Пожалуйста, только живи

      Миллер встретил его на подходах к маленькому палаточному лагерю — там жили те, кто пришел с уцелевших частей Ковчега позже приземления, и кому не хватило места в корпусе станции и новостройках. «Временное» — оно и есть временное, рано или поздно все тут получат свое нормальное жилище, как обещал Кейн, и пока в его словах сомневаться не приходилось. Строительство шло полным ходом, и уж если Мерфи с Эмори свой домик получили, значит, и всем достанется.       У последней, ближайшей к ограде — как и их дом — палатки из грязноватого брезента толкались и смеялись в голос четверо пацанов, лет по десять-двенадцать.       — Опять они тут, — поморщился Миллер. — Гоняю, гоняю...       — Эй, выходи! — донеслись до них крики. Мальчишки забавлялись, подпрыгивая у закрытого полога палатки.       — Хорошая собачка, выходи, я тебе ошейник принес!       Мерфи передернуло. Как бы то ни было, но освобожденному из тех клеток человеку слушать такое... Хорошо, что он не понимает английский. Но насмешку и издевку поймет и по интонации. Будто мало ему досталось у тех живодеров.       — Эй, я кому сказал, не появляться тут! — рявнул рядом Миллер, ускоряя шаг.       Пацаны кинулись врассыпную, и один из них — тот, что махал в воздухе самодельным пластиковым ошейником, — не сориентировался и побежал зачем-то в их сторону, спохватился, но поздно; Мерфи его настиг парой прыжков, поймал за запястье руки с зажатой в пальцах полоской пластика и развернул к себе.       — Еще раз узнаю, что ты над ним издевался, и я этот ошейник тебе в задницу запихну, на всю длину, — пообещал он самым ледяным своим голосом. — Чтобы сам понял, как это весело. Пошел вон!       Миллер подошел, глядя вслед улепетывающему мальчишке, сказал с сомнением:       — Он еще ребенок, зачем так-то...       — Как — так? — искренне изумился Мерфи. — Я его даже не пнул, пальцем не тронул, просто пообещал сделать с ним то, что делали с этим землянином. Ему же от этого весело — ну вот пусть похохочет.       Ребенок. И что, ребенок не должен понимать, где можно приколоться, а где уже не нужно? Ему не два года, он уже вполне все осознает... Да, Мерфи не педагог, и объяснять как следует не умеет. Но надо было что-то предпринять, раз Миллерово «я ж вам сказал!» не работает.       Миллер вздохнул, вроде соглашаясь, и добавил:       — Это они Джаспера с компанией наслушались. Те поначалу тоже пытались упражняться в остроумии. Им-то я быстро все объяснил, а этим — не вышло. Я не знаю, как объяснять. Им все же лучше таких вещей пока не знать.       Мерфи не был уверен, что тот прав, но возражать не стал. С одной стороны — верно, он вот узнал почти в их возрасте, и это ему чуть всю жизнь не испортило. А с другой — он просто не от тех людей узнавал. Показать-рассказать те смогли, а вот объяснить, что это ненормально и плохо — нет, потому что для них-то это все было нормальным. И для самого Мерфи долгое время тоже было нормально издеваться над другими. Но сейчас-то они с Миллером уже в состоянии донести, что вот такое бывает, и это не просто плохо, это ужасно, и так нельзя с людьми...       — Ты только не пугайся, — начал Миллер, направляясь к палатке, и Мерфи вздохнул:       — Меня сложно напугать, Нейт, — сказал он привычно. — Я столько всего видел, что не знаю, чем меня можно удивить.       — Он меня не пускает убраться, и сам, конечно, ничего не делает. И мне так и не удалось его заставить помыться. Такое чувство, что он воды боится, и света тоже. Сидит в углу, от всех шарахается, только что не рычит. Пацаны собачкой-то не просто так дразнятся.       Мерфи покачал головой. Похоже, все именно так и плохо, как он опасался.       — Кларк его перевязать и осмотреть смогла потому, что он поначалу вообще почти в отключке был и слабый совсем. А когда в себя пришел — на второй раз и ее не подпустил. Да я сам боялся подходить... Она пыталась с ним говорить, и по-английски, и на земном... бесполезно.       — Ты говорил, ему хуже стало сейчас, — уточнил Мерфи. — Если подойти даже нельзя, ты это как понял?       — А он есть перестал. Уже четыре дня. А со вчера и воду не забирает. Я флягу с посудой полные приношу — и на следующее утро нахожу все нетронутым.       Совсем нехорошо. Если так пойдет, то еще дней пять, а то и меньше, и будет у них еще один труп. Или землянин и правда заболел всерьез, или, что хуже, спятил окончательно, и просто перестал понимать, что вот это — еда и вода.       Ладно, пора сделать то, за чем пришел. Если он сам не справится, тогда пойдет к Кларк, надо будет подумать о том, чтобы гостя усыпить, перетащить в лазарет и там внутривенно попробовать кормить, что ли. И все это надо провернуть побыстрее, потому что чем дольше Мерфи возится в Аркадии, тем больше шансов, что даже если Беллами и найдется, он будет вот в таком же состоянии.       В палатке царил полумрак — солнце уже встало, и сквозь брезент проникал рассеянный свет. Еще на входе Мерфи прошибло затхлостью спертого воздуха и непередаваемым ароматом, воскресившим старые детские кошмары: запах давно не мытого тела и многодневного неубранного дерьма, не выветривающийся никакими усилиями запах, накрепко связанный в его сознании со смертью, безысходностью и жутким ощущением собственной беспомощности. Да, Миллер был прав, хоть и не то имел в виду: это способно было напугать даже Мерфи. По крайней мере, в первые секунды. Потом-то он взял себя в руки, постаравшись абстрагироваться от запахов, и Миллер, застывший за спиной, ничего не заметил.       Осмотревшись, Мерфи наконец различил в дальнем от двери углу фигуру человека, который словно стремился слиться с брезентом, почти уткнувшись лицом в стенку и обхватив себя руками, будто замерзал или пытался унять дрожь. Одежды на нем не было, по крайней мере, от входа казалось, что — совсем.       — Я ему принес одежду, так она до сих пор здесь в углу лежит, — тихонько вздохнул Миллер, не двигаясь ближе. — Каким мы его оттуда вытащили, так он и сидит. Может, он вообще не помнит, зачем одеваться нужно?       И вот как с ним, с таким? Его бы для начала успокоить, объяснить, что Мерфи не причинит ему вреда, а потом заставить хоть воды выпить... а разбираться с нюансами можно и потом.       — Дай воду, — шепотом сказал он и протянул руку назад, к Нейту, не оборачиваясь; дождался, пока тот вложит в нее флягу, и пошел вперед — медленно, как к дикому оленю подбирался.       В паре шагов от землянина он остановился и негромко сказал на триге:       — Не бойся меня, я друг.       Звук его голоса, хоть и тихий, произвел эффект: человек в углу дернулся, словно его кнутом ударили, еще сильнее сжимаясь в комок, — и тут Мерфи в тусклом свете различил плохо заживающие шрамы на обнаженных, покрытых коркой грязи плечах, именно от кнута. Их пытались промыть, но не довели дело до конца. Эх, Кларк, вырубить надо было, раз не давался, ну как же ты его вот так бросила... Хотя они все и не такое переживали, конечно. Но их и не доводили до такого состояния неделями или месяцами, как этого человека.       — Я... мы тебе не сделаем больно, — стараясь говорить как можно мягче, продолжил Мерфи. Все потом, сейчас надо только достучаться до спутанного сознания этого несчастного, чтобы он хотя бы бояться перестал, сколько можно. — И другим не дадим. Ты в безопасности, понимаешь?       Он шагнул еще ближе. Заставил себя отвести взгляд от шрамов. Отсюда уже можно было немного подробнее разглядеть самого гостя: судя по всему, тот не намного старше их с Нейтом; волосы невнятного от грязи темного цвета почти доставали до плеч спутанными и скрученными в сосульки засаленными прядями; у него еще оставались широкими плечи и спина, хоть и понятно, что парень здорово исхудал за время плена и за последние дни здесь без еды; тяжело, как у загнанной лошади, ходили бока, будто он не сидел в палатке две недели, а только что бежал до той палатки из самого Полиса; грязные пальцы с обломанными и ободранными до крови ногтями — по коже пополз холодок: на правой руке не хватало ногтей на указательном и большом. Мерфи хорошо помнил, как это делается, помнил и боль, и собственный ужас, когда такое проворачивали с ним самим.       Он поставил флягу на пол, опустившись рядом с землянином, и застыл неподвижно, чтобы тот привык к его присутствию.       — Я тебе помогу. Ты сможешь отсюда уйти. Я помогу добраться домой. Тебя наверное ищут, ты нужен дома, — он с трудом подбирал слова, потому что и на родном-то языке уже не знал, что надо говорить, а тут еще и словарный запас от волнения резко уменьшился.       Парень дернулся снова и вроде бы помотал головой, издав странный звук — то ли стон, то ли сквозь зубы промычал отрицание. Он не хотел, чтобы ему помогали?       И тут Мерфи показалось, что землянин вовсе не спятил. Скорее, наоборот. Отлежался, пришел в себя, осознал, что с ним случилось, во что его превратили, и его накрыло. Он не просто так от всех прячется — он не хочет, чтобы его видели, говорили с ним, не хочет отсюда выходить, и домой, где бы его дом ни был, не хочет возвращаться. И от еды и воды он отказался потому, что жить не хочет тоже, а иначе себя убить не получится в его состоянии, и сухая голодовка — самое простое. Вот черт... Все стало сложнее, если такое еще возможно.       — Эй... Мы поможем тебе, — повторил он уже громче: если парень его не боится, значит, пусть слушает. — Никто из твоих не узнает, где ты пропадал. Я помогу тебе придумать историю, другую, получше настоящей, знаешь, как я сочинять умею... Ты сможешь вернуться, и никто не узнает, мы тоже никому никогда не расскажем.       — Джон, он по-английски не понимает, — тихо сказал от двери Миллер, и Мерфи понял, что последнюю тираду выдал на английском. Хотел было исправиться, и вдруг увидел, что плечи парня начали крупно вздрагивать, будто от плача. Но звуки, которые донеслись до Мерфи, говорили о другом: тот смеялся.       Все-таки спятил, что ли? И что теперь делать?       А делать что-то было надо, потому что у землянина, похоже, начиналась истерика, настоящая, бурная, с неуместным смехом, переходящим в слезы и судороги, и это грозило лишить его последних сил. Мерфи инстинктивно подался вперед, обхватил трясущиеся плечи, стараясь оторвать его от брезента, чтобы взглянуть в глаза, плеснуть водой в лицо, дать напиться...       Ему это удалось. Удалось развернуть бьющегося уже почти в припадке парня, тот судорожно вскинул руки — хотел прикрыть лицо, и не успел. Мерфи за какую-то секунду увидел одновременно все: сальные сосульки волос, лезущие в глаза, сомкнутые ресницы, слипшиеся от едва заметных из-за обезвоживания слез и той же грязи, которой тот был покрыт с ног до головы, искаженные в смехе-плаче черты... Проступающие сквозь засохшую кровь и грязевые потеки на переносице и вокруг глаз непокорные веснушки. И клочковатую неровную щетину, почти бороду, скрывающую нижнюю часть лица, но волшебным образом обходящую знакомую ямочку на подбородке.       Чертова сущность, когда он просил «пусть будет живым, и неважно, как» — он же не настолько «неважно» имел в виду!       Преодолев слабое сопротивление, Мерфи притянул его к себе, обхватил обеими руками, чувствуя, как самого начинает бить дрожь, закрыл глаза и принялся раскачиваться всем телом, как будто ребенка баюкал, большого, тяжелого и любимого ребенка. Он не мог сказать ни слова, не мог перестать качаться, не мог разжать рук и не мог поверить, что нашел; потерял счет времени, не соображая, где находится, забыв, что человек в его объятиях вообще-то умирал от истощения, не помня про то, что они тут не одни, и не ощущая, как стекают по щекам слезы.       В чувство Мерфи привело движение у входа — Миллер, наверное, ничего не понял, и теперь не знал, что ему делать: убегать, помогать, звать на помощь или что-то еще.       — Дай воду, — повторил просьбу Мерфи, потому что рук разжать не мог, даже чтобы дотянуться до фляги, оставленной чуть поодаль.       А мысли уже вернулись и выстраивались в план, хоть его самого все еще и потряхивало. Миллер нужен, в одиночку тут не справиться, но больше пока никому ничего не надо объяснять, только Миллеру и Эмори. Она тоже нужна, потому что Мерфи здесь Беллами не оставит, вообще больше не оставит, никогда. Эмори сама говорила, что в их домике можно и втроем жить, — ну, поскольку пока третьим они не обзавелись, это место еще свободно. Она поймет, она должна понять...       — Я помогу, — сказал Нейт рядом, и в объятиях Мерфи дрогнул притихший было Беллами.       — Я сам, — торопливо сказал Мерфи и все-таки освободил одну руку.       Поить человека, который хоть и слабо, но сопротивляется, одной рукой оказалось нелегко. Помогли наконец прорвавшиеся слова, которые Мерфи бормотал прямо ему в ухо, чтобы слышали только они двое. Столько нежностей у него даже для Эмори никогда не придумывалось, а тут как водопад открылся, откуда все эти обороты всплывали-то... Видимо, от неожиданности Беллами и поддался. Сперва вроде бы неохотно, а потом и сам рукой с покалеченными ногтями за флягу ухватился — наверное, распробовал и отказаться уже просто не мог.       Пока он жадно глотал воду, Мерфи поднял голову, с трудом оторвав взгляд от этого зрелища. Миллер встретился с ним глазами, и стало ясно, что объяснять не надо, тот все-таки уже понял, узнал сам — то ли тоже наконец в лицо внимательно посмотрел, то ли по поведению Мерфи дошло, но факт.       — У тебя есть рация? — спросил Мерфи тихо. — Дай мне.       Нейт молча протянул черную коробочку, не спрашивая — зачем, а Мерфи той самой свободной рукой выбрал канал — умница его девочка, что рации тогда для них достала, — и нажал кнопку:       — Эмори? — Дождался ответа и попросил: — Знаю, что не хочешь, но ты очень мне нужна. Приходи к палаточному лагерю у ферм, крайняя палатка у ограды.       Пока Эмори шла, они с Миллером решили, что сейчас Мерфи уладит вопрос с жильем, а потом Нейт пойдет и принесет сюда носилки, потому что сам Беллами не сможет толком идти, совершенно незачем его напрягать сейчас, да и отбиваться от любопытных по дороге так проще будет.       — Я выбью для нас большую душевую, чтобы горячую воду дали, на полчаса... нет, лучше на час, — предложил Миллер, и Мерфи кивнул — там будет удобнее, чем в маленькой кабинке у них около дома, все равно там вода еще не нагрелась, потому что ее грело солнце, которое только что встало.       Беллами молча слушал их тихий разговор, выронив из ослабевшей руки пустую флягу, отвернув лицо так, что носом почти утыкался в плечо Мерфи, словно сдался, полностью доверился их решению. Это почему-то било почти до новых слез, так что Мерфи старался не смотреть, только отложил рацию и свободной рукой осторожно гладил слипшиеся волосы, успокаивая хотя бы его.       — Только, Нейт... — вдруг спохватился Мерфи, когда они уже все обсудили. — Если бы Белл хотел, чтобы вся Аркадия знала, что он здесь, Аркадия уже знала бы.       — Я догадался, — тяжело кивнул Миллер. — Ничего, справимся и так.       — Никто ничего не узнает, пока ты сам не захочешь вернуться, — сказал Мерфи, склонившись ниже к Беллами и снова обнимая его обеими руками, словно боялся, что тот исчезнет. — Никого к тебе не подпущу.       Он чувствовал, что зубами будет грызть любого, кто хоть пальцем потянется.       — Никого, — подтвердил Миллер, и тут снаружи раздался голос Эмори:       — Джон?       Мерфи вздохнул.       — Белл, она нам нужна. Ей придется все объяснить, но она тоже умеет молчать. Да и рассказывать ей особо некому... Хорошо?       Он дождался почти незаметного кивка и отозвался громче:       — Я здесь, подожди, выйду к тебе.       Ему очень не хотелось выпускать Беллами и оставлять тут на полу, но звать Эмори в этот тлен не хотелось еще больше, хоть от этого он может ее уберечь.       Выбравшись наружу, Мерфи покачнулся: так ударил по глазам свет и по обонянию — свежий воздух, в котором даже обычный запах удобрений с ферм казался ароматом цветов, после спертого ужаса палатки.       — Джон, ты в порядке? — Эмори подхватила его под руку, встревоженным взглядом прожигая лицо.       — Теперь — да, — отозвался он. Пришлось все-таки опереться на нее, пока органы чувств медленно приходили в норму, а в голове прояснялось. — Эмори, ты только не ругайся сразу, послушай меня... я никуда не пойду больше.       — Я бы и не стала на это ругаться, — с облегчением выдохнула она, но он еще не закончил:       — Я никуда не пойду потому, что мне больше незачем его искать. — Он выпрямился, отстранился от Эмори, поймал ее вопросительный взгляд и решительно поставил точку: — Я его нашел.       Мерфи опасался, что ему придется объяснять, убеждать, спорить, может, в конце концов они разругались бы, и кому-то из них пришлось бы искать другое жилье — хоть он и надеялся, что его девочка все поймет, но противоположный вариант все равно обдумывал, ведь стопроцентно ни в ком нельзя быть уверенным. Уверен Мерфи был только в себе: Беллами он не бросит ни за что. По крайней мере, вот прямо сейчас не бросит, даже если сам Беллами будет отказываться, орать и отбрыкиваться, хотя это утопия, он сейчас руки-то толком поднять не может. Потом, когда придет в себя и захочет вернуться к остальным, как скажет, так и будет, но сейчас — нет.       Эмори внимательно изучила его лицо, молча и сосредоточенно что-то обдумывая, а потом просто сказала:       — Я достану третий матрас, Элли на складе работает, она поможет. Только кому-то придется спать на полу.       Мерфи не удержался. Качнулся к ней, крепко обнял и поцеловал, жадно, но не страстно, а благодарно и с совершенно диким по силе чувством облегчения. Отпустил и сказал, чуть задыхаясь:       — Только не говори Элли, что это он. Белл не хочет, чтобы кто-то знал... ну... понимаешь...       — Понимаю, — твердо сказала Эмори, протянула руку и нежно коснулась его щеки, стирая коварно скатившуюся слезу — да что он как девчонка опять! — Мы всем скажем, что это оказался мой... наш знакомый, пусть его зовут Сет, и мы не можем его вот так оставить, забираем к себе.       — Сет. Пусть будет Сет. А как объяснить, почему ты раньше...       — Потому что была трусливая дура, а ты вернулся и все исправил, — так же твердо ответила она. — И вообще это правда. Если бы я пришла к нему раньше, когда Нейт звал, может, все не получилось бы так. Короче, я на склад и все устрою дома.       — Мы с Нейтом сперва с ним в душ, потом принесем к нам, — торопливо сказал Мерфи, пока она не ушла. — И он голодает пятый день, с едой бы...       — Он голодает значительно дольше, — вздохнула Эмори. — Я знаю, какую сейчас нужно еду, я приготовлю.       Она убежала, а Мерфи сразу не смог заставить себя вернуться в палатку. Пока он топтался у входа, оттуда вынырнул Нейт.       — Я слышал, — сказал он с ноткой восхищения в голосе. — Повезло тебе с женой. Я бы Брайана дольше уговаривал. И да, это идея — сказать, что он ее друг. Сет. Я запомнил.       Нейт ушел воплощать планы насчет душа, а Мерфи вернулся внутрь. Со второго захода оказалось не так страшно — больше потому, что он знал, к кому и зачем идет, и это было важнее всего.       В душевой Мерфи пришлось пережить еще один шок — что-то совсем нервы разболтались: когда он смывал с лежавшего на деревянной лавке Беллами слои грязи, крови и черт знает чего еще, постепенно становилось четко и ясно видно, во что за какие-то полтора месяца превратилось прежнее загорелое мускулистое великолепие, которым Мерфи все же всегда слегка восхищался. Не завидовал, но восхищался — просто он умел ценить красивое, и не только в девушках. А теперь вид этого еще недавно сильного и здорового тела вызывал в нем только одно: желание убивать. Убивать тех, кто довел до этого, кто посмел так издеваться над Беллом, кто сделал его таким. Ну и еще одно желание — обнять и не выпускать, чтобы защитить, успокоить, вернуть уверенность и равновесие, которые его в Беллами тоже всегда восхищали. Но обниматься было некогда, вода скоро отключится, а ему еще волосы отмывать.       Миллер, оставшийся сторожить снаружи, постучал условным стуком и впустил Эмори. Та принесла большое полотенце, о котором они с Нейтом не вспомнили, и расческу. Мерфи подумал, посмотрел на лежавшего с плотно закрытыми глазами Беллами, и разрешил Эмори подойти. Она закусила губу, но ни слова не сказала, просто помогла справиться с отросшей перепутанной и перепачканной гривой волос — всякое косметическое бритье и стрижку отложили на потом, не до мелочей сейчас, и вообще пусть сам решает, может, ему и так будет хорошо, — помогла закончить с мытьем, вытереть, завернуть в полотенце и уложить на носилки снова.       По дороге от ферм до станции и от станции до дома им не помешали, хотя любопытные взгляды встречных Мерфи отмечал. Он был готов поклясться, что Эмори предусмотрительно не только Элли на складе поведала о своем вновь обретенном приятеле Сете, да и Миллер не просто так воду горячую выбивал, тоже, небось, «открыл тайну», потому и вопросов пока не возникало ни у кого.       В доме Эмори решительно указала в сторону кровати. На пол она перетащила их с Мерфи постель, и тот не мог не оценить: им все равно, где обниматься, а Беллу сейчас нужно самое комфортное, что можно придумать, и спать на полу в понятие «комфорт» для него после всего пережитого вряд ли входит.       Процесс знакомства Беллами с едой Эмори целиком взяла на себя. В первый момент тот от нее тоже пытался шарахнуться, так что Мерфи хотел вмешаться, и только решительный жест «погоди, не мешай!» Эмори его притормозил. А спустя пять минут она каким-то чудом сумела и сесть рядом, и приобнять за плечи, и что-то ласковое наговорить, так что Беллами расслабился и позволил ей устроить его поудобнее на подушках — они подложили все имеющиеся, чтобы ему было не трудно сидеть в постели, ведь есть лежа проблематично. А потом тихими уговорами она заставила его и пару ложек какого-то овощного пюре проглотить.       Когда Беллами уснул, Эмори помахала руками — мол, иди, решай проблемы, а тут я посижу, все будет хорошо, — и Мерфи вышел наружу. Она права, решать надо. Надо дойти до Кейна, объяснить про «приятеля Эмори» и то, что сам Мерфи уже никуда не пойдет, ведь круг замкнулся и Беллами не нашелся... на этом месте надо будет постараться сделать как можно более мрачное лицо. Потом навестить лазарет — овощи овощами, но дополнительные витамины Беллу точно не помешают, а в лазарете есть препараты для инъекций в подобных случаях, он знал. Придется, правда, поговорить с Кларк, но ради Белла он сможет это сделать спокойно и без выяснения «как ты его до такого состояния довела, доктор Гриффин». А вообще он и поработать должен, наверное, — обещал же, что вернется и отработает.       У входа снаружи обнаружился сидящий на траве Миллер, который оставил их втроем сразу после того, как помог уложить Беллами на кровать.       — Тебя что, в Страже не ждут? — поинтересовался Мерфи, вдруг почувствовал, что самому посидеть не мешает, и опустился рядом.       — Я сказал, что задержусь.       Миллер головы не поворачивал, смотрел куда-то вдаль, и по его лицу Мерфи не мог сказать — о чем тот думает, а думал он напряженно.       — Нейт?       — Я его чуть не убил, — с трудом выдавливая каждое слово, отозвался тот. Ему явно не очень легко далось это осознание, но молчать он не хотел. В другое время Мерфи пожал бы плечами и забыл, что ему до чужих угрызений совести, но Нейт говорил о Белле. И больше ему не с кем сейчас поговорить, даже с Брайаном нельзя. — Мы все его чуть не убили. А ты оказался прав. С самого начала.       — В итоге именно ты его и спас, — возразил Мерфи. — Если бы махнул рукой, как остальные, не достучался бы до меня — тем бы все и кончилось... Но ты достучался. Потому что не смог на него наплевать, кто бы он для тебя тогда ни был.       Не то чтобы он хотел работать психологом, но к Миллеру действительно чувствовал благодарность. Сперва тот вытащил Беллами из живодерской деревни, а потом заботился о нем, ну уж как мог, и добился того, чтобы его спасли окончательно... Нет, на фоне всех остальных Нейт точно все сделал правильно, насколько сумел.       — Мне просто надо было присмотреться. А я шарахался так же, как все.       — Все мы несовершенны, — кивнул Мерфи и нехотя поднялся: пора, все-таки, идти к Кейну, ломать первый из множества спектаклей. — Но хоть и шарахался, а умереть ему не дал именно ты. И хватит ныть. Иди работать, не привлекай к нам лишнего внимания.       Миллер тоже встал на ноги.       — Хорошо. И, Джон, если вам что-то понадобится, я же всегда...       — А у нас вариантов нет, — невесело усмехнулся Мерфи в ответ. — Не парься, если что — у нас есть только ты, так что быстро от нас не отделаешься.       — Спасибо! Я зайду вечером, ладно? — вдруг расцвел улыбкой Миллер, хлопнул его по плечу и пошел к воротам, не дожидаясь ответа.       — Ладно, — буркнул себе под нос Мерфи и направился в сторону станции, готовясь к разговору.       Разговор прошел продуктивнее, чем Мерфи опасался. Он ждал двух вещей: разноса за самовольный перевод гостя-землянина с одной окраины Аркадии на другую и разочарования с упреками «ну вот, а я в тебя верил» — за безрезультатную трату «сил, времени и ресурсов» на поиски. Однако Кейн его удивил. Про землянина он, казалось, даже вздохнул с облегчением.       — Я должен был сам проследить, но положился на Миллера...       — Ну он и справился! — горячо перебил Мерфи. Еще не хватало, чтобы Нейту потом досталось. — Он все сделал, как надо, просто решил не дергать вас и Кларк, у вас и так дел по горло. Мы сами все устроили.       Тут он кривил душой, потому что на самом деле обвинял и Кейна, и Кларк, и всю Аркадию в том, что случилось тут с Беллами, но говорить об этом сейчас просто глупо и ненужно. Наоборот, надо заставить всех успокоиться и считать, что все нормально, чтобы выиграть время, все наладить и вернуть Беллами в норму, а там он сам разберется, кто в чем виноват, и важно ли это ему вообще.       А про поиски Кейн вздохнул, и почему-то сразу стало ясно, что он все это время просто позволял Мерфи самому убедиться, что его метания бесполезны, и искать уже некого. А теперь все вроде как встало на свои места, и бунт прекратился за неимением причины бунта. Мудро по сути, хоть и ошибочно по итогу.       — Мне жаль, — только и сказал Кейн вслух. — Я, правда, хотел бы, чтобы ты оказался прав...       Они все так говорят и думают. Но почему-то никто его не поддержал. Все только хотят. А в итоге Белл чуть в самом деле не умер, пока они его дружно хоронили и оплакивали от всего сердца.       Не стоило об этом сейчас думать.       — Я по дороге встретил людей, — вспомнил Мерфи, чтобы отвлечься. — Они много интересного рассказали о наших соседях. Я потом проверил — не врали и почти не присочиняли.       Видя, что его слушают, и внимательно, он сжато, но по существу пересказал то, что узнал от Анты и что знал сам. Кейн мрачнел на глазах, а когда Мерфи умолк, сказал неожиданно:       — Я не должен был отпускать тебя одного, ты мог пострадать.       Пока Мерфи переваривал это внезапное откровение, тот продолжил:       — Догадываюсь, что когда ты об этом услышал, ты решил, что Беллами именно так и попался... Это тяжело. Наверное, это будет звучать ужасно, но ему все-таки повезло, что он встретил пум, а не этих нелюдей.       Мерфи не удержался и несогласно покачал головой. Не потому, что канцлер снова ошибся — Беллу в этом не повезло, — а потому, что не мог согласиться с самим предположением, что смерть лучше.       — Умереть всегда паршивее всего, — сказал он вслух, потому что Кейн смотрел вопросительно, и нельзя было ему дать хоть тень подозрений, что Мерфи знает больше, чем говорит. И еще потому, что это — одна из немногих непоколебимых истин, которую он сам выгрыз, с кровью, его твердое убеждение, не раз спасавшее ему жизнь. — Смерть — это конец тебя. Любой плен, любые пытки лучше, потому что они всегда заканчиваются, и в итоге все можно пережить и перетерпеть. Но пока ты жив, есть шанс выбраться и жить дальше. Всегда. Я знаю, о чем говорю, канцлер.       Кейн вдруг положил руку ему на плечо и крепко сжал пальцы.       — Да, — жестко отозвался он, а под его взглядом Мерфи вдруг стало жарко — на него давно никто так не смотрел, понимающе и с уважением. — Ты — знаешь. И ты прав, Беллами наверняка думал бы так же.       Думал бы. Пока не потерял бы последнюю надежду на то, что сможет вернуться и жить дальше. Пока эту надежду не убили бы те единственные люди, без которых Беллами себе не представлял жизни вовсе. Он не Мерфи, не волк-одиночка. Сила Беллами всегда заключалась в его людях, в его стае, в том, что он мог для них всех сделать. И там, в плену, он наверняка так долго продержался именно на мысли, что когда-нибудь сможет к ним вернуться. А они здесь в нем быстро убили эту надежду, он ведь решил, что они не примут его таким, каким его заставили стать, — и потом больше не думал, что смерть хуже всего. Потому что это для Мерфи смысл жизни в самой жизни. А для Беллами он всегда был в чем-то большем. И теперь мало вернуть ему жизнь. Надо вернуть ему ее смысл.       Эта мысль так оглушила, что конец разговора с канцлером Мерфи плохо осознал. Кажется, тот еще говорил о том, что Мерфи все сделал правильно, и что ничего не надо отрабатывать двойными сменами, просто надо вернуться к работе, и ему и Эмори, и пусть Сет — кто? а, Беллами... — живет с ними, пока не наберется сил, чтобы или уйти, или стать одним из них.       — Спасибо, — выдавил Мерфи, когда Кейн замолчал и явно ждал ответа. — Я пойду, ладно?       — Конечно. И не волнуйся, про похищения я запомнил. Мы обсудим это на Совете, и Индру пригласим... мы во всем разберемся. Это теперь и наши леса, и наш мир, нам и нашим детям в нем жить. Спасибо, что поднял эту проблему.       — Пожалуйста. — Мерфи поднялся и торопливо вышел, не думая, как это выглядит.       С Кларк вышло не так гладко, но тоже вполне эффективно.       Свои претензии к ней Мерфи постарался забить поглубже, когда вошел в лазарет, где она сидела за столом Эбби, изучая какие-то ее записи на листках пластика. На приветствие она подняла голову, и только измерив визитера прохладным взглядом с ног до головы, произнесла:       — Привет. Не думала, что вернешься.       «А кто сказал, что я вернулся?» — проглотил Мерфи упрямо-глупое, а вслух сказал:       — Я закончил дело и вернулся.       Кларк сжала губы, но не сказала ничего, на что он мог бы сорваться. Она сказала другое, что немного разрядило обстановку:       — Мне жаль.       «Я бы хотела, чтобы ты оказался прав», — подумал Мерфи и словно услышал эхо:       — Не представляешь, как бы я хотела, чтобы ты оказался прав, а мы все нет. Спасибо.       — За что? — немного даже опешил он.       — За то, что не сдавался, и глядя на тебя многие из нас не верили, но надеялись, как и я. За надежду спасибо.       Слова, слова, красивые слова...       — Я заходил к Кейну, — с усилием вернулся он к тому, с чем пришел. — Он сказал, что мне можно вернуться к работе. Так я здесь нужен?       Брови Кларк взлетели вверх:       — Конечно, нужен, что за вопрос? Эмори помогает, но мы не все можем сделать сами. Ну и... мама просила, чтобы я тебя не выжила отсюда.       Мерфи невольно усмехнулся: Эбби хорошо знала дочку.       — А зачем она уехала? — вырвалось у него. Хотелось еще спросить «когда вернется», но это прозвучало бы подозрительно — то ли он не хочет работать с Кларк, что сейчас почти правда, но ей этого знать не надо, то ли соскучился по Эбби... что тоже правда, но вот этого точно знать не надо вообще никому, даже ему самому.       — А, ты ж не знаешь... — Кларк отложила листки, снова сжала губы, на лице ее отразилась тревога, так что и Мерфи тоже слегка напрягся. — Мама и Рейвен одновременно начали страдать головными болями. У них пару недель назад начались какие-то галлюцинации, у Рейвен вообще судороги пару раз случались. Они и поехали с Джексоном на остров к Джахе, там в лаборатории высокотехнологичное медоборудование... ну, ты понимаешь.       Мерфи не знал, но догадывался, что в тех краях много чего могло быть, раз уж Бекка Прамхеда основала там свое гнездо.       — У обеих, оказывается, случился инсульт. Мы пришли к выводу, что это связано с тем, что они оказались единственными, кого от ALIE отключали насильно. Ну, словно аварийное отключение компьютера. Остальные-то пережили простое отключение программы, а их вот так... и часть кода ALIE осталась в их мозге и планомерно его разрушала.       Мерфи как ошпарило. На секунду он забыл обо всем, потому что потерять одновременно Эбби и Рейвен внезапно оказалось очень страшно, так же страшно, как и потерять Беллами...       — Они нашли решение! — Кларк заметила, как изменилось его лицо, вскочила, оказалась рядом, схватила за руку, и ему даже не захотелось ее отнимать. — Они уже в порядке! Мама просто хотела недельку понаблюдать за развитием ситуации, и как только они убедятся, что все в норме и мозг восстанавливается, они вернутся. Они живы, обе, все хорошо!       Мерфи заметил слезы, выступившие у нее на глазах, и подумал, что ей все это время было хуже, чем ему. Он верил, что Белл жив и он его найдет, и все это время упрямо пер к цели, ему некогда было убиваться от горя, а она похоронила друга — свою правую руку, своего рыцаря, — и тут же чуть не потеряла подругу и мать одновременно... он-то в этом шоке всего пару секунд пробыл, а она тут две недели с ума сходила в одиночку.       Он вздохнул и сжал пальцы Кларк.       — Ну, если все нормально, чего ты реветь собралась? — грубовато спросил он, но Кларк не обиделась, улыбнулась так, будто это не она встречала его взглядом из холодильника десять минут назад. А потом вдруг ткнулась лбом в его плечо и глуховато сказала:       — Видишь, ты мне нужен.       Мерфи вздрогнул. То же она говорила Беллами. Ну уж нет, он ей не рыцарь!       — Мы с Эмори забрали к себе того землянина, что Миллер с ребятами из плена спас, — бухнул он. Хватит о постороннем, у него дело есть.       — Да? — переспросила Кларк, выпрямляясь и отступая на шаг — почувствовала, что время трогательных объяснений закончилось. — И как он?       Не стоило ей спрашивать так равнодушно. Мерфи почувствовал, что снова заводится.       — Хреново, — ответил он жестко. — Умирал от голода и от того, что у него раны не закрывались. Кто-то его недоперевязал две недели назад, и потом ни разу не изволил заглянуть и проведать.       — Его что, не кормили? — проигнорировала Кларк наезд на себя.       — Почему же, Нейт исправно ему еду таскал. Только парню так плохо стало, что он решил, что лучше уж умереть, и есть отказался. Под конец и пить — тоже. Если бы мы с Эмори его не забрали, у вас скоро получился бы еще один покойник.       Кларк вспыхнула от «еще один» и отвела взгляд.       — Он меня сам подпускать отказался, — тихо, но упрямо сказала она. — Пришел в себя как раз когда я за его спину принялась. Оттолкнул, в угол забился, и все. Я не смогла больше подойти. Миллер видел.       — А поговорить ты с ним не пробовала? Узнать, кто он, откуда, погладить, просто за руку подержать, в глаза посмотреть, убедить, что он в безопасности, что тебе можно доверять... Это было так сложно? — плохо, все-таки сорвался.       — Да я пыталась! — А теперь она тоже начала злиться, и он даже поверил, что говорить она честно пыталась. — Он меня не понимал, ни английский, ни тригедасленг! Чуть что не рычал и не кусался, когда я к нему хоть шаг делала. Его этот страх убивал сильнее царапин на спине! И смотреть в глаза тоже не помогло, он не соображал ничего...       — Так ты ж и не пробовала ему в глаза взглянуть, — перебил Мерфи. Ему вдруг стало легко и свободно, неуверенное чувство вины перед Кларк уступило место убежденности в собственной правоте. Зачем она врет? Ей кажется, это мелочь, подумаешь — играла она с гостем в гляделки или нет... Только это вот как раз самая не-мелочь из всего. — Ты даже не попыталась, ты и в лицо-то ему не смотрела ни разу. Небось испугалась или противно стало. Или пофиг.       — Откуда ты знаешь, что я пыталась или нет? Тебя вообще тогда в Аркадии не было!       Он знал. Просто знал и все. Потому что если бы Кларк разок своему пациенту в глаза или хотя бы просто в лицо, пока он валялся без сознания, посмотрела — она не смогла бы не узнать. Но она не смотрела. Ей это было не нужно — зачем, чтобы перевязать руки и ноги, не обязательно глаза разглядывать. А Белл тогда понял все по-своему: что Кларк все равно, что ей вообще не особо приятно его касаться, — и хорошо если он только так подумал, а не решил, что она узнать узнала, но таким он ей настолько противен, — и это оказалось то самое, что потом лишило его смысла выживать. Если уж он не нужен своей принцессе, кому он вообще может быть нужен... черт. Все же не так, она не о нем думала тогда, о матери волновалась, боялась ее потерять, все просто так совпало, но Белла так измучили, он находился в таком состоянии, когда рассудок вообще не работает и всякий бред может стать реальностью, особенно если в этом бреду воплощаются самые большие страхи... Кларк так и не поняла, что сделала. И он не будет ей объяснять. Не сейчас.       — Ты права, — как можно спокойнее сказал он. — Меня не было. Ты осталась одна и тебе было страшно. Но теперь тебе не страшно и я здесь. А ему по-прежнему нужна помощь.       — Что я могу сделать? — она тоже успокоилась, правда, по другой причине — решила, что он действительно признал ее правоту, и почувствовала себя нужной.       — У Эбби в запасах есть инъекции витаминных комплексов для особых случаев нервного и физического истощения. Это то, что сейчас с... с Сетом и происходит.       — Сет? Он вам уже имя сказал?       — Он знакомый Эмори, — мотнул головой Мерфи, вспомнив, что эту часть легенды еще не поведал. — Так что она сейчас тоже вся в шоке и чувствует себя виноватой, что раньше не дошла до него сама... — Тут его осенило, что это можно использовать: — И ей нужна пара свободных дней, чтобы помочь освоиться у нас, а в помощи он нуждается почти постоянно, так что я пока за двоих поработаю, ладно? А она побудет с Сетом.       — Хорошо, — кивнула Кларк и направилась к шкафчикам с препаратами. — Я дам тебе этот комплекс... сейчас посмотрю... — она открыла дверцу, нашла нужную полку, помолчала и продолжила: — Дам пока пару. Сегодня и завтра вечером делаешь укол, это внутримышечное. А потом позовешь меня, я его осмотрю, и...       — Нет! — Наверное, он ответил слишком резко, пришлось объяснить: — Не надо, он все еще пугается всех, кроме нас с Эмори и Нейта. Рано. Скажи, что тебя будет интересовать, я его сам осмотрю и все расскажу.       Кларк легко согласилась. Совесть ее отпустила так же быстро, как и поймала, потому что Мерфи одной фразой снял с нее всю ответственность и избавил от необходимости снова приближаться к землянину, который стал ей теперь вдвойне неприятен — и сам по себе, и тем, что она, как врач, его чуть не убила своим равнодушием. ***       В перерыве Мерфи забежал домой, проведать ребят. Непривычное беспокойство «а вдруг что случится?» не позволило просто доработать до вечера. Наверное, именно так люди волнуются о детях. А вдруг куда влезут, а вдруг упадут, а вдруг подерутся, а вдруг выйдут из дома и уйдут в неизвестном направлении... Понимал, что глупо, но предпочел не заниматься самоуспокоением, а просто дошел до дома, постучался условным перестуком, услышал негромкое «заходи!» и вошел.       Конечно, никто никуда не ушел, ни во что не влез, ниоткуда не упал и тем более не подрался. Беллами спал или просто лежал с закрытыми глазами, Эмори возилась с посудой на столе — готовила еду.       — Не шуми, — так же негромко сказала она, не отрываясь от своей работы. — Как все прошло?       Мерфи дошел до кровати, несколько секунд изучал исхудавшее бородатое лицо с темными кругами под сомкнутыми ресницами, плотно сжатые губы, тревожные морщинки на лбу и между бровей, потянулся убрать волосы, упавшие на глаза, но побоялся разбудить. Вздохнул и отошел, чтобы не тревожить спящего своим изучающим взглядом. Положил на стол шприц-пистолет и две упаковки с капсулами лекарства.       — Нормально. Кейн мудр и добр, Кларк деловая и переживает. Вот, пожертвовала две дозы витаминов всяких... вечером сделаю ему укол. А ты сегодня и завтра сидишь дома. — Он тревожно взглянул на Эмори, но та не возразила. — Ну, просто неожиданно подвернулся случай договориться, нам же все равно надо, чтобы с ним кто-то побыл пока... Ты там одна месяц почти работала, теперь моя очередь. А потом попробуем меняться, ладно?       Эмори вздохнула.       — В следующий раз сначала спроси меня, — сказала она. — Еще вчера я бы с тобой просто разругалась бы из-за этого. Но...       Что же со вчера изменилось?       — Он не сумасшедший. Ему просто очень плохо, — Эмори снова вздохнула. — А когда я с ним говорю, когда держу за руку, когда по волосам глажу... в общем, ему делается легче. И мне тоже. — Она подняла голову и посмотрела Мерфи в глаза. — Я побуду с ним, сколько надо. Не волнуйся, иди работай. Если что, рация у меня есть, я позову тебя или Нейта. Он, кстати, уже забегал.       Во Миллера совесть заела. До вечера не дотерпел. Так они и будут сюда ходить по очереди, передохнуть не дадут. Хорошо, что их всего двое, кто в курсе... И тут ему вдруг вспомнились утренние мальчишки у палатки Беллами. Когда всем станет известно, что «землянин» теперь живет здесь, некоторые особо наглые начнут и сюда приходить. Ну, те, кому он еще не обещал запихнуть что-нибудь в задницу и кому Миллер еще не успел объяснить, что не надо трогать гостя.       — Закройся на замок, ладно? — сказал он вслух. — У неизвестного землянина тут сейчас друзей нет, кроме нас, а вот желающих пальцами потыкать найти можно. Не хочу, чтобы вам надоедали.       — Хорошо, — спокойно кивнула Эмори. — Я-то не боюсь, но вот Беллами точно лучше их не видеть и не слышать. Я закроюсь.       Еще до вечера Мерфи и правда пришлось ответить на парочку вопросов из серии «что, устроил у себя приют для умалишенных?» и на несколько «вот вы молодцы» от сочувствующих. Его немного радовало осознание, что хотя никто раньше и пальцем не шевельнул, но одобряющих их решение помочь все же больше, чем непонимающих. Хотя, конечно, по всему выходило, что гораздо больше вообще тех, кому все равно. Впрочем, Мерфи не был уверен, что сам заинтересовался бы этим случаем, если бы не его личная вовлеченность в события. Скорее всего, ему тоже было бы все равно. А вот будь на месте Миллера Беллами, он сделал бы так, чтобы не все равно стало всем, — вдруг подумалось ему. Тот никогда не мог пройти мимо несправедливости, по крайней мере, на своей территории, и особенно вот в таких случаях полной безнадеги.       Кларк слушала его короткие разговоры с забегающими по делу и без, но не встревала, и это хорошо, потому что он все еще злился — остаточной пустой злостью, когда в общем-то уже все понятно, объяснено и на самом деле не так страшно, как казалось изначально, но не злиться совсем не получалось. Потому что если бы они с Беллами поменялись местами, тот узнал бы ее еще издалека, каким-нибудь шестым или седьмым чувством, и не позволил бы ей вот так пропасть, в этом Мерфи был уверен. А у нее получилось оказаться рядом, прикасаться к нему, видеть его боль, слышать его дыхание... и ничего не понять и не заметить. Слишком увлеклась своими переживаниями. Да, Мерфи понимал, что это тоже имело значение, но забыть ей этого всего не мог. Потому что сейчас у нее все хорошо, а Беллами лежит пластом и не хочет жить.       Вечером в столовой он захватил еду для себя и Эмори — не чувствовал в себе сил сидеть за общим столом, слушать привычную болтовню всех обо всем, ждать, кто еще подойдет про «благотворительность» поговорить, и все это время думать, как там Беллами.       Уже на подходе к дому он услышал голос Нейта. Негромкий, но злой.       — И иди домой, я скоро буду.       — Нет, я с тобой хочу зайти, познакомиться, — упрямый голос Брайана тоже звучал раздраженно. — Пока это был твой подопечный, это считалась работа. А сейчас что?       — Брайни, не ревнуй! — сказал Мерфи самым расслабленным тоном, какой смог найти. — Это бывший парень Эмори, он натурал и ему сейчас не до шашней с твоим бойфрендом.       Оба развернулись к нему — в сгущающихся сумерках бросилось в глаза, какое облегчение проступило на лице Нейта и как хмурится Брайан.       — А вообще, ребята, шли бы вы отсюда. Я устал, Эмори тоже, наверное, замоталась, а нашему гостю эти крики слушать как-то ни к чему, ему отдыхать надо.       — Иди домой, — повторил Нейт устало. — Я сейчас зайду и вернусь к тебе.       Брайан несколько секунд мерил его горящим взглядом, потом бросил «не задерживайся» и быстро ушел в сторону станции.       — Он не ломился внутрь, — тихо сказал Нейт. — Просто нагнал меня и спросил, почему я не домой пошел... Прости.       — Да за что прощать-то, — пожал Мерфи плечами и направился к дому. — Не ты ж его сюда зазвал.       — Он успел хрень нанести, пока я его в сторону не оттащил...       — Хрень? — притормозил Мерфи.       — Что-то насчет земных шлюх и моей неразборчивости. Джон, я боюсь, в доме все слышали.       Черт... ну, с другой стороны, Белл уже столько всего наслушался, что словом больше, словом меньше — все равно лечить его долго придется.       — Разберемся. Пошли, ты ж зайти хотел. Только не надо извиняться с порога, потому что даже если он и слышал, не стоит это обмусоливать по сто раз, да и что изменится от твоих извинений, ему они сейчас как мертвому припарка... — Мерфи сам поморщился от идиотского сравнения, но уж что сказал, то сказал. — А может, он и не слышал вовсе. Он спит вообще весь день.       Беллами не спал, и от вида его потерянной раздавленности сразу захотелось выйти обратно, найти Брайана и хоть ему морду начистить, потому что Белл явно все слышал и осознал, и потому что наконец можно было реально предъявить хоть кому-то хоть что-то — в данном случае, крошке Брайни как минимум напуганную Эмори, которую вынудили от своего порога бред про шлюх выслушивать... Но он сдержался, потому что драка — это привлечение внимания, а ажиотажа вокруг их дома Мерфи хотел меньше всего. Брайан больше не придет, а вот из-за драки могут прийти другие. Ничего, он справится с поднявшимся внутри гневом, не в первый раз.       — Привет, — буднично бросил он с порога. — Белл, надеюсь, ты уже ужинал, а то я нам еду принес, а тебе такое вредно пока.       — Он ужинал, — отозвалась Эмори после пары секунд тишины, а сам Беллами лишь слегка приподнял ресницы, еле взглянув в их сторону. Но все же — взглянул! — Спасибо, а то я так и не выбралась в столовую сегодня.       — А я просто так зашел... узнать, не надо ли чего. Привет, — подал голос Нейт. — И это... Брайан просто меня ревнует к каждому столбу последнее время. Ему везде всякое мерещится.       Он тоже понял, что их ругань в доме слышали, и не смог-таки сдержаться... Мерфи вздохнул и успокаивающе — больше для Беллами — перебил:       — Да ну, брось. Мы понимаем. Семейная жизнь — она такая.       Эмори еле слышно фыркнула и вдруг спохватилась:       — Нейт, ты ведь выходишь в лес?       — Да, — удивленно, но с видимым облегчением ответил тот.       — Беллу скоро нужно будет нормальную еду готовить. Еще пара дней на овощах, а потом перейдем к мясу, но не сразу... короче, нужна птица, свежая и желательно каждый день. Я здесь, у дома на костре все сварю, но вот само мясо... не хочу просить на кухне.       — Я понял! Какую птицу нужно?       Пока Эмори объясняла оживившемуся от появившейся возможности помочь Миллеру, из каких птиц лучше готовить выздоравливающим бульоны, Мерфи делал вид, что слушает, а сам исподволь наблюдал за Беллами. И ему совсем не нравилось то, что он видел. Абсолютное безразличие и мимолетная легкая гримаса отвращения, единственная реакция на прозвучавшее пару раз собственное имя.       Мерфи едва дождался, когда Нейт закончит получать инструкции и поймет, что ему пора. Тот оказался на удивление сообразительным и свалил довольно скоро, не забыв попрощаться с Беллами отдельно, на что тот почти не отреагировал, но хоть снова глаза поднял на долю секунды, словно проверял — а с ним правда всерьез говорят?       — Джон, давай поедим, и я унесу посуду, мне еще к Элли надо забежать, — напомнила ему о себе Эмори.       Ели они быстро и почти без разговоров, только Мерфи передал привет от Кларк, а Эмори в ответ попросила его принести воды — теперь им неплохо бы иметь в доме воду дополнительно, раз у них тут почти полностью лежачий гость. Потом она вскочила, собрала посуду, пошла к выходу, у порога обернулась и сказала, обращаясь к Беллами:       — Я ненадолго, скоро вернусь. Хорошо?       Дождалась неуверенного кивка и только тогда вышла, прикрыв за собой дверь. Мерфи повернул за ней замок, словно поднял мост в крепость, постоял, подумал и пошел к кровати. Он понимал, что между ними возникла стена неловкости, сразу, как только Белл пришел в себя и осознал, кто и как с ним возился последние сутки. Поначалу-то ему было все равно, главное, что с ним обращались ласково и не причиняли боли. А потом он же все осознал — и что это Мерфи, который его вот таким видел, и что ему неизвестно, сколько Мерфи знает, и страшно, что тот может узнать больше...       — Белл, — тихо позвал он, чувствуя, что может совершить сейчас большую ошибку, но почему-то казалось, что неизвестность для того хуже всего сейчас. Он думает, что подробности его плена — тайна, которая его тяготит, и одновременно он надеется, что никто никогда не узнает всего... Ну, всего — не всего, но так уж вышло, что здесь его тайна давно известна. И он должен понять, что в этом доме его любым примут, он любым тут нужен, и, если только сам потом не оттолкнет, Мерфи больше никогда его не оставит.       Головы Беллами не поднимал, разок глянул исподлобья, не позволив разглядеть глаз толком, но Мерфи знал — он слушает. Опять брезгливо скривились губы и досадливо дернулись плечи. Раньше Мерфи подумал бы, что это на его голос он так передергивается, но сейчас знал: нет, это не на него направлено.       Он подошел ближе и решительно сел рядом на кровати, лицом к Беллами. Положил свою руку на его, безвольно застывшую на одеяле, на ту самую, с перебинтованными пальцами.       — Белл, я все знаю, что с тобой произошло... — Тот напрягся, закаменел и лицом и телом, и глаз уже вовсе не поднимал. Хотелось заткнуться, но нет уж, начал, значит надо договорить. — Знал еще до того, как тебя в той палатке увидел. До того, как Нейт объяснил, где вас нашли. Мне о таких живодерах много чего рассказывали местные, а Эмори даже показала разок издалека. Она тоже знает... Слушай, когда все решили, что ты умер, я не верил. Я был убежден, что ты именно в это вот все и вляпался, и хотел вытащить, дико боялся, что не успею. Я же тебя искал, знаешь... — Голос дрогнул, и Мерфи досадливо мотнул головой. — Только я не там искал. Не с той стороны начал. Я бы мог тебя найти раньше, чем Миллер, но меня понесло в противоположную сторону... Мне вообще надо было забить на все и идти сразу самому, ну и пусть меня не взяли в поиск, надо было самому с самого начала, не ждать, пока они...       Нет, все, что сейчас требовалось действительно сделать, так это остановиться, ведь вылетающие из него слова, по сути, как раз то, что он запрещал говорить Нейту — ну не нужны сейчас Беллу эти извинения, какая ему разница, что Мерфи чувствует себя виноватым идиотом, что он понимает, как подвел, что все могло быть не так, он мог все исправить, но не сумел, и теперь это из-за него, из-за его «не взяли — ну и ладно, пусть сами побегают» все вышло так, как вышло, и Белл теперь лежит тут и смотрит таким взглядом, как будто уже умер, а ему спокойно полежать в гробу не дают... Стоп, а вот это уже совсем ни к чему.       — Я не дам тебе умереть, понял? — оборвал себя Мерфи диким усилием воли. — И Эмори не даст. И Нейт. Ты нам нужен. — Неважно, что он и половины не сказал того, что в нем кипело, важно было сказать другое: — Я тебя все-таки нашел. И не отпущу. Тебе придется жить дальше.       Беллами, наконец, вскинул на него взгляд потемневших глаз, и Мерфи обрадовался, потому что это был живой взгляд, хоть и наполненный скепсисом.       — В этом доме тебя никто ничего заставлять делать не будет. Только то, что тебе захочется. Хочешь валяться сутками в постели — на здоровье. Хочешь встать и попрыгать по комнате — только скажи, мы выстроимся по стеночке, чтобы не мешать...       Он добился усмешки. Настоящей, живой усмешки!       — ...Хочешь, я тебе котенка принесу, — вдохновенно нес Мерфи, уже не очень контролируя мысли — только бы Белл продолжал слушать и понимать, — пушистого такого, он мурлыкать будет... хочешь, буду каждый день лесные ягоды для тебя собирать, пока они есть, — вкусно же. Хочешь жить тут отшельником, чтобы никто о тебе не знал — так и будет, хоть всю жизнь. Захочешь кого-нибудь еще из ребят увидеть — только скажи, я приведу и молчать потом заставлю...       Еще одна усмешка! Ну вот ты уловил, да, — что захочешь, все твое, что я смогу достать. Кроме одного.       — Я тебе только одного не позволю хотеть: сдохнуть. Понял?       — Зачем?       Мерфи аж задохнулся. Это было первое за последние полтора месяца осмысленное, обращенное к нему слово, сказанное глухим и слабым, но нормальным голосом Беллами Блейка.       — Что? — тупо переспросил он — больше чтобы успеть собрать мысли, чем не понимая; все он понял.       — Тебе это все... зачем? Котенок, ягоды... сдохнуть.       Мерфи осторожно, чтобы не задеть больные пальцы, сжал его руку в своей и тихо ответил то, что никогда не сказал бы, будь Беллами в норме. Да он до этой простой мысли и не дошел бы, не случись всего того, что случилось:       — У меня не получилось жить без тебя. Просто... не вышло. Не знаю, что было бы, если бы я тебя не нашел.       Он и правда уже не знал. Нет, не умер бы, конечно, он же самый живучий таракан Аркадии. Может, когда-нибудь даже смирился бы. Они с Эмори родили бы ребенка, может, даже сына, и может, даже назвали бы его Беллами, и Мерфи жил бы дальше. Только представить себе это сейчас он не мог. Как огромная пустая дыра на месте этого всего. Вроде понятно, что там, внутри, но ничего не видно и не ощущается.       Беллами хмыкнул. Рука его в ладони Мерфи замерла, не двигаясь, — не вырывал, но и на пожатие не ответил. Может, больно было шевелиться, может, просто не хотел. На всякий случай Мерфи ослабил хватку, потому что даже подозрение на «больно» его сейчас пугало.       — А котенок... зачем?       — Правда принести? — переспросил он с какой-то даже для себя самого внезапной надеждой. — Я найду!       — Не надо... Можно, я отдохну? — вдруг спросил Беллами, закрывая глаза и, кажется, мгновенно засыпая. А руку так и не отнял. И Мерфи выпустил его, только когда в дверь постучала вернувшаяся Эмори.