Взгляните на злодея: Под веками, безумьем адским рдея, Взор демона горит... И нет укрытья Любви моей.
Джон Китс, «Ламия»
Среда, 3 августа 1964 года Солнце быстро катилось к закату, но не было видно обычного спектра красок. Всё заволакивал туман, и вскоре небо совсем скрылось из виду. Панораму Мартона пересекал чернеющий разрез устья Дуная, а дальше простиралось полотно железной дороги. Сердце теперь не просто колотилось — оно выпрыгивало из моей груди. Сумев проскользнуть через внутренний двор и соседние строения, я оказалась на одной из главных улиц. Нужно было как можно скорее покинуть район городской площади, поскольку именно в ней находилась пожарная станция, которую местные бойцы Ордена Феникса сделали штаб-квартирой. В воздухе ощущалась война. А сильнее всего пахло дымом костров. Пожаров в эти дни было много. То же самое творилось, когда свергли Ангерногена. Что за жизнь. Новый тиран ворвался в мою жизнь, перевернул её вверх дном, привнёс столько смятения, страха и страсти, — и исчез из неё. Мой затылок ныл. Обезболивающее зелье не помогало. Боль эту заглушала лишь мысль о Ньирбаторе. Здание вокзала — ошеломляюще массивная черная громадина без каких-либо архитектурных излишеств — предстало перед моими глазами. ***ТЕМНЫЙ ЛОРД ПАЛ ГАРРИ ПОТТЕР — МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ВЫЖИЛ МАГИЧЕСКИЙ МИР ПРАЗДНУЕТ ПОБЕДУ
«Министерство начало переговоры с пойманными Пожирателями Смерти, едва лишь пришло известие об исчезновении Того-Кого Нельзя-Называть. Среди Пожирателей нашлись и те, кто не хочет уступить и дюйма своих требований. Им, дескать, нужны гарантии, что не пострадают ни родители, ни дядюшки, ни бабушки. Дженкинс напомнила, что «не намерена торговаться с этими пропащими». Помимо всего прочего, в отчаянном желании быть на стороне победителя, Пожиратели Смерти начали массово утверждать, что действовали под Империусом...» «Режим Того-Кого-Нельзя-Называть сгинул, не успев толком начаться, и теперь у нас тысячи похорон. Те немногие из Ордена Феникса, которые остались в живых, полностью истощены. Каждый из них работал за десятерых. Материальный ущерб от войны оказался весьма существенным, но зато теперь для дементоров найдётся занятие, не дающее им предаваться празднеству....» «Англия бурлит от известия о гибели Того-Кого-Нельзя-Называть. Пабы и харчевни набиты волшебниками, которые обсуждают новость и строят предположения, что ждет младенца Гарри. Многие пророчат ему блестящее будущее, несмотря на факт, что ребёнок в одночасье лишился обоих родителей...» Интервью Дамблдора было сказочно сентиментально: о погибших, о раненых и умирающих, об обездоленных и отверженных, пришедших в мир после того, как мир перестал в них нуждаться. Он говорил о прописных истинах, о «благородстве дружбы и отваги, на протяжении стольких веков сохранявшем в нас человечность». И, наконец, о любви, которая в час отчаяния будто бы сама нуждается в нас. Младенец Гарри. Младенец. Гарри. Младенец, дери его Мерлинова борода. Не является ли всё то, что со мной происходит, плодом фантазии моего разума? И как долго мой разум сможет выдерживать подобные удары, прежде чем я свихнусь? Пройдя вдоль каменных колонн коридора, выходящего на платформу, я бросила свежий выпуск «Ежедневного пророка» в урну. Сил больше не было читать этот маразм. Про себя я считала бесконечно тянувшиеся минуты. До прибытия моего экспресса оставалось целых четыре часа. За это время мне нужно было как-то продержаться в шкуре Дирборна и не слишком попадаться на глаза его товарищам. Оборотного зелья у меня было предостаточно. Я осторожно осматривалась по сторонам, но никого, кто бы обратил внимание на мое появление на платформе, не было. Пассажиры бродили по перрону, поддавая ногами комки серой пыли. Внимая их разговорам, я узнала, что тех, кто отбивается от дозора Ордена, берут в ежовые рукавицы, и тогда нет никакого снисхождения. В Азкабан бросают всех без разбора, кому лишь «выпало бесчестье» впустить в свою жизнь «ужас и трепет» магического мира. Знай они то, что знаю я, они бы не праздновали. Уверена, когда Лорд вернется, жилища богов-таки будут залиты кровью. На первый взгляд служба безопасности Министерства работала спустя рукава, но когда очередной экспресс прибыл на станцию, тут же нарисовался особый отряд мракоборцев, будто возникший из-под земли. С непроницаемыми лицами они быстро направились к открытой двери одного из пассажирских вагонов, и в окошках было видно, как они несутся по узкому проходу, заглядывая в каждое купе. В результате четырёх пассажиров вывели. Их руки были закованы в магические кандалы, невидимые для маггловских глаз. Один парень пофыркивал в окровавленный носовой платок. Кто-то из пассажиров, опустив окно, забросал оскорблениями мракоборцев на платформе. Те пригрозили ему кулаком. Неожиданно я уловила неподалеку от себя какое-то движение. В тумане по направлению ко мне двигались две фигуры. Не снимая руки с палочки Дирборна, спрятанной под плащом, я стала ждать, пока они приблизятся. Увидев, как один из них поднял руку, подавая условный знак, я расслабилась. Несколько секунд мы молча рассматривали друг друга. Предполагаемый мракоборец стоял на почтительном расстоянии от меня и изучал меня взглядом. — Значит, это ты Карадок Дирборн, — наконец сказал он. — Я всегда представлял, что ты повыше ростом. Я презрительно посмотрела на него и ничего не ответила. Мракоборец отвернулся и зашагал по платформе, что-то бурча себе под нос, а второй поплёлся следом. Дежурный инспектор с самопишущим пером заполнял какие-то бумаги. Я чувствовала лишь одно — мнимую безопасность. Сердце колотилось о ребра, когда я встала между колоннами, стараясь не бросать нервных взглядов вдоль перрона. Хвост нового поезда скрылся во тьме туннеля, и я на негнущихся ногах направилась в зал ожидания. Там лежали десятки тел, накрытых тканью, пропитанной бурыми пятнами — местные волшебники, которые по каким-то причинам примкнули к Ордену Феникса. «Его не вернуть, Хельга!» — умоляюще вскричала какая-то женщина, оттягивая за руку другую женщину со стеклянными глазами. Бароновы кальсоны... Вся эта патетика изрядно расчесала мне нервы. Я отвлеклась и не сразу увидела, как по направлению ко мне двигался человек в синей, неправильно застегнутой униформе и с бляхой на груди. Ещё один мракоборец. На расстоянии пары метров он остановился, искоса взглянул на меня, а затем уставился прямо в противоположную сторону. Снял фуражку, снова надел её и сложил руки на груди. Проследив за его взглядом, я увидела человека, чье лицо скрывал темный капюшон. Он стоял абсолютно неподвижно. Я чувствовала его цепкий взгляд, оглядывающий меня с головы до ног. Нельзя очень долго держать лук натянутым. Как гласит поговорка, рано или поздно тетива порвется. И она порвалась, когда я вернулась на платформу. Мракоборцев, которые стояли там прежде, сменили другие. Краем глаза я увидела, как что-то бледное, словно шляпка поганки, проскользнуло мимо меня. Землисто-бледный амбал с глубоко посаженными глазами решительно преградил мне дорогу. С первого взгляда было ясно, что я не смогу меряться с ним силами. Обезоружив меня, он молниеносным заклятием припечатал меня к стене. От удара затрещала плитка. Ноги болтались в двадцати сантиметрах над полом. Слезы удушения заволакивали мне глаза, превращая окружающее пространство в размытые пятна. Моим отчаянием руководил страх, и это был один из немногих моментов в моей жизни, когда это чувство действительно помогло — мне удалось воспользоваться беспалочковой магией. Я представила мутные белесые глаза, чей цвет напоминал цвет омертвелой кожи — и в следующее мгновение мракоборец потянулся руками к своим глазам, словно что-то набросило на них занавес. Второй мракоборец был намного ниже ростом, и по тому, как он махал своей палочкой, было ясно, что это отнюдь не искусный боец. Я разрядила в него парализующее заклятие, и тот упал на землю, словно подрубленное дерево. Остальные мракоборцы слегка опешили, но сразу же ринулись в бой. Их было четверо. Я отразила вражеское заклятие, которое затем со свистом промчалось над моей головой, ударив по стене и обрушив на меня поток пыли и отвалившихся кусков плитки. Удар оставил на стене длинную борозду. В воздух поднялась тонна пыли, из-за чего мне удалось выиграть немного времени и откатиться за колонну, но там я упала, кашляя от едкой пыли, забившейся в нос. Новый свист заклятия рассек затхлый подземный воздух, и посыпались осколки камня. Сдавленные спазмами легкие не вынесли, и я закричала во весь голос, не до конца понимая, что происходит и чем всё кончится. А потом я услышала до боли знакомый голос, производящий безупречные, образцовые заклятия. Моё тело окаменело. Глаза, не мигая, рассматривали лицо, которое будто вынырнуло из подушки пыли. Профессор Сэлвин. Я была потрясена его измождённым видом и заметной хромотой. Но у него по-прежнему была наготове улыбка для меня, и ореол благородства окутывал его, будто старая мантия. Он наклонился вперёд и рукой дотронулся до меня. Лицо его выражало неописуемое изумление. — Мерлин, Приска, неужели жива? — Я старалась, как могла, профессор, — сказала я, дрожа всем телом и размазывая по лицу слезы. — Ну-ну, зачем же плакать, — выдохнул он, крепко держа меня за руку. — Разве мы не выстояли в бою? Нынче уже незачем плакать. Ты не ранена? — Вроде бы нет, — едва шевеля непослушным языком, ответила я. Профессор задействовал много заклятий, но ни одного убийственного. Униформы мракоборцев были изорваны в клочья и свисали жалкими лoxмотьями. Со стен стекала кровь, coбираясь в лужицы на полу. Профессор озабоченно осматривал каждый дюйм вокзала, водя палочкой из стороны в сторону в поисках нового врага. Вдали прозвучал гудок. Потом был гул, переросший в грохот. Головные прожекторы экспресса скользнул по колоннам станции. *** Я снова была Дирборном, а у Сэлвина был чудный план. Он решил, что безопаснее всего нам будет в кабине машиниста, который на самом деле был мракоборцем под прикрытием. Когда профессор возник перед ним, тот рефлекторно дёрнулся назад и ударился затылком об оконную раму. Я просунула руку в окно и прижала палочку к его щеке, чуть ниже правого глаза. Чувствуя, как поддалась его плоть под её нажимом, я едва справилась с желанием нажать сильнее. — Империо, — произнёс Сэлвин ровным повелевающим голосом. Машинист дотянулся волшебной палочкой до двери, ведущей из кабины в вагон, и стал водить по ней, снимая чары. Я услышала легкий щелчок, и в кабину из вагона ввалился профессор. Он отнял палочку у мракоборца и сунул её в карман своего плаща. Я вошла, и двери тотчас скользнули у меня за спиной. *** — Сначала было то-то, затем следовало то-то. И это вы называете судьбой, профессор? — Слова, которым я попыталась придать оттенок иpoнии, пpoзвучали как мольба o помощи. Будто я просила помочь мне освоиться с тем, что случилось. Младенец Гарри. Это же не лезет ни в какие ворота. — Рок, судьба, фортуна, — угрюмо выдавил Сэлвин, потирая рукой левое предплечье. Одно из заклятий мракоборцев поцелило прямо в Метку и оставило глубокую рану. — Случайностей не бывает, Присцилла,— сказал, устало прислонившись головой к стене. — Я помню свои ощущения, когда впервые узнал о нём, о его мировоззрении и стремлении переустроить наш мир... Помню, словно это было вчера. А теперь судьба круто изменила ход событий. Он погиб... — Неправда, — выпалила я, морщась от боли — рана на голове вспыхнула. — Он вернётся... И дело не в переустройстве мира, а в бессмертии! Он не просто тёмный волшебник, он исключение из законов магии и метафизики... А с таким настроением, как у вас, профессор, впору в петлю лезть! Серые, спокойные, глубоко сидящие в костлявых глазницах глаза глядели на меня, словно просматривая всё, что мне довелось пережить. Быстро заморгав, я стала тереть слезящиеся глаза. — Ты же догадываешься, почему я прибыл сюда, верно? — когда он заговорил, голос его был едва слышен. — Госпожа Катарина? — предположила я, на что профессор кивнул. — И зачем я ей такая? Странно, что она вообще заметила, когда меня объявили преступницей. Она же только с дражайшим Криспи возится... — Когда ты была объявлена преступницей, и за твою голову назначили немалую награду, — перебил Сэлвин, — Катарина обратилась ко мне с просьбой привезти тебя домой в целости и сохранности. — Почуяв металл в его голосе, я поняла, что он осадил меня. — Катарина сказала, что замнёт эту историю. Только представь себе — воспитанница Батори объявлена преступницей. Ты же приличная волшебница, и Катарина сделает всё, чтобы... — У меня другие понятия о том, что приличествует волшебнице. — Как ни странно, мой голос звучал спокойно, тогда как в душе у меня клокотала настоящая ярость. — Вы меня удивляете, профессор. Я — последний человек, которого вы могли бы заподозрить в том, что я попытаюсь выкрутиться, cтремясь угодить cветским предрассудкам. Мне не нужна ничья протекция. Тёмный Лорд скоро вернётся. — Протекция тебе сейчас нужна как никогда. — Сэлвин взял меня за плечи и встряхнул, словно пытаясь разбудить. — Найдутся люди, которые с удовольствием сожрут тебя живьем! Никогда не будет нехватки тех, кто попытается убить тебя! А Катарина не позволит чернить имя твоих родителей... — МОИХ РОДИТЕЛЕЙ?! — прокричала я. — А ЧТО НАСЧЕТ МОЕГО ИМЕНИ? ОБО МНЕ, КАК ОБ ОТДЕЛЬНОЙ ЛИЧНОСТИ, ХОТЬ КОГДА-НИБУДЬ РЕЧЬ ИДЁТ?! Этот крик словно разорвал цепи, сковывавшие мой разум. Я останусь самой собой, назад пути нет. Я заплатила слишком высокую цену за полученные уроки, чтобы вернуться к началу пути. Какая-то часть меня из последних сил цеплялась за ускользающее нечто, но это были всего лишь призраки прошлого. Губы профессора беззвучно шевельнулись. Он смутился и на этот раз молчал очень долго, чем доставил мне немало удовольствия. *** Несколько часов мне удалось поспать. Воспоминания, которые я пыталась выбросить из головы, убеждая себя, что не время предаваться чувствам, отзывались во сне сладкой истомой. Мне снились дивные, чарующие сны. Снился Ньирбатор, его архитектура и природа, идеально подогнаны под геометрические эталоны, центром которых были Батории. Россыпь рубинов на запястьях сверкала как кровь мучениц — служанок Графини. Стоял предгрозовой воздух знойного лета. Дверь распахивалась и входил Волдеморт. Егo новый голoc напоминал пecню, неторопливую, но нeoтвратимую, как прилив, накатывающий на берег. А потом я проснулась, и всё вернулось на круги своя. Ньирбатор... Снятся ли домам их хозяева, пока те отсутствуют? Я попыталась мысленно представить жизнь, спланированную в масштабе Волдеморта, свободную от страха смерти, — и не смогла. Сэлвин пытался меня приободрить, но меня снова накрыла печаль. Я сглатывала, опуская взгляд, пока не задавила все слёзы. И впервые за три дня расчесала свои волосы, пока они не превратились в лоснящуюся пряжу, потрескивающую магией. *** Была глубокая ночь, когда мы покинули кабину машиниста. Профессор решил, что нам лучше переместиться в хвост поезда. Мракоборец под Империусом добросовестно выполнял работу машиниста. Когда мы вышли в первый вагон, и за нами захлопнулась дверь, вагон вошел в поворот и резко накренился с таким pывком, что мы с профессором чуть не гpoxнулись на пол. Колеса отчаянно заскрежетали. Некоторые пассажиры попадали друг на друга. В третьем вагоне мы успешно наложили Империус на двух мракоборцев. В пятом вагоне, в дальнем конце, уделали ещё двух. Сконфунденных мракоборцев мы пристраивали в удобные сиденья для инвалидов. В шестом вагоне мы столкнулись с проводником — магглом в отутюженной синей форме. А в девятом нам навстречу вышел рыжий мракоборец. Потом ещё один. Первый что-то тихо сказал второму, тот кивнул и обвёл взглядом нас с профессором. Держа руку в переднем кармане, рыжий направился к нам. Двое мальчишек магглов стояли в проходе, преграждая ему путь. Протянув руку, мракоборец рывком развел их в стороны. И тотчас объявилась их мамаша: — Эй! Ты чего моих детей трогаешь?! — прогремела маггловка и, вскочив на ноги, сделала шаг к нему. — Сидеть! — рявкнул мракоборец. Женщина схватила сыновей и судорожно притянула их к себе. Усадив их на места, она размахнулась и двинула рыжему в челюсть. Та лопнула как фарфоровая. Что ж, и на том спасибо. На второго мракоборца я наложила Конфундус и мы с профессором продолжили путь. К моменту, когда поезд стал замедлять ход, мы были уже в тринадцатом вагоне. Я выглянула в окно. Платформа снаружи замедляла бег, размытые предрассветные фигуры начали приобретать подробные черты. Четверг, 4 августа На вокзале Сабольч-Сатмар-Берега царила атмосфера запустения. Здание вокзала не ремонтировалось с тех пор, как его построили, то есть целых четыреста лет. Особо прочные материалы, из которых он были сделаны, могли выдержать какие угодно темные заклятия, но от времени стены помутнели, их разрушало безжалостное время. Пассажиры толпами высыпали на предрассветную улицу, посмеиваясь, ругаясь, восторгаясь кто чему. — Жуть какая, — вздохнула какая-то волшебница. — Все, у кого осталась хоть крупица здравого смысла, уезжают отсюда. Зачем ты настоял на том, чтобы мы вернулись? Ну зачем??? Волшебник, к которому был обращен вопрос, взял её под локоть и потянул за собой в к выходу. Люди мрачно слонялись по улицам, не обращая внимания на блеклый туман. Август смахивал на ноябрь, и мы с профессором брели по безлюдному Аквинкуму, слыша повсюду безмолвие и беззвучие. Мракоборцев нигде не было видно. Всё-таки это Сабольч-Сатмар-Берег, здесь творятся страшные вещи, а тем, кто их творит, здесь уютно. — Так что вы хотели рассказать мне о Гонтарёках, профессор? — спросила я, приободрившись оттого что наконец смогла сбросить отвратительную личину Дирборна. — Их особняк подожгли, — хмуро поведал Сэлвин. Меня передернуло и я крепче сжала руки, скрещённые на груди. — Но... зачем? Они же безобидные. Кому они могли перейти дорогу? — Я сам недоумеваю, Приска. Им наверняка было что-то известно, раз они заблаговременно уехали. А нам остается только гадать, что там произошло... — И никто не знает, куда они направились? Профессор покачал головой. — А что там с Мальсибером? Его старик собирается вызволять сына? — Он очень щепетилен в вопросах своей чести. Так что скорее всего нет. Уверен, он организует большой званый ужин, на котором продемонстрирует всем, что одобряет приговор. — Значит, он тоже предал Тёмного Лорда? — Многие нас предали — измена пришла и изнутри и извне. Грядут тяжёлые времена. Армия Дамблдора собирается, чтобы взять нас штурмом. А мы… — голос профессора был чуть громче шепот. — Даже оборотни напуганы, а страх для них — наипрезреннейшее проявление слабости. Они снова оказались лицом к лицу с угрозой для своего существования... Я отстранённо кивнула. Оборотни не обрели для меня никакого смысла. Кто они, черт возьми? Как они сюда попали? Что им надо? Профессор сказал, что их ментальная организация была такой же, как наша, но это ничего не меняло для меня. — Главное, что мы дома, — произнёс профессор, после чего притянул меня к себе. — Тебе нужно отдохнуть, Приска. Ты много пережила. Он смотрел на меня так пристально и говорил так серьезно, что я, почитая себя обязанной сказать что-нибудь по этому поводу, смогла лишь запрятать подальше выступившие заново слезы. *** В Аквинкуме плавали давно забытые после Ангреногена ароматы пожаров и свежевырытой земли. Я не думала о Вареге и его семье, не радовалась их спасительному бегству и не беспокоилась об их положении. Эта часть моей жизни разом откололась, хотя всё происходящее с трудом укладывалось в моём сознании. Как жить дальше? Вернее, как быть дальше без Волдеморта? У него столько крестражей... Он не может умереть. Просто не может. Местонахождение остальных крестражей не было мне известно, но знание того, что Лорд продолжает жить в Нагайне, действовало на меня болеутоляюще. У меня не было сил на слезливую встречу с госпожой Катариной. Какое она имеет право посылать за мной моего бывшего профессора, словно я какая-то нашкодившая недоучка? Я злилась на неё и хотела остыть. По этой причине прямо из Аквинкума мы с профессором трансгрессировали к дому Бартока. Шиндер, как авторитетный Пожиратель, завербовавший пол-Дурмстранга, взял на себя роль главного и решил созвать собрание. Разумеется, что ещё ему оставалось? Надо было решать, как быть дальше. — Шиндер уже вернулся? — спросил Сэлвин, распахнув на ходу дверь в зал собрания, где сидели одни Кэрроу. — Мне, что ли, проверять? — Амикус заносчиво повёл подбородком. — Что ты расселся, псина? — рыкнула Алекто. — Знала бы я, какой вырастет у меня братец, я бы не била тебе морду вполсилы. Видишь, к тебе профессор обращается. Иди позови профессору профессора! Амикус перевел взгляд на сестру и его щеки побагровели. Он откашлялся и поднялся с места. Пока Кэрроу ходил за Шиндером, прибыли все, кто вообще прибыл в тот день. Собралась всего горстка Пожирателей: помимо Кэрроу был ещё Рудольфус Лестрейндж и Крауч-младший. Беллатрисы и Рабастана не было. Шаги Рудольфуса делали так много шума, что я бы не удивилась, увидев, что его ноги оканчиваются раздвоенными копытами. Когда вошёл Шиндер, он обвёл собравшихся взглядом и вплотную подошел к Сэлвину, который поприветствовал его коротким кивком головы. — Мало нас, — проронил Шиндер. Его персиковый камзол топорщился кружевами в три ряда, и по всему полю жилета прыгали кузнечики. Сэлвин ничего не ответил, и Шиндер скользнул глазами по молчаливо наблюдавшими за ними Пожирателями, словно искал поддержки, но в их лицах не было ничего ободряющего. Тишина в комнате была звенящей. Все пялились друг на друга в каком-то исступлении. Крауч был в неопрятном, неровно наброшенном на плечи плаще, из-под которого выглядывал запачканный кровью жилет. На его осунувшемся лице выделялись полные тоски запавшие глаза. Алекто сказала, что у неё трещит голова и что она хотела бы умереть, не будь у неё тупого брата, за которым надо присматривать. Рудольфус Лестрейндж сидел в кресле, закинув одну ногу на подлокотник, глядя перед собой пустым и безучастным взглядом. Бледное лицо окаймляли темные, жирные лохмы. Я со вздохом села за стол и зажмурила глаза от неверия в происходящее. В тот день на меня свалилось столько встрясок, и я уже подрастеряла свою дерзость. А Лорд... Его до сих пор не нашли. Он словно сквозь землю провалился. Как такое вообще возможно?.. Признаться, я была слишком напугана, чтобы строить теории. Тем не менее Шиндер говорил много. Все внимавшие ему были уже не в состоянии его не слушать, даже если бы перестали дышать. — Мы не можем навсегда повернуться спиной к Министерству и миру магглов, — заявил Шиндер, сцепив руки за спиной и расхаживая вдоль стола. — Мы обязаны выжить. Если мир решил сойти с ума, пускай сходит. А мы знаем, что делаем. Единственное, в чём мы уверены, — это в том, что вокруг нас сгущается тьма. — В интонациях его голоса крылся какой-то подтекст. — Но человеческие ресурсы Ордена Феникса почти на исходе... — Вот оно что! — Алекто звучно прыснула и сделала гримаску. — А это имеет какое-то значение? Мы в окружении. И как это мы обязаны выжить? Последовать примеру Малфоя? — А что с ним? — поинтересовалась я. — Трусливую гниду ожидает суд, но он уже доказал, что был под Империусом. — Он не станет болтать, — решительно заявил Сэлвин. — Я уверен в этом. — А Каркаров тоже не стал? — горько проронила Алекто и, звучно царапнув ногтем стол, добавила: — Надеюсь, у меня ещё будет возможность убить его. — Сейчас это уже неактуально,— раздраженно бросил её братец. — Раньше для этого были все условия, а теперь... Скоро здесь будет Крауч, он всех рассадит по дементорам. Мы вce, вздрогнув, уставились на Крауча-младшего. Он был таким тихим и неподвижным, что нетруднo былo забыть о егo присутствии. — Крауч?! — воскликнул Рудольфуса с металом в голосе. — Он же совсем скатился! Стоит ему дорваться до рулетки, он становится хуже маггла. Я своими глазами видел, как он в один час спустил восемь тысяч галлеонов. Не удивительно, что он весь в долгах. — Хм, вот как? — внезапно оживился Шиндер. — Скажи теперь мне вот что. Крауч — действительно азартный игрок? — Да, он по уши в долгах, — ответил Рудрльфус. — Его поместье заложено. Он полностью зависит от своей жены. — Прямо-таки прекрасно, — пропел Шиндер. — А ты не в курсе, что думает обо всем этом Малфой? Долги Крауча могут быть нам на руку. Пожалуй, — прошептал он, словно размышляя вслух, — пожалуй, на что только не пойдет человек, чтобы погасить свои долги! — У профессора был такой знающий вид, будто рулетка — это имя его старой подруги. — Мысль хорошая, — поддержал бывшего коллегу Сэлвин. — Сначала попробуем надавить через Крауча, а коль не договоримся... И тут в дверь постучали. — Ну, кого ещё там несёт? — крякнула Алекто. Дверь приоткрылась, и в гостиную вошел Рабастан Лестрейндж. Он кивнул в неопределённом направлении и улыбнулся с нагловатой ленцой. Когда его взгляд остановился на мне, я приготовилась к штурму вроде того, что пережила накануне. Приблизившись к моему креслу, он протянул ко мне руки, как будто собираясь заключить меня в объятия, но тут же уронил их. Эта гнусная шутка не осталась незамеченной, но со стороны могла показаться невинным ребячеством. Одна я усмотрела в этом угрозу. Рэббит рухнул в кресло слева от меня, и пока Шиндер и остальные обсуждали долги Крауча, деньги Малфоя и Грюма, — у которого нет ни денег, ни долгов, из-за чего тот опаснее всех, — младший Лестрейндж решил воспользоваться моментом. — Присцилла-а-а... Стиснув зубы, я повернула голову. — Чего тебе? — Знаешь, я был уверен, что мы больше тебя не увидим. Особенно после того, как на тебя подали в розыск, — Лестрейндж плотоядно оскалился и наклонился к моему уху: — И тут нежданно-негаданно старуха посылает профессора, чтобы вернул тебя домой! Это так увлекательно... Поговаривают, она собиралась тут же выдать тебя замуж, чтобы отбелить твою репутацию. Несчастный жених небось был в курсе её планов и вовремя унёс ноги. — А ты, значит, чувствуя обиду за меня, поджег его дом, да? — выразив неожиданно посетившую меня мысль, я подумала, что это вполне во вкусе молодых крепких отморозков, чьим любимым занятием было отравлять жизнь другим. — Разве я мог бы считать себя джентльменом, если бы не отомстил за тебя? Вообще считать себя человеком? — провозгласил Лестрейндж, пристально глядя на меня глазами веселого изувера. — Скажем так: поджег не я, но я бы не прочь. Я резко вздохнула и быстро заморгала. Гонтарёки — это такая же часть истории Ньирбатора, как и Батории. Теперь их попросту выкурили. Я не знала, что сказать. И я ничего не сказала. Это молчание было проявлением тоски, сожаления и полузабытых чувств. Либо ты чувствуешь всё, либо отказываешься чувствовать вообще. Дашь слабину — и всё пойдёт прахом. Но я почувствовала. Я не выдержала. Все размолвки с Варегом и моё противоречивое отношение растаяло во внезапном наплыве нежности. Вытащив палочку, я наставила её на грудь Лестрейнджа. За этим жестом он наблюдал лениво и безучастно. — Присцилла! — громогласно обратился ко мне Шиндер. — Что такое, профессор? — Я не сводила глаз с Рэббита, и он смотрел в упор. Палочка не шелохнулась. — Деточка, ну что стряслось? Вы разве не поладили между собой? — Голос у Шиндера был напряжен, но под напряжением проскальзывало сочувствие. — Поладить? С таким-то отморозком? Не успел Шиндер завозмущаться, как Рэббит нацепил на себя галантность. — Дорогая Присцилла, — произнес он безупречно вежливым тоном. — Ты определённо пытаешься затеять со мной ссору. Не понимаю, что могло ocкорбить тебя в мoeм поведении. Почему ты избрала меня мишенью своиx нападок? — Мелодичный голос отморозка разнесся по всему помещению. Я с раздражением обнаружила, что все присутствующие уставились на меня. Мгновение я боролась с искушением прикончить Лестрейнджа на месте. Вопли Дирборна до сих пор отдавались в моих ушах сладкой музыкой. — Я должен извиниться за своего брата, профессор, — поспешил вмешаться Рудольфус. — Иногда он бывает словно не в себе. — В данном случае он как раз в себе, — огрызнулась я. Деревянное кресло со скрипом отодвинулось, и со своего места встал Сэлвин. — Лестрейндж. Сюда. Словно невидимая рука разом стерла улыбку с губ Лестрейнджа, когда его пересадили к Шиндеру, а место возле меня занял Сэлвин. Инцидент не был исчерпан. В людях, когда их пугают, рождается склонность к насилию. Посему я решила, что пойду домой, приму ванну, переоденусь, поужинаю и, чем черт не шутит, отправлюсь за головой Рэббита. Я больше не буду низводить свою злость до уровня вещей малосущественных... Я отомщу. — Все мы знаем, что соратники Дамблдора слепы в своем рвении к гуманизму, — продолжал вещать Шиндер более мрачным тоном, словно ему в спину уже дышит поцелуй дементора. — Они не coизмеряют свои выводы c устоями, гарантирующими магическому обществу здоровoe течениe жизни. — Прискорбно, — печально кивнула Алекто, хотя уголки её губ дернулись. — О да, весьма прискорбно, весьма, — имел наглость обронить Рэббит. Единственный, кто за всё время не проронил ни слова, был Крауч-младший. — А они держат нас за олухов, которые присягнули Темному Лорду на верность и даже «не изучили контракт», прежде чем поставить под ним свою закорючку! МЫ ВСЕ ЗНАЛИ, НА ЧТО ИДЁМ! — взревел Шиндер не своим голосом. — Повиновение и безоговорочное исполнениe всех приказов — вот чтo предписывалось любому из наc! И мы не подводили его! Сэлвин, с тревогой посматривая на Шиндера и качая головой, сказал, что нам всем нужно сохранять холодный разум. Всё разваливалось на глазах. Если уж старик не смог совладать с эмоциями, всему конец. — Итак, — кашлянул Сэлвин, вставая из-за стола. — Я не представляю, что мы ещё сможем обсудить сегодня. Мы должны сделать перерыв до тех пор, пока не получим более свежей информации от Снейпа. Рудольфус пожал плечами и утонул в своем кресле. — Поддерживаю это предложение! — хором согласились Кэрроу. — А что нам делать, когда сюда сюда явятся мракоборцы и орденовцы? — внезапно раздался тихий, призрачный голос Крауча-младшего. Все взгляды обратились к нему. — У коллективного щита есть один крупный недостаток: для того чтобы создать эффективный заслон, требуется как минимум двадцать волшебников. Но мы не соберем столько людей... На это ни у кого ответа не нашлось. Я хотела было как можно скорее покинуть комнату, но заколебалась, увидев, что Шиндер продолжает сидеть в своем кресле с молчаливо-безучастным взглядом. Другие, за исключением Сэлвина, не придали этому значения, но я поняла, что со стариком определённо что-то неладно. Я решила подождать, пока все уйдут — но никто не уходил. С шумом задвинув своё кресло, я подошла к окну. Клубился вечерний туман, окутывающий город непроницаемой мглой. Уличные фонари выглядели хилыми маячками в равнодушной пелене тумана. А ведь он где-то там. Он где-то там, живой. Я вспомнила последние дни с Лордом, и не смогла не вздрогнуть. Моя привязанность к нему воспряла к жизни с таким накалом, что все прочие дела сошли на нет. Притяжение это имело абсолютный характер и в самом тускло освещённом закоулке моего сознания намекало на любовь. — Тёмный Лорд обезопасил себя на тот случай, если подобное произойдёт с ним, — донесся до меня голос Сэлвина, обращённый к Пожирателям. — Он непременно вернётся. Да, он вернётся. А я во что бы то ни стало буду ждать и не буду бояться. Бояться сейчас так же нелепо, как поскользнуться после взятия препятствия. Пора домой. *** Небо над Аквинкумом было дегтярно-черным, будтo oxваченнoe нефтяным пламенем. Ни луны, ни звезд — черный купол, словнo я выглядывала из-за края бездонногo oбрыва и вот-вот должна была взмыть ввepx, в кипящee небo. Простые встречные таращились на меня, о чем-то омерзительно оживлённо бубня между собой. Такую реакцию следовало предвидеть. На меня смотрели, будто у меня на лбу было написано: «На пути в Азкабан». Да и как могло быть иначе, дери вас Мерлинова борода?! Ха, не дождетесь! Я прошла переулок, окруженный высокой насыпью и живой изгородью. Вдалеке можно было различить изломанные очертания каменных домов. Особняк Гонтарёка исходил черными клубами дыма, а замок Ньирбатора, расположен на пару градусов вкось, возвышался как устрашающая борозда на небесном лице. Сухие вязы вокруг него чернели, догнивая на корню, но в каждом мне чудилось что-то родное, что отзывалось во мне с неизменной теплотой. В этой почве много фосфатов алкалина, иными словами, это омертвевшая земля, но я-то с ней срослась. Это моя крепость, моё убежище от мающегося вокруг хаоса... Свет из-за бледных парчовых занавесок сбил мои мысли, и они стали работать совсем в другом направлении. Госпожа Катарина ещё не ложилась спать. Она меня встретит. Вот сейчас шагну за порог в свой мир и всё будет как прежде... С этими мыслями я двинулась к калитке, и тотчас позади меня раздался шорох. Янтарное сияние фонаря на мгновение ослепило меня, а потом я увидела её. Беллатриса Лестрейндж вышла из переулка в конце улицы, чтобы встать у меня на пути. Капюшон, прежде надвинутый на лоб, истаял. Лохматая и в том же платье, что в газетах трёхмесячной давности. Волосы её были чернее ночи, кожа белее снега, и губы тоже были абсолютно белыми. Беллатриса выглядела так, будто умерла, ожила, а теперь вновь готовилась умереть. Я почти ждала, что померкнет свет уличных фонарей. — Скажи мне, что у тебя есть по-настоящему хороше оправдание. Даже если у тебя его нет. — Её голос напоминал отравленное вино. Я вытащила палочку и пошла ей навстречу, чуть нахмурясь, обдумывая, как мне её убить. Заметила с недоумением, что её руки пусты. — Оправдание чему? — Тому, что ты украла его у меня, — вкрадчивым полувизгом сказала Пожирательница. — И ты поплатишься за это. Я напряглась, в любое мгновение готовая выпустить Аваду в психопатку. — Не крала я никого. И не советую угрожать мне и разбрасываться громкими словами. Если уж на то пошло, то надо закончить начатое. Давай сразимся. — За этим я и пришла. — Беллатриса криво усмехнулась. — Да неужели? — Сарказм вырвался у меня непроизвольно. — А не затем, чтобы поискать здесь украденное у тебя? Думала, я его спрятала? И что ты вообще здесь делаешь? — продолжала я с упрёком. — Почему ты не в Англии? Почему не ищешь его? — Я продолжу поиски и найду его! — с блестящими от нарастающего возбуждения глазами воскликнула Беллатриса. — Но, видишь ли, у меня в этом захолустье осталось незаконченное дело... Сама знаешь какое. — Что ж. Будем надеяться, что твой труп не застрянет в этом захолустье, а его удачно перевезут на твою родину. Бледный рот вдруг растянулся в оскале, и я не могла взять в толк, откуда в ней столько ненависти, пока не промелькнула запоздалая мысль о том, что нет ненависти грознее той, что рождена любовью. — Хорошенько же я уделала твою подружку, дочурку Олливандера, — прошептала Пожирательница, и много подсахаренной крови было в её голосе. — Такая была девчушка-красотушка. А теперь кормит червей. Пришла и твоя очередь кормить. Услышанное не повергло меня в оцепенение, но пульс внезапно застучал в висках. Я мотнула головой, не знала, что на это ответить. Я давно не вспоминала о Тине, моей несчастной подруге, которая сделала свой выбор. Если Беллатриса хотела коснуться задирающего меня предмета, то ей это не удалось. Новость всего на миг вывела меня из строя. — Завтра на том же месте, в то же время, — твёрдо сказала я. Подняв подбородок, Беллатриса вплотную подошла ко мне, и на её перекошенном лице впервые мелькнула не наигранная радость. Неподвижное молчание заполнило пустую улицу. Я смотрела в бездонные карие глаза, и передо мной разверзалась дикость, слой за слоем, ярус за ярусом. Казалось, всё её существо кричало о том, чтобы замучить меня до смерти. Если такие, как Рабастан, меня лишь бесят, то таких, как Беллатриса, ненавидишь всю жизнь. Насмотревшись вдоволь друг на друга, мы разошлись. Перейдя световую границу фонаря, фигура Пожирательницы растворилась во мраке. Я толкнула калитку и вошла во двор Ньирбатора.