Успех есть переход от неудачи к неудаче со всевозрастающим энтузиазмом. Уинстон Черчилль
Молочно-белая пустота, такая плотная, что казалась почти осязаемой, неохотно расступалась перед двумя призрачными фигурами, медленно движущимися сквозь нее, с каждым пройденным шагом становясь все зримее и материальней. Когда силуэты окончательно сформировались, превратившись в пару, идущую рука об руку, мужчина остановил свою спутницу робким касанием и нерешительно, точно в первый раз за очень долгое время, обнял, заключив в кольцо рук. — Прости, — его шепот был полон едва сдерживаемого отчаяния, — я все испортил. — Глупый, — заливисто рассмеялась женщина, невесомо обводя пальцами огрубевшие черты лица и новые морщины, появившиеся у него с того дня, как они виделись в последний раз. — Единственное, о чем я действительно жалею, что не дала тебе ответ раньше. Это была моя вина. И теперь это тоже совершенно неважно. — Ты не злишься? — Нет, свет мой. Сейчас у нас впереди новый путь и возможность пройти его вместе. Разве этого мало? — Думаешь, там впереди действительно новый мир, как он сказал? — Я в этом уверена. — Но... с чего ты взяла, что там будет лучше? — Все просто, — женщина вновь захохотала, хватая спутника за руку и вприпрыжку утаскивая его вперед, туда, где белая мгла постепенно, но неотвратимо превращалась в ультрамариновое небо и зелень под их ногами. — Я так хочу!***
Бенуа сделал глубокий вдох и стремительно покинул кабину лифта, представлявшуюся ему своего рода убежищем от предстоявшего разговора. Но именно сегодня он намеревался во что бы то ни стало расставить все точки над «i». С момента возвращения их шефа с той злополучной миссии в Эдем прошло уже три дня, и все эти дни Альфред не покидал своего кабинета, отказывался кого-либо принимать и пил, заказывая из хранилища все новые и новые партии коллекционных бурбонов, чем довёл несчастного Рэмси чуть ли не до кататонического ступора¹, нещадно разоряя вверенные ему запасы. На подходе к злополучному кабинету, вход в который сейчас виделся Бенуа чем-то сродни лаза в пещеру огнедышащего дракона, француз увидел, как дверь в логово начальника открывается, выпуская наружу встрепанного и слегка дезориентированного Уорвика. Повод для визита большой тайны не составлял — Фредди, по всей видимости, вытянул короткую спичку. Все агенты Таможни по жеребьёвке заявлялись к шефу и составляли ему компанию до тех пор, пока их основная работа не требовала заняться наконец непосредственным обязанностями. Составленный таким образом график позволял не оставлять временно нетрудоспособное начальство одного более чем на полчаса. — Сэр Фредерик! — тут же подлетела к нему, потрясая немалыми формами, взволнованная секретарша. — Дохлый номер, — поспешил огорчить её покинувший кабинет мужчина, но, завидев маячившего позади неё Лефевра, метнулся к нему, растеряв все свои предыдущие мысли. — О, а вот и следующая жертва! У шефа будут лягушачьи лапки в качестве закуски! Какого дьявола и всех его чертей, Бенуа? — прорычал Уорвик, обдав старшего аналитика чрезвычайно дорогим по своему химическом составу перегаром, и, слегка покачиваясь, замер, пытаясь поймать фокус на собеседнике. — Я уже сто лет его таким не видел. И что за хрень у вас там произошла? Все так засекречено, что даже я со своим допуском получил вместо отчёта одни прочерки. Там из всей ценной информации лишь междометия! — Ты же знаешь, Фред… — попытался оправдаться Бенуа, но был немедленно прерван. — Да-да, помню, — досадливо отмахнулся мужчина, — пока шеф не скажет, сама земля не родит, что уж говорить про нас грешных. Ладно, к дьяволу! Я намерен отправиться к себе и безбожно проспать наступление следующего миллениума. Боги милосердные, я не чувствовал себя настолько пьяным со времен студенчества! А оно, между прочим, было ещё во времена славного короля Георга Пятого², когда в британских пабах наливали настоящий шотландский виски, а не нынешнюю перебродившую ослиную мочу! Выкрикнув эту фразу в воздух, Уорвик, едва не падая и держась за вертикальные поверхности, шумно покинул приёмную, отдуваясь и бормоча себе под нос нечто такое, отчего воздух вокруг главного магика Таможни периодически начинал потрескивать, как дрова в камине, и пах озоном. Глянув на застывшую в позе скорбной вдовы Присциллу, Бенуа вздохнул и сочувственно покачал головой: — Я попробую что-то сделать. — Попытайтесь, месье Бенуа. На вас вся надежда! — всхлипнула женщина, проявляющая по отношению к своему начальнику воистину материнскую заботу. — Я не успеваю уносить на утилизацию пустую тару. Вот, сами убедитесь! — она махнула рукой по направлении своего рабочего стола, за которым у стенки на полу действительно скопилась приличных размеров батарея из разномастных стеклянных ёмкостей с недвусмысленно свидетельствующими об их былом содержимом этикетками. Оставив заламывающую руки секретаршу в покое, Лефевр, мягко обойдя её по кругу, открыл дверь, осторожно заходя в затемненное по случаю трагических обстоятельств убежище начальника и с опаской всматриваясь в неясный силуэт за столом. Альфред сидел в кресле и методично переливал содержимое очередной роскошной на вид бутылки в стакан и далее по назначению. У него создавалось ощущение, что занимался он этим довольно продолжительное время, а ещё, что делал это не в одиночку, поскольку смутно помнил какие-то шумовые помехи, то и дело возникающие на грани слышимости. Видимо, Присцилла, добрая душа, решила, что её боссу в его текущем состоянии не помешает компания. В появившегося у него на пороге очередного визитера он вглядывался чуть дольше и пристальнее обычного. Что-то в затуманенном мозгу подсказывало, что на сей раз стоит обратить на навязанного ему собеседника толику больше внимания, чем на всех предыдущих. Возможно, даже вместе взятых. — Не думал, что ты все ещё будешь здесь, — мужчина постарался придать своему голосу фирменной язвительности, но вышло сипло и довольно жалко. Сам он списал это на то, что раздосадованный разорением своей вотчины Рамси таки подсыпал ему мышьяка в очередную партию коньяка. Впрочем, стоявший в проёме входной двери Лефевр на шпильку в свой адрес никак не отреагировал. Он вообще ничего не делал, кроме того, что стоял и пялился с нечитаемым выражением на слишком умильном для выбранной им профессии лице. — Или ты как раз зашёл отдать мне на подпись свое заявление по собственному желанию? — Альфред усмехнулся, смазанно качнув бокалом в руке и расплескав на стол больше половины содержимого. — Похвально. Это больше, чем удосужился сделать Ску. Но ты все равно можешь скрутить его и засунуть себе в задницу! — Нет, — едва слышно отозвался Бенуа, сражаясь с внезапной сухостью во рту. — Я много думал об этом… — Превосходно! — патетично перебил его шеф, одним махом допивая остатки бурбона. — Знал, что ты можешь! — Я решил, — упрямо продолжил француз, отчаянно краснея, но не позволяя себе замолчать, — что останусь. С тобой. С последним произнесенным аналитиком словом его шеф удивлённо распахнул глаза и, казалось, даже малость протрезвел, ответив на прозвучавшее заявление неожиданно серьезно: — Признаться, я впечатлен. — Уйти сейчас было бы неправильным, — настойчиво произнёс Лефевр, пытаясь понять, издеваются над ним или нет. — Жалость? — вздернул бровь Ал. — Нет. Я пришёл к выводу, что покидать тебя в данной ситуации — предательство. — Как и многие из моих поступков, без сомнения. Удивительно, что ты готов их оправдывать. — Альфред печально усмехнулся. — Не иначе тоже моё тлетворное влияние. — Я в своих словах уверен! — насупился Бенуа, становясь неотличимо похожим на обиженного подростка. — Что ж… — с внезапный воодушевлением протянул шеф, неловко выуживая из недр своего стола ещё один хрустальный бокал и наполняя его сразу на три пальца. — В таком случае я непременно должен услышать, какие же именно причины побудили юнца из бенедектинского монастыря, отказавшегося от пострига, чтобы вступить в организацию, убеждения и идеология которой противоречили всему, во что он верил, и чьим делом жизни было спасти все наши заблудшие души от Геенны огненной, столь кардинально изменить мнение. Дергано кивнув, Лефевр сел в предложенное ему кресло и трясущейся рукой ухватился за протянутый бокал. Залпом отпил содержащуюся в нем жидкость. Посинев, едва не выплюнул, но все же проглотил и принялся кашлять — все под пристальным взглядом Альфреда. Наконец аналитик сумел открыть слезящиеся глаза и, перестав задыхаться, хрипло выдавил: — Ты на многое открыл мне глаза. — А ты этому рад? В идиотизме, друг мой, есть своя притягательная простота. Я вот знаю почти все на свете, но счастья мне это не приносит. — Рад. И не могу вспомнить ни одного случая, чтобы ты действовал в ущерб кому-то из нас. Особенно Скугге, что бы он сейчас ни думал по этому поводу. Так что мне, полагаю, остается лишь смириться и беспрекословно верить тебе, раз уж так вышло, что кроме меня это сделать больше некому. — Тебя даже не смущает, что я в приступе людоедства отдал несчастного ангела на съедение своему заклятому врагу? — Андрас поступил не лучше, — не желая отступать, парировал аналитик. — И по его словам, это был единственный способ. У тебя, очевидно, тоже. — Это не делает мой поступок лучше, — со странной интонацией в голосе протянул Альфред, словно надеясь, что его разубедят. — Не делает, — вместо этого подтвердил Бенуа. — Хуже он его тоже не делает. Шеф едва заметно усмехнулся одними губами: — И это говорит тот, кто еще вчера подозревал меня едва ли не в измене. — Ты… Когда ты понял? — Лефевр, вопреки собственным обещаниям самому себе, что будет строгим и непоколебимым во время разговора, отчаянно покраснел и судорожно отпил еще бурбона. — И… не злишься? — Злюсь? — неподдельно удивился шеф. — С чего бы? Да я был бы оскорблен, если бы не сумел привлечь таким образом ваше внимание. И изрядно разочарован, кстати. Даром, что ли, я оставлял вам такое количество подсказок? — Развлекался? — немного пьяно хмыкнул Лефевр. — Проверял. Не рассчитывал же ты, что у подобного рода знаний не имеется своей цены? — Но ведь у тебя есть целый штат… — не удержался Бенуа, хотя изначально давал себе установку ни в чем не обвинять начальника, с мотивами которого, он, как ему казалось, после длительных раздумий сумел примириться. Видимо, исполнять данные самому себе обещания было не его сильной стороной. — Верные тебе люди. Многие с тобой рядом не один десяток лет. Неужели ты так боялся с самого начала играть с открытыми картами? — Открытые карты тем и плохи, — по-мальчишески хихикнул Ал, разливая по новой порции в оба стакана. — В них любят подглядывать! А некоторые мои секреты слишком древние, чтобы кто-то из вас мог до конца понять их смысл и не наделать глупостей. — Кстати! Когда Зорка упомянул про твое настоящее имя… — неуверенно дернулся в своем кресле окончательно захмелевший Лефевр, но умолк из-за хохота Ала. — Ну конечно! С тем же успехом он мог помахать красной тряпкой перед мордой быка, да? И каков итог твоих изысканий? — Я затребовал и изучил все имеющиеся в нашем архиве материалы по древнем народностям и их богам, вымышленным и доказанно существовавшим. — Неужто действительно все? — искренне ужаснулся шеф. — Большую часть этой информации в архив поместил лично я, но даже мне не довелось прочесть всего, что там написано. — Да, Альфред, — медленно кивнул француз и задержал дыхание как перед прыжком в ледяную воду. — Или вернее будет сказать «Локи»? В кабинете повисла тягостная тишина, во время которой уличенный начальник буравил напряженным взглядом своего старшего аналитика, после чего так же молча разлил по третьей. И лишь отставив под стол опустевшую бутылку, с усмешкой протянул: — Оч-чень неплохо, мой мальчик. Действительно впечатляет. И каково это, находиться в одном кабинете с отцом лжи? — Странно, — признался не ожидавший столь быстрого подтверждения своей догадки Лефевр. — Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не завалить тебя как минимум сотней вопросов. Ты же… Боже, ты ведь древнее целых цивилизаций! Я столько всего хотел бы узнать… — Бенуа ценой огромной внутренней борьбы заставил себя умолкнуть и продолжить с вдвое меньшим энтузиазмом в голосе: — В остальном же… Все нормально, полагаю. Мы ведь не играем в карты или что-то типа того. Так что я вроде как в безопасности? — В последнюю фразу француза против его воли закрались вопросительные интонации, отчего новоявленный король обмана заливисто рассмеялся: — Вне всяких сомнений, друг мой. И да, если уж считаешь, что я настолько старый, что рискую рассыпаться и устлать все вокруг песком, можешь задать парочку наиболее интересующих тебя вопросов прямо сейчас, пока ещё есть возможность. — Я вовсе не считаю, что ты… — вскинулся аналитик и тут же утих, чувствуя, как снова начинают гореть щеки и шея, что, разумеется, не могло скрыться от внимания шефа, который бы наверняка не преминул вбить еще один гвоздь в гроб его гордости. Поэтому Бенуа постарался затолкать поглубже собственные эмоции и поспешно сменил тему: — Скугга. Как ты намерен с ним поступить? — А вот этого я, пожалуй что, не знаю. Думаю, что не буду делать ничего. — В ответ на изумленный взгляд и готовые сорваться с языка возражения подчиненного Альфред, или вернее уже будет сказать Локи, пояснил: — Видишь ли, я уже достаточно долго держал на привязи собственного внука. Пора бы ему начать действовать самому. — Вну… ка? — Лефевр ошалело икнул. Начальник подтвердил: — «Скугга ден Варга» с одного из древних языков переводится как «Тень Волка». Знаешь, у народа оборотней, созданного моим сыном, существовала традиция — им за жизнь давалось три имени: первое — родителями при рождении, оно считалось сокровенным и не предназначенным для чужих ушей; второе — шаманом деревни, его юный воин получал в день совершеннолетия и с ним имел право жениться, третье же он брал сам, когда впервые побеждал врага. Найдя Ску в его сгоревшей деревне, я вернул ему жизнь, вложив в него уцелевшую частицу души поверженного Фенрира, и я же дал ему новое имя, невольно предопределив таким образом его судьбу, поскольку больше этого сделать было некому. Теперь его черед выйти из тени и отыскать самого себя. Третье имя ему предстоит искать в одиночку. Пораженный новой информацией Бенуа решился заговорить лишь через несколько минут, осторожно подбирая слова и чувствуя себя канатоходцем над пропастью: — Но то, что Зорка сказал про него… Что он — оружие для борьбы с Ипостасью… — Всего лишь домыслы Эйдена, сообразные его пониманию жизни, — довершил Локи. — Не спорю, взбесившуюся Ипостась действительно может победить тот, в ком есть ее часть. Но это — вряд ли причина держать Скуггу рядом с собой, не считаешь? В конце концов, нынешняя Ипостась, как ты мог заметить, мертвее мертвого, а его помощь мне совершенно не потребовалась. — Тогда… последний вопрос! — решился Бенуа. — Зорка… Кем он был? — Все тем же маленьким самовлюбленным пиздюком, каким когда-то и родился, — хмыкнул Локи, задумчиво покачивая бокал и любуясь отблесками колышущейся в нем янтарной жидкости. — Некоторые изъяны, как видно, не в состоянии исправить даже могила. А может просто Фрея со своей гиперопекой, доходящей до маразма, была отвратительной матерью. Так или иначе, второе рождение Бальдр использовал явно себе не на пользу. — Бог весны? — пораженно выдохнул Бенуа. — Но… почему? — Потому что боялся умирать? потому что забыл, для чего нужен? потому что чертов трус? — громыхнул Локи, сверкая на Лефевра синими искрами в глазах, но так же быстро успокоился, пояснив: — Малыш, большинство богов — обычные паразиты, не ценнее кольчатых червей. Они так же требуют, чтобы их кормили, и подвизаются там, где все прекрасно функционировало и без них. Бальдру всего-то и нужно было, что раз в полгода отправляться в царство Хель, давая зиме вступить в права на землях смертных. Но самовлюбленному придурку очень уж не хотелось прерывать попойки и оргии, по шесть месяцев блюдя мораль и пробавляясь беседами с покойниками. И тогда он наплел без памяти любящей его мамаше, будто было ему видение, что следующий его поход в Хеймдаль станет для него последним. Ну а что было дальше, ты, я думаю, уже прочитал из дневников Метатрона. Я вмешался, подстроил появление лишней дырки в башке идиота, после чего впал в немилость и один из немногих пережил Рагнарек. Бальдр, к сожалению, тоже как-то сбежал из чертога владычицы смерти, благо та моими стараниями была немного занята. А сбежав, паршивец решил посвятить вновь обретенную жизнь уничтожению меня и всех, кто подвернулся бы ему под руку. Набрал себе группу поддержки, выждал некоторое время и принялся пакостить. Как-то так. Одна лишь польза от всей его возни! — усмехнулся бог, подводя итог своему рассказу. — Он выбрал удачное место, чтобы вторично окочуриться: Эдему не повредит хотя бы одна весна в пару столетий. — Я… — Лефевр, когда стихли последние слова шефа, с усилием сглотнул, пытаясь хоть как-то сформулировать беспорядочные мысли, прямо сейчас устраивающие карнавал, праздничный салют и ярмарку выходного дня у него в голове. — Я очень признателен, что… Что ты поделился этим со мной. Локи равнодушно пожал плечами: — Не стоит. Ты и представления не имеешь, на какой геморрой подписался. Кстати, следует ли мне напоминать, что поделился я всем этим только с тобой, а не со всей Таможней разом? Так что можешь начинать придумывать, что расскажешь остальным. — Что-нибудь придумаю! — с энтузиазмом подростка во все тридцать два зуба улыбнулся польщенный француз. — Я, само собой, не отец лжи, но врать умею! Да! — спохватился он. — Почти забыл! Я же хотел предупредить, что в главном холле планируется небольшое празднество. Как-никак, мы уберегли мир от очередного конца света, ребята хотят это отметить. Может зайдешь? — Похвально, — согласился шеф, откидываясь в кресле и окончательно расслабляясь. — Своего присутствия обещать не стану. Мне, я полагаю, положен некоторый период хм-м-м… реабилитации после всего случившегося, но не вижу поводов для возражений. И, Бенуа… — Локи мучительно долго смотрел в свой бокал перед тем, как продолжить, — спасибо. На секунду застывший как сидел Лефевр мог бы поклясться, что эта краткая благодарность относилась к предложению посетить их пирушку в самую распоследнюю очередь, но развивать мысль счел неблагоразумным, ограничившись кивком: — Не за что, шеф.***
— Ты мерзавец, ты знаешь? — женщина чуть резче, чем следовало, дернула бинт, заставив своего подопечного зашипеть от боли. — О да, моя дорогая, самый большой во вселенной. Самый большой во вселенной! — Ты обещал мне, что не откликнешься на зов Абаддона! — О да! — И все равно пошел за ним! — А, это просто — я соврал! Я ведь демон. — Ты несносный болван. Не шевелись, я должна обработать рану. А ведь я поклялась еще после первого твоего ухода, что не прощу тебя до конца жизни! — Прости, — покорно опустил голову мужчина. — Я боялся, что мое присутствие рядом будет представлять для тебя опасность. Привязанность демона — страшное бремя. — Тогда почему вернулся? — Подумал, что мое отсутствие будет грозить для тебя еще большей опасностью. Прощаешь? — И не подумаю! То кафе в Париже все ещё работает? — Да. Пару лет назад у них были некоторые трудности с количеством посетителей после смерти Франсуа, но сейчас их дела обстоят весьма неплохо. Делом занялся его сын, а я помогаю им время от времени в обмен на небольшие услуги. — Услуги? Опять твои козни? — Ничего подобного. Я всего-то и попросил назвать в твою честь те пирожные, которые ты так любила. — «Корнели»? Какая пошлость! Ничего иного я от тебя не ожидала! Закажешь мне два? — Разумеется. — Хорошо, но мне нужно быть с моими девочками к вечеру! Слышишь?! — Мы успеем, моя дорогая!***
В сияющей белизной и какой-то овеществленной, почти осязаемой на языке стерильностью комнате стоял мужчина в деловом костюме и напряженно вглядывался в открывающуюся ему из окна девяносто седьмого этажа Эмпайр-стейт-билдинг панораму. На вид хозяину лишенного всякой вкусовой вариативности кабинета можно было дать лет тридцать-тридцать пять, добавив, что оный, со своей идеальной укладкой, пронзительным взглядом серо-голубых глаз и сидящим на нем как вторая кожа костюмом по цене целой швейной фабрики, невероятно, просто-таки возмутительно красив. Однако красив той самой красотой, какая присуща лощеному, элитному и высокооплачиваемому по причине отсутствия у него всякой человечности адвокату, отбирающему ваш дом за долги. Внезапно акт созерцания оказался прерван негромким шорохом со стороны высоких, почти до потолка, дверей кабинета, выкрашенных изнутри во все тот же, очевидно чрезвычайно модный в этом сезоне, белый цвет, и в помещении появился еще один мужчина. Этот, несмотря на явно приложенные усердия, выглядел все же не так презентабельно, как первый. В своем сером смокинге поверх черного атласного жилета, круглых очках в дорогой оправе на слегка крысином лице и огненно-рыжей шевелюрой, залитой лаком до стадии монолитной массы, вошедший мог претендовать разве что на звание верного помощника и секретаря, коим собственно и являлся. — Милорд! — его голос был не менее крысиным, чем лицо, но принадлежал определенно крысе откормленной, довольной жизнью и способной до смерти закусать любого сунувшегося к ней кота. — Мы нашли! Обсерватории в Чили зафиксировали пролет трех метеоритов над территорией центральной Африки. Один взорвался в воздухе, два предположительно приземлились в лесах на территории Руанды и Танзании. Туда направлены поисковые отряды. — Прекрасно, Рагуил, — с мягкой улыбкой отозвался владелец кабинета. — Известно, кто именно?.. Вопрос повис в воздухе, но этот секретарь не был бы на своем месте, если бы не умел понимать даже не озвученных вопросов. А иногда и не подуманных. — Иегудиил, ваша светлость. Он всегда был слабее. Должен ли я подготовить вашу речь? — На тему? — изящно изогнув бровь, переспросил мужчина, на сей раз изрядно озадачив своего помощника. — Хм-м… Полагаю, триумфального возвращения двух наших братьев? Кому сообщать подобные новости, если не лидеру всего сообщества, блистательному Рафаилу? — грубая лесть была вплетена во фразу отточенным до автоматизма движением мысли. — Люди любят красивые символы. — Возможно... Вот только я не уверен, что нашим, как ты выразился, братьям удалось вернуться. — Я правильно вас понял? — названный Рагуилом секретарь деловито поправил очки, цепко следя за каждым микроскопическим жестом своего хозяина. — Видишь ли, — Рафаил позволил себе покровительственную улыбку и отступил на пару шагов от окна, подходя к своему письменному — разумеется белому! — столу. — Я всегда пребывал в сомнении на счет этой затеи. Глупо вверять все свои надежды в руки тех, кто находится так далеко и, более того, однажды уже потерпел сокрушительную неудачу. В качестве символа они способны увековечить лишь наше поражение, но как скрытый ресурс… — В таком случае я предупрежу наших агентов и приступлю к формированию списков подходящих кандидатов? — понятливо поинтересовался помощник, получив в ответ благосклонный кивок. — Приступай.