелепая мысль. Хотя, это же шестой будет. Разумеется, пять изъятий души вымотали его... Но в таком случае, он мог бы приостановиться...» — Обряд Тенебрис, милорд, — ответила я, стойко удерживая его взгляд. — Он включает использование Маледиктуса как сосуда. — Маледиктуса? — хмуро переспросил он. Брови Лорда поползли вверх. — Ты в своём уме, Присцилла? Задействовать живность слишком рискованно. Я не намерен доверять частицу своей души тому, что может вести себя непредсказуемо. — Милорд, я только пытаюсь обратить ваше внимание на то, что вырисовывается на горизонте, то есть на моей тетради. И живность не опасна, если её приручить. Я многозначительно посмотрела на него, сдерживая улыбку. — Да неужели? — все так же хмуро процедил он. — Ты, стало быть, советуешь мне завести питомца? Ты ещё не поняла, что общение с собственным крестражем может быть пагубно? — Да, если этот сосуд чужероден вам, как, к примеру, Диадема одной из самых светлых волшебниц, — ответила я, вложив в тон немало сарказма. — Диадема отвергает вас, потому что это светлый объект. Да, вы сломили её сопротивление, однако вы не можете держать её при себе. Это парадоксально и... немного грустно. — Чужероден? — выпалил он, пристально глядя на меня. — А какой, по-твоему, мне родственен? Речь идёт о живом существе, Присцилла, или ты сбилась с мысли? — Но живность не должна вас смущать, милорд. Вы же змееуст. — Его пристальный взгляд подстегнул меня развивать тему. — На основе всего изученного мной, я пришла к выводу, что шестой обряд пройдет успешно, если будет использован Маледиктус, перерожденный в змею. — Обоснуй, — сказал он с какой-то неожиданной готовностью. — Маледиктус близок искусству хоркруксии тем, что... Он поднял руку, заставляя меня умолкнуть. — Да-да, обоснуй, зачем ты пытаешься усложнить сложное. Я не подала виду, что меня задел его заносчивый тон, и продолжила: — Маледиктус близок искусству хоркруксии. И то и другое является и проклятием и наградой, — кому как. Если создатель крестража обречён жить вечно, маледиктусу позволено умереть. Кудесник намекает, что в этом синтезе достигается равновесие, неосуществимое в обычном обряде. — Он тебе сам это сказал? — бросил Лорд. Один уголок его губ подрагивал в усмешке. — Вы как всегда во всеоружии вашего остроумия. Милорд. — Прозвучало так, словно ты побаиваешься слова «всегда». Присцилла. — Может, и так. Слишком много в нём вceго намешано: пpoшлое, настоящее и будущее. — Оставь, это смешно. — Как скажете, — пробормотала я упавшим голосом. Новая разновидность страха выползала из закоулков моей души. Усталый страх. Лорд почесал подбородок с выражением скуки на лице, а я царапала снизу крышку стола. — Змея? Ты смеёшься? — Лорд ухмыльнулся, окинув меня неодобрительным взглядом, граничившим с враждебностью. — Это родственная вам стихия, милорд. Змея не сможет отвергнуть вас, как Диадема Ровены ввиду вашего происхождения. Крестраж крестражу рознь. Тем более, задумайтесь сами, Кудесник написал труд по хоркруксии сущей абракадаброй, которая в переводе прямо-таки змеится в моей тетради. Вам это не кажется подозрительным? Он зашифровал его, будто пряча самое ценное сокровище. Я предполагаю, что Тенебрис вполне осуществим. Более того, благодаря вашей... опытности он может стать даже самым лёгким... — Скажи на милость, что мне потом делать со змеей? — отрывисто перебил он меня. — Это же тебе не тиара подвенечная, которую можно спрятать в футляр. — У вас, по всей видимости, никогда не было питомца, поэтому вы воспринимаете это в штыки. Милорд. В родительском доме у меня было несметное количество животных. Они прожили хорошую жизнь и, как бы больно ни было это сознавать, скончались своевременно — до моего переезда в Ньирбатор. Замок бы их не принял. Даже Доди старается сидеть снаружи окна; чувствует отталкивающую энергию. — Это же будет носитель частицы вашей души, — продолжала я, потупив взгляд, чтобы не показать, насколько меня задело его неодобрение. — Не беспокойтесь, змея будет покорна вам. Будь это другое животное, оно могло бы воспротивиться, но змея, едва услышав ваш зов, будет вам вечно верна. «Ради всех Баториев, пускай он взвесит мою идею. Мне нужно заполучить его одобрение» Спохватившись, я протянула Лорду клочок бумаги. — «Daemonium: Clavem Maledictus». Что это значит? — вполголоса спросил он, теребя клочок бумаги в длинных иссиня-бледных пальцах. — Демон: ключ Маледиктуса. — Я знаю латынь, — скривился он, медленно поднимая на меня взор. — Зачем ты мне это дала? И почему так коряво нацарапано? — Эта записка была приколота к последнему столбцу свитка. Она-то незашифрованная. Вам это не кажется подозрительным? Кудесник оставил подсказку. — Ничего подобного. Записки здесь раньше не было, — задумчиво протянул он. Лорд как-то странно посмотрел на меня, будто пытался что-то вспомнить. — Хотите сказать, кто-то вложил её туда недавно? Вы путешествовали с этими свитками, милорд? Он не отвечал, но преображался буквально на глазах. Его глаза алчно впивались в записку. — Я брал их с собой в Албанию, — Лорд наконец нарушил тишину, — когда жил у Вальдрена. — У кого, простите? — У колдуна, о котором я тебе рассказывал. Я ожидала, что он продолжит, но Лорд молчал. Красные глаза буравили меня, Лорд смотрел будто сквозь меня, предавший каким-то воспоминаниям. Он что-то задумчиво прошипел, и этот звук неприятно прополз тёмными недрами моего сознания. Отголоски моего сна. Я потупила взгляд и потёрла виски. Больше всего на свете я бы хотела рассказать ему о василиске. Можно было б даже использовать это как очередной аргумент в пользу обряда Тенебрис. Но это слишком личное. Лорд держался на расстоянии, прохаживаясь вдоль стеллажей. Воздух в библиотеке напитался каким-то странным запахом, будто запахом дождя, словно Ньирбатор вознамерился смыть с себя кровь, пролитую вчера. — Это подсказка. Я знаю. Я чувствую, — я взялась убеждать его, как умею, поддерживая в себе иллюзию уверенности. — Кудесник намекает на то, что Маледиктусу отведено особое место в хоркруксии... На то, что использование такого существа есть залог успешного обряда. — Гм... понятно, — Лорд кивнул каким-то своим мыслям. — Расскажи, что потребуется, — произнёс он, по-прежнему глядя на меня недоверчиво. — В данном обряде предусмотрены особые меры, которые если не устраняют полностью, то сводят риск до минимума. Предварительно нужно провести пробный обряд. Лорд опять что-то прошипел на парселтанге. Он не сводил с меня глаз. У меня будто все внутренности перекрутились. Глубоко вдохнув, я начала рассказывать разных нюансах обряда: — Нужно потренироваться с «магическим зеркалом», роль которого сыграет сосуд из проклятого стекла, заполненный прахом обычной змеи. Он должен быть плотно закупоренный, нужно проследить, чтобы в сосуде не осталось пузырьков воздуха... Сосуд следует очистить, закопав его в землю на ночь. Затем нужно подготовить пробный алтарь. Расставить на нем по четырем сторонам света предметы: свечу, чашу с водой, чашу с кровью, соль. Сосуд следует держать в левой руке над чашей с водой, а правую руку — над чашей с кровью. Человеческая жертва не требуется. Пробный обряд можно считать удачным, если сосуд истощит свои силы. Это будет заметно, стекло помутнеет и потеряет живой блеск. По окончании ритуала всё закапывается в кладбищенскую землю. Кладбище может быть маггловским. Приступать к настоящему обряду рекомендуется в период, когда Солнце проходит по знаку Козерога на растущей Луне, в этом случае его влияние будет более мягким. Самый оптимальный день для обряда — пятница, время — за полчаса до полуночи. — Рекомендуется? — недоверчиво переспросил Лорд. — Кем? — Мной, — отрезала я, отметая всякую неловкость. — Милорд, вы же сами говорите, что кровь Годелота, отца хокруксии, ведёт меня. Так почему вы сомневаетесь? Не выдержав его жёсткий недоверчивый взгляд, я поднялась и отошла к окну, прислонившись к ниши со стопкой аккуратно сложенных книг. — Извините за откровенность, милорд, но вам всё же не стоило использовать Диадему. Чтобы шестой обряд был успешен, нужно уравновесить предыдущую оплошность. Змея — родственная вам стихия. Тенебрис только такую и приемлет. Обернувшись, я увидела, что Лорд долговязой амебой расположился на скамье, уткнувшись в мою тетрадь. — Мне пока нечего сказать на этот счёт, — произнёс он тоном, которым обычно отметает все мои претензии. — Нужно знать наверняка, Присцилла. — Для этого и предусмотрен пробный обряд. Ещё некоторое время мы кусались неприязненными репликами, пока Лорд не процедил, что мне «пора пойти в его кабинет за остальными очерками». — С третьего по девятый, — бросил он с каким-то вызовом в глазах. — Они составляют отдельный цикл. Крови Годелота здесь недостаточно. Ты должна исчерпывающе разбираться в хоркруксии, Присцилла. Поблажек у тебя никаких не будет. — Я стараюсь сделать, как лучше. Для вас. Вы говорили «безболезненно». Только родственная вас стихия не причинит вам боли. По крайней мере, не больше, чем предыдущий сосуд... Некоторое время он молча разглядывал меня, будто выискивал следы лукавства. Многозначительная пауза затягивалась. В моих висках горячими молоточками стучала кровь. Хотелось скрыться от пронзительного взгляда Лорда, хотя причин на то не было — я говорила чистую правду, без какого либо злого умысла. — Итак, — протянул он, когда я села обратно за стол. Лорд устремил свой взгляд поверх моей макушки, мол, я недостойна его глаз. — Лодырничать у тебя не получится. Скажешь своё слово, когда изучишь все очерки. Ты проведешь для меня шестой обряд, и ты проведешь его безупречно. Предварительно я возьму с тебя непреложный обет. Мало ли что может взбрести в эту взбалмошную голову. Я смотрела на него, не зная, что ответить. В районе сердца появилось ощущение непроглядного мрака, затем сильная боль, словно от удара о землю. Когда-то я считала себя смелой и честной. В тот момент смелость оставила меня и честность подвела, поскольку я хотела ругаться на чём свет стоит, а смогла лишь промямлить: — Я не понимаю... — Я не нуждаюсь в понимании, — огрызнулся он. — Мне подчиняются. Волей-неволей все подчинятся. Если б я шёл на риски, возлагая беспочвенные надежды на людей, я бы не стал тем, кем являюсь. Я молчала, а Лорд саркастически ухмылялся, будто я снова выставила себя дурочкой. Побарабанив пальцами по столу, он небрежно кивнул мне в сторону двери. — Что ещё? — желчно спросил он, когда я не сдвинулась с места. — Мне нужно в Аквинкум, милорд. — Да кто тебя держит, — бросил он, отворачиваясь. *** Я сидела за столиком напротив Агнесы, которую, к своему изумлению, застала в обществе Дамиана Розье. Похоже, мои предыдущие наблюдения за их странным обменом любезностями не были ошибочны — что-то намечается. Не прячась, он пододвигался к Агнесе до тех пор, пока их стулья не столкнулись. Её, похоже, не смущал немигающий взгляд бледно-голубых глаз. Розье настолько расслабился, что потребовал «в столь узком кругу называть его просто Дамиан». С одной стороны, здесь нет ничего сложного: стоит лишь вспомнить извивающегося червя в кабинете Лорда, когда он, казалось, вот-вот падёт ниц, умоляя не отсылать его к великанам Шропшира или Озёрного Края. С другой стороны, Лорд называл его «дорогим другом». Если б я считала друзьями всех, с кем у меня сложились такие неравновесные отношения, я бы оказалась подругой целого мира. — Дамиан говорит, что я на редкость рассудительная девушка. Звучит кошмарно, правда? — В воздухе прозвенел серебристый смех Агнесы. — Xoтел cказать комплимент, но, виднo, ужe забыл, как этo делаeтся. Вместо собственного Инсендио, Розье в какой-то миг возжелал Инсендио Агнесы — и нагнулся к ней с сигаретой в зубах. Когда на конце сигареты затлел огонек, он выдохнул дым и сказал: «Спасибо, юная леди». Розье непринуждённо улыбался, поигрывая цепочкой от часов, которые с виду точь-в-точь те проклятые, от которых скончался муж госпожи. Пожиратель Смерти напрямую заигрывает со смертью. Как выразительно. Я с опаской смотрела на Розье. Подумать только, он знает то, что известно Кровавому Барону. Он знает тайну Лорда. Знает что-то очень жуткое... конечно, если Лорд не удосужился подчистить ему память. Но стирать память налево-направо слишком рискованно, — рискуешь окружить себя обществом умалишённых. Я бы предпочла пообщаться с подругой наедине, но такой возможности у меня не оказалось. Зато под руку подвернулась другая возможность — профессор Сэлвин. Утром я отправила ему сову, что сегодня смогу встретиться в Аквинкуме возле часовой башни, и встреча была назначена на полпятого, но ровно в четыре профессор вошёл в трактир Каркаровых. Чтобы пройти к нам, ему пришлось по большой дуге огибать ящероподобный стол размером с человека. А потолок сегодня был украшен позолоченными пикси, игриво гоняющимися друг за другом. В результате я сидела напротив Агнесы и Розье, а профессор устроился рядом со мной. Розье и Сэлвин, судя по всему, хорошо между собой ладят. Я не нахожу иной причины, кроме той, что они почти сверстники, и оба давно переросли ту вспыльчивость, стяжавшую дурную славу Пожирателям моего возраста — Каркарову, Лестрейндж и Кэрроу. Профессор очень обрадовался, когда увидел меня. Сперва он повёл себя странно: держа меня за плечи, повертел в разные стороны, будто оглядывая... яблоко, что ли. Будто решил, если я до сих пор жива, значит, кое-где помята. Стоило ему прикоснуться к моей руки, как меня передернуло: я вспомнила, как он тащил маггла в мой дом и как покидал его, оставляя меня с Лордом наедине. Перед глазами неотрывно стояла сценка: растерзанный маггл со вспоротой грудиной и вытаращенными окровавленными глазами. Я определила его участь. Мне не жаль. Я лучше процитирую Гриндельвальда: «Я не раскаиваюсь, но мне бы хотелось извиниться». Ньирбатор, вне всяких сомнений, испытал глубокое удовлетворение. Поэтому мне не жаль. Наклонившись к профессору, я сообщила, что жертвоприношение состоялось и что всё наладилось. В ответ на мой деланный бодрый тон Сэлвин натянуло улыбнулся. Похоже, я перестаралась. Наверняка он думает, что Лорд пытал меня. Но вот же я, профессор, цела и невредима... Признаться, мне было очень странно сидеть между профессором и Агнесой, которой он советовал мне опасаться. Кажется, он совсем не воспринимает её как свою бывшую ученицу — то ли потому, что её слишком рано исключили, то ли потому, что она выглядит старше своих лет. Ситуация с профессором немного накалилась, когда Розье справился у Агнесы о здоровье её отца. При этом его тон сквозил равнодушием. Думаю, он спросил, чтобы польстить ей — чтобы она могла похвастаться своим мастерством. Убийством это ведь не считается, но живым старика сложно назвать. Он словно пережил поцелуй дементора, его душа ушла в чертоги Мандоса, но сердце и лёгкие работают прилежно. Сэлвин всё это время пристально смотрел на меня, мол, видишь, какая она опасная. «Ну да, профессор, такова жизнь. А опасных людей полезнее держать вблизи и не переходить им дорогу». Ясное дело, вложить этот аргумент во взгляд я не могла, и Сэлвин едва заметно покачал головой. Я по большей части помалкивала и мотала информацию на ус. А мотать было что. Сегодняшний выпуск «Пророка» стал сенсацией для всех, кроме Розье, разумеется. Он всё уже знал. Статья на главной странице прочла себя во всеуслышание и с праздничной интонацией. Ежедневный пророк ПОЖИРАТЕЛЬ СМЕРТИ СБЕЖАЛ Вчера, шестого апреля задержанный приспешник Того-Кого-Нельзя-Называть, Пожиратель Смерти Орсон Эйвери совершил побег из здания Министерства Магии, где на тот момент находился в камере предварительного заключения на двухдневном допросе у Аластора Грюма. По проверенной версии следствия, помощникам Эйвери удалось передать ему в камеру незарегистрированную волшебную палочку, с помощью которой тот освободился от заколдованных оков, проделал брешь в потолке камеры и попал на два верхних этажа, откуда проник в коридор отдела магического транспорта на шестом уровне. Ему удалось скрыться от патрульных после того, как трое его сообщников в масках присоединились к дуэльной схватке в коридоре шестого уровня. В результате побега пострадали Аластор Грюм и два конвоира, Арчи Маклагген и Питер Петтигрю. Оба находятся в больнице Мунго с травмами средней тяжести, но уже смогли дать исчерпывающие показания, с помощью которых удалось нарисовать картину побега Эйвери. Грюм при транспортировке в больницу находился в критическом состоянии, но усилиями целителей его состояние удалось нормализировать. Вопрос, где на момент схватки находились остальные мракоборцы и патрульные, остаётся загадкой. Первое судебное заседание с участием Пожирателя Смерти должно было состояться десятого апреля. Судья Визенгамота Амелия Боунс высказала предположение, что к побегу Эйвери приложили руку коррумпированные министерские служащие и анонсировала полномасштабную инспекцию всего отдела магического правопорядка, членов патруля органов магического правопорядка, отдела магического транспорта, в особенности сектора контроля за метлами и центра сети летучего пороха» — Такой поворот событий меня абсолютно не удивляет, — прокомментировал Розье. — Тёмный Лорд решил всё таки наградить Эйвери за преданность. — Но я дважды слышал от Тёмного Лорда, что Эйвери не жилец, — возразил Сэлвин. — Так это раньше было. Эйвери не назвал ни одного имени. Прошёл, так сказать, проверку на вшивость. Присцилла, — Розье внезапно перевёл взгляд на меня. — Тёмный Лорд вам что-нибудь говорил об этом? — Немного, — ответила я. — Говорил, что Эйвери вместо одного устранил двух, потому что преследовал личную цель. О том, что Эйвери не жилец, я тоже от него слышала. — Слушай, а правда то, что сказала судья? — обратилась Агнеса к Розье. — Здесь вправду замешаны коррумпированные министерские служащие? Розье обаятельно улыбнулся с намёком на всеведение. Да уж, какая пропасть между затравленным червём в кабинете Лорда и этим джентльменом. Похоже, он реабилитировался в глазах Лорда, если до сих пор не отослан к великанам. — Служащие — да, и в прямом смысле, — ответил он. — Охранники и конвоиры — самые уязвимые элементы этой расшатанной системы. — А что насчёт Мальсибера? — не удержалась я. — Он тоже был задействован? На секунду запала гробовая тишина. Розье улыбнулся ещё шире. Сэлвин задумчиво смотрел на меня, — он знает, за что я невзлюбила дражайшего Криспина. — По-видимому, вы решили, что раз Мальсибер учился вместе с нами, то мог вызваться помочь Эйвери в имя старой дружбы. Верно? — подал голос Розье. Я кивнула. — Это было б очень благородно, но... Мальсибер просто выполнял приказ. На его месте я бы тоже выполнял, но, признаюсь, не с таким рвением. Мне его звездная болезнь не грозит. Так что да, он был задействован. Но его пассия постаралась куда больше. Тут плотину уже начисто прорвало. Я не могла удержаться, чтобы не разузнать побольше. — Дамиан, объясните, пожалуйста, зачем Мальсибер пичкает Берту Джоркинс галлюциногенами? Разве не проще применять Империус? Левая бровь Розье поползла вверх. Агнеса чуть не перекинула чашку с кофе. Я поймала её укоризненный взгляд, она возмутилась, почему я не поделилась с ней подробностями о дражайшем племяннике госпожи. А вот Сэлвин не был удивлён. Он откинулся на спинку стула и добродушно мне улыбнулся: — Пойми, Приска, воздействие на министерские кадры требует особого подхода в каждом отдельном случае. Действовать предсказуемо было б слишком рискованно. Говоря об Империусе, Тёмный Лорд не разрешает нам... входить во вкус. Это то, чего от нас ожидают, поэтому чаще всего приходится действовать окольными путями. —Ты, конечно же, приукрашаешь, Алекс, — дружелюбно подмигнул ему Розье. — Империус у нас предназначен для особо важных лиц. Они об этом пока ещё не догадываются, и всякие мелкие сошки продолжают подозревать друг друга. Дело в том, что мыслительный аппарат Министерства подобен маггловскому и сравним с иx трамваем, резвo бегущим вперед по рельсам, но абсолютно не приспocoбленным к неожиданным развopoтам. — Тут он посмотрел мне прямо в глаза, помедлив с минуту, будто размышляя о том, стоит ли говорить дальше. — Впрочем, я с уверенностью могу сказать, что Берта Джоркинс влюбилась в Мальсибера без помощи галлюциногенов, но с их помощью ему удаётся извлекать из неё пользу на службе у Тёмного Лорда. — А что с ним будет дальше? В смысле, с Эйвери? — спросила Агнеса. — Он скоро будет здесь, — с нескрываемым равнодушием ответил Розье. — Да, он переборщил с Дожами, но доказал преданность. Наказывать его теперь не за что, но он должен доказать элементарную способность к дисциплине. — Эйвери придётся доказать, что он умеет различать идею и наваждение, — подхватил Сэлвин. — А иначе... — Иначе вернётся в Англию, — договорил Розье, — прямиком на допрос к Грюму, от которого он так нахально удрал. — А-а-а... а что с судьей? Боунс, верно? — тихо спросила я. — Она теперь общается с прессой чаще, чем Крауч. Что это значит? Он больше не при делах? — Крауч пока что в седле, — ответил Розье. Он вдруг выпрямился. Глаза заблестели, взгляд стал испытующим. — До тех пор, пока не всплывёт правда о его сыне. Тёмный Лорд немного медлит с этой сенсацией, но у него на то есть свои причины. А судья Боунс в ближайшем времени лишится своей должности. Влиятельные семьи английского магического сообщества позаботятся об этом. Как я поняла, речь шла о трёх семействах — Малфои, Блэки и Мальсиберы. — Признаться, я был лучшего мнения о Грюме, — заговорил Сэлвин. — Он даже допрашивать нормально не умеет. Ничего не выведал, не разнюхал, не нашёл, но пострадал изрядно. — То же самое могу сказать, — отозвался Розье. — Единственный человек в Министерстве, который мало-мальски напоминает мракоборца. Слышать от них о волшебнике, сразившего Ангреногена Сквернейшего, из-за которого погибли мои родители, было странно, горьковато и неуютно. Грюм низверг своего противника, а для нас это был не просто противник, а диктатор, узурпатор и палач. Мне совсем стало не по себе. Я перевела взгляд на Агнесу, но она лишь пожала плечами, дескать, кто их поймёт. Дальнейший разговор протекал сугубо между двумя Пожирателями. — Говорят, Грюм собирается уйти на покой и передать эстафету Лонгботтомам, — говорил между тем Сэлвин. — Ну, на роль главарей мракоборцев они явно не годятся. — Розье зашёлся смехом. — Прыткости им, говорят, хватает, но чего-то недостаёт. Ума, что ли. — А ты слышал от Мальсибера подробности? Как им удалось обезоружить Грюма? — Ума не приложу, как им это удалось. Но кое-что я слышал. Грюм не растерялся. Хвост успел лишь взмахнуть палочкой, как тот просто-напросто приceл и вогнал ему кулак в паx, затем заxватил руками под колени и рeзко выпрямился. По-моему, Хвосту в Мунго не очень помогут. — В смысле? Он же засветился. Грюм и так его узнает. — Не узнает, — возразил Розье. — Он тоже был в маске, и его предупредили, что... Докончить фразу он не успел. Дверь трактира распахнулась под мощным пинком ноги, и медвежьей походкой вошёл Каркаров. «Только не это» Агнеса поймала мой взгляд и мы встали синхронно. Она проводила меня к выходу. Лишь тогда я заметила, что профессор Сэлвин шагал следом. — Наконец-то сможем поговорить наедине, — он чуть-чуть понизил голос: — А теперь рассказывай. Профессор хотел услышать от меня подробности. Я ничего не утаивала. Но о фамильярности Лорда умолчала, — я пока ещё в своём уме и не намерена рассказывать о «деликатном» отношении Лорда Волдеморта, которое повергает меня в ступор. Профессор любезно согласился зайти со мной к аптекарю, а потом мы оказались на восьмисотлетней тисовой аллее и решили пройтись. Прогулка по солнечному городу должна была поспособствовать восстановлению моего подорванного спокойствия после уничижительной критики Лорда. В Аквинкуме царила какая-то поистине зловещая тишина. Даже болтливые пожилые ведьмы, сбившиеся на развалинах ломбарда Розаски, молча обменивались взглядами и внимательно наблюдали за обстановкой, будто смогут как-нибудь воспрепятствовать Пожирателям, если те вздумают опять что-нибудь крушить. Кучка Пожирателей, стоявшая неподалёку, посмеивалась и скучала, даже не пытаясь скрыть это. Я их не знаю, но припоминаю фамилии, услышанные из разговоров Варега и Каркарова. Трэверс, Гойл, Крэбб, Макнейр. Некоторые из них такие толстые, точно откормленные свиньи. Снейпа что-то в последнее время не видно. Когда я спросила о нём, Сэлвин сообщил, что тот выполняет важное задание от Лорда в Хогвартсе, под самым носом у Дамблдора. Да уж, повезло. — Но зачем они это сделали, профессор? — обратилась я к нему, возвращаясь к теме наших насущных бед. — Зачем столько убытка причинили Розаске? А вы... извините за такой вопрос, но почему вы им не помешали? Почему не остановили? — Разве я похож на самоубийцу? — с невеселой улыбкой ответил Сэлвин. — Нет, профессор. Вы — само жизнелюбие. В его глазах затеплилась улыбка и тут же погасла. — Ты должна понимать, Приска. Пока Лорд не обрёл власть, Пожиратели были обязаны держать себя на коротком поводке и отказывать себе во многом, — он устремил в их сторону какой-то чересчур снисходительный взгляд. — Теперь их тянет наверстать. Розаска нарушила правила, об этом тоже не стоит забывать. Маггловским объектам не место среди наших артефактов и реликвий. Я чуть не прыснула со смеха, услышав, что профессор назвал телевизор «объектом». Ведьмы, окружившие развалины, словно саранча, бросали в сторону Пожирателей неодобрительные взгляды, но молчали, не имея возможности предъявить претензии никому из их круга. Но стоило им увидеть профессора Сэлвина — который стал кем-то вроде посредника — они как по команде начали с подвыванием жаловаться на разрушителей. Когда он смог отделаться от них, мы двинулись дальше. Кучка Пожирателей сдержанно поприветствовала его, но мы не останавливались, а, перейдя через мост, двинулись в сторону дома Бартока. Я обмолвилась в разговоре, что мне туда нужно. Откуда мне было знать, что Сэлвину вздумается идти со мной. Ещё не хватало, чтобы он увидел, что я вхожу в кабинет Лорда и что-то выношу. Во-первых, он спросит, зачем Лорд предоставил мне магический доступ, во-вторых, он не оставит без внимания свитки в моей руке, а спрятать в сумку или трансфигурировать их невозможно. Я нервничала, но была настроена оптимистично и подумала, что как-нибудь избавлюсь от него по пути. Прогуливаясь с Сэлвином, я довольно-таки расслабилась, пребывая в обществе надёжного человека, к которому не страшно обратиться. Короче говоря, я решилась испытать судьбу: — Профессор, а вам что-нибудь известно о прошлом Тёмного Лорда? О его детстве, юности? — Почему ты спрашиваешь, Приска? — почти не разжимая губ, спросил он в ответ. — Любопытно просто. Разве это запрещённая тема? — Вообще-то да, запрещённая, — профессор нахмурил лоб и даже приостановился. Мы стояли на болотистой тропинке. Я искала его взгляда, а он моего избегал. — Почему, профессор? Гриндельвальд, к примеру, ничего не скрывал о своём прошлом. Он дал согласие на издание биографий, по которым можно было проследить его жизнь ещё с отрочества. Ангреноген тоже не скрытничал, иначе это побудило бы многих яростнее копаться в его прошлом. — Тёмного Лорда нельзя сравнивать с ними, — отечески снисходительно промолвил Сэлвин. — Он единственный в своём роде. Наследник великого Салазара Слизерина. Приска, ты должна принимать это как данность. Если бы за этим последовала пауза, она была бы весьма неприятной. Но Сэлвин её не допустил, заговорив с прежней снисходительностью: — Послушай меня, Приска. Я даю тебе совет, как твой бывший учитель, поэтому имею полное право. Ты не должна спрашивать о таком. С тобой ничего не случится, если будешь делать то, что он тебе говорит. Опасности поменьше будет, да и нервотрепки. Ты же не хочешь нарваться на неприятности? Я была ошарашена его предостережением. Дело стало принимать опасный оборот. Что же такого скрывает Волдеморт? «Спесь зарождается на болоте», — выпало в дурацкой книжице жребиев, и я знаю, что это не обо мне. Знаю не только потому, что ко мне это не имеет никакого отношения, но и потому, что в тот момент все мои мысли вертелись вокруг Лорда Волдеморта. По правде говоря, не знаю, что на меня находит, раз я прислушиваюсь к дурацкой книжице жребиев. Прорицаниями я всегда пренебрегала по довольно банальной причине: я была слишком влюблена в профессора Сэлвина, чтобы пристраститься к какому-либо другому предмету. — Я только это и делаю, профессор, — заверила я его. — Делаю всё, что он говорит. — Когда ты затеяла приволочь маггла в замок, ты делала другое, — нравоучительно произнес он. — Я знаю. Я признаю свою ошибку. Темный Лорд меня простил, вам незачем напоминать мне о моей оплошности. — Простил? Он не прощает. — Сэлвин скорбно мотнул головой. — Однажды он тебе припомнит. Я ни в коем случае не хочу тебя напугать, но ты должна знать. Должна запомнить, чтобы впредь так не поступать. Последуй моему совету, подчиняйся, не своевольничай, и он сполна вознаградит тебя за верность. Я состроила гримасу послушания, чувствуя лишь раздражение. «Что толку говорить с ним о Лорде, если я не могу узнать самое ценное? Это же мой любимый учитель. Он бы мог со мной поделиться, разве нет? Хотя... с чего я взяла, что ему есть чем делиться? Может быть, он сам не знает и лишь повторяет предостережение, которое сам получил от кого-то?.. Мне до смерти опротивела вся эта скрытность» — Зайти вместе с тобой? — вдруг спросил профессор. — Нет, спасибо. Это ни чему, — мой ответ прозвучал немного мрачнее, чем стоило. Понурив голову, Сэлвин сообщил, что сегодня будет собрание, но пока слишком рано туда идти и у него ещё есть уйма дел. Мы прощались на довольно-таки невеселой ноте, но я была рада избавиться от нравоучений. — Скажите, профессор, — спросила я, когда на перекрёстке он побрел в южную сторону, — этот Эйвери хоть нормальный? Если Лорд призвал его сюда, значит, он нормальный? Ну, не такой, как троица Лестрейндж? Не куражится на пустом месте? Профессор неопределенно пожал плечами — черт его разберёт! А потом вдруг улыбнулся. — Откровенно говоря, у нас есть все основания для беспокойства за общественный порядок в медье. — Неужели всё так безнадёжно?.. — я напряглась. — Да нет, Приска, я шучу. Он нормальный. Если считаешь меня нормальным, то его тем более.